Геннадий Тоболяк - Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят!

• Название: Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят!
• Автор: Геннадий Тоболяк
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-43074-1

За 65 лет, прошедших после Великой Победы, наша военная разведка неоднократно подтверждала статус лучшей в мире, активно участвуя во всех вооруженных конфликтах, – и в Афганистане, и в Чечне, и совсем недавно в Южной Осетии. Однако до сих пор о специфике работы офицеров ГРУ в ходе боевых действий известно крайне мало – в любой стране подобная информация охраняется как одна из главных государственных и военных тайн. Книга полковника Тоболяка впервые приоткрывает завесу секретности, освещая деятельность Главного разведывательного управления в Афганистане. Борьба с бандформированиями и противодействие спецоперациям противника, сотрудничество с афганской службой безопасности ХАД и агентурная работа с местным населением – воспоминания ветерана военной разведки позволяют заглянуть за кулисы Афганской войны, в «святая святых» прославленного ГРУ.

---

– А теперь прощайте! Как сказал А. С. Пушкин: «На бой, на бой! За честь России!» Крепитесь друзья, дальше будет лучше!

– Не надо лучше, товарищ полковник, – сказал капитан Емельянов, – не было бы хуже!

Я вышел из самолета, направился в диспетчерскую, чтобы узнать, как можно добраться до дома у водокачки, где жили советники. Никто не знал этого адреса, а попутного транспорта не было. Решил не ждать, когда за мной пришлют машину, и самому найти дачу-отшельник, на калитке которой прибита желтая подкова.

Провожая меня в Кандагар, начальник разведцентра полковник Шамиль напутственно сказал, тыча пальцем в карту Кандагара:

– Вот она, эта дача. Находится здесь, рядом с водокачкой. Найдешь подкову, найдешь и дачу. Там живут твои будущие подчиненные, словно разжиревшие монахи. Конечно, героями их нельзя назвать, а вот трусами – можно. Самое подходящее для них слово. Заставь всех работать, никого не жалей. Кто будет саботировать работу, отправляй ко мне, я с них сдеру шкуру, будут знать, что такое война и чем она для них может закончиться – бесславием!

Поправил на плече автомат Калашникова – символ власти и силы в Афганистане, снял бушлат, он здесь не нужен, было по-летнему тепло и уютно, направился в сторону лесного массива по узкой тропинке, шел наугад, подчиняясь интуиции, разыскивая дачу-отшельник.

Мягкий песок под ногами, прибитый моросящим дождиком и росой, издавал приятную прохладу утра и весеннюю свежесть. Над Кандагаром стояла густая, черная туча, но она постепенно рассеивалась и уходила в сторону от города под воздействием ветра и лучей весеннего солнца.

Весна в Кандагаре вступала в свои права. В лесу было хорошо и весело. Птички певчие пели на все голоса. Изредка каркали вороны, заглушая птичий хор, напоминали своим карканьем все плохое и подлое, что пришло с войной.

Вскоре на кандагарском небе появилась радуга необыкновенной красоты – и чужая земля под ногами, непохожая на нашу, стала чуточку ближе и понятней.

Внезапно на тропе, по которой я шел, послышались выстрелы. Я остановился. Убрал автомат Калашникова с предохранителя, приготовился к любому повороту событий, всякое может случиться на войне. Навстречу мне не шли, а бежали трое с автоматами в руках, одетые в афганскую униформу солдаты.

«Здесь что-то происходит неладное!» – подумал я и приготовился к стрельбе, чтобы при необходимости защитить себя.

Впереди бежал высокого роста человек с забинтованной головой и с наручниками в руках. Увидел меня, спросил по-русски:

– Здесь не пробегали двое арестантов?

– Нет! Никого не видел! А что случилось?

– Бежали двое преступников при их переводе из ХАДа в тюрьму. Будьте внимательны и осторожны. Они где-то прячутся здесь, в лесном массиве.

Я пошел дальше, будучи предупрежденным об опасности, шел осторожно, издали внимательно разглядывая кусты, не прячется ли там кто, а люди в камуфляжной одежде устремились в глубь лесного массива, отыскивая преступников. Вдруг снова послышалась стрельба – и все стихло.

Подумал: «Видать настигли преступников и застрелили!»

Лесная тропа вывела меня на асфальтированную дорогу. Навстречу мне шли и ехали люди, молодые и старые, веселые и хмурые. Дорога была оживленной, и людей на ней было много. Одни смотрели на меня свысока, гордо и независимо, словно мы уже потерпели поражение в Афганистане, другие кланялись, чаще это были старики и старухи, притворно улыбались, изображали на лице радость от встречи со мной. Особенно усердствовал старик на осле. Он размахивал руками, что-то кричал, улыбался, пока не свалился с осла на дорогу.

Весна 1981 года была в Кандагаре тревожной. Я застал жителей города не в лучший час свидания с ними. Повсюду оскудение и хаос. Непаханые поля, воронки от бомб. Запустенье. Это была горькая правда войны, о которой я мало что знал, и вдруг война предстала перед моими глазами во всей своей наготе и безрассудстве.

