Радий Погодин - Красные лошади (сборник)

• Название: Красные лошади (сборник)
• Автор: Радий Погодин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1986

В книгу вошли известные произведения писателя: «Кирпичные острова», «Рассказы о веселых людях и хорошей погоде», повести «Красные лошади», «Книжка про Гришку» и другие.

Рисунки Б. Чупрыгина.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

В классе Витьку ждал сюрприз. Во всю доску был нарисован кривоногий лось, больше похожий на собаку, а рядом Витька, толстопузый, с длинным, как у Буратино, носом. Он держал лося за рога. И подпись в стихах:

Об этом узнает пусть публика вся:

Наш Витька поймал на Садовой лося.

Каждый, кто входил в класс, смеялся. Картину, конечно, нарисовал Пашка, а стихи написал Севка. Может быть, все приняли бы это за шутку, но Витька сам себе всё испортил. Он страшно разозлился, стёр рисунок и сказал с вызовом:

— Ну и поймал!.. Ха-ха-ха!.. Ничего смешного нет…

Ребята засмеялись ещё громче. Кончак даже приставил два пальца ко лбу и замычал по-телячьи… Только Севка заискивающе поддакнул:

— А что, может, и поймал… Правда, Витя?

— Поймал! — запальчиво крикнул Витька, уселся за парту и проворчал: — Смейтесь, смейтесь… И ты тоже смейся. Чего не смеёшься? — повернулся он к Вале.

Валя опять отодвинулась на самый край скамьи и втянула голову в плечи.

На уроке к Витьке стали приходить записки и картинки. Записки были написаны печатными буквами, но Витька точно знал, что их писал Пашка. Он погрозил Пашке кулаком. Тот пожал плечами, а в глазах у него светилось злорадство.

После уроков в раздевалке ребята мычали, спрашивали, какого роста лось и прочие глупости.

Витька молчал и был мрачнее тучи. Он растолкал всех, первым получил пальто и, не дожидаясь Кончака с Генькой, пошёл домой. Шёл он быстро, но у калитки его догнали Нинка Секретарёва и Валя.

— Всего хорошего… — Нинка фыркнула и проскочила вперёд. Конечно, она хотела сказать «лось», только побоялась.

Валя засмеялась, тоже хотела прошмыгнуть мимо Витьки, но он сжал зубы и выставил перед собой ногу. Валя споткнулась и с маху, во весь рост упала на дорожку.

— Хулиган, — сказала Нинка, а когда Валя поднялась, она вдруг взвизгнула и закричала: — Скорей, ребята, скорей!

На лбу у Вали краснела широкая ссадина. Кровь тоненькой струйкой бежала к виску. Валя прислонилась к калитке и смотрела на Витьку жалобно, как в первый день, словно хотела сказать: «Что я тебе сделала плохого?..»

Витька побледнел, шагнул к ней, чтобы чём-нибудь помочь, но его оттолкнули подбежавшие ребята.

— В школу её, к врачу!..

Мимо Витьки прошёл Пашка.

— Ага, Лось, теперь тебя из школы погонят.

Нинка Секретарёва словно этого и ждала.

— Распустился, — визжала она, — только и знаешь, что кулаками махать, герой!.. Вот подожди, будет совет отряда!..

Девочки взяли Валю под руки и повели в школу к врачу.

— Может, ты ей глаз повредил, — испуганно шептал бледный Генька.

Кончак почесал затылок.

— Да… И как тебя угораздило?

Генька перебил его, торопливо, словно схватил палочку-выручалочку:

— Ты нечаянно, да?

— Отстаньте! — бросил им Витька и вышел из калитки.

Кончак посмотрел ему вслед, покрутил головой и побежал в школу. Генька сделал несколько неуверенных шагов за Витькой, но тот даже не обернулся.

— Всё, — бормотал он, шагая к дому, — погонят меня теперь из школы… Мама плакать будет… На работу не примут — мал… Может, метрику подправить?.. — Потом он подумал о Вале, решил, что теперь она его, конечно, ненавидит. — Ну и ладно.

* * *

Матери дома не было, она приходила в пять.

Витька, не раздеваясь, сел к столу, подпёр голову кулаком. Щёки у него стали мокрыми. Стена и вещи казались туманными, расплывчатыми. Оттоманка, на которой он спал, была покрыта чистым чехлом; на ней лежали старательно вышитые подушки. И Витька понял: мама сделала их не из любви к вышиванию, а чтобы прикрыть глубокие впадины и выпирающие пружины… Покрывало на маминой кровати незаметно подштопано, — человек непосвящённый никогда и не догадался бы. А коврик над кроватью был таким ветхим, что мама просила у соседей пылесос, чтобы его почистить: боялась трясти на улице — вдруг порвётся.

«Заработаю денег, куплю маме новый ковёр, — подумал Витька, положил голову на руки и заплакал. Плакал он беззвучно, закусив рукав пальто. — И ковёр куплю, и шляпу с перьями, как у соседки… И новое платье шёлковое…» Наконец Витька поднялся, вытер глаза и нос углом скатерти, достал полотёрную щётку и начал тереть пол. Свирепо двигая щёткой по одному месту, он строил планы, жалостные и героические.

