Эрик Хансен - Титаник. Псалом в конце пути

• Название: Титаник. Псалом в конце пути
• Автор: Эрик Хансен
• Издательство: Азбука» - «Терра»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7684-0617-4

Их было две тысячи двести, полторы тысячи утонули в ледяных водах Атлантики. Этот роман лишь о семерых из них и о том, что на свете нет такой силы, которая остановит музыку.

---

Джейсон уже почти не слушает. Он смотрит то на струны, то на отца. Поздно. Они устали. Но сперва Джейсон хочет все-таки еще раз услышать, что все так и есть, что каждая из планет, друзей его поздних ночных часов, действительно имеет свой голос.

Отец гасит лампу, и они отправляются спать.

* * *

— Вы уже бывали в Америке, мой юный скрипач? — спросил Петроний, глаза его перебегали с полки для шляп на окно и обратно.

— Н-нет. — Давид смущенно взглянул на этого нервного пожилого человека. — А вы?

— Нью-Йорк — очень красивый город, — ответил Петроний. — Очень красивый. Ничего нельзя понять. Там такие высокие дома.

Давида все больше смущал этот чудной итальянец. Костюм был ему велик, манжеты — обтрепаны.

Джейсон, по-видимому, спал, откинувшись на спинку кресла. Спот терпеливо смотрел в окно, глаза у него были затуманены. Теперь, когда в вагоне стало светло, в его черных, гладко зачесанных назад и на уши волосах были отчетливо видны седые нити. Пенсне отчасти скрывало морщины вокруг глаз. Определить возраст Спота было трудно. Петронию, наверное, было за шестьдесят, Джейсону — под сорок, а вот Споту… Спот был хорошо одет — жилет, часы на цепочке, — он напоминал учителя, красивого и благополучного учителя гимназии. Но его глаза настораживали. Они как будто что-то скрывали, что-то похожее на тревогу, и Давид вдруг подумал, что уже видел такие глаза, дома, в Вене, в тех кафе, заходить в которые считалось неприличным.

— Нам предстоит плыть на самом большом в мире судне, — объявил Петроний и подергал себя за жидкую бородку. — Самом большом в мире. Оно так велико, что не может затонуть.

Давид с удивлением посмотрел на него. В разговор вмешался Спот.

— Это верно, — с насмешливой улыбкой сказал он. — Действительно, утверждают, будто оно непотопляемо. Газеты много писали об этом.

— Правда?

— Дело в том, что на судне имеется множество поперечных водонепроницаемых переборок, четырнадцать или пятнадцать, если не ошибаюсь, — они сконструированы так, что, в случае опасности, капитан, нажав на электрическую кнопку у себя на мостике, может закрыть двери в переборках. Двери в глубине судна захлопнутся. И мы, пассажиры, даже не замочим ботинок.

— Да, электричество, электричество! — восторженно подхватил Петроний. — По-моему, оно такое трогательное!

— Если бы изобрели еще и электрического капитана, это принесло бы огромную пользу, — благоговейно заметил Спот.

— Да, вы совершенно правы, совершенно правы! — взвизгнул Петроний. — И вы полагаете, это возможно? Я имею в виду — изобрести электрического капитана?

— Безусловно. Такой капитан никогда не допускал бы навигационных ошибок. А еще — электрических музыкантов. Которые не фальшивили бы и играли без ошибок. — Спот строго посмотрел на Петрония.

— Слава Богу, что мои дни на земле подходят к концу! — Петроний содрогнулся. Через минуту он спросил: — Как вы думаете, а я мог бы стать таким электрическим музыкантом?

Он спросил это без тени юмора, и, желая прервать этот нелепый разговор, Давид воскликнул:

— Я только один раз плавал на настоящем пароходе. На пароме из Дувра в Кале. То есть из Кале в Дувр.

— Понятно. Кале — Дувр, — мрачно сказал Спот. — Итак, мы отправляемся в рейс на самом большом судне в мире. Оно может взять больше трех тысяч пассажиров. — Спот замолчал и снова уставился в окно.

— Вы понимаете по-итальянски, мой юный друг? — с надеждой спросил Петроний.

— Боюсь, очень плохо.

— Ну… Ну что ж. Но вы были когда-нибудь в маленьком театре? Таком маленьком-маленьком?

Давид изо всех сил старался быть вежливым и предупредительным. Полагая, что речь Петрония кажется ему странной из-за собственного плохого знания английского, Давид сказал:

— Да, я очень люблю театр.

— Замечательно! — Петроний закатил глаза. — Значит, вы согласны со мной, что маленький театр самый красивый?

— Маленький? — удивился Давид.

— Да! Это единственный настоящий театр! Самый чистый! Самый истинный! Там самые красивые актрисочки, они так божественно парят в воздухе! — При этих словах ему на глаза навернулись слезы. — О! Маленький театр! И его маленькие актеры! — Давид беспокойно оглянулся, ища помощи, но Джейсон по-прежнему спал, а Спот с философской невозмутимостью смотрел в окно.

