Алексей Андреев - Вторая осада Трои

• Название: Вторая осада Трои
• Автор: Алексей Андреев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012

Сюжет этой хроники вызывает в памяти «Московские сказки» Александра Кабакова и цикл реалистически пересказанных сказок молодой киевской писательницы Ады Самарки. Общий прием в литературе, усвоившей открытия постмодернизма, лежит на поверхности. И все же каждое наложение мифа на бытовуху, вечного на сиюминутное, придает окружающей действительности новый отсвет.

Алексей Андреев много лет работал как писатель-сатирик, и история осады овдовевшей Елены в усадьбе, унаследованной от мужа — воротилы Трояновского, — приобретает черты саркастического монолога. Но для нынешней юмористической эстрады в нем многовато злости и социальных обобщений. Сражение номенклатуры всякого пошиба за пародийную цитадель вызывает смех какой-то безрадостный и беспокойный…

---

Алексей АНДРЕЕВ. Вторая осада Трои. Полная хроника

Но что страннее, что непонятнее всего, — это то,

как авторы могут брать подобные сюжеты…

Во-первых, пользы отечеству решительно никакой;

во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы.

Просто я не знаю, что это…

Н.В. Гоголь. Нос

Желание завоевать Елену Трояновскую посещало многих — уж очень соблазнительна была добыча. Но дальше этого дело обычно не шло — за спиной Елены маячил в инвалидной коляске Сёма. Даже если его рядом не было, все равно маячил — незримо. А связываться с Сёмой дураков не находилось — перевелись. Особенно здесь, на его малой родине — в суровом сибирском крае с центром в городе N. Где Сёма давно был всем — законом, парламентом, президентом, руководящей партией и конституцией. Ну или почти всем. В том числе и когда долго отсутствовал — имелись такие периоды в его жизни. Целых три. Две ходки — это еще при совке — Сёма тогда только разворачивался и прокололся сначала на большой партии леса, уплывшей непонятно каким манером в Японию, а потом на нескольких эшелонах сверхплановой руды, в отечественные мартены так и не попавшей, — и одно просто исчезновение — когда впал в государственную опалу Сёмин приятель и подельник: совместные дела их как-то не позволяли надеяться, что можно спокойно переждать эту опалу в глуши.

Подельник сразу всплыл в Лондоне и начал оттуда обиженно клеветать, подтверждая тем самым, что политик в нем окончательно взял верх над бизнесменом, а вот Сёма пропал капитально. Все были уверены, что он там же, но не высовывается: ест поутру сопливую кашку, днем с подельником попивает чаек, по вечерам посещает с Ромой футбол. И когда вдруг возник скандальчик с полонием, некоторые отчего-то подумали: а может, и Сёма того — вкусил? И уже в родных палестинах не появится — по причине упокоения? И стали предпринимать кое-какие попытки, о которых тут же пожалели — кто успел. Потому что Сёмины смотрящие не дремали, а в суровой решимости своей старались хозяина превзойти.

Среди этих некоторых был и новоназначенный губернатор — не то своим карманом озаботился, не то получил указиловку из Москвы. А скорее и то, и другое — Сёмина империя была столь велика, что хватило бы многим. Его смотрящие трогать не стали — тоже, видимо, получили свою указиловку, — зато точно известно, что именно в этот момент Сёма проявился — лично ему по «вертушке» позвонил. И сказал что-то такое проникновенное, от чего губернатор сильно сбледнул и о московских указиловках предпочел забыть. А Сёмин авторитет в глазах жителей края поднялся на следующую недосягаемую высоту.

Вскоре после этого Сёма всплыл окончательно. Для начала в телевизоре — вдруг взял и мелькнул по всем новостным программам в специальном репортаже из Кремля. Где говорилось о теплой встрече флагманов отечественного бизнеса с отечественным же руководством. Прошедшей в атмосфере полного взаимопонимания.

В небольшой толпе флагманов показали и Сёму. Не сказать, чтоб совсем здорового, — все же был он в коляске, хотя до исчезновения бодро передвигался на своих двоих, — но несомненно живого. Без всяких следов полония на по-прежнему жизнерадостном лице. Однако больше всего земляков поразило не само явление Сёмы народу и не то, что состоялось оно не в Букингемском дворце, а в Кремлевском, и не коляска эта инвалидная — уж не молоденький, мужику за шестьдесят, всякое может быть, — нет, поразило их другое — сзади за коляску держалась ОНА! Скромненько так потупившись. Во всей своей сногсшибательной красе…

Многие до глубокой ночи прыгали по каналам, чтобы еще раз увидеть этот репортаж. А потом еще. И еще. И отвалиться наконец от экрана в горделивом восхищении: «Ну наш дает — саму Клеопатру в сиделки склеил!»

Это они не натуральную царицу, конечно, имели в виду, и не Вивьен Ли с Лиз Тейлор — кто ж их помнит, а Монику Белуччи — второй «Абеликс…» шел по ящику регулярно.

