Татьяна Семенова - Монсегюр. В огне инквизиции

• Название: Монсегюр. В огне инквизиции
• Автор: Татьяна Семенова
• Издательство: Фаэтон
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-902937-10-4

Студенты-первокурсники Аня, Саша и Ваня случайно становятся обладателями экспериментального устройства «Фаэтон», позволяющего его владельцу путешествовать в свои прошлые жизни. Один из героев решает испытать прибор и включает его. Но вместе с ним в прошлое попадают и друзья, находившиеся в этот момент рядом.

«Фаэтон» переносит их в 1243 год, в Лангедок. На вершине высокой скалы гордо возвышается замок-крепость Монсегюр, последний оплот таинственной христианской общины катаров. Папа римский объявил их еретиками, и полчища крестоносцев направились на юг Франции, чтобы раз и навсегда уничтожить альбигойскую ересь. Последние катары, укрывшись в неприступной крепости, обороняются от католического воинства, осаждающего замок.

В Монсегюре находятся бесценные реликвии — Копьё Судьбы и Святой Грааль. В подземельях замка хранятся и уникальные рукописи, раскрывающие тайну ещё одной реликвии — Ковчега Завета. В древних манускриптах говорится и о том, что все эти предметы — части одного механизма, имеющего огромную силу.

Тайна катаров становится известна инквизиторам, и за сокровищами начинается настоящая охота.

Друзья оказываются в самом центре событий. Будущее великих реликвий уже во многом зависит от них.

---

Это произошло в 1202 году. Молодому монаху случилось проезжать по землям Лангедока через Тулузу в свите дона Диего, епископа кастильского города Озмы. Дон Диего, по поручению короля Леона Альфонса VIII, направлялся в Скандинавию с дипломатической миссией — сватать невесту сыну короля, Фердинанду. В этот первый проезд через Лангедок Доминика поразило количество еретически настроенных граждан. Альбигойство здесь процветало до такой степени, что многие знатные вельможи в открытую проповедовали катаризм. Сам граф Тулузский Раймонд VI не скрывал своего покровительства ереси, хотя, опасаясь католической Церкви, не смел высказываться прямо. Однако те поступки, которые он совершал, воочию свидетельствовали против него. К примеру, в церковь он водил своего шута, который, кривляясь и гримасничая, подпевал священнику. И даже ещё хуже: стоя спиной к алтарю, шут благословлял народ. Это ли не настоящее кощунство над истинной верой? Что, в таком случае, можно было ждать от его подданных? Порой граф во всеуслышание обличал корыстолюбие цистерцианских монахов, заявляя, что сам он хотел бы походить на альбигойских проповедников. Говорили, что граф выслушивал молитвы катаров и сам принимал у них благословения. Все знали, что своего сына он хотел отдать на воспитание альбигойским архиереям. Его друзья — виконты Безьерские, графы де Фуа и другие — также были приверженцами катаризма.

Папа Иннокентий III, пытаясь подавить ересь, посылал в Лангедок одного легата за другим, однако те не имели успеха в проповеднической деятельности. Над ними смеялись, их презирали, открыто высказывали своё неуважение. И тому были причины. Роскошь, в которой жили католические священники, и их нравственное разложение достигли максимального предела. О святости жизни духовных пастырей уже давно никто не слышал. Настоятель везонской обители в отчаянии сетовал в письмах:

«Монахи покидают своё прежнее платье и ходят по улицам одетыми по новой моде; мясо они едят, когда хотят Самые неприличные раздоры совершаются в монастырях при избраниях. Так, я знаю монастырь, в котором правят четыре аббата. Цистерианцы ещё чем-нибудь заслуживают похвалу, они расточают большие милостыни, изучают церковное песнопение, творят много добрых дел. Но и они искусны силой и хитростью присваивать себе имущество и доходы других орденов. Епископы же требуют от приходов большие взятки, а места продают за деньги. Они не дают даром церквей священнослужителям, а прежде требуют подарков, потому те и стригут своих прихожан, как торговцы овец. Последствия бывают ещё ужаснее, когда священники подают пастве пример безнравственной жизни.

Всё преисполнилось пороков, и, как видно из слов приора, побудительная причина заключается в безнравственной жизни духовенства».

