Джон Пристли - Другое Место. Рассказы

• Название: Другое Место. Рассказы
• Автор: Джон Пристли
• Издательство: Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-93381-160-2

Знаменитый английский романист и драматург Джон Бойнтон Пристли (1894–1984) на этот раз предстанет перед читателями как замечательный рассказчик. Точность наблюдений, умение нарисовать характеры и неожиданным образом повернуть сюжет, — все это делает его новеллы необычайно занимательным чтением.

---

— Я вижу свет, — заявила Бетти.

Он вышел из своей угрюмой задумчивости.

— Где? — Но тут же увидел сам. Едва заметный тусклый свет мерцал довольно далеко в стороне от дороги. — Не очень-то многообещающе.

— Эта грязная и темная дорога обещает еще меньше, — отрезала она. — С меня довольно. По крайней мере, они скажут, где мы находимся… И разрешат позвонить, если там есть телефон.

— За поворотом мы можем найти что-нибудь получше. — Однако сказал он это без особой убежденности, просто чтобы возразить.

— Не валяй дурака. Я уже почти утонула. По-моему, там должна быть какая-нибудь подъездная дорога.

Пока они препирались, свет стремительно замигал, разжигая в них холодную ярость. Не обменявшись больше ни словом, они весьма резво свернули на подъездную дорогу и, нагнув головы, почти вслепую зашлепали по ней по направлению к свету. Люк первым оказался между двух колонн, щелкнул зажигалкой и уже стучал в дверь массивным старым дверным кольцом, когда к нему присоединилась Бетти. Их била дрожь; по-прежнему молча, они стояли под дверью.

Позже, когда вспоминали обстоятельства того вечера, они сошлись в том, что в женщине, открывшей им дверь, не было ничего примечательного: невысокая, плотная, довольно пожилая, в чем-то черном. Пара принялась объяснять, кто они такие и что за нужда их сюда привела. Они все еще говорили что-то наперебой, когда обнаружили, что стоят внутри, а старуха, которая не произнесла ни слова, запирает дверь на ключ — скорее всего, желая отгородиться поскорее от ненастной ночи. Она подняла лампу, бросила на гостей еще один пристальный взгляд, пробормотала что-то неразборчивое и, оставив лампу, торопливо вышла из холла, закрыв за собой дверь. Холл был квадратный, не очень большой и почти без мебели. Вряд ли кто-либо заботился об уюте или украшении этого помещения, которое больше всего напоминало вход в музей.

— Надеюсь, она поняла, что мы ей сказали, — пробормотала Бетти, неуютно поежившись. — И пошла призвать кого-нибудь с нами разобраться. Боже, я чувствую себя мокрой крысой.

— Ты так и выглядишь, — сказал Люк без тени улыбки.

— А как, по-твоему, ты выглядишь? — вскипела она, повернулась к нему спиной и попыталась привести в порядок волосы, которые сейчас с успехом могли бы сойти за потемневшую от сырости паклю. Старый, насквозь промокший плащ, пурпурно-меланжевый свитер с твидовой юбкой и забрызганные грязью чулки завершали картину. Во взгляде Люка, устремленном на нее, сквозило отвращение.

— Кстати сказать, ты всю неделю выглядела не ахти, — заметил он. — Я хотел раньше сказать, просто времени не было.

— Зато у тебя было достаточно времени, чтобы распивать джин с Бертом и Маком. На себя бы посмотрел. Даже не позаботился о том, чтобы побриться, хотя сегодня у тебя был океан времени. О, поняла! Пытаешься сойти за режиссера, изнуренного работой, — голливудский шик.

— О, бога ради…

— Вот именно, — сказала она, все еще отвернувшись от него. — Давай продолжим диалог, а потом еще и поорем друг на друга. Только этого не хватает, чтобы нас выставили за дверь. — Ее передернуло. — Мне никогда в жизни не было так мокро, холодно и противно.

— Ну-ну, поной. Может, они тебя оставят, а меня из жалости к тебе выставят за дверь. — Это уже никуда не годилось, но он испытывал отвращение к себе, внезапно почувствовав приступ ненависти и к ней, стократ усиленный тем, что она заставила его ненавидеть самого себя.

Она повернулась к нему — ни дать ни взять баба-яга, только молодая.

— Я не собираюсь плакать. Мне кажется, если я начну, то не смогу остановиться. И дело не только в том, что случилось сейчас. Все остальное тоже. То, как ты вел себя со съемочной группой… Я уж не говорю, что работа, которую ты сделал, — туфта…

— О, так это была туфта, вот как?

— Да, туфта, туфта, туфта — и ты сам это знаешь. А потом, когда мы вернемся обратно, тоже ничего хорошего меня не ждет. Как будто нормально ютиться в той убогой квартирке, которую тебе пришлось унаследовать от Сони и Питера…

— Твоих друзей…

— Они мне не друзья. У нас нет друзей, — неистово продолжала она. — У нас ничего нет. Тебе — тридцать два, мне — двадцать семь, и вот к чему мы пришли. Почему, почему? Дело в тебе? Во мне? В чем-то еще? Я думала, все будет по-другому, и сначала все действительно было по-другому…

Он чуть было не сказал ей, что девушке не пристало показывать норов, когда она похожа на добычу домашней кошки.