Позже, когда Сёма вернулся в свое поместье и начал принимать, выяснилось, что это не сиделка вовсе, а новая законная жена, что зовут ее не Моника, а Елена, что фамилия ее, как и у супруга, Трояновская, а какая была девичья — неведомо, но Белуччи вряд ли. Просто внешне они были очень похожи. Даже не как обычные сестры, а как однояйцевые близнецы. Или как один и тот же человек в разном возрасте — Елена была все-таки помоложе и в отдельных местах несколько попышнее — что ее, кстати, совершенно не портило, наоборот, придавало ей дополнительный и для здешних суровых широт, так и не поддавшихся теленашествию модельных скелетин, вполне положительный, эдакий рубенсовско-кустодиевский шарм. Который сразу натолкнул одного местного журналиста, поднаторевшего в светской хронике, на льстивое сравнение ее с другой Еленой — тоже прекрасной.

Так ее и стали звать.

Откуда она взялась, где родилась, росла и зрела, где Сёма вообще такую красоту нарыл — слухов ходило множество. Едва ли не каждый в городе свою фантазию к этому приложил. Загадочное молчание Прекрасной, ее односложные ответы, а чаще — просто вежливая и ослепительная улыбка служили тому хорошей почвой. Одни были уверены, что выросла она где-то неподалеку, в старообрядческом скиту, сокрытом глухой тайгой от гонений всякой власти. Другие — что она пуэрториканка и по-русски еле говорит — отсюда и молчаливость. Третьи утверждали, что она победительница всемирного конкурса красоты, делегированная отчего-то Казахстаном и похищенная Сёмой из-под короны, как из-под венца, — а чтобы скандала не было, это дело замяли и корону спешно вручили другой, по правде сказать, чистой уродине. Четвертые точно знали, что Сёма нашел ее в Бразилии, где лишь среди потомков русских эмигрантов сохранилась настоящая дворянская порода. Пятые шепотом утверждали, что она не женщина, а ангел, ниспосланный с небес для всех, но захапанный единолично прохиндеем Сёмой. Кое-кто считал, что ее специально, на заказ, вырастили в пробирке — дескать, Сёма давно еще, во время второй отсидки, из разных красивых журнальных лиц составил идеальный портрет женщины, а потом, когда поднялся, нанял группу обедневших ученых, чтобы ему такую же создали. Многим по-прежнему не давала покоя итальянская кинодива — они записывали Елену то в ее младшие сестры, то в племянницы, то в ранние дочери. И так далее. Сходились же все в одном — прекраснее женщины они доселе не видели. И вряд ли доведется. Разве что в раю, так ведь туда поди попади.

Некоторые жены — из удостоившихся — после визитов, правда, шипели своим злопыхательно, что это все видимость, силикон да пластика, на самом деле ничего там особенного нет, ровно то же, что и у всех, если не хуже, однако добивались обратного — взгляды их половин еще больше затуманивались. А если вдруг на них и сосредотачивались… короче, зря они шипели, зря!

Кроме этих мелких и сугубо приватных инсинуаций, ничто больше жизнь молодых не омрачало — до той поры, пока Сёму не навестила костлявая.

Нехорошо это получилось с ее стороны, неделикатно. У людей только, можно сказать, новая жизнь на старом Сёмином месте наладилась, только они так удобно все обустроили — расширили и без того немаленькое поместье, переименовав его — с подачи все того же журналиста — из нескромного Троесёмова (якобы была здесь когда-то такая деревенька) в еще более нескромную, зато благозвучную Трою, приобрели два вертолета — основной и запасной, пристроили открытую галерею, оснастив ее тепловыми пушками, чтобы можно было выйти из дома как есть и прогуливаться на свежем воздухе в любую погоду, запустили в оранжерею всяких райских птиц и в бассейн — карликового бегемота Борю — не иначе в память о подельнике или его усопшем покровителе, а тут на тебе — ложись да помирай!

И Сёма помер — а куда деваться? С этой заразой не поторгуешься, на понт ее не возьмешь и на кривой козе не объедешь.

На поминках-то все и началось…

Собралось там много непростого народа — из самой Москвы внушительная делегация приехала, понимая: сегодня уважишь ты — завтра уважат тебя. Хотя, конечно, тьфу-тьфу — по такому поводу лучше как можно позже. А тут еще и наследство осталось немереное — вдове точно не удержать. Значит, будет передел. Лишь идиот при подобных раскладах бы не уважил.

Проходили поминки в областном театре — покойный это место любил. Сначала из-за актрисок молоденьких, а после возвращения — уже так, бескорыстно. Вход был строго по пригласительным, милиция их начинала проверять за несколько кварталов от центральной площади — и так вплоть до оцепленного по периметру въезда — посторонним не проскользнуть.