Герта Мюллер - Качели дыхания

• Название: Качели дыхания
• Автор: Герта Мюллер
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-367-01804-2

Роман немецкой писательницы Герты Мюллер, лауреата Нобелевской премии по литературе 2009 г., посвящен судьбе румынских немцев после окончания Второй мировой войны. Это роман-воспоминание, потрясающий своей глубиной и проникновенностью.

---

Теперь-то я знаю, что на моих сокровищах значится: Я ТУТ ОСТАЮСЬ. Что лагерь отпустил меня домой только для того, чтобы создать дистанцию между нами: она нужна ему, чтобы он мог разрастаться в моей голове. Со времени возвращения домой на моих сокровищах уже не значится ни Я ТУТ ОСТАЮСЬ, ни ТЫ БЫЛ ТУТ. На них стоит: ОТСЮДА МНЕ НЕ УЙТИ. Лагерь все больше распространяется от левой височной доли к правой. Стало быть, весь мой череп следует рассматривать как некую территорию — как лагерную территорию. От этого никак не защититься — ни молчанием, ни рассказыванием. В том и другом случае не обойтись без преувеличений, но ТЫ БЫЛ ТУТ не подходит ни к одному. Подходящего мерила, правда, все равно нет.

А вот сокровища есть, и в этом Тур Прикулич был прав. Мое возвращение — увечное, постоянно благодарное счастье: волчок выживания, готовый кружиться ради всякого дерьма. И этот волчок держит меня в руках — как и все прочие мои сокровища, которые мне не по силам, но и отделаться от них я не в силах. Уже больше шестидесяти лет я пользуюсь этими сокровищами. Они — слабосильные и назойливые, интимные и отвратительные, забывчивые и злопамятные, затасканные и новые. Они — дар Артура Прикулича и в то же время неотделимы от меня. Перечисляя их, я будто вязну в трясине.

Моя гордая подчиненность.

Мои ужасающие желания с кляпом во рту.

Моя досадная поспешность: я сразу перескакиваю с нуля на максимум.

Моя назло-податливость: я готов признать правоту каждого, чтобы потом его этой правотой укорить.

Мой запинающийся оппортунизм.

Моя вежливая жадность.

Моя тусклая зависть по отношению к людям, которые знают, чего они хотят от жизни. Это чувство похоже на свалявшуюся шерсть: оно не греющее и кучерявое.

Моя несгибаемая исчерпанность: снаружи я испытываю давление, а внутри пуст — с тех пор как мне больше не приходится голодать.

Моя зияющая незащищенность с флангов: стоит мне замкнуться в себе, и я начинаю расползаться по швам.

Мои неуклюжие вечера, когда время вместе со мной буксует посреди мебели.

Моя принципиальная ненадежность. Я очень нуждаюсь в человеческой близости, но себя никому не отдам. И умею оттолкнуть человека, одарив его шелковой улыбкой. После знакомства с Ангелом голода я не допускаю, чтобы кто-то мною завладел.

Самое обременительное из моих сокровищ — постоянная потребность в работе. Это изнанка принудительной работы в лагере и спасительного обмена. Во мне сидит Добровольная Принудиловка — родственница Ангела голода. Она знает, как выдрессировать все другие сокровища. Забравшись в мозги, она околдовывает меня: я работаю непрерывно, потому что боюсь свободы.

Из моей комнаты в Граце видно башню с часами на горе Шлосберг. У окна стоит кульман, а на письменном столе лежит, как линялая скатерть, мой новый строительный план.

Он пыльный, как лето за окном, на улицах. Когда я смотрю на него, он не может меня вспомнить. С этой весны перед моим домом ежедневно прогуливается мужчина с короткошерстным белым псом и невероятно тонкой черной тростью, у которой вместо рукояти лишь легкий изгиб, так что трость похожа на увеличенную ванильную палочку. Будь у меня такое желание, я мог бы поздороваться с этим человеком и сказать, что его собака похожа на белую свинью, на которой моя тоска по дому когда-то скакала в небе. Но, в сущности, я предпочел бы поговорить с самим псом. Было бы неплохо, если бы этот пес хоть раз вышел на прогулку без хозяина, один или с ванильной тростью. Когда-нибудь, может, так и получится. Я ведь не собираюсь переезжать, и улица будет на том же месте, и лето еще не скоро закончится. Подожду. Время у меня есть.

Больше всего я люблю сидеть за своим пластмассовым белым столом: он квадратный, метр на метр. Когда часы на башне бьют половину третьего, в комнату проникают солнечные лучи. Тогда тень от моего стола становится патефонным чемоданом. Он играет мне песню про вороний глаз или плиссированно танцуемую «Палому». Я хватаю с дивана подушку и танцую к своему неуклюжему вечеру.

