Миньона Яновская - Пастер

• Название: Пастер
• Автор: Миньона Яновская
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

Жизнь великого ученого Луи Пастера — одна из самых драматичных в истории мировой науки.

Скромный французский химик, он в результате неслыханного по напряженности труда и борьбы с многочисленными препятствиями стал основателем новой науки — микробиологии.

С большой теплотой и знанием дела писательница рисует поистине героическую жизнь ученого. Наука для Пастера — превыше всего. Цель его жизни — служить человечеству. Шелководы Франции разоряются — на шелковичных червей напал мор. Пастер побеждает болезнь, шелкопряда. Овцы гибнут от сибирской язвы — Пастер приходит на помощь. Умирают люди от укусов бешеных животных — Пастер, рискуя собственной свободой, спасает их.

Рассказ о жизни Пастера — это в то же время рассказ о содружестве двух наук — французской и русской. Автор уделяет много внимания описанию замечательной дружбы Пастера с крупнейшими русскими учеными, работавшими в его институте.

Книга М. Яновской — первая художественная биография великого французского ученого, принадлежащая перу советского автора.

---

Быть может, ему было безразлично, кто и в каких целях использует его науку, — он всегда был бесконечно далек от всего, кроме самой науки. Он не вмешивался ни в какие споры, кроме чисто научных, и никогда не понимал, что таких споров просто не может быть: чистая наука — химера, такая же химера, как и теория самозарождения.

Но главная цель Пастера была выполнена — теорию самозарождения он разбил в пух и прах. Это отняло у него массу времени, значительная часть которого ушла на препирательства, массу сил и здоровья, но и закалило его для других боев. Еще не раз его старые враги по этому спору напоминали о своем существовании, не раз ставили ему палки в колеса. Но были у него и могучие защитники среди больших ученых, одного слова которых достаточно было, чтобы Пастер снова обретал душевное равновесие и бодрость духа.

Он много занимался своей деятельностью научного руководителя Эколь Нормаль, и в эту деятельность, как и во все, за что он брался, вносил всегда новую, свежую струю.

Внезапно разыгравшийся инцидент навсегда заставил его отказаться от административной карьеры. В результате этого инцидента Пастер покинул свою «альма матер» — Эколь Нормаль, хотя еще более двадцати лет продолжал работать в маленьком флигеле на улице д'Юльм.

Сто жителей города Сент-Этьена, главы ста буржуазных семейств, до смерти боявшиеся «духа вольности», написали в сенат жалобу: в двух общественных библиотеках их отпрыски имеют возможность читать сочинения энциклопедистов. Отцы города требовали запретить и изъять из библиотек книги Руссо, Вольтера и других «подобных писак».

Когда жалоба разбиралась в сенате, литератор Сент-Бёв, возмущенный посягательством на свободу мысли выступил с великолепной речью, обвиняя сенат в инквизиторском усердии.

Речь мгновенно стала известна свободолюбивой французской молодежи. Учащиеся Эколь Нормаль послали Сент-Бёву восторженное поздравление за его мужественную, прекрасную речь в защиту их прав и свободы.

Поздравление это опубликовал один из либеральные журналов. Студент, подписавший по поручению своих товарищей письмо к Сент-Бёву, был исключен из Эколь Нормаль.

10 июля 1867 года возмущенные студенты вышли на улицу и устроили манифестацию. Напуганное правительство, боявшееся студенческих волнений, решило закрыть Эколь Нормаль.

Временное закрытие школы не так взволновало студентов, как слухи о том, что и директор и научный руководитель Пастер будут сменены.

Студенты написали Пастеру письмо, поручив сделать это слушателю научного отделения, ученику Пастера — Дидону. Тому самому студенту, который дернул шнурок звонка 10 июля, и по этому звонку вся школа высыпала на улицу.

«Если Ваш уход из школы еще не решен окончательно, если его еще можно предотвратить, все студенты школы с удовольствием сделают для этого все, что от них зависит. Если еще не поздно, я готов немедленно выехать из Парижа. Что касается лично меня, вряд ли нужно говорить, о моей признательности. Никто никогда не проявлял ко мне такого интереса, как Вы, и я никогда в жизни не забуду того, что Вы для меня сделали».

Пастер прослезился, читая это письмо.

— Это тот самый Дидон, который — помнишь, Мари? — три года назад первым выдержал экзамены в Эколь Политехник, предпочел уйти из нее к нам, чтобы только учиться у меня… Ах, есть ли на свете лучшее вознаграждение для профессора, чем эти знаки признательности от его учеников! Но, очевидно, я уже сделал для школы все, что мог. И, очевидно, уже поздно, придется уходить отсюда…

«Если Ваш уход из школы еще не решен окончательно…» — писал Дидон. Но, увы, уход Пастера из Эколь Нормаль был решен. Разумеется, эта мера была предпринята только на страх студентам — им показали, что даже таким ученым, как Пастер, нет пощады, если они не умеют держать в руках дисциплину и подчиняться правилам, принятым в учебных заведениях Франции. Разумеется, министерство просвещения было не настолько глупым, чтобы из-за подобного инцидента лишить Париж такого крупнейшего ученого, как Пастер.

