Михаил Маковецкий - Героин

• Название: Героин
• Автор: Михаил Маковецкий
• Жанр: Иронический детектив

Я, Маковецкий Михаил Леонидович, 1954 года рождения, родился в мирной еврейской семье офицера стратегической авиации Советской Армии. За годы учёбы в многочисленных средних школах (папу переводили на новое место прохождения службы каждые два-три года) проявил себя по разному, но неизменно вызывал смех своих товарищей. Закончил медицинское училище, защищал могучий Советский Союз в качестве фельдшера, закончил медицинский институт, женился и, при помощи супруги, родил двоих детей. До 1990 года проживал в Москве, с 1990 года живу в Израиле. Приехав на историческую родину вновь попал в сумасшедший дом, в этот раз в качестве медбрата, где и работаю по настоящее время. Увлекаюсь службой в израильской армии, в подразделении, куда меня взяли после моих длительных и настойчивых просьб и написанием этой книги в рабочее время.

«Героин» — это шутливый детектив, эротический и правдивый, повествующий о великом героиновом пути, который пролегает по территории России и ведет из Афганистана в западную Европу.

---

Познакомилась я сегодня с ней. Лучше бы Аркадий не соглашался. Когда меня медсестра Гавриловна в отделение завела, она в туалет спряталась. Но я прощаю ее глупые выкрики из унитаза. Ее можно понять — всю жизнь, бедняга, обитала на пальме. А потом, непонятно как, в Россию попала, и окончательно мозгами поехали. Нерусская негритянка, совершенно ненормальная и по-русски почти не понимает. Нашли ее на каком-то чердаке, голую, грязную и всю в сперме. И никаких родственников или документов. Непонятно даже из какой страны ее привезли.

— Ну, вы, Ольга, прямо книгу на тему половой жизни дождевых червей наваяли. Но смахнем пыль с героических страниц истории. Ничего нового вы мне не рассказали, но я заслушался и о своей заторможенной любимой забыл. Что ты там стоишь?

— Вы же меня сами в угол поставили, дядя Ноготь. Чтобы не мешала.

— Ладно, я тебя простил.

Да, листья клена прекрасны, но, все-таки,
Лучше попробуй
Сделать минет мне с зеркалом рядом.

— Только пусть эта тетя отвернется, а то я стесняюсь.

— Отставить, как говорит Хомяк. Чуть позже.

— Я вам потом напомню, дядя Ноготь, что надо сделать, когда эта тетя уйдет. Я себе палец укушу до крови, чтобы не забыть. Увижу ранку — и вспомню.

— Максимальный натурализм и реализм, дорогая Ольга, основа воспитания идеальной возлюбленной. Это еще Макаренко шептал на ушко своим воспитанницам.

— Вы знаете, Ноготь, я бы с удовольствием расстреляла бы вас из бутафорского нагана.

— Не говорите мне так, Ольга. Ведь я возглавляю ту самую организованную преступную группировку, в которую входят, в том числе, и ваш супруг Аркадий, и бригада Хомяка. И, плюс к этому, я безумен. Вы заметили, что, ловя мой взгляд, набожные бабки, которые здесь работают уборщицами, начинают креститься?

— Отпустите мою руку, Ноготь, я все поняла. Прошу вас!

— Убейте в себе негра, Ольга, образцовой возлюбленной вам все равно стать не дано. Да не убегайте, Оля, я пошутил!

— А кто это, дядя Ноготь?

— Это? Это нервная климактерическая женщина — беженка из абортария. У неё дома имеются пять кошек и двадцать комнатных растений, не думай о ней, любимая. Мой член гораздо умнее и воспитаннее ее. По крайней мере, он встает в присутствии женщин. Лучше расскажи мне, моя желанная, почему ты прикусила себе пальчик до крови?

* * *

— Скажите, Николай, какого ваше мнение о Ногте? И, вообще, обо всей ситуации? Вы с медсестрой Гавриловной общаетесь с ним его изо дня в день, ваше мнение самое объективное.

— Видите ли, Аркадий. Я не врач, но, много лет работая санитаром в отделении судебно-психиатрической экспертизы, повидал на своем веку богатейшая коллекцию человеческих отбросов и могу сказать следующее. Понос мерзок и зело вонюч, но как же он освежает с бодуна!

— Да здравствует понос, Николай! Итак…

Ноготь, естественно, человек психически больной. Но это совсем не мешает ему мыслить и принимать решения очень эффективно. Что меня возбуждает.

— В современном мире не меньше возбуждает дама, выражающая согласие путем раздвигания пальцами половых губ.

— Согласен с вами, Аркадий, что положение его скверное. Во-первых, он находится в федеральном розыске, а, во-вторых, его разыскивает Олигарх. Раньше, во времена пожилого следователя, который крышевал Ногтя, все это было не страшно, но теперь все это очень серьезно. Но хочется упомянуть и о положительных и радостных моментах. Я и медсестра Гавриловна помогаем Ногтю поддерживать репутацию человека глубоко умалишенного. И его репутация является залогом его же безопасности, что и вселяет надежду.

— Другими словами, вы считаете, что выйти на Ногтя милиции или Олигарху сложно?

— Никаких «или». Милиция и Олигарх в нашей ситуации это одно и тоже. И выйти на Ногтя им не под силу. Для этого требуется не стандартное мышление, а Капитан, в отличие от пожилого следователя, им не обладает. Капитан радовал меня скупостью мысли неоднократно.

