Карел Птачник - Год рождения 1921

• Название: Год рождения 1921
• Автор: Карел Птачник
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: О войне
• Год: 1960

---

Кизер сделал паузу и потрогал чернильницу на тяжелом приборе из черного мрамора. Взоры всех были устремлены на капитана. Он чувствовал себя как-то неловко и одиноко среди этих отмалчивающихся людей и пожалел, что не позвал на совещание фельдфебеля Нитрибита. Правда, он недолюбливал этого рыжего верзилу, но при нем чувствовал себя как-то внушительнее и увереннее.

«Мне бы хоть частичку решительности и властности брата Гейнриха», — уныло подумал Кизер, но тотчас насупился и поджал свои женственные губы, вспомнив, что несколько дней назад пришло сообщение: его брат, генерал-лейтенант Гейнрих Кизер, служивший в 6-й армии Паулюса, взят в плен под Сталинградом. А ведь брат был его единственной опорой и заступником у высшего начальства, без него капитан не продвигался бы так быстро в чинах, не получал бы таких удобных тыловых должностей.

Эти мысли так захватили Кизера, что на минуту он позабыл о неприятной обстановке и лишь задумчиво постукивал металлической крышечкой чернильницы.

Чехи, сидевшие за столом, молча обменивались взглядами, и эти взгляды красноречиво говорили: горе тому, кто согласится стать немецким доверенным, не дадим немцам надсмотрщиков из своей среды.

— Надеюсь, вы меня хорошо поняли, — продолжал Кизер, внимательно вглядываясь в каждое лицо, и поднялся. Без высокого пьедестала-стула, ножки которого были удлинены на десять сантиметров, капитан стал похож на мальчишку-школьника. Он сразу же понял это и пожалел, что не остался сидеть.

— Хауптфербиндунгсманом назначаю Коварика, — твердо произнес Кизер, и все посмотрели сперва на него, потом на Олина: что скажет тот.

Олин покраснел и, опираясь локтями о стол, растерянно мял пальцы и не сводил глаз с чернильницы перед Кизером; ни за что на свете он не решился бы сейчас взглянуть в лицо товарищам, сидящим вокруг. Упрямо стиснув зубы, он торопливо размышлял, что же предпринять.

Олину были хорошо понятны тяжелые взгляды соотечественников, эти взгляды висели на нем, как свинцовые гири. Он весь сжался и вдруг отчетливее, чем когда-либо, осознал, как он нелюбим товарищами, как они презирают его. В эту бесконечно долгую минуту ему вспомнились все ссоры и стычки, в которых он каждый раз терпел фиаско и чувствовал всеобщее пренебрежение. Эти поражения обозлили Олина, он замкнулся в себе и жадно ждал возможности вернуть полученные удары, мечтал отомстить. И вот его час настал. Настал так неожиданно, что у Олина даже дух захватило. Еще полчаса назад он и не думал, что реванш так близок. Пристальные выжидательные взгляды товарищей вдруг стали не страшны ему, он уже не ежился под ними, почувствовав в них нечто иное, чего раньше не замечал: боязнь, опасения, неуверенность, и от этого сам он стал увереннее — он решился.

— Принимаю назначение, — громко сказал он и встал. — Благодарю вас, герр капитан, за доверие.

Кизер, улыбнувшись, пожал ему руку и снова уселся на свой высокий стул.

— Хауптфербиндунгсман имеет доступ ко мне в любое время, — подчеркнул он. — Он всегда может прийти ко мне по делам, которые, по его мнению, могу решить только я. Без него или без переводчика Куммера я не буду принимать никого. Коварик должен ежедневно являться ко мне за указаниями и для беседы обо всем, что я сочту необходимым обсудить с ним, ясно?

Старосты комнат и их заместители сидели безмолвно, сосредоточив свое внимание на Олине, и почти не слушали капитана. «Какова же подлинная цель всего этого церемониала?» — раздумывали они, хмуро глядя на Олина.

Кизер самодовольно усмехнулся.

— Я не жду от вас согласия с кандидатурой моего доверенного: это не выборы, а назначение. Коварика я наблюдаю не первый день, кроме того, мне его рекомендовали некоторые мои сослуживцы. Надеюсь, вы тоже доверяете ему. Если нет, тем хуже для вас. Коварику остаться здесь. Остальным разойтись!

Старосты, медленно расходились по комнатам. Они еще не знали, как оценить происшедшее.

— Наш вождь пришел! — приветствовал Кованда Гонзика, когда тот вошел к себе в комнату. — Ну, рассказывай, чего от тебя хочет высшее начальство.

— Олин удостоился великого доверия капитана, — улыбнулся Гонзик. — Он назначен хауптфербиндунгсманом и сейчас распивает чаи с Кизером.

Кованда выразительно свистнул.

— А что это за должность такая — хаупт-фербиндунгс-ман?

