Эрик Хансен - Титаник. Псалом в конце пути

• Название: Титаник. Псалом в конце пути
• Автор: Эрик Хансен
• Издательство: Азбука» - «Терра»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7684-0617-4

Их было две тысячи двести, полторы тысячи утонули в ледяных водах Атлантики. Этот роман лишь о семерых из них и о том, что на свете нет такой силы, которая остановит музыку.

---

У Лео почернело в глазах.

Несколько секунд маэстро не двигался и наблюдал за Лео. На лице у него мелькнуло огорчение. Но он многое повидал за свою жизнь. Теперь он кое-что понял, хотя еще не мог облечь мысли в слова. Поэтому он спокойно опустился на колени рядом с Лео. Подождав, он сжал одну из трясущихся рук. Она тряслась так сильно, что маэстро с трудом поймал ее. Но, поймав, уже не отпустил. И крепко прижал ее к груди Лео. Другой рукой он осторожно похлопал его по щекам. Потом начал поглаживать плечи и грудь мальчика. Это помогло. Дрожь чуть-чуть утихла, и Лео испуганно уставился на маэстро.

— Не уходите, — прошептал он. Дрожь опять усилилась.

— Нет-нет, я не уйду, — сказал маэстро. — Хочешь, я позову твоих родителей?

Лео в отчаянии отрицательно замотал головой.

— Хорошо, не надо.

Маэстро долго сидел рядом и успокаивал Лео.

— Гм, — хмыкнул он через некоторое время. Лео все еще лежал на полу, его уже почти не трясло.

Лишь порой по нему пробегала легкая дрожь. — Гм. Это не судороги. Не падучая. Падучую я видел, это другое.

— Со мной никогда такого не было, — прошептал Лео. В глазах у него стояли слезы.

— Ты не должен меня бояться.

— Не буду, — прошептал Лео.

— Я знаю, ты боишься не меня. — Маэстро улыбнулся, первый раз с тех пор, как приехал, и обнажил в улыбке острые клыки. — Но ты не хочешь ехать в Париж, верно?

— Да, — прошептал Лео, — но это не все.

— Понятно. А что же еще?

— В Париже… упражняться по десять часов в день… я не против, но… — У Лео не хватало слов для того, что он хотел сказать.

Он никогда никому этого не говорил.

— Гм?

— Я хочу… Я по ночам сочиняю музыку. Больше некогда. Днем я столько занимаюсь, что мне уже не до сочинения… Только ночью.

Маэстро улыбнулся, и теперь его улыбка была почти теплой. В умных глазах вдруг загорелось дружеское участие.

— Вот в чем дело, — сказал он.

Лео глотнул воздуха. Потом кивнул. И стал рассказывать — о концертах, о родителях и о своих ночных бдениях. Когда он умолк, маэстро сказал:

— Если все обстоит именно так, я мало что могу для тебя сделать. — Он опять улыбнулся.

— Конечно, мне бы хотелось отточить технику…

— Но это для тебя не главное?

— Нет…

— Гм. Послушай меня. Тебе, конечно, известно, что есть композиторы, которые в то же время выступают как исполнители, и есть исполнители, которые сочиняют музыку. Но есть, так сказать, и более чистые типы: композиторы, которые прекрасно играют, но никогда не выступают с концертами, и великолепные солисты, виртуозы, которые едва ли способны написать даже поздравление ко дню рождения. Я сам, увы, принадлежу к последнему типу музыкантов. То немногое, что я смог сочинить, нельзя назвать хорошей музыкой. Хотя мне она казалась прекрасной. Но знай, благодатью Божьей отмечены именно композиторы. И не слушай, если тебе будут говорить другое. Музыку создает композитор.

Лео молчал.

— Но композиция — не моя область. У тебя есть все данные, чтобы стать превосходным скрипачом, возможно, даже одним из великих. Твои концерты здесь, в Вюртемберге, значения не имеют. Вундеркинды приводят людей в умиление, и не больше того. Они еще не умеют играть по-настоящему. Но я мог бы научить тебя этому. Если бы ты захотел.

— Не…

— Что ты хочешь сказать?

— Пожалуйста, не говорите этого им…

— Вот оно что! Понимаю. Хорошо, молодой человек. Пока что ты должен повиноваться отцу.

— Да, — прошептал Лео.

— Как ты привык.

Лео тихонько заплакал, он плакал совершенно беззвучно. Просто по лицу у него бежали слезы.

— Дай-ка мне твою руку.

Лео протянул руку маэстро. Тот взял ее, внимательно осмотрел, измерил длину пальцев по отношению друг к другу. У Лео были длинные, гибкие, жилистые кисти с развитыми мышцами. Маэстро перевернул его руку ладонью вверх. Долго смотрел на нее. Потом отпустил.

— Хорошо, — сказал он. — Послушай. Вытри, пожалуйста, глаза.

Лео сразу перестал плакать. Вытер лицо и глаза. Маэстро продолжал:

— Сейчас я позову твоих родителей. Но помни: у дарования, как у медали, есть оборотная сторона. Лицевая сторона — дар, это слышно в самом слове; оборотная — тяжкий жребий. Могу предсказать, что тебя ждет много одиноких ночей, полных мук, страданий и слез, и что жизнь твоя будет очень нелегкой. Ибо за наивысшее блаженство надо платить. В музыке ты беседуешь с Богом. Никто из людей этого не понимает. Почти никто. Но человек, которому дано говорить с Ним и который отдает себя языку и музыке этого разговора, пишет ли он музыку или исполняет, — такой человек обречен. Он должен платить, ибо ему дано испытать то, что не дано испытать обычным людям.

