Эрик Ньюби - Прогулка по Гиндукушу

• Название: Прогулка по Гиндукушу
• Автор: Эрик Ньюби
• Жанр: Путешествия и география

---

Лишь под вечер третьего дня мы нашли в себе силы продолжать путешествие.

Чтобы добраться до южной стороны Мир Самира, надо было обогнуть несколько отрогов. Вверх по Чамарской долине с нами шел таджик, который в результате какой-то удивительной мутации был наделен светлыми усами и розовыми глазами. Оказалось, что этот альбинос -- тханадар (сторож) Навакского перевала. В его обязанности входило охранять путников от грабителей, и он добровольно покинул свой пост, чтобы сопровождать нас.

Чамарская долина -- сравнительно широкая и намного более живописная, чем Дарра Самир. Трава радовала глаз обилием оттенков зелени, всюду цвели огромные мальвы. На склонах стояли кибитки кочевников, паслись овцы.

Около семи часов мы сделали короткий привал в деревушке Дал Лиази, горстке каменных лачуг. Отсюда хорошо была видна дорога на Навакский перевал и гору Урсакао, коричневую, с тонкими языками снега.

Чем выше, тем суровее становился пейзаж, реже попадались кибитки. С окружающих скал нас дружно освистывали сурки; Кони поминутно останавливались, привлеченные горькой полынью, которую они поедали в огромном количестве.

На шестом часу ходьбы мы увидели устье большой, накрытой облаками долины, простирающейся на запад.

-- Восточный ледник,-- сказал Хью.-- Теперь нам осталось немного. Жаль, что пасмурно.

В этот миг облака стали рассеиваться, и вот уже нашим взорам предстала большая часть северного склона Мир Самира, включая Китайскую стену, а также и снежный конус вершины. К ней по гребню отрога вел как будто вполне проходимый путь. Мы повеселели.

-- Только бы подняться на гребень, а там уж дойдем! Скользящие вверх по склонам рваные облака напоминали' дым; казалось, Мир Самир горит. Подул леденящий ветер и до

нес глухой рокот падающих камней. Не долина, а поле битвы; с которого валькирии унесли всех убитых. Несмотря на жару, нас пробрала дрожь.

-- Если южный склон неприступен,-- сказал Хью,-- можем>

попытаться отсюда. Пока что мы-пошли дальше по своему маршруту. Впереди с

Крутой осыпи срывался водопад. Мы поднялись рядом с ним,

обогнули восточный отрог Мир Самира и очутились в верхней

части Чамарской долины.

До чего же мал человек! Справа открывался в;;д на южный фасад Мир Самира: восточный отрог, словно каменная стена, усыпанная сверху битым стеклом; снеговая вершина; ледник, который летняя жара заставила отступить к самой горе; морены -- каменистые пустыни; верхний луг, прорезанный широкой речкой, вбирающей в себя множество ручейков. Южный гребень -- плечо Мир Самира -- круто вздымался до высоты пяти тысяч метров, потом так же круто спускался, переходя в отрог, который тянулся на восток, замыкая верховье долины. За гребнем лежал юго-западный ледник, где мы бродили впустую несколько дней н-азад.

-- По ту сторону,-- Хью, повернувшись, указал на отвесную стену,-лежит Нуристан.

Последние кибитки остались на лугу перед водопадом, а здесь стояла лишь убогая каменная лачуга, крытая дерном. Она принадлежала вождю таджикской деревни Шахр-и-Буланд, которую мы миновали по пути. В лачуге жил пастух, сын вождя. Когда мы, еле волоча ноги, ступили на огражденную камнями площадку перед лстовкой, он вышел навстречу и подал нам миску кислого молока.

Полдень... Ослепительное солнце... Спасаясь от него, мы нырнули в расселины и будто очутились в ящиках каменного секретера.

До самого вечера мы отдыхали, перебираясь из расселины в расселину по мере того, как нас настигало солнце. Хью читал "Собаку Баскервилей", я зубрил грамматику кафирского языка, единственную серьезную книгу в экспедиции, если не считать справочника по альпинизму. (Наша библиотека редела с угрожающей быстротой, так как нашла себе, увы, совсем иное при-менение.)

"Ноутс он зе Башгали (Кафир) Лэнгвидж" -- так назывался труд, составленный в 1901 году полковником Девидсоном с помощью двух кафиров из племени башгали. Помимо теоретической части, книга содержала ряд упражнений, Я тщательно прятал ее от Хью: он весьма пренебрежительно отзывался о моих попытках научиться персидскому языку. Впрочем, это и в самом деле было не так-то просто, если учесть мой возраст -- тридцать шесть лет -- и то обстоятельство, что у таджиков, с которыми

меня свела судьба, было свое собственное представление о том, как следует произносить те или иные слова.

Приобретая грамматику, я собирался втайне заучить побольше кафирских фраз и поразить Хью, когда мы встретимся с пародом. Но у нас было столько других дел, что до сего дня книга пребывала на дне одного из бесчисленных тюков. Только сейчас я обнаружил ее в рисе, который купил на рынке в Кабула.