Гонзик пожал плечами.

— Там видно будет.

Олин вернулся от капитана через час.

— Говорят, ты получил хлебную должность, — сказал Фрицек, лежа на койке. — С тебя магарыч.

Олин равнодушно усмехнулся.

— Надо же кому-нибудь взяться. Я не напрашивался.

— А почему надо браться? — удивился Кованда. — Мы уже не первый день в Германии и отлично обходились без всякого фербиндугсмана. Они опять хотят нас облапошить, а ты и поддался на это дело, вот что. Теперь будут от тебя требовать, чтобы ты стал сволочью и доносчиком. Ты им и станешь, а не то не видать тебе важной должности, как своих ушей. Я так на это смотрю.

Олин смерил Кованду недобрым взглядом.

— А что такого ты можешь выкинуть на старости лет, чтобы мне пришлось доносить капитану? Вот уж не представляю!

— Человек никогда не знает, как у него пойдут дела, — рассудительно пропел Кованда. — Я тебе только вот что скажу: кто заодно со сволочами против своих, тому это когда-нибудь выйдет боком.

Олин сощурился.

— Так ты, значит, считаешь, что капитан сволочь, а я заодно с ним и против вас?

Кованда хлопнул себя по коленкам.

— Слыхал? — обратился он к Миреку. — Разве я сказал что-нибудь похожее?

Мирек зевнул, лежа на койке.

— Ты что-то сказал о сволочах. Но я лично не принял этого на свой счет. Если принимать на свой счет каждое крепкое словцо…

— Ясно, я сказал это вообще, — проворчал Кованда, ложась на койку. — И готов повторить хоть бы перед господином Моравцем[54], который теперь ходит у нас в министрах. Он тоже не может обижаться, потому что факт есть факт. Фринек, гаси свет!

Олин ретиво взялся исполнять свои обязанности, решив блюсти их справедливо и честно и доказать товарищам по комнате, что он не карьерист. Но вскоре он убедился, что нельзя служить двум хозяевам, невозможно помогать товарищам и вместе с тем угождать начальству. Капитан то и дело поручал ему расследовать то или иное происшествие, для того чтобы наказать виновного. Олину приходилось выяснять, кто ночью намазал дегтем ручку двери капитана, кто вырезал на стене уборной немецкое ругательство по адресу Гитлера, кто кинул из окна пивную бутылку в проходившего по двору Гиля и так далее. Но эти расследования не давали никаких результатов. Парни вежливо приветствовали Олина, усаживали его на стул.

— С чем ты к нам пришел? — осведомлялись они, сгрудившись вокруг стола.

— Я же хочу с вами жить по-хорошему, — начинал Олин. — Ведь безобразие творится в роте! Вы все, конечно, знаете, что вчера в конторе кто-то обрезал телефон и украл бланки для увольнительных. Это же глупо, без печати они все равно недействительны. А за такую проделку вся рота на две недели лишена увольнений в город. С какой стати всем страдать из-за того, кто выкидывает всякие такие штучки? От них ведь никакого проку! Вы наверное знаете, кто этим занимается. Так назовите его!

Староста восьмой комнаты Эда Конечный поторопился уверить Олина:

— Ну и удивил ты нас! Когда горбач лишил увольнительных всю роту, я страшно обозлился: вот, думаю, здорово живешь, ни с того ни с сего. А теперь я вижу, что это справедливая кара за вину одного олуха. Да он сам не понимает, что творит!

— Знал бы я, кто это делает, я бы сразу на него донес, — вставил шофер Петр. — Да еще и треснул бы хорошенько по шее.

— Ну что это за человек! — возмутился повар Йозка. — Как только он позволяет себе этакие возмутительные выходки против наших немецких братьев! Ума не приложу!

Тут Олин понял, что его разыгрывают. Он вскочил на ноги и стукнул кулаком по столу. За столом сидел Цимбал и брился. От удара зеркальце упало со стола и разбилось.

— Слушай-ка, Олин, — спокойно предупредил Цимбал, — завтра ты купишь мне точно такое зеркальце, а не то я тебе всю морду разукрашу. Стучать кулаком по столу можешь у капитана. Мы к этому не привыкли.

Олин доложил Кизеру, что найти виновника не удалось, но он, Олин, уверен, что бланки украл кто-то из восьмой комнаты. В комнате устроили обыск: ночью ребят выгнали в коридор, и солдаты два часа рылись в чемоданах и тюфяках, но ничего не нашли. Когда же Олин снова зашел в восьмую комнату, никто даже не поглядел на него. Ребята сделали вид, что не замечают «фербиндунгсмана». Олин страшно обиделся. Он стал упрекать ребят в недисциплинированности, сказал, что восьмая комната — самая распущенная, из-за нее неприятности у всей роты, и грозил расселить их по другим комнатам.