Рудольф Бершадский - Две повести о тайнах истории

• Название: Две повести о тайнах истории
• Автор: Рудольф Бершадский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Научпоп
• Год: 1960

Документальные повести посвящены советским археологическим открытиям середины XX века — раскопкам древнехорезмийской культуры в Кызылкумах экспедицией проф. С. П. Толстова и находке первых берестяных грамот в Новгороде экспедицией проф. А. В. Арциховского.

---

Но это сулило замечательные перспективы! Значит, на новгородских улицах, а может быть, и во дворах найдутся еще сотни и тысячи изорванных в клочья или — почему бы и нет? — только скомканных писем и записей новгородцев, выброшенных ими, как мусор, и потом затоптанных в грязь! И как же хорошо, что здешняя почва так сыра: если в ней не пострадали лыковая обмотка водоотводных труб и поплавки, то, конечно, ничего не могло сделаться и этим грамотам! Ведь текст на них был не чернилами написан, а процарапан. Правда, сначала было неясно: чем? Металлические острия рвали бы бересту, деревянные часто ломались бы сами. Оставалось предположить, что в конце концов отыщется какой-нибудь костяной инструмент для записи. И верно: через несколько дней появился перед глазами археологов и он. Если бы этот предмет попался прежде, наверно, долго пришлось бы гадать: что за шило, зачем его употребляли? Теперь же его назначение было понятно: тонкий изящный стерженек с ушком вверху, сквозь которое продергивали тесемку, чтобы подвешивать его к поясу. (На раскопках смеялись: выходит, у зажима нашей «вечной» ручки, позволяющего прикреплять ее к карману, сыскались далекие предки!)

После того как нашли первую грамоту, оказавшуюся обрывком памятной записки какого-то Фомы или его управляющего с перечнем феодальных повинностей, взимавшихся Фомой с ряда сел, на другой же день отыскали вторую, составленную, видимо, ростовщиком, — тоже черновую запись должников и суммы их долга. На третий день нашли третью грамоту, — они словно соблюдали очередь. Когда прочли третью, ликование достигло предела: наконец-то первое частное русское письмо XIV века стало известным науке!

От него остались три строчки: «Поклонъ от Грикши къ Есифу. Приславъ Онанья мол… (Пропуск.) Язъ ему отвечалъ: не рекалъ ми Есифъ варити перевары ни на кого. Онъ прислалъ к Федось: вари ты пивъ, седишь на безатьщине, не варишь жито».

Смысл этих кратких строк был понятен и живо рисовал будничный эпизод общественных отношений своего времени. Верный Грикша сообщал своему господину Есифу, что только что отразил домогательства некоего Онаньи, — вероятно, другого феодала. Так как это был феодал чужой, то власти его над собой Грикша не признавал, и, когда Онанья потребовал, чтобы Грикша потрудился и на него — сварил ему пиво, — Грикша наотрез отказался. А в качестве наиболее убедительного, на его взгляд, довода сослался на запрещение Есифа, о чем и спешит почтительно уведомить последнего.

Есиф, надо думать, принял к сведению известие Грикши о поползновениях Онаньи, — поползновениях, в общем, довольно обычных: почему бы и не нажать на Грикшу, если его господин в это время далеко? А если ничего не вышло с Грикшей, — на Федосью: может, баба окажется побоязливей? Тем более что она «седит на безатьщине», то есть пользуется каким-то выморочным имением, должно быть предоставленным ей Онаньей.

Дело было обычное. Есиф, прочтя письмо Грикши, хранить его не стал, а порвал и выбросил.

Но благодаря этому историки наконец познакомились с живой разговорной речью древних новгородцев, со стилем их частной переписки.

А грамоты продолжали отыскиваться одна за другой. К сожалению, не все оказалось так просто расшифровать, как первые три. Дело было не только в сохранности бересты и текста на ней. Древнейшая из найденных в то лето грамот — письмо «От Гостяты к Васильви», относившееся к XI веку, — была как раз грамотой, наилучше сохранившейся и самой четкой по начертанию букв. И все же именно ее истолкование вызвало наибольшие разногласия.

Автор, жалуясь в ней на главу своей семьи, просит адресата: «Доеди, добре сътворя», иными словами: «Приезжай, будь добр!» Это призыв: «Выручи!»

Чем была вызвана такая просьба, кто обратился с нею, что за конфликт произошел в семье автора грамоты?

Общие контуры конфликта, правда, ясны из письма: Гостята жалуется на то, что глава семьи отнял имущество Гостяты и, женившись, выгнал Гостяту из дома. Письмо заканчивается так: «избивъроукыпустилъжемяаиноуюпоялъдоедидобресътворя».