Прочитав одну тысячу семьсот сорок четыре сентенции и их перевод на английский язык, я получил несколько неожиданное представление о повседневной жизни кафиров-башгали.

-- Штал латта вое ба падре у претт ту наштони мрлош

Знаешь, что это такое?..

(Теперь все равно было поздно потрясать Хью своим умением вести непринужденную беседу с местным населением.)

-- Что?

-- На языке башгали это значит: "Если у тебя давно понос, ты непременно умрешь".

-- От этого изречения нам мало толку.-- Его гораздо больше занимал Конан-Дойл.

-- А вот еще, послушан. Билугх ао на ни: н'па билош. Это значит: "Не пейте много воды, иначе вы не сможете долго путешествовать".

-- Не мешай.

Но я продолжал читать вслух, пока Хью, который никак не мог сосредоточиться, не перешел в другую расселину.

Иные дебюты, которыми кафиры-башгали начинали свои беседы, буквально потрясли меня. "Ини аш птул п'мич е манчи мришт вариа'м" -- "Я увидел утром труп в поле". "Ту чи се бисс гур бити?" -- "Давно у тебя зоб?" Или вот: "Иа джук ной ба-зисна прелом" -- "Моя дочь -- невеста".

Даже самые обиходные фразы и замечания ошарашивали непривычного человека как обухом по голове. "Ту тотт багло пил-тиа" -- "Твой отец упал в реку". "И нон ангур аи; ту та дутС ангур аи" -- "У меня девять пальцев, у тебя -- десять". "Ор манчи айо; бури аиш кутт" -- "Пришел карлик, просит еды". На за : явление "Иа читт битто ту ярлом" ("Я собираюсь убить тебя")' следовало отвечать: "Ту билугх ле бидива манчи ассиш ("У тебя очень доброе сердце").

Ветер в этой стране явно отличался небывалой силой. "Дум аллангити атсити и сунди басна бра" -- "Налетел порыв ветра и сорвал с меня всю одежду". Природа была суровой и жестокой: "Зхи маре бадист та во айо каккок дамити гва" -- "С неба упал стервятник и унес моего ягненка". Видимо, подобные злоключения сделали местных жителей раздражительными: "Ту билук вари валал манчи ассиш" -- "Ты человек, который говорит; вздор". "Ту каи дуга на ушпе па вич? Ту па вилом!" -- "За что ты пинаешь ногой мою лошадь? Вот я тебя пну!" "Ту иа каи ду

га урен вич? Ту иа орен вишиба о ту ярлом" -- "Чего ты пихаешься? Если будешь пихаться, я тебя прикончу".

Похоже было, что этих людей не расположишь к себе невинной светской болтовней. "То'ст казхир круи п'пти та чук зхи протс ашт?" -- "Сколько черных пятен на спине твоей белой собаки?"-- - На сей вежливый вопрос следовал весьма сдержанный ответ: "Иа круи бробар адр ранг азза: штринг на асе" -- "Она желтая с ног до головы, и у нее нет никаких пятен".

Но, пожалуй, наибольшее удовольствие доставило мне приложение с ссылками на другие книги, в которых говорится о кафирском языке. Так, отрывок из книги Терентьева (М. А. Терентьев. Россия и Англия в Азии. 1875 год, Калькутта, Английский перевод) воспроизводил "Отче наш" на языке болор (диалекте кафиров сяхпош),

"Это не похоже ни на какие образцы диалектов ваигул или башгали, встреченные мною в других книгах,-- озабоченно комментировал полковник Девидсон.-- Диакритические знаки полностью отсутствуют".

Впрочем, несколько дальше, в приложении к приложению, лаконично сообщалось, что, после того как было написано вышеозначенное, известный ученый Гриерсон послал экземпляр перевода профессору Кюну в Мюнхене и тот ответил, что это не-'точная запись молитвы на языке южноафриканских кафров.

ВТОРОЙ РАУНД

Утром мы поднялись пораньше, чтобы к пяти'часам выйти на восточный отрог. Абдул Гхияз напоил нас зеленым чаем, крепким и невкусным.

Мы с Хью были исполнены решимости подняться на гребень отрога, а если удастся, -- и на вершину. Теперь эта решимость кажется мне довольно непонятной. Погонщики провожали нас печальными взорами; Абдул Гхияз спросил, как поступить, если мы не вернемся. (Мы чуть не предложили ему возглавить спасательный отряд, но тут же сообразили, что это было бы бестактностью.) Что ему посоветовать? Идти домой? Нас одолевали зловещие предчувствия.

После нескончаемого подъема сквозь хаотические нагромождения черных глыб мы достигли, наконец, морены у подножья ледника. Нескольких минут оказалось достаточно, чтобы убедиться, что идти по неустойчивым черным глыбам все-таки приятнее; и вот мы уже опять прыгаем по качающимся камням. Местами попадались снежные поля, но небольшие, и мы не стали привязывать кошки. Впрочем, снег оказался достаточно твердым. Упав разок-другой и испытав на себе его твердость, мы связались веревкой.