Петр Лебеденко - Красный ветер

• Название: Красный ветер
• Автор: Петр Лебеденко
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1983

В романе рассказывается о событиях в Испании в 1936–1939 гг., о героической борьбе испанского народа, поднявшегося на защиту своей Республики.

Разные пути и обстоятельства приводят в Испанию героев романа — советских летчиков Андрея Денисова и Павла Дубровина, французов Арно Шарвена и Гильома Боньяра, мексиканца Хуана Морадо… Но всех их объединяет ненависть к фашизму, стремление к свободе и миру на земле.

---

И падает мертвый.

— Виска Хуан Сепеда! — орут с трибун.

— Вива Сепеда! Вива Хуан!

Летят на арену цветы, бросают деньги, шляпы, раздушенные дамские платочки.

— Виска Хуан Сепеда!

На ноги мертвого миурца набрасывают веревочные петли и, привязав их к постромкам двух лошадей, тянут быка по ярко-желтому песку, на котором остаются полосы крови.

Франческа плачет:

— Спасибо тебе, святая мадонна! Слава тебе, святая мадонна!

Маленький Хуанито говорит:

— Мой папа — великий тореро. Когда я вырасту — буду таким же.

Глаза его горят, будто в них уже светится огонь славы.

— Да, ты будешь таким же, — отвечает мать.

5

— Теперь очередь за Альваресом Труэвой, — еще не остыв от возбуждения, сказала Эстрелья. — Труэва — великий тореадор, я видела его работу в Мадриде.

— Работу? — усмехнулся Денисио. — Ты называешь это работой?

— Да! — с каким-то вызовом ответила Эстрелья. — А ты считаешь, что тореро забавляется? Ты разве не видел, что он несколько раз был на волосок от смерти?

Денисио пожал плечами:

— Видел. Тореро, конечно, подвергает свою жизнь опасности. За это вы ему платите деньги. Платите, чтобы насладиться зрелищем смерти человека или животного. Вас не мучают угрызения совести?

— Странный ты человек, Денисио, — уже мягче, беря его руку в свою, сказала Эстрелья. — Мне трудно тебя понять… Скажи, все русские такие… как это выразить… ну, сердобольные? Или вы просто немножко холодные? Сибирь, Урал, север — у вас мало солнца, которое разогревало бы вашу кровь?

Денисио промолчал.

— Ты рассердился, Денисио? Я не хотела тебя обидеть. Хочешь, я тебя сейчас поцелую? Вот так!..

Он не успел и опомниться, как Эстрелья обняла его за шею и поцеловала в губы. Несколько человек захлопали в ладоши, кто-то, смеясь, крикнул:

— Это в честь победы Хуана Сепеды? Молодец, гуапа! Давай и меня!

— Потерпи, — бросила Эстрелья, мельком взглянув на человека с солидным брюшком. — Твоя очередь настанет после того, как ты избавишься от лишней жировой прослойки. Попроси свою женушку, чтобы она помогла тебе в этом деле.

— Ну-ну, попридержи свой язычок, — вспыхнул человек с брюшком. — Сорока!

Кругом громко смеялись. Смеялся и Денисио. Потом наклонился к Эстрелье и попросил:

— Уйдем отсюда. Две корриды сразу для меня тяжеловато Надо привыкнуть. Или ты останься, а я пойду.

— Нет, уйдем вместе… Без тебя мне будет скучно.

Когда они вышли на улицу, Эстрелья сказала:

— Если ты не против, я на часок оставлю тебя… Мне необходимо сходить в штаб и разыскать там одного человека, товарища нашего Педро Мачо. А если хочешь, пойдем со мной.

— Нет, я поброжу по Барселоне, — ответил Денисио. — А встретимся у штаба.

Через час он вернулся и еще на противоположной стороне улицы услышал голос Эстрельи:

— Денисио!

Он перебежал улицу, по которой одна за другой с бешеной скоростью мчались машины, остановился рядом с Эстрельей и спросил:

— Все в порядке? Отправимся на аэродром?

— Да… Посмотри вон туда, Денисио, на ту автомашину. Знаешь, кто эти люди? Французские летчики!

— Французские летчики? — удивился Денисио. — Почему же их охраняют солдаты? Они что, пленные?

— Темная история, — ответила Эстрелья. — Я хотела тебе ее рассказать и забыла. Они, кажется, летели из Франции к фашистам и заблудились. А потом двое из них — вон те, которые помоложе, — сочинили легенду, будто заранее, еще во Франции, условились сесть в Барселоне и посадить сюда же полковника-фашиста. И будто даже им пришлось с ним драться в воздухе. А полковник во всем признался. Сказал, что они все трое летели к Франко.

— Что же теперь с ними будет? — внимательно разглядывая французов, спросил Денисио.

— Что будет? Обычное дело: расстреляют или обменяют на наших ребят. Пойдем, Денисио…

— Нет, подожди… Слушай, Эстрелья, у меня такое ощущение, будто те двое, что помоложе, знакомые, мне люди. Где-то я их уже видел, понимаешь? Ты постой, а я подойду поближе, посмотрю.

— Брось, Денисио. — Эстрелья удержала его за руку. — Не мог ты их видеть: когда они приземлились на аэродроме, тебя там не было.

— Ты не помнишь их фамилии? — спросил Денисио.

— Фамилия полковника, кажется, Бертье. Да, Бертье, это точно! А тех двоих… Одного, по-моему, Гильом Боньяр, а другого…

— А другого — Арно Шарвен! — Денисио сорвался с места и побежал к машине, крича: — Арно Шарвен! Гильом Боньяр!