Пастера назначили заведующим кафедрой химии в Сорбонне, откуда уходил его учитель Балар.

Во всем этом деле Пастера утешало то, что он теперь сможет спокойно заняться научными исследованиями и лекциями, не отвлекаясь на административную деятельность.

Положим, спокойно заниматься наукой в те времена в Париже, как и во всей Франции, не было возможности. Ни один ученый не имел сколько-нибудь сносной казенной лаборатории для исследовательской работы, ни один не мог потратить лишней копейки на необходимые материалы или оборудование, ни один не мог потребовать для себя лишнего лаборанта. И хотя ученые, подобно Пастеру, сберегли Франции не один миллион франков, денег у государства для них всегда не хватало.

Пастер не был исключением из этого правила. Но Пастер решил, что дальше так продолжаться не может. Надо протестовать, надо требовать, ибо под лежачий камень вода не течет.

А уж если требовать, то у самого императора. И 5 сентября 1867 года он пишет Наполеону III докладную записку.

Он пишет, что его исследования по брожению и микроорганизмам открыли для физиологической химии новые пути, что плодами этих работ уже пользуются и в промышленности и в сельском хозяйстве, но что он только начал свой обширный план научных исследований и область, которую он намерен досконально изучить, необозрима. Он полон сил и решимости приступить к дальнейшему изучению этой области, но не может работать, потому что испытывает острый недостаток в материальных средствах. «Поскольку стоит вопрос о научных исследованиях, которые могут служить нам вехами в открытии причин гнилостных или инфекционных заболеваний, я хотел бы иметь при довольно обширной лаборатории такие подсобные постройки, в которых можно было бы проводить эти исследования с удобствами и без угрозы здоровью…» Он деликатно умалчивает о том, что в свою нынешнюю сушильню ему приходится лазить на четвереньках, зато приводит с десяток доводов, которые, по его мнению, могут заинтересовать и убедить главу государства: он намерен создать способ хранения быстропортящихся продуктов, он намерен повести наступление на бич французских овцеводов — сибирскую язву; он запланировал на будущее тысячи других важных для Франции и французов исследований, но все эти исследования можно осуществить только «при условии организации крупной лаборатории. Настало время освободить научные исследования от нищеты, препятствующей их развитию».

Довольно смело, если учесть, что простой ученый обращался к самому императору. Быть может, именно эта смелость и подействовала, а возможно, произвели впечатление такие слова, как сибирская язва, гангрена и другие, на которые не поскупился Пастер. Так или иначе, Наполеон III «повелел» министру просвещения удовлетворить просьбу Пастера.

Между прочим, «повеление» было выражено в форме обычного пожелания и всего лишь на словах. Ничего не стоили эти слова правителю Франции, ни к чему не обязывали его. Власть имущие любят иной раз поиграть в «добрых дядей» и покровителей науки — они часто охотно обещают, чтобы затем ничего не выполнить.

Пастер страшно обрадовался такому обороту дела, искренне поверив, что теперь уж его мытарства кончатся. Он написал своему ученику Ролену, вышедшему уже на самостоятельную научную дорогу, что, наконец, «я буду иметь возможность заказать большой сушильный шкаф…». Предельная мечта великого ученого, совершившего переворот в биологической науке — обыкновенный сушильный шкаф, достаточно вместительный и чтобы к нему можно было подходить стоя, во весь рост!

Это будет лаборатория физической химии, пишет Пастер Ролену, построят ее, очевидно, в Эколь Нормаль. И если Ролен надумает приехать — Пастер до смерти будет рад: в новой лаборатории найдется место для всех его бывших учеников и для тех новых, будущих, которых он мечтает иметь.

Вместе с архитектором Бушо Пастер по вечерам сидит в своем кабинете и делает наброски планов лаборатории. В ней должно быть все необходимое для опытов, достаточно места для учеников и совсем чуточку удобств для него самого. И тогда — тогда как быстро пойдут его исследования, которые в недалеком будущем приведут его к заветной цели.

И все рухнуло. В конце того же 1867 года внезапно — для Пастера внезапно! — выяснилось, что министерство отказало во всех просьбах на дополнительные кредиты, что даже самую маленькую лабораторию построить невозможно.

Сначала он загрустил, а потом возмутился.

— Это ужасно, — сказал он своей жене, — ужасно, что для постройки оперы находится миллион, а постройка лаборатории, на которую нужно всего сто тысяч франков, «откладывается», выражаясь языком этих бюрократов. Я же отлично понимаю, что это только вежливая отписка, на самом деле моя лаборатория уже погребена в недрах департаментских полок с «делами». И подумать только — ведь эти гроши, нужные на лабораторию, не замедлят окупиться в тысячекратном размере, если даже смотреть на науку как на статью бюджета государства! Открытия, сделанные в стенах этой лаборатории, могли бы… Э, да что говорить…