Владимир Владимирович - Ноябрьский дождь

• Название: Ноябрьский дождь
• Автор: Владимир Владимирович
• Жанр: Боевая фантастика

Социопат — термин, который используется для обозначения лиц, страдающих диссоциальным расстройством личности. Согласно определению Эрика Берна, социопаты бывают двух типов:

Первый тип, латентный или пассивный социопат, большую часть времени ведет себя вполне прилично, принимая руководство какого-нибудь внешнего авторитета, например религии или закона, или привязываясь временами к какой-нибудь более сильной личности, рассматриваемой как идеал (речь идет здесь не о тех, кто пользуется религией или законом для направления совести, а о тех, кто пользуется такими доктринами вместо совести). Эти люди руководствуются не обычными соображениями приличия и человечности, а всего лишь повинуются принятому ими истолкованию того, что написано в «книге».

Второй тип — активный социопат. Он лишен как внутренних, так и внешних задержек, если и может на некоторое время усмирить себя и надеть маску добропорядочности, особенно в присутствии лиц, ожидающих от него приличного и ответственного поведения. Но как только такие социопаты оказываются вне досягаемости взрослых или авторитетных личностей, требующих хорошего поведения, они тотчас перестают себя сдерживать.

К характерным видам девиантного поведения при социопатии могут относиться:

прямо криминальные — сексуальные нападения на людей, убийства из хулиганских побуждений или мошенничества;

формально не наказуемые, но порицаемые обществом — неадекватное поведение водителей на дороге, целенаправленное уклонение от исполнения обязанностей на работе, мелкие пакости окружающим. «Некриминальные» социопаты тем не менее не заботятся об опасности или добавочном труде, которые выпадут из-за этого на долю других, и равнодушны к возможным потерям.

Погружайтесь в этот мрачный мир ужаса и насилия в продолжении романа Владимира Владимировича "Социо-пат"

---

   Сама же она точно не станет истерить. Ни за что на свете...

   - Приехали.

   Когда машина замерла у тротуара, дождевые капли принялись с непонятным злорадством долбить по крыше сильнее. Эрика сквозь темноту, разгоняемую жидким светом фонарей, увидела подъезд высотного многоквартирного дома. Ее дома.

   - Значит, так, - обернулся не глушивший мотора Сэм. - Берешь этих двоих, отмываешь, кормишь, поишь, спать укладываешь. Завтра явитесь в академию, будут с вас снимать показания. Новеньких - под твою ответственность.

   - Поняла, - кивнула Андерсен безо всякого намека на пикировку, присущую их общению. Вмиг посерьезневшая, она обратилась к Учики. - Помоги мне Ким-тян до квартиры довести.

   - А... - отозвался вздрогнувший юноша. Задумавшись, Учики не очень четко осознавал, что происходит вокруг, и только теперь понял, что надо вылезать наружу. - Конечно.

   - А мы, Канзаки, поедем дальше.

   - Э... - Мегуми, доселе самая молчаливая из пассажиров, посмотрела на толстяка с непониманием. - Куда?

   - Я объясню, - Сэм глянул в спину Учики, придерживавшего Кимико. Эрика уже стояла снаружи, нещадно поливаемая дождем и держащая японскую подругу за руку.

   Андерсен снова кивнула Ватанабэ. Толстяк мимолетным движением показал ей растопыренные буквой V пальцы. Дождавшись, пока Отоко закроет заднюю дверцу, он тронул машину с места. Нещадно намокающие фигуры молодых людей, торопливо двигавшихся в сторону дома, поплыли в зеркале заднего вида. Мегуми посмотрела в их сторону и обернулась к ведущему машину Ватанабэ.

   - Так куда мы едем?

   - Выдохни и расслабь пресс, - вместо ответа произнес толстяк. - У тебя скоро в глазах начнет мутиться от напряжения.

   - Ничего я не напряжена, - она стиснула ручку автомобильной дверцы.

   - Ага, а я танцую балет, - хмыкнул Ватанабэ, заворачивая за угол.

   - Куда мы едем-то? - раздраженно повторила девушка. Ей не слишком нравилась прозорливость широкоформатного шофера.

   - Да так...

   В плохо освещенном салоне трудно было разглядывать лица. Но, когда отсвет уличного фонаря упал на пухлую физиономию Ватанабэ, Канзаки отчетливо увидела, как по ней расползается нехорошая кривая ухмылка.

   - Мы будем мило шалить и баловаться. Мы пойдем убивать альфу.

   Учики Отоко сидел в углу большой неосвещенной комнаты и глядел на темно-синий квадрат окна. Сбросившие основную тяжесть дождевой воды тучи слегка разошлись, и с улицы вместе с подсветкой болезненно-желтых фонарей пробивалось немного чернильного света ночного неба. Восседал юноша на мягком пушистом ковре с причудливым узором, которого, к сожалению, не мог разглядеть. Неподалеку вольготно изогнул спинку диван, но на него садиться было нельзя. Как пояснила, сверкая глазами, хозяйка, он был слишком грязный, а убирать за кем попало она не собирается.

   Эрика поспешно увела их с Кимико из-под дождя и, затащив в лифт, подняла на седьмой этаж. Ее квартира располагалась в самом конце ухоженного коридора, в котором горели все до единой лампы, и не виднелось ни единого грязного следа на полу. В сознании юноши даже проскользнула виноватая мысль о том, как они наследят перепачканными канализационной грязью ботинками. Дверь в обиталище Андерсен оказалась широкой и крепкой, совсем непохожей на некрупную девушку, ее отворившую. Заведя их с Инори в прихожую, юная хозяйка первым делам велела Отоко разуться, а с Кимико стянула туфли самостоятельно. Как выяснилось, несчастная ковыляла не только от упадка сил, но и на сломанном каблуке.

   Свирепо велев Учики ничего тут собой не пачкать, Эрика повела шатавшуюся подругу в ванную, где тотчас же заперлась. Зашуршала вода в душе. А Отоко, не находя себе места, уселся на пол в углу. Комната рядом с коридором оказалась гостиной. Ковер, диван, телевизор в соседнем углу - от всего веяло уютом и даже некоторым гостеприимством. Не ощущалось даже намека на запах пыли, и Учики начал испытывать угрызения совести даже от сидения на ковре и пачкания его измазанными брюками. Скрестив ноги по-турецки, он разглядывал край соседнего дома на фоне забранного тучами неба. Занавеска на окне была педантично отодвинута ровно настолько, чтобы не сбивать в ком, но и не маячить сбоку, портя вид. Снаружи по стеклу ползли ленивые толстые капли, падавшие медленно и как будто с неохотой.

   Темнота и тишина окружали Учики. Мирный шорох воды мог убаюкать, если бы не мысли. А мысли носились в голове юноши диким галопом, смешиваясь в кучу.

   Итак, он - ходячий реактор, сравнимый с атомным. Он может лечить рак и выращивать себе новую печень. Так сказал Ватанабэ. Ватанабэ, однажды уже обманувший, но вроде бы в этот раз говоривший правду. Вот только от этой правды легче не становилось. Объяснение в каком-то смысле подробнее объясняло, что же такое Наследники. Но вместе с тем оставалось непонятным, откуда взялись эти их силы, зачем они... И, самое главное, ничто из рассказа толстяка не приблизило Отоко к пониманию происходивших с ним событий.

   Откуда у него эти странные видения? Чужие голоса, сны, странные обрывки воспоминаний, ощущений... Учики постоянно вспоминал горечь. Горечь и решимость кого-то, чьими глазами не мог смотреть. Эта горечь возникла еще в самый первый раз, в Токио, и сопутствовала каждому проявлению сил Наследника. Значит, видения как-то связаны с его природой. Они каждый раз вытаскивали его из небытия, в котором возникали. Как будто кто-то посторонний тянул Отоко за ниточки, и тот послушно начинал шевелить сломанными руками и ногами, выворачивающимися под самым невероятным углом. И раны исцелял, и вслепую бродил, и шеи ломал...

   Да, Учики ведь сегодня убил человека. Того самого типа, что схватил Эрику. Только очнувшийся, ведомый голосом, он ударил и сломал взрослому мужчине, выше и тяжелее себя, шею. Вот так запросто. С хрустом и хлынувшей кровью. И вспомнил об убийстве только сейчас. К горлу подкатила тошнота. Как бы не вырвало. На чистый-то ковер...

   Глубоко задышав, юноша прикрыл глаза. Нет, он не будет выворачиваться наизнанку. Только не из-за того подонка. Ощущая на душе тяжесть, которую всегда навешивает совесть, Учики все же не испытывал ни малейшего стыда и раскаяния. Террорист был преступником, трусом и заслужил смерть. Падать же в обморок от самого факта отнятия жизни не стоило. В конце концов, Отоко не был уверен в том, что тогда, в зоне отчуждения, не убил пару десятков японских полицейских. В тот самый раз, когда они Инори поцеловались.

   Да, Инори. Его парный Наследник. Наследница. Девушка, в которую окончательно и бесповоротно влюбился. Девушка, которая постоянно оказывалась рядом в поворотные моменты его жизни. Девушка, о которой плакали его видения. Ее голос смешивался тем далеким, хрустальным, вопрошающим о потерянных крыльях. Ее печальное лицо заставило парализованную волю взбунтоваться и шагнуть навстречу таинственной черной массе. Мысли о ней помогли таинственному внутреннему собеседнику вытащить Учики с того света. Само наличие Кимико где-то рядом служило для Отоко барьером, огораживающим от дурных мыслей и дурной воли.

   Только вот... Если вдуматься, влюбленный, годами учившийся в одном классе с Инори Учики практически ничего о ней не знал. Ведь он только помнил ее адрес неподалеку от родительского дома. Кем были ее родители, о которых она не вспоминала ни разу? Откуда она была родом? Что ей нравилось, кроме риса с подливкой в столовой академии? В прежней школе, до насильственного переезда в Европу, она дружила со всеми вокруг. Но ни с кем не сближалась всерьез. Все видели в Инори ходячее солнышко. Но никто не видел, какой она человек. И Учики не видел. Слишком ярко и тепло она светила, чтобы задумываться о мелочах. Только вот этих мелочей как будто бы и не находилось. Ага, у нее, кажется, был парень. Которого Учики тихо ненавидел, но не особенно помнил. Ибо даже с тем Кимико видели крайне редко.

   Выходило, что ни он, ни кто-либо из окружающих сверстников не знал о Кимико Инори практически ничего. Даже в разговоре с Эрикой, который он слушал вполуха, девушка рассуждала о вкусах, моде и прочем предельно обтекаемо. Хотя, возможно, тут она просто осторожничала, боясь обидеть несовпадением предпочтений. Она всегда старалась быть приятной другим. В этом заключалась вторая странность. Учики никогда не видел Инори в дурном настроении, злой, рассерженной, ругающейся или просто резко разговаривающей с кем-то. Полная противоположность Эрики, она сумела даже эту воинственную Наследницу приручить практически в мгновение ока. Сходиться и ладить с людьми Кимико умела как никто. Но только на внешнем, поверхностном уровне. Почему-то раньше он этого не видел, но сейчас, сидя в темной молчащей комнате, Отоко с какой-то даже болезненностью осознавал, сколь одинокой выглядела любимая им девушка. Ведь он начал понимать неестественность ее солнечности. Но слишком мало, слишком неочевидно... А теперь она едва сумела вырваться из лап очередного трикстера. Со словами "Никто, нигде и никогда не должен плакать". Так может, в этой фразе и находится разгадка? Может быть, Инори не хочет, чтобы кому-то рядом с ней было некомфортно? Поэтому она так осторожна и ласкова с первым встречным?