— Приятно слышать, — продолжал Петроний, — что и вы тоже, молодой человек, что и вы тоже… Еще древние китайцы умели ценить… или арабы… они были такие великолепные, такие артистичные… но в наши дни… в наши дни… поэтому я вдвойне рад, молодой человек, что вы тоже любите и цените театр марионеток! По вашему лицу я сразу понял, что вы интеллигентный человек!..

Давид начал кое-что понимать. Но он не успел ответить — Петроний завел длинную речь об истории театра марионеток с древних времен и до наших дней. Слоза били из него, как вода из фонтана, складываясь в неоконченные, бессвязные фразы. Давид не понимал и половины. Сперва он вежливо слушал, но постепенно его одолела усталость. К тому же охваченный восторгом Петроний все чаще сбивался на свой родной язык.

— Si, mio giovane musicante taciturno![6] Мой юный молчаливый скрипач! Mi sembri una piccola bamboal![7]Кукольный человечек. Вот на кого ты похож! Una marionetta! Вообще все люди похожи на маленьких-маленьких куколок! — Давид отчаянно пытался объяснить Петронию, что ничего не понимает, но фонтан превратился в гейзер, в настоящий водопад: — Si! Perche ti devo confessare un segreto![8] Секрет! Я открою тебе один segreto! Он заключается в том, что in realta le marionette sono uomini… e gli uomini sono marionette![9] Понимаешь? На самом деле мы, люди, — марионетки, а марионетки — это люди! Это rivoluzione nella metafisica![10] — в волнении воскликнул он. — И никто этого не знает! Только я!.. — Вдруг он перешел на шепот, придвинувшись ближе к Давиду и уставясь ему в глаза пылающим взглядом: — И еще, может быть, Бог… Forse Dio. Если только Он не человек… хи-хи-хи…

Давиду стало ясно, что контрабасист просто сумасшедший. Испуганный, не зная, что делать, он наблюдал, как Петроний у него на глазах все больше и больше входит в раж. Новая волна слов подхватила его.

— И покрытый шеллаком! — кричал Петроний. — Да! Это и есть teatro di marionette! Нас дергают за ниточки, и мы говорим чужими голосами! Е chi conduce i fili?[11] Кто дергает за ниточки? Chi parla?[12] Кто… кто говорит? Ты когда-нибудь думал об этом? — с торжеством спросил он.

Шум разбудил Джейсона. Он выпрямился в кресле и быстро сообразил, что происходит. С каменным лицом он прервал контрабасиста:

— Петроний! Хватит нести чушь! Я хочу спать. И Давид тоже. Он наверняка устал. Поговоришь с ним в другой раз. А сейчас замолчи.

Петроний сразу успокоился и стал разглядывать свои пальцы. Они слегка дрожали, и он прижал ладони друг к другу. Он не отрывал от них глаз, казалось, в нем продолжают бурлить слова, но не смеют прорваться наружу, у него лишь слегка шевелились губы. Давиду стало жалко его. Он взглянул на капельмейстера.

— Поспи, — дружески посоветовал ему Джейсон. — Днем нам уже играть. Со временем ты привыкнешь. А сейчас поспи.

Давид послушно устроился в кресле и закрыл глаза. У него было только одно желание: заснуть, исчезнуть из этого тесного купе, от этих неприятных людей, которые неожиданно стали его коллегами… И в нем снова возник тот же вопрос: что я здесь делаю?

Вскоре он уже спал.

В купе стало тихо. Петроний, сложив руки, молча сидел в своем углу. Спот, как сфинкс, застыл у окна. Давид и Джейсон спали.

Теперь, когда город остался позади, за окном посветлело. Мимо скользил приятный южноанглийский пейзаж. Они ехали по Уинчестеру. Чистый и легкий апрельский свет залил все небо. В городе они его не замечали. Но теперь он будет сопровождать их до конца пути.

9.25. Причал 44, Морской вокзал, Саутгемптон

Вот и он! Давид увидел его из окна вагона, пока поезд медленно шел по территории порта.

Там он и стоял, подобный огромному бело-черному сказочному существу — пришвартованный к причалу огнедышащий дракон. Пассажиры и груз поднимались на борт. По палубам торопливо сновали люди, издали похожие на насекомых, ползающих по большому телу судна. Лучи утреннего солнца сверкали и искрились на стекле и металле.

Увидев судно из окна поезда, Давид понял, что было бы преувеличением считать, будто он плавал на пароходе, имея в виду паром между Кале и Дувром. Тот паром нельзя было назвать даже жалким челном по сравнению с этим морским змеем, готовым пуститься в плавание по мировому океану.

В окне вагона мелькнула большая округлая корма и надпись желтыми буквами, сверкавшими на черном фоне:

ТИТАНИК

Ливерпуль

Это имя как нельзя лучше подходило судну. При виде его могучих форм, кранов, мачт, лебедок и четырех высоких желтых труб у Давида закружилась голова. Судно отличала какая-то изящная, божественная законченность, заставившая Давида невольно подумать о музыке, о Бахе, о живом потоке звуков, бегущих, растущих и сливающихся в великое целое.