Я нарочно привожу текст именно в таком виде, каков он в оригинале. Дело в том, что в древнерусском письме не прибегали ни к разбивке на слова, ни к знакам препинания: все писалось подряд. А когда одна за другой идут буквы, дающие возможность составить порой разные словосочетания, то становится трудненько правильно понять такой текст.

«Избивъроукыпустилъжемя» — что это значит? Можно прочесть: «Изби, в роукы пустил же мя». Такое написание привел Арциховский при первой публикации грамоты, оговорившись, что выражение «в рукы пустил» представляется ему непонятным.

Но можно прочесть и иначе: «Избив рукы, пустил же мя» — толкование, предложенное языковедом Ф. Ф. Кузьминым, объяснившим фразу так: «пустить жену — значило «развестись с женой»…

Следовательно, слова грамоты — пустил же мя… означают: «развелся со мной…»… Широко известно давнее сочетание бить, ударить по рукам — в значении «договориться, завершить сделку». В этом значении оно употребляется и сейчас («По рукам?» — «По рукам!»). Но было и другое, архаическое теперь значение специального сложного слова рукобитье — значение свадебного сговора. Думается, что разделить слова в тексте грамоты надо не изби в рукы, а избив рукы… Точного значения этого выражения у нас… нет, но здесь возможна догадка о том, что оно выступает в смысле, противоположном рукобитью: совершить рукобитье — заключить свадебный договор, а избить руки — его нарушить»[23].

В подобном толковании Гостята, брошенная жена, жалуется на мужа, лишившего ее имущества, когда он, разведясь с ней, женился на другой.

А. В. Арциховский же предполагает, что Гостята — мужское имя, подобное часто встречающимся у новгородцев Вышате, Жиряте, Гюряте, Вояте, Петряте, Твердяте, Седяте и т. д., и, следовательно, письмо — жалоба сына на отца, продолжающего патриархально распоряжаться имуществом всех членов своей семьи. «Сын опирается на новые, городские нормы, требуя отдельного владения»[24].

Кузьмин видит в письме отголосок личной трагедии брошенной жены — и все; Арциховский — восстание сына против отца, свидетельство бурного процесса разложения старых, патриархальных норм «большой» — родовой — семьи.

Не успевала, как видим, грамота — впрочем, как и любая другая находка, — вылупиться на белый свет — она сразу же становилась предметом ожесточенных споров.

Но в этом-то и сила подлинной науки — она не страшится споров! Какой настоящий ученый удовлетворится достигнутым и побоится возражений? Наоборот, они толкают его на отыскивание новых и новых доводов в защиту своих положений и тем только обогащают науку.

Не удовлетворялись своими достижениями и сотрудники экспедиции Арциховского. Открытие папирусов древних египтян положило начало новой науке — папирологии. Пройдут года, и, вероятно, войдет в обиход и такое название, как «берестология» или что-нибудь в этом роде. Открытие выцарапанных записей на бересте имеет не меньшее значение, чем папирусы. И не только для истории Руси — для истории культуры вообще.

Что знала наука о письменности на бересте до Арциховского?

В «Житии Сергия Радонежского» — современника Димитрия Донского — упоминалось, например, что в его, скромной тогда, обители «и самые книги не на хартиях[25] писаху, а на берестех».

Были известны индийские книги, синьцзянские грамоты, писанные на коре гималайской березы, а также церковные книги, писанные на бересте, — преимущественно сибирские: XVII, XVIII и XIX веков. Так же как золотоордынская берестяная грамота XIV века, найденная в Саратове, они были написаны чернилами. Но если учесть, что в сырой почве чернила с бересты расплываются, в других же почвах, кроме как в пустынях, не сохраняется сама береста, то ясно, что вести археологические поиски написанных чернилами книг или грамот на бересте было делом абсурдным и никому не могло прийти в голову.

Поэтому открытие Арциховским берестяных грамот, текст которых оказался выцарапанным, произвело переворот, с одной стороны, во взглядах на употребление бересты как писчего материала, а с другой, что было еще важнее, — во взглядах на широту распространения письменности на Руси.

Кого-кого не оказалось среди авторов откопанных грамот!

Докладывают своему владетелю в Новгород крестьяне после уборки урожая: «разделили рожь, а на твою долю немного, господине, ржи».

Из сообщения видно, что приказчика господин в этой деревне не имел: крестьяне пишут сами. Но, значит, среди них кто-то был грамотен! И это — XV век, и тогдашняя новгородская деревня — самое большее пять-шесть дворов!

Еще одна грамота. Михаил спрашивает своего господина Тимофея, засевать ли землю рожью: «земля готова, надобе (то есть надобны) семена».