Елена Ржевская - Особое задание. Повесть о разведчиках

• Название: Особое задание. Повесть о разведчиках
• Автор: Елена Ржевская
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1951

В книге приведена приключенческая повесть о действиях советской разведки в тылу противника незадолго до финала затянувшейся битвы на Ржевском выступе (1942-1943), в результате которой город Ржев был освобожден от немецко-фашистских захватчиков.

---

Теперь под музыку боя минуты шли быстрее. На улице, за воротами показалась группа ране­ных гитлеровцев, их обгоняли обозные сани. Ог­ромные грузовые машины наезжали на сани, образуя затор.

Огонь нашей артиллерии стал слабее, но сна­ряды рвались уже заметно ближе. Со скрежетом и свистом разрезали воздух эскадрильи штурмо­виков. «Чёрная смерть», — прозвали их гитле­ровцы. Отбомбились неподалеку, подавили тяжё­лую артиллерию врага.

По долетавшим в сарай звукам наступления Дубяга старался представить себе обстановку. Ясно одно — бой приближался сюда. Фашисты откатывались на запасные позиции.

На крыльце появились двое: один в немецкой форме, другой в чёрном пальто, быстро спусти­лись по ступеням, прошли двор и исчезли за во­ротами. Там Бутин проследит за ними.

Когда-то на допросе шофёр, уличённый в шпи­онаже, признался, что получил задание явиться на Речную улицу. Теперь разгадка «Речной ули­цы» перед глазами Дубяги.

Фашисты будут выбиты из Ржева, а здесь, в этом доме останется штаб диверсионной груп­пы. Но прежде чем расползутся отсюда дивер­санты с заданием, нужно добыть план минирова­ния Ржева. План должен быть здесь, так сказал «Брат».

Белоухов, посланный Дубягой навстречу на­шим передовым частям, еще нескоро приведёт сюда бойцов. Ждать подмоги неоткуда, и нельзя дольше медлить, пора действовать.

Снова хлопнула дверь, кто-то вышел со двора, Приземистый человек в тулупе. Дубяга не видел его еще ни разу здесь, должно быть, он входил в дом с улицы, где дежурит Бутин.

Человек приближался к сараю, и Дубяга от неожиданности на мгновение отпрянул от щели. Он узнал его; это был тот самый человек, кото­рого он видел в управе у Меринова. Ещё секун­да, и тот уже в воротах.

Дубяга приоткрыл дверь сарая, выскользнул во двор, и в два прыжка оказался у ворот.

—    Обожди!—глухо, безголосо окликнул он человека в тулупе.— Эй, обожди!

Тот оглянулся, задержался, не соображая, в чём дело. Дубяга быстро подошёл к нему.

—   Дело у меня. Срочное дело,— сказал он, по­казав рукой на серый дом.

Приземистый человек из-под низко надвинутой шапки хмуро глядел на Дубягу. С посиневших губ Дубяги чуть внятно слетали слова, заглуша­емые шумом сбившихся в пробке машин, окри­ками гитлеровцев.

—   Не узнаёшь? — Дубяга наседал на него, взяв за рукав. Тот продолжал смотреть на него снизу вверх. Тревожно забил неподалеку немец­кий пулемёт. В маленьких глазках приземистого человека мелькнул испуг.

—    Позавчера в управе у Меринова, — напом­нил Дубяга.

—    Ты же ушёл? — ошалело спросил он.

—    Вернулся. Срочное дело. — Дубяга снова показал рукой на дом. Он соображал: с этим «проводником» они не будут плутать по лестнице, разыскивая нужное помещение. Они войдут вме­сте с ним, фашисты не сразу поймут, в чём дело, и Дубяга выиграет несколько секунд.

Он свистнул условным для Бутина сигналом. Человек в тулупе вздрогнул. Два раненых гит­леровца на санной повозке обернулись на его свист. И только. Кому сейчас до него дело.

—    Веди, — напористо распорядился Дубяга.

И тот, подчиняясь, повёл, не соображая, что

Происходит. Они повернули назад, быстро мино­вали двор, их догнал незаметно Бутин.

Спустились вниз в подвальный этаж. Взволно­ванность в душе Дубяги сменилась холодным бесстрашием. Он подсчитывал в уме: три писто­лета, три гранаты у них с Бутиным.

—     Ты спасаешь план, я буду прикрывать, — отрывисто объявил он Бутину задачу.

—     Вы? — одними глазами взволнованно пере­спросил Бутин.

—     Выполнять! — беззвучно оборвал его Ду­бяга.

—     Здесь, — сказал человек в тулупе, подведя их к двери. Сам он сделал попытку уйти, но Ду­бяга приоткрыл дверь и подтолкнул его через порог.

В комнате ярко горела керосиновая лампа. Трое мужчин, одетых по-разному, но без при­знаков немецкой формы, упаковывались, возились в комнате. Высокий, сухощавый, с длинным лицом, закричал, увидя человека в тулупе:

—    Ты еще здесь?

Дубяга шагнул вперёд, тихо и жёстко сказал по-немецки:

—    Руки вверх!

—     Руки вверх! — повторил он громче по-рус­ски, сообразив, что диверсанты поймут его.

Кто-то из фашистов вскрикнул от неожиданности, кто-то вскочил на ноги и снова сел с под­нятыми вверх руками перед двумя парнями в крестьянских ватных пиджаках. Человек в ту­лупе, приведший сюда Дубягу, осел к стене.

— Встать! — приказал Дубяга.

Он действовал цепко, безошибочно, с предельной ясностью, которая приходит, когда ошибиться нельзя. Дубяга шагнул к столу, а Бутин вышел на его место. Дубяга быстро разглядел на столе листы бумаги, исчерченные схемами, дол­жно быть, это и есть план, который изучали ди­версанты, прежде чем отправиться из штаба — приводить системы мин в действие.

Наставив пистолет в упор на стоящего впереди молодого фашиста с оторопело расширенными глазами, Дубяга крикнул: — План минирования? Отвечай! — Тот испуганно кивнул головой.

Дубяга нагнулся над столом, поспешно разби­рал бумаги. Вот сводный план минирования, а это — схемы минирования отдельных районов города. Он рванул листы. В ту же секунду взметнулось перед глазами что-то. Бах! Темнота и звон разбитого стекла полетевшей со стола лампы. Дубяга сорвал одеяло, закрывавшее уз­кое окошечко. Раздался выстрел, другой, тре­тий... Бутин схватился за руку. Здоровой рукой он успел выхватить у Дубяги бумаги, вышиб но­гой дверь.

«Добежит ли?» — мелькнуло у Дубяги. Он загородил дверь, чтобы не допустить преследо­вания Бутина, и отстреливался, ничего не разли­чая перед собой.

Обожгло ногу,— он ухватился за косяк двери левой рукой. Нет, этот свой боевой пост у две­рей он никому не мог передоверить, даже Бутину.

И вдруг на мгновение, словно вспыхнуло что-то перед глазами, и не болью, а током пронзило живот. Он пошатнулся, удержался о косяк двери. «План, план... — тихо простучало в голове, — план... в наших руках...» Еще в пальцах хватило силы выхватить из кармана гранату, дёрнуть кольцо и швырнуть гранату недалеко в эти нена­вистные расплывшиеся фигуры...

Когда пришёл Белоухов с красноармейцами, за которыми посылал его Дубяга, всё уже было кончено. Они вынесли Дубягу на снег, сняв шапки, постояли молча.

Штаб диверсантов разгромлен гранатой Ду­бяги. Но кое-кто из диверсантов успел уйти от­сюда раньше, и Белоухову с красноармейцами надо было спешить, чтобы задержать их.

Взвился алый флаг на водонапорной башне!

Над головой Дубяги, над застывшими глазами его — зарево, музыка, бой, освобождение Ржева.

Родная земля, прими своего сына.

С лязгом промчался отставший танк, донеслась боевая песня. Гитлеровцы откатывались на западную окраину. Пошёл снег, мартовский, крупный и влажный...

Подполковник Ярунин стоял на коленях на снегу перед Дубягой, мокрый снег падал на его обнажённую голову. Подречный снял с себя ши­нель, накрыл ею Дубягу по шею,— скрылась чу­жая, непривычная гражданская одежда на Дубяге. Кто-то из разведчиков не выдержал, всхлипнул вслух. Автоматная очередь прорезала тишину улицы, завязалась перестрелка бойцев с засевшими кое-где в домах гитлеровскими ав­томатчиками.

Ярунин крепко обхватил Дубягу за шею, за плечи, поцеловал его в лоб, в щёки, мокрые от снега. Один за другим разведчики прощались с Дубягой.

Ярунин отдал приказание проверить подвалы, чердаки этого серого двухэтажного дома, не спрятался ли кто из диверсантов.

Разведчики направились выполнять приказа­ние. Подречный, в одной ватной телогрейке, на­гнал их, остановил шедшего впереди бойца. — Разреши,— Подречный отстранил его. В лице его незнакомая до сих пор решимость. Он сжал сильнее в руке винтовку и первый перешагнул в темноту полуразрушенного мрачного дома.

* * *

Выбрасывая из-под гусениц комья снега, танки быстро проходят по улицам Ржева, на танках тесно плечо к плечу сидят бойцы, крепко зажав в руках автоматы. Под тяжёлыми касками свои родные русские лица, потемневшие в бою. Жи­тели города вышли из подвалов, мальчишки об­лепили ворота, покосившиеся фонарные столбы, обгоревшие деревья. Над рёвом моторов, над гу­сеничным скрежетом повис женский плач. Кто-то плачет навзрыд, в голос. Это вырвавшийся на волю вдовий крик о долгожданном счастье, о горе, которое острее в такой час.