Судя по многочисленным воронкам на кандагарской земле, бои здесь шли не шуточные с обеих сторон. Горела земля и стонала, обильно политая своей и вражьей кровью. Басмачи не раз проявляли удивительную отвагу и мужество, сражаясь за свою свободу. И спустя какое-то время те жители Кандагара, кто еще уцелел от первых схваток с врагом, помнили все, что было на этой земле. Люди от изнеможения и ран напоминали вечных скитальцев, потерявших на войне все: детей, жен, имущество, здоровье, и отношения между двумя братскими народами, русским и афганским, заметно ухудшились. Афганцы с войной напрочь забыли все доброе и хорошее в наших отношениях, были суровы и негостеприимны, как спящий Кадий. В их жилища было опасно войти, как прежде, не получив сноп свинца в спину или удар кинжалом.

В Афганистане все изменилось к худшему.

Коран поднял мусульман на священную войну «газават» против неверных, и война стала серьезным испытанием морального духа обеих сторон. Войска непобедимой и легендарной когда-то Красной армии увязли и забуксовали в дремучих песках Афганистана, афганцы же показали, что они умеют воевать с русскими, использовали пески и горные перевалы в своих интересах и неожиданно появлялись там, где их никто не ждал. Уничтожали нашу технику, личный состав и исчезали так же незаметно, как появлялись, словно призраки исчезали в афганском Средневековье, не испытывая недостатка ни в чем – ни в оружии, ни в моральной поддержке.

Как бы ни показался жестоким язык афганской войны, его надо знать.

Афганцы заставили нас уважать их жизненные интересы и принципы, о которых успели позабыть и обожглись наши солдаты, почти еще дети, неподготовленные к войне, и пополнили сибирские погосты, недооценив силу и мощь противника.

Я чувствовал по напряженным взглядам случайных людей, с которыми пришлось повстречаться по дороге к даче-отшельнику, по их натянутым улыбкам, что Кандагар живет по закону военного времени, дышит тяжело и нервно, как весь афганский народ, и от понимания всего этого стало тяжело на душе. Практически мы ввязались в войну не с басмачами, а с афганским народом.

Встречаясь с молодыми афганцами, которые шли и ехали по дороге на ослах и разбитых машинах японского образца, я видел в их глазах огонь ненависти. Они вели себя дерзко и решительно, были готовы без всякого предупреждения всадить град пуль по случаю знакомства со мной. Многие не скрывали этого желания, злобно смотрели в мою сторону исподлобья, поглядывали на запыленный автомат Калашникова, и этот автомат останавливал их от самосуда над человеком, зашедшим в «чужой» огород, сдерживал азиатский порыв мести и ярости, не уступающий такому хищнику, как Волк Ларсен в романе Джека Лондона.

Рядом со мной проскочил на большой скорости старый грузовик и чуть было не сбил меня с ног. В кузове грузовика молодые люди с лопатами, увидев меня, подняли черенки лопат и стали изображать, что целятся в меня, громко что-то кричать и издавать звуки, похожие на выстрел «Бах-бах-бах!», полагая, что этими выкриками они могут напугать меня. Я направил свой автомат в сторону автомашины и выстрелил в воздух, крики и смех прекратились. Черноголовки скрылись в кузове машины и долго не показывались, пока я взглядом провожал машину.

Враждебное ко мне отношение не прибавило энтузиазма. На мое появление в Кандагаре многие реагировали враждебно, как на заползшего в их постель клопа, от которого одно избавление – проутюжить швы горячим утюгом, только так можно избавиться от вредной твари.

Я шел, сжав губы, не произнося ни слова, молчал. Знал от деда, Ильи Васильевича Баева, истину: сильный не кричит, он просто бьет!

У меня не было злобы на афганцев, и я не понимал их злости ко мне. Я по-доброму относился ко всему, что видел и с чем соприкасался, любовался легкой походкой афганской молодежи, которая была сродни полету многочисленных голубей на кандагарской земле. Голуби эти были на редкость пугливые и беззащитные, образуя на земле замысловатые узоры, словно сотканный руками афганских мастериц ковер, и когда раздавался выстрел, голуби, взмахнув крыльями, уносились в небо. На миг все небо укрывалось крыльями голубей, и солнечный свет переставал проникать на землю. Становилось темно, как ночью.

Я шел уверенной походкой без страха и без боязни, верил, что ничего дурного со мной не случится. Знал не понаслышке, что испокон веков в Афганистане красота и ум ценятся больше всего на свете, а не грубость и злость. На красивых людей смотрел, как на картины художников в выставочном зале под стеклом, еще привыкая, что нахожусь не в России, а в Афганистане. Старался лучше понять окружающих меня людей, полагая, что со временем все станет на свои места, злоба пройдет, выветрится с годами, и сердца, привыкшие ненавидеть, вновь станут любить и радоваться, наполняться покоем и счастьем.

Дача-отшельник, где проживали оперативные офицеры, располагалась где-то рядом, но никак не удавалось ее отыскать. Я вновь свернул с проезжей части на узкую тропку и пошел в сторону величавых хвойных деревьев, стоящих плотными рядами, как солдаты в строю. Мощные деревья плотной стеной закрывали видимость, словно отгораживали дачу-отшельник от внешнего мира, но не от имеющихся проблем. Обособленное расположение дачи создавало в некотором роде ореол таинственности и религиозности, как это бывает с людьми, старающимися уединиться и жить в отдалении от других людей, как староверы, и проводить все свободное время в беседе с Богом, замаливая свои грехи, чуждаясь мирской суеты, пустой и бесполезной.