Однако уже было поздно: машина с ходу набрала скорость и скрылась за поворотом. Денисио в растерянности остановился, потом вернулся к Эстрелье, тоже заметно растерянной, и сказал:

— Мы должны их увидеть, Эстрелья. Слышишь? Эти люди — я говорю об Арно Шарвене и Гильоме Боньяре — не могут быть фашистами. Не могут, понимаешь? Их надо немедленно освободить, это страшная ошибка!

— Откуда ты их знаешь, Денисио? Ты когда-нибудь встречался с ними?

— Да… Нет… Но я их хорошо знаю. Ты мне веришь? Подожди-ка, я сейчас тебе покажу… — Он вытащил из бокового кармана кожаный бумажник, извлек оттуда потертую, но с четким изображением фотографию и поднес ее к самым глазам Эстрельи. — Вот, смотри: это — мой отец, летчик Валерий Денисов, это французский пилот Пьер Лонгвиль, он погиб в авиационной катастрофе, а вот… Ну-ка, угадай, кто эти двое?

— Арно Шарвен и Гильом Боньяр! — Эстрелья взяла у него фотографию, долго ее разглядывала и раза два, или три повторила. — Арно Шарвен и Гильом Боньяр… Это поразительно, Денисио… Прав был Педро Мачо, когда говорил: «Во всем надо как следует разобраться…» Он даже приказал: «Чтоб никто не дотронулся до них и пальцем».

— Они все были друзьями моего отца, — проговорил Денисио. — Он не раз мне о них рассказывал и всегда добавлял: «Если нам все же придется когда-нибудь драться с фашистами и если мы будем драться с ними не в одиночку — лучших сотоварищей, чем вот такие парни-французы, я и не желал бы. Настоящие потомки коммунаров!..»

— Святая мадонна! — горячо воскликнула Эстрелья. — Произошла действительно страшная ошибка… Знаешь, что мы сейчас сделаем, Денисио? Мы пойдем в штаб Фелипе Сандино, и ты обо всем там расскажешь. Тебе не могут не поверить.

— Ты думаешь? — улыбнулся Денисио. — Арно Шарвену и Гильому Боньяру ведь не поверили…

— Ты коммунист! Ты — русский! Тебе не могут не поверить?

6

Арно Шарвен спросил у Гильома:

— Ты что-нибудь слышал, Гильом?

— Он кричал, — ответил Боньяр. — Он кричал: «Арно Шарвен! Гильом Боньяр!»

— Может быть, у нас с тобой общая галлюцинация?

— Черт подери! — воскликнул Гильом. — В этой стране, все может быть! Особенно у таких смертников, как мы с тобой….

Их опять поместили всех троих в маленькой каморке какого-то огромного здания — не то бывшего отеля, не то учреждения, — где стоял такой же содом, как и в том помещении, откуда их сюда перевели. Беспрестанно хлопали соседние двери, по коридорам топали сотни ног, люди кричали и галдели так, словно рядом была парижская ярмарка.

В каморке не было ни кроватей, ни даже топчанов с матрацами. Крохотный столик, одна табуретка — и больше ничего… Арно Шарвен ходил из угла в угол каморки — два с половиной шага в один конец, два с половиной в другой — и все думал, думал. Где он мог видеть этого испанского летчика? И видел ли он его когда-нибудь вообще? И откуда испанский летчик знает его, Шарвена, и Гильома Боньяра? Может быть, этот летчик бывал во Франции? Но когда и где они могли встречаться?

— Свихнуться можно! — забывшись, вслух проговорил Шарвен.

Гильом немедленно подхватил:

— Свихнуться можно в том случае, если наступит упадок духа. А ты бери пример с нашего верного друга мсье Бертье: смотри, сколько железной воли и мужественного хладнокровия в его глазах. Вот образец арийской стойкости во французском сверхчеловеке! Да здравствует полковник Бертье!

…Примерно через полтора-два часа они услышали, как кто-то подошел к двери их каморки и вставил ключ в замочную скважину. Гильом сказал:

— Кажется, наш черед настал. Что нас может утешить, господин полковник, так это сознание, что умрем мы легко и просто. Вы не слышали о таком гуманном орудии умерщвления, как испанская гаррота? О, это великолепно! Железный обруч — ошейник, его постепенно сжимают на вашей шее, и вы тихо, спокойно отдаете богу душу… Помолимся?

В каморку вошел капрал — маленький толстенький человечек с добродушным лицом и с такой же добродушной улыбкой на губах. Оглядев троих французов, он спросил:

— Шарвен — кто? Боньяр — кто?

И головой показал: «За мной!»

Он привел их в насквозь прокуренную просторную комнату, и в первое мгновение они ничего не могли разглядеть из-за сигаретного дыма, клубами висевшего от потолка до пола. Они остановились у двери, и когда их глаза попривыкли к этому дымного сумраку, Шарвен и Боньяр увидели за столом двух человек: черного, как грач, капитана с морщинистым лицом и того самого испанского летчика, который окликнул их у штаба. Летчик сидел чуть в стороне и внимательно, не скрывая своего волнения, смотрел на них так, словно старался проникнуть в их мысли. Шарвен и Боньяр в свою очередь не спускали глаз с лейтенанта, а капитан постукивал пальцами по столу и чему-то улыбался. Потом он обратился к летчику: