Владимир Владимирович - Социо-пат

• Название: Социо-пат
• Автор: Владимир Владимирович
• Жанр: Боевая фантастика

Социопат — термин, который используется для обозначения лиц, страдающих диссоциальным расстройством личности. Согласно определению Эрика Берна, социопаты бывают двух типов:

Первый тип, латентный или пассивный социопат, большую часть времени ведет себя вполне прилично, принимая руководство какого-нибудь внешнего авторитета, например религии или закона, или привязываясь временами к какой-нибудь более сильной личности, рассматриваемой как идеал (речь идет здесь не о тех, кто пользуется религией или законом для направления совести, а о тех, кто пользуется такими доктринами вместо совести). Эти люди руководствуются не обычными соображениями приличия и человечности, а всего лишь повинуются принятому ими истолкованию того, что написано в «книге».

Второй тип — активный социопат. Он лишен как внутренних, так и внешних задержек, если и может на некоторое время усмирить себя и надеть маску добропорядочности, особенно в присутствии лиц, ожидающих от него приличного и ответственного поведения. Но как только такие социопаты оказываются вне досягаемости взрослых или авторитетных личностей, требующих хорошего поведения, они тотчас перестают себя сдерживать.

К характерным видам девиантного поведения при социопатии могут относиться:

прямо криминальные — сексуальные нападения на людей, убийства из хулиганских побуждений или мошенничества;

формально не наказуемые, но порицаемые обществом — неадекватное поведение водителей на дороге, целенаправленное уклонение от исполнения обязанностей на работе, мелкие пакости окружающим. «Некриминальные» социопаты тем не менее не заботятся об опасности или добавочном труде, которые выпадут из-за этого на долю других, и равнодушны к возможным потерям.

Эта книга, как раз, о таком активном социопате с прямо криминальным поведением

---

   - Красиво!

   Дзюн, едва не вывернувшийся наизнанку в приступе тошноты, вздрогнул, услышав голос чудовища. Оно теперь смотрело на него.

   - Красиво оно убивает, правда? - оно медленно втянуло свои нитки, оставлявшие на теле дзюнова напарника кровавые следы. - Но грубо. И грязно. И не дает, как следует помучаться перед смертью. Поэтому я предпочитаю старое доброе оружие на пороховом ходу.

   Дзюн почувствовал, как волосы встают дыбом даже там, где их вроде бы нет. Он попятился спиной вперед, а чудовище все смотрело ему в лицо. Прямо в глаза. И улыбалось перепачканными чужой кровью губами. Уродливые шрамы украшали синюшно-бледную голову твари, а костюм невероятным образом становился все темнее оттенком. Словно в страшном сне.

   - Но я тут, кстати, понял одну вещь, - продолжало чудовище. - Умирать быстро - это действительно отстой. Какое счастье, что для некоторых смерть - это только начало.

   Учики Отоко стоял, прильнув ухом к двери своей темницы. Впервые за много-много часов, что он здесь провел, начались хоть какие-то события. До того единственным признаком жизни в окружающем мире была просовываемая в окошко двери еда. Ни лица приносившего ее, ни каких-либо прочих посторонних элементов юноша не замечал. Ни крики через дверь, ни удары кулаками и ногами в ту же ни в чем не повинную дверь ничего не дали. Поэтому молодой человек лишь мучался неизвестностью. К счастью, он не был склонен впадать в панику, в какой бы ни оказался ситуации, поэтому сумел постепенно перебороть себя и пытаться размышлять логически. Однако неопределенность и неизвестность явно мешали мыслительному процессу.

   Но вот сейчас снаружи явственно слышалась тревожная сирена и топот ног. И явственный насильственный шум в отдалении. Отоко готов был грызть железный угол двери от отчаяния. Ну что же это такое?! Там явно что-то не так, а он даже не знает, где это "там"!

   - Он приближается! - разобрал он мужской крик снаружи. Вновь был топот и механическое щелканье. Учики догадался, что это взводится оружие. Ухо захолодело, прижимаясь к железу, но он продолжал слушать.

   - Немедленно остановитесь! - рявкнул по-английски начальственный голос. - Иначе мы откры... Боже всемогущий! Это же Дзюн Танидзаки! Дзюн, стой! Стой! Огонь!!!

   Послышались громкие клацающие удары, сопровождаемые монотонным гулом. И сразу же - мерзкое мясное брызганье.

   - Вашу мать! - выкрикнул все тот же дрожащий голос. - Да что происходит?!

   Словно в ответ на его слова откуда-то издалека зазвучал голос. Учики не мог разобрать слова, но это точно был не японский и не английский. Он вжался в дверь сильнее, но никак не мог понять, что же там происходит.

   А снаружи, в бледно освещенном коридоре со множеством дверей, подобных той, что вела в камеру Отоко, четверо сотрудников охраны, трое из которых были вооружены громоздкого вида винтовками, а пятый стоял у них за спинами и орал команды в громкоговоритель, слышали, как кто-то за углом пел.

- Радость, пламя неземное,
Райский дух, слетевший к нам,
Опьяненные тобою,
Мы вошли в твой светлый храм

   Поющий пел, не фальшивя, и звук его голоса все приближался. Старший в четверке охранников отчаянно потел. Они уже знали, что нечто непонятное убило двух патологоанатомов и вырвалось из морга, убивая всех вокруг. Внутренний персонал базы тут же всполошился. Была поднята общая тревога, и охрана похватала оружие, спеша упокоить это нечто. Но вот на камерах слежения ребята увидели странное: патологоанатомы, зверскую расправу над которыми видели в комнате наблюдения, встретились первой же четверке. Их старший только и успел спросить по внутренней связи: "А что, собственно?..", когда этот приезжий по кличке Мастер самым наглым образом перебил господина Муранаки и заорал по громкой: "Огонь на поражение!". Однако охранников к тому времени уже пускали на комбикорм. Последним, что от них услышали, был дикий вопль Дзюнити Танидзаки. Того самого Дзюнити, который только что выскочил из-за угла и попер на них с выпученными глазами и посиневшим лицом. Но теперь ребята уже не мешкали и сразу же превратили бедолагу в лужицу расплескавшихся тканей. А вот теперь за углом кто-то пел.

- Радость льётся по бокалам,
Золотая кровь лозы,
Дарит кротость каннибалам,
Робким силу в час грозы.

   Наконец, он показался. Вышагнул из-за угла, раскинув руки, зажмурившись и громко произнося слова песни на безупречном немецком. Он казался таким счастливым. Этот синюшно-бледный, худощавый мужчина в темно-сером пиджачном костюме, с кровавыми разводами на лице, уже избавившемся от следов недавнего падения с огромной высоты. Трикстер Фрэнки, мгновенно узнанный на записи камер наблюдения Мастером. Довольный как никогда.

- Братья, встаньте, -- пусть, играя,
Брызжет пена выше звёзд!
Выше, чаша круговая!
Духу света этот тост!

    Он остановился, выжидая.

   - Огонь!!! - истерично завизжал старший, и троица остальных тут же принялась палить в трикстера из винтовок. Но не судьба им была выжить сегодня. Когда они еще давили на спусковые крючки, Фрэнки взвился под потолок в нечеловеческом прыжке, вынося вперед руку с отобранным у одного из убитых ранее охранников пистолетом. Когда снаряды винтовок ударили в стену за его спиной, он трижды нажал на спуск. Патроны, снаряженные для боя, были специально сконструированы более крупными и менее прочными, чем стандартные, а потому, ворвавшись в плоть противников, подействовали не хуже винтовочных. Они буквально разорвали голову одного из несчастных, пробили насквозь тела двух других и вылетели, кувыркаясь в ошметках их мяса.

   Забрызганный чужой кровью и мозгами старший не мог даже вопить, бессмысленно тыча в приземлившегося на ноги трикстера своим оружием. Он разевал рот и тряс выставленной вперед рукой с пистолетом.

   - Да что же вы все в ступор-то впадаете? - погано захихикал Фрэнки, а в районе его скул уже вырастала паутинка телесного цвета нитей.

   В своей камере Учики обомлел от ужаса. Он наконец-то узнал этот голос. Тот самый, тот самый... Тот, кого он встретил тем вечером! Он прямо здесь и убивает людей!

   Снаружи послышался дикий вопль старшего охранника, тут же сменившийся хрипом. Затем что-то тяжело упало на пол. А после этого юноша услышал, как Фрэнки задумчиво бубнит себе под нос нечто непонятное.

   - Пурум-пурум-пурум...

   Дальше молодой человек запомнил немногое. Дверь вдруг слетела с петель, падая прямо на него. Затылок сильно ударился о пол, и перед глазами заходили темные круги. В затухающем сознании отпечаталась фраза:

   - Ну вот мы и встретились, щенок!

   А дальше была только темнота.

   Канзаки, стиснув зубы, поднялась на ноги. Анна только что исчезла за школьными воротами, оставив после себя только звук стартующего автомобиля и легкий смешок. Мегуми ухватилась уцелевшей рукой за дверцу их машины и подтянулась. Все, она стоит.

   Вся куртка перепачкалась в крови, плечо неимоверно болело, дико пульсируя при малейшем движении, в голове шумело. Ушибленная Анной половина лица занемела. Но Канзаки сейчас было не то того. Пошатываясь, она побрела в сторону Ватанабэ. Тот лежал неподвижно, раскинув руки, а вокруг расплывалось красное пятно. Мегуми доковыляла до трупа и вгляделась в него.

   Он, несомненно, был мертв. Один только контрольный в голову чего стоил. Огромный, как медведь, Ватанабэ умер. Успев наесться суши и пару раз поругаться с ней. Как-то не верилось, честное слово. Канзаки впервые столкнулась с таким. Никогда прежде она не говорила с человеком, думала о человеке, который после погибал прямо у нее на глазах. Никогда прежде она не видела смерть так близко. Конечно, она служила в Крестоносцах. Но на Окинаве и после ей ни разу не приходилось убивать или видеть кого-то убитым. Только однажды она встретила смерть, но та смерть принадлежала другому, и вступила в свой мрачный брак с человеком где-то далеко, оставив Мегуми лишь весточку.

   А сейчас он, еще пару минут назад живой и вредный, лежал, остывая у ее ног. И они даже не сказали друг другу ни одного хорошего слова. И она так злобно думала о нем. Мегуми поему-то стало невыносимо стыдно. Да, он был редкостным гадом по ее мнению. Но ведь Сэм же не был ей врагом. И он умер, успев отвлечь внимание убийцы на себя.

   И вот он лежал тут с дыркой во лбу, а она стояла и смотрела.

   Канзаки почувствовала, как задергалось лицо. Она готова была заплакать. Глаза уже начали мокнуть, готовые излиться горестным, истинно женским плачем. Плачем, на который неспособен кто-то другой. Плачем того, чьи слезы еще не иссохли.

   От общей слабости колени, будто сами собой, подогнулись, и она опустилась к Сэму. К горлу подкатил горячий шебаршащийся комок, предвещавший начало плача. Мегуми протянула руку к его открытым глазам. Так страшно и так невыносимо было их видеть сейчас. Глаза мертвеца.