Но бывают у меня и другие партнеры.

Мне уже случалось танцевать с чайником.

С сахарницей.

С коробкой из-под печенья.

С телефоном.

С будильником.

С пепельницей.

С ключом.

Мой самый маленький партнер — оторвавшаяся от пальто пуговица.

Неправда.

Однажды я нашел под белым столом запылившуюся изюмину. И танцевал с нею. А после — съел. Тогда во мне открылась какая-то даль.

Послесловие

Летом 1944 года, когда Красная армия продвинулась уже в глубь Румынии, был арестован и казнен румынский диктатор Антонеску. Румыния капитулировала и совершенно неожиданно объявила войну своему недавнему союзнику — нацистской Германии. В январе 1945 года советский генерал Виноградов[42] передал румынскому правительству требование Сталина: живущие в Румынии немцы должны в СССР «восстанавливать разрушенное войной народное хозяйство». Все мужчины и женщины в возрасте от семнадцати до сорока пяти лет были депортированы в советские трудовые лагеря на принудительные работы.

Среди них и моя мать; она провела в трудовом лагере пять лет.

Любые упоминания о депортации были в Румынии под запретом, потому что вызывали в памяти фашистское прошлое. Только в семейном кругу и с близкими друзьями, которые сами пережили депортацию, люди вспоминали те пять лагерных лет. Да и то говорили лишь намеками. Эти «разговоры украдкой» были частью моего детства. О чем они — я не понимала, но чувствовала связанный с ними страх.

В 2001 году я стала записывать беседы с бывшими лагерниками из моей родной деревни. Я знала, что Оскар Пастиор тоже был в числе депортированных, и рассказала ему, что хочу написать о том времени. Он вызвался мне помочь своими воспоминаниями. Мы встречались регулярно: он рассказывал, а я записывала. Вскоре мы решили, что будем писать эту книгу вместе.

Когда Оскар Пастиор в 2006 году внезапно умер, у меня остались четыре полностью исписанные тетради с заметками и наброски отдельных глав. После смерти Пастиора я словно окаменела. Ощущение нашей близости, которое исходило от записей, только усиливало боль утраты.

Лишь год спустя я смогла отказаться от «мы» и сказать себе, что придется писать одной. Однако я бы никогда не осуществила задуманного без тех подробностей лагерной повседневности, о которых мне рассказал Оскар Пастиор.

Герта Мюллер

Март 2009

Примечания

1

Ринг (Большой Ринг) — название центральной площади в Германштадте, родном городе прототипа главного героя романа — немецкого поэта Оскара Пастиора (1927–2006), воспоминания которого легли в основу этого произведения (см. также [2] и Послесловие). — Здесь и далее примечания переводчика.

2

Трансильванские саксы — немецкое меньшинство в Румынии, поселились в XII в. в исторической области Трансильвания на северо-западе современной Румынии; культурный и исторический центр г. Сибиу, немецкое название Германштадт.

3

Лицейский класс — так называют старшие классы в некоторых немецких гимназиях.

4

Имеется в виду «Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке».

5

Стихотворение Германа Гессе, как указала в одном из своих интервью Герта Мюллер.

6

Здесь и далее курсивом выделены русские слова, в оригинале приведенные в немецкой транскрипции.

7

Лобода — лебеда (укр.).

8

Бакелит — устаревшее название резола (резольной смолы), синтетического полимера.

9

Ринг (Большой Ринг) — название центральной площади в Германштадте, родном городе прототипа главного героя романа — немецкого поэта Оскара Пастиора (1927–2006), воспоминания которого легли в основу этого произведения.

10

Банат — историческая область на западе Румынии (отчасти также в Венгрии и Сербии). С XVII в. в Банате осели переселенцы из Южной Германии, называемые дунайскими или банатскими швабами.

11

Рум. planton — дежурная.

12

В период фашистской диктатуры маршала Антонеску в Румынии (1940–1944) у евреев были экспроприированы все виды собственности.

13

Пула — город-порт в Хорватии, на Адриатическом море. До 1920 г., как и Трансильвания, относился к Австро-Венгерской империи.

14

Нем. physische Kultur.

15

Помимо традиционных вечеров отдыха так назывались внеклассные занятия в рамках гитлерюгенда и других нацистских детских и молодежных организаций. Эти занятия, как и другие формы «работы с молодежью» в Третьем рейхе, использовались для воспитания в национал-социалистском духе и для военно-спортивной подготовки. Подобные мероприятия пропагандировались и внедрялись также в немецких общинах вне Германии, в частности в Румынии.