Я не могу ничего сказать о твоих сочинениях, я их не слышал. Но по-прежнему хотел бы взять тебя в ученики. Не сейчас. С этим можно подождать. Сначала ты должен решить все сам, не позволяя, чтобы за тебя решали другие.

Он встал и пошел к двери:

— А сейчас я придумаю, что сказать твоим родителям.

— Можно мне что-то сказать?

— Пожалуйста.

Лео помолчал, потом проговорил:

— Спасибо…

— Все в порядке, братец.

* * *

Раннее утро, он едет верхом. Едет вдоль реки, через городок, медленно. Это его обычный маршрут. Но вот он выезжает за пределы городка; красные черепичные крыши остаются у него за спиной. Перед ним расстилаются поля. Стоит весна, ранняя весна, поля вспаханы. В воздухе чувствуется благоухание влажной глинистой почвы. Трава еще не зазеленела, она висит по краям придорожных канав, словно седые волосы.

Теперь его никто не видит. И Лео пускает коня галопом. Конь мчится вперед, он прижимается к шее коня, боясь упасть, боясь, что упадет конь, если его нога попадет в кротовую яму. И тем не менее он скачет все быстрей и быстрей. Ветер бьет ему в лицо, стучат копыта. Вскоре Лео начинает кричать, с его губ слетают слова — он и не подозревал, что знает их. Смысл некоторых его выкриков понять невозможно.

Через полчаса и он сам, и конь устают, Лео пускает его рысью, и они углубляются в лес. Там он едет по тропинке. В душе у него пустота. Он похож на сухую прошлогоднюю траву.

Конь всхрапывает и тяжело дышит. Лео осторожно гладит его по шее.

— Фиделио, — беззвучно говорит он, — мой подарок. — И наконец мягко и устало ругается в последний раз: — Черт бы тебя побрал!

Лео находит поляну с небольшим холмиком и соскальзывает с седла в жухлую траву. Садится у передних ног коня и смотрит на него снизу вверх. Отсюда конь кажется огромным. Глаза — большие красные шары; из-за спины Лео на них падает солнечный свет. Лео видна тонкая влажная пленка, покрывающая глаза коня. Конь храпит и дергает головой. Храпит прямо Лео в затылок. Лео вздрагивает и отодвигается. Встает на колени и смотрит на морду Фиделио. На лбу у Фиделио звездочка, напоминающая латинское «s». Лео решительно бьет лбом в лоб Фиделио.

Ударь передней, думает он. Ударь передней!

Но Фиделио неподвижен, он выжидает. Лео видит над собой его глаза. Потом встает, отходит на несколько шагов и садится на землю возле невысокого ясеня. Прислоняется спиной к стволу, вытягивает ноги. Земля еще холодная после ночи. Над ним раскинулись кроны деревьев, они голые, почки еще не распустились. Весна запаздывает. В лесу пока мало жизни, и Лео становится еще грустнее, словно эта странная пауза, это состояние ничейности и непричастности будет длиться уже всегда. Он знает, что именно сейчас происходит с природой. Но по ней ничего не заметно, и он сам тоже не чувствует этого. Лео не помнит ни одной такой малокровной весны.

В сухой траве у самого ствола пробился маленький цветок. Лео почти сидит на нем; увидев цветок, он отодвигается. Цветок белый, но его названия Лео не знает. Других цветов еще не видно. Летом, когда в лесу никого нет и посторонние глаза не могут увидеть его, Лео ложится на цветущие поляны и отдыхает. Сейчас это невозможно. Зато он переворачивается на живот и изучает маленькую белую звездочку. Теперь видно, что цветок не совсем белый, с внутренней стороны его лепестки имеют слабый пурпурный оттенок. Что же это за цветок? Лео пытается вспомнить — гиацинт, ирис… Он почти не знает цветов. А этот, бело-пурпурный, вырос совсем один возле ясеня… Лео закрывает глаза.

Все быстро вошло в свою колею. Бог, великий бог и властитель концертных залов и салонов Европы, виртуоз, играющий с неподдельной страстью, исчез в тот же день, что и приехал. Но Лео помнит мимолетную улыбку, которой маэстро улыбнулся ему напоследок в музыкальном салоне. И другую, змеиную улыбку, обнажившую его клыки, когда он прощался с родителями. А ведь в музыкальном салоне в его улыбке было что-то человеческое. Лео избежал поездки в Париж. Родители были разочарованы — или обрадованы, сказать трудно. Еще год, самое меньшее, нужно подождать, сказал маэстро. Именно тогда в лицах родителей мелькнуло разочарование, особенно у отца — разве его сын недостаточно хорош? Однако они быстро смирились с тем, что Лео не уедет прямо сейчас, особенно мать. Пока он жил дома, семья купалась в блеске его славы. Занятия продолжались по-прежнему, но теперь после ужина ему приходилось лишний час упражняться.