— Ты не можешь отрицать, что я тебя предупреждал. С самого начала. Я говорил, что не представляю себя женатым. Хотя, по-моему, брак со мной ничуть не хуже сожительства со стариной Чарли Тилфордом. Уж тогда-то ты точно не могла заявить, что жизнь у тебя — сплошной праздник. Он тебе в отцы годился, а не в…

— Это значит меньше, чем ты думаешь. И Чарли всегда был добр ко мне.

— Он был постоянно в стельку пьян…

— Хорошо, он был постоянно в стельку пьян. И он был старым. — Она откинула назад мокрую челку и зло уставилась на него. — Но он был добрым и милым. Мы с ним не кричали друг на друга все время, как сейчас с тобой.

— Я не кричу, — возразил он. — Это ты кричишь. И если тебе так хочется вернуться к старине Чарли, ты знаешь, что делать. Конечно, если тебе удастся убедить нашу крошку Мейвис съехать от него. — Он закончил фразу смешком, хотя не получил от сказанного никакого удовольствия.

Бетти стояла перед ним, широко распахнув глаза. Волна безысходности накрыла ее с головой. Никогда ничего хорошего у нее уже не будет. Потом, сохраняя на лице эту трагическую маску, она медленно покачала головой. Это не было игрой на публику, и Люк почувствовал сильное беспокойство, как будто Бетти на его глазах превращалась в кого-то другого. То, что случилось потом, потрясло еще больше: она принялась поносить его самыми последними словами, которых нахваталась на студии, и все это без малейшего пыла или жестокости — говорящая кукла, извергающая потоки грязи и непристойностей.

— Ты сквернословишь, как потаскуха, — заявил он, когда она замолчала.

— Может быть, я именно такая и есть. — На этот раз тон ее был более нормален.

— Вот уж не удивился бы.

— Если я потаскуха, то ты сутенер. Это ты сделал меня такой, Люк.

— Сумей ты получить от этого хоть какой-нибудь прок, ты приписала бы эту заслугу себе. Но поскольку проку нет, — мрачно усмехнулся он, — то вина лежит на мне. С женщинами всегда так, я давно это заметил. — Истина, конечно, довольно сомнительная, но ему понравилось, как прозвучала фраза.

На самом деле, ее трудно было довести до подобного состояния.

— Кроме длины и формы ног ты никогда ничего в женщинах не замечал. Так что нечего притворяться. — Она нетерпеливо поежилась. — Боже, эта одежда! У меня сейчас начнется воспаление легких. Будь у тебя хоть крупица здравого смысла, ты бы знал, что преврати ты меня во что-нибудь, чем мы оба могли бы гордиться, эту заслугу я считала бы твоей целиком и полностью, я бы тебя обожала. Каждая девушка мечтает об этом. У Сони с Питером все именно так.

— Превосходный пример. — Он снова угрюмо усмехнулся, хотя на самом деле понимал, что она имеет в виду.

— Ладно, пусть тебе они не нравятся. Я тоже к ним особой любви не питаю. Но они хоть что-то сделали вместе.

— Что именно? Никогда этого не видел.

— Не видел, потому что никогда не давал себе труда обратить внимание на кого бы то ни было: я их знать не знаю и знать не хочу. Вот почему у тебя сейчас не ладится с работой — все, что ты снимаешь, сплошь состоит из штампов и отдает банальщиной…

— Кто говорит, что у меня сплошные штампы? — крикнул он в ярости, потому что его подозрения подтвердились.

— Я говорю. И не только я одна, — продолжала она, и глаза ее победно сверкнули. — Спроси у своих приятелей-собутыльников, если сможешь вытянуть из них правду.

Вернулась коренастая старуха в черном и снова что-то забормотала и замахала руками. Она протянула Люку наполненный бокал и знаками объяснила, что ему следует подождать в холле, а Бетти увела в дверь слева. Было очевидно, что их не выставят отсюда посреди ненастной ночи на улицу. Люк пригубил напиток и обнаружил, что это был превосходный выдержанный бренди. Через пару глотков у него внутри будто запрыгал солнечный зайчик. После придирчивого осмотра бокал тоже заслужил его одобрение — он любил изысканные вещи. По форме он напоминал тюльпан — именно в такие французы предпочитают наливать бренди — и был бесспорно старинным, редкого качества, как и его содержимое.

Проглотив последнюю каплю алкоголя, который наполнил его желудок давно забытым теплом, он почувствовал, что не на шутку опьянел. Сидеть в мокрой одежде было неуютно, и он кругами бродил по холлу, словно любознательный посетитель музея; иллюзию нарушал чересчур тусклый свет одинокой лампы. Он все еще злился на Бетти. Если бы ее с ним не было, если бы она не изливала на него свое раздражение и возмущение, тем самым провоцируя и его, он не видел бы в случившемся ничего плохого, это было бы всего лишь небольшим приключением, перебившим унылые будни. Но поскольку находишься с ней под одной крышей, это становится продолжением все тех же унылых будней. Если бы он не чувствовал себя таким опустошенным, не был таким промокшим и замерзшим, он, возможно, вернулся бы в ночь, бросил бы вызов ливню, тьме, пустоте на мили вокруг и насладился опытом, принадлежащим ему одному. Он с затаенной обидой медленно ворочал у себя в голове эти мысли, как ленивый, угрюмый фермер ворочает вилами.