«Вот уберу сейчас комнату, записку напишу: „Мама, ты меня не ищи… Я тебя очень люблю…“» Иногда Витька останавливался, шептал: «Уйду из дому куда глаза глядят… На работу устроюсь куда-нибудь, юнгой например…» Он так размечтался, что не слышал звонка в коридоре, не слышал, как открылась дверь и вошли Кончак с Генькой.

— Витька, где ты?..

Витька вынырнул из-под кровати, уставился на гостей.

— Чего вам?

Кончак сел прямо на пол, по-турецки. Генька примостился на стуле около двери, снял шапку, пригладил свою серебристую чёлку.

— Она сказала, что сама споткнулась, понимаешь?

Витька потёр щёткой ножку кровати и ничего не ответил. Генька подтолкнул ногой Кончака; тот придвинулся ближе к Витьке и вдруг разозлился:

— Да брось ты свою дурацкую щётку!.. Понимаешь, пришёл директор; Нинка сказала ему, что ты Вальке ножку подставил, а Валька сказала: ничего подобного, что ты не подставил, что ты даже посторонился, пропустил её, а она сама поскользнулась и упала…

Витьке показалось, что он уже знал это раньше…

— Ну вот, — поблёскивая глазами, перебил Кончака Генька, — значит, тебе ничего не будет… Может, на совете отряда поругают за то, что с Пашкой подрался… Только мы скажем… Мы тебя защитим… А про Валю молчи.

Витька наклонил голову.

— Здорово она расшиблась?

— Ага, ещё у доктора сидит. — Кончак поднялся, дёрнул Геньку за воротник. — Ну, мы пошли.

— И нужно мне было с Пашкой драться! — тоскливо говорил Витька, провожая друзей до двери. — Не дрался бы, ничего бы и не было…

Генька удивлённо остановился.

— При чём тут Пашка?.. Он агрессор, узурпатор…

— И воображала, — добавил Кончак. — Правильно, что ты ему навинтил… Только смотри про Вальку не проболтайся, а то я тебя знаю… Ты можешь…

Витька закрыл за ребятами дверь и несколько минут ходил по комнате, размахивая полотёрной щёткой. На сердце была такая лёгкость.

— Всё в порядке, — ликовал он.

Потом Витька взял в буфете деньги и помчался за хлебом.

В кассу он пролез без очереди: «Тётенька, мне спешно, мне очень до зарезу!» А выскочив из булочной, вдруг столкнулся с Валей.

Голова у Вали была обмотана бинтом, поверх бинта надета синяя шапка. Косы с белыми бантами торчали из-под бинтов в разные стороны.

— Ты идёшь, да? — оторопело спросил Витька и покраснел так, что кожу на щеках защипало.

Валя остановилась.

— Иду…

Витька переминался с ноги на ногу, шмыгал носом.

Из булочной вышла какая-то женщина, посмотрела на Витьку, засмеялась.

— Вот ты куда торопился! Барышня тебя ждёт…

Витька окинул тётку ненавидящим взглядом, сказал:

— Это не барышня, а Валя.

Они шли осторожно. Валя на скользких местах держалась за Витькино пальто. А он смотрел на её забинтованную голову и думал: «Я теперь тебя в обиду не дам…» Вдруг Валя спросила:

— Ты про лосей наврал?

Витька опустил голову.

— Наврал…

— А зачем?

— Не знаю…

Они пошли дальше. Витькина сетка с батоном и половиной круглого хлеба била их обоих по ногам, но Витька так и не догадался взять её в другую руку.

Живи, солдат

В класс они вошли на руках. Своего веса Алька не чувствовал, шел, словно не было в природе земного тяготения. От ощущения легкости и необыкновенной прыгучести рождалась в груди щемящая, затрудняющая дыхание радость. Иногда сердце обмирало, будто он падал с крутизны. Его ладони шлепали по намастиченному полу, жирному, цвета вековой ржавчины. Нянечки разводили мастику горячей водой, размазывали ее по всей школе мешковиной, навернутой на швабру. Запах керосина никогда не выветривался — керосина и хлорной извести.

Мастика шелушилась под ногами ребят, шаркающих, топочущих, приплясывающих; забивалась под одежду пыльцой, отчего белье при стирке покрывалось красной сыпью. Гнев матерей был стремителен и целенаправлен. Затылки трещали. Матери плакали. Ах, как легко шагается вверх ногами, словно кровь стала газом, газовым облаком, водородом.

Возле учительского стола они подпрыгнули, сгруппировались в воздухе и распрямились, став на ноги в один звук.

Завуч, высокий и тощий, Лассунский — фамилия такая, — остро глядел на них от задней стены и улыбался, все уже и уже растягивая свою улыбку. Все в нем было заострено: плечи, локти, колени. Длинные пальцы с крепкими чистыми ногтями треугольной формы. На голове седой вздыбленный кок, отчего и голова его казалась заостренной. В руках острая пика, изготовленная из заморского дерева, — указка, безукоризненно точная, Лассунский даже из-за спины попадал ею в нужную точку на карте.