— Это звучит как выписка из некролога.

— Ничего похожего, Аркадий. Капитана человек Олигарх, а потому его пребыванию на посту пожилого следователя ничего не грозит.

— И еще один вопрос, Николай. А зачем вы с Гавриловной вообще влезли в эту историю? Почему вы с таким энтузиазмом бросились помогать Ногтю? Ведь это игры далеко не безопасные.

— Мы с Гавриловной, работая в много лет в психиатрической экспертизе, насмотрелись на море уголовников и прочитали Ленинскую библиотеку уголовных дел. И плюс беспросветная нищета, которая нам надоела с детства.

— Понятно. А Ноготь вас из нищеты вывел.

— Вы знаете, Аркадий, я три года отслужил во флоте и дважды писал заявления в Афганистан во время службы, да только водолазы там были не нужны. Так вот, Ноготь, с его уголовными дарованиями, попав в Сковский сумасшедший дом, просто оказался в нужном месте. Быть только домовым старого общественного туалета в психбольнице с чередой выходных дней, которые прожиты так бездарно в сексуальном плане, мне надоело до чертиков. Да и медсестра Гавриловна, фактически, до появления Ногтя являлась нищей говорящей вагиной, обильно сдобренной молочницей. А ведь она способна быть и тургеневской девушкой в лучах заходящего солнца. Но для этого нужны деньги. Хотя бы для покупки букета ромашек. Так что вы не беспокойтесь. Ноготь в нашей психушке обласкан и находится в полной безопасности. Братская семья санитаров Сковской психиатрической больницы никому не даст его в обиду. Так что можете спокойно напряженно работать в Москве. Деньги то все из Москвы идут.

* * *

— Слушай, Ноготь, ну что ты все время сидишь в своей палате как бирюк?

— А к кому здесь можно в гости сходить? Сумасшедший дом на дворе. Всюду мрачные глубины сознания, депрессия и безысходность. Всюду полное отсутствие всякой тонкой фантазии. Грубость и несдержанность!

— Глупости. Всюду взволнованные голоса, и веселые шутки, и нескончаемые песни. А поздно вечерком три девицы откаблучивают «Яблочко» вертя целлюлитными ляжками, и, почему-то, непосредственно под твоим окном. Но ты и к этому глух. Кстати, да хоть к твоей же заторможенной зайдем! Глянем, как она живет, чем занимается.

— А что? Действительно, давненько я не ездил в анальное турне по Монголии. Пойдем ка, глянем, как мой Красивый Бантик досуг проводит.

* * *

— Ой, дядя Ноготь!? Да я сама бы к вам пришла!

— О, це пионы, розы, маки. А кто это еще с тобой в палате живет? Выражение их лиц напоминают мне тягучую густую темно-зеленую соплю. Где медсестра Гавриловна? Она же сказала, что моя заторможенная в комфорте содержится!

— Да тут я, тут. Вы же не сказали, что придете, откуда же я знала? Я тут на минутку отлучилась укол сделать. Но все под контролем, ты не волнуйся Ноготь. Их здесь три человека — кроме твоей заторможенной еще Ася и Тася — птичколетающие существа, каждая по девяносто килограмм живого веса. Да, действительно, рылом они не блещут, тут ты прав. И когда-то, до твоего появления, они действительно обижали заторможенную. Вплоть до постоянного рукоприкладства. Но теперь все изменилось. Мы приглашали санитара Колю, который провел с ними беседу об эпистолярных извращениях в словесных экзерсисах и…

— И что, помогло?

— Не сразу. После первой беседы Асе наложили гипс на тазобедренный сустав, а Тасе восемнадцать швов на область головы и шеи. Но птичколетающие существа не поняли серьезности демарша и как-то позволили себе сидеть в присутствии твоей заторможенной. Пришлось снова вызывать санитара Колю. Честно сказать, мы думали, что после беседы с санитаром Колей Тася уже не выживет. Но ничего, оклемалась помаленьку. И теперь они относятся к твоей заторможенной лучше. Хорошо, даже можно сказать.

— Заторможенная, эти динозавры больше тебя не обижают?

— Что вы, дядя Ноготь! Они давно уже не дерутся, а только дружат со мной. Тася мне перед сном ноги моет в тазике, а Ася целый день от меня мух тряпкой отгоняет.

— Ася молодец. А вот Тася не старается. Что такое кактус, небось, знаешь, Тася?

— Знаю, господин Ноготь, как не знать.

— Ну, так ноги мыть заторможенной будешь три раза в день, коли знаешь. Если она ноги мыть начнет, то ее, наверное, даже в автобус до райцентра пустят. А как помоешь — воду сразу выпить надо, пока теплая. Поняла, Тася? Или, может, я тебе кактус любимой пищей сделаю, пока все не образуется то?

— Да все до капельки выпью, господин Ноготь! Как не выпить-то? Даже подумать страшно.

— Вот и ладненько, Тася. А тебя, значит, Николай, литературные потуги мучают. Песни чёрные, песни страшные, девушкам сверхтяжелой весовой категории любишь рассказывать. И это правильно! Слово твое, санитар Коля, по сути своей, несет огромное духовное и этическое наследие всему человечеству. О, как сказал.