Конечно, не все духовные лица забыли о своём предназначении, но отдельные примеры праведности и богобоязненности терялись на общем фоне безнравственного поведения священнослужителей. Католическая Церковь находилась в страшном унижении. Иннокентий III принимал все меры для обуздания этого зла: лишал сана, отлучал, наказывал. Посылал легатов проповедовать в Лангедок, надеясь на их силу слова. Он выбирал лучших из лучших, но результат был неутешительным. Ересь в Лангедоке настолько сильно пустила корни, что простые увещевания не действовали.

Доминик, проезжая через альбигойские земли, ясно сформулировал причину неудач католических проповедников: «Вы путешествуете с целыми обозами мулов, везёте наряды и яства, — с чего бы еретики стали верить вашим поучениям! Они и без того ищут предлоги для обличения разврата духовных лиц, а особенно монахов. „Посмотрите, — скажут они, — как эти пышные люди поучают о Спасителе, который ходил босым, послушайте, как эти богачи презирают бедных“. Если вы хотите что-нибудь сделать, то прежде всего бросьте ваш суетный блеск, ступайте босыми, поучайте собственным примером».

Именно во время этого первого проезда через Тулузу у Доминика родилась идея о создании нового ордена, который боролся бы с ересью посредством проповеди. Не имея возможности задержаться здесь, он всё же заставил говорить о себе. Рассказывали, что в одну ночь он сумел обратить в католичество закоренелого еретика, у которого им пришлось остановиться.

Возвращаясь обратно, Доминик и дон Диего встретились в Монпелье с папскими легатами, среди которых был и Пётр де Кастельно (тот самый, убийство которого в 1208 году послужило поводом к развязыванию альбигойской войны). Легаты посетовали на бесполезность их святой миссии. Тогда епископ дон Диего посоветовал им вспомнить, как проповедовали апостолы — ходили пешие, питались милостыней и не блистали царским блеском. Более того, он заявил, что вместе со своим спутником, приором Домиником, покажет пример легатам.

Следуя своему обещанию, епископ распустил свиту и слуг и остался без всяких средств к существованию. С таким же энтузиазмом принял лишения и Доминик. Босые, истекая кровью от острых камней, питаясь милостыней, они ходили из города в город, неустанно проповедуя. Порой дон Диего терял силу духа, тоскуя о своём аббатстве, о сытной еде, хорошей одежде, тепле. Но Доминик подбадривал спутника, искренне веря в важность этой миссии. Рвение Доминика росло, он самозабвенно проповедовал, участвовал в диспутах с еретиками. О нём стали слагать легенды. Говорили, будто на одном диспуте с катарами он изложил свои доводы на бумаге. Еретики попытались сжечь документ, три раза бросали в огонь, но бумага не воспламенялась.

Дон Диего, видя, каким успехом пользуется его спутник, решил оставить Лангедок и вернуться в своё аббатство, полностью возложив миссию на Доминика. Епископ был не так молод, и все лишения и невзгоды пагубно отразились на его здоровье. Он умер в дороге, так и не добравшись до своей родины.

Доминик же успешно проповедовал. Где бы он ни появлялся, католичество торжествовало. Многие еретики, внимая слову Доминика, переходили в лоно католической Церкви.

Видя плоды своих трудов, проповедник со всё большим энтузиазмом мечтал создать новое братство, где проповедь стояла бы во главе угла. Однако, прежде чем просить папу Иннокентия III утвердить общину, Доминик решил основать небольшой монастырь, где все его идеи можно будет воплотить в миниатюре. И вот, в 1206 году, недалеко от Монреаля,[43] на земле тулузского епископата открылся Пруллианский монастырь. Туда поместили одиннадцать девиц известных фамилий, девять из которых воспитывались в альбигойской вере. Учащимся запрещено было покидать монастырь. Им преподавали богословие, делая основной упор на обучение проповеди, владению даром слова. В свободное время им предписано было работать.

Вслед за Пруллианским монастырём открылись и другие мужские и женские школы в разных местностях Лангедока. В них учились полемике, искусству обращения еретиков в истинную веру. Братья и ученики ходили в белых и серых рясах, и жили исключительно милостыней.

Иннокентий III был в восторге от монастырей и принял их под своё высокое покровительство. И если бы не война, разразившаяся в Лангедоке в 1209 году, общество доминиканцев наверняка получило бы официальный статус ордена. Но теперь папе было не до создания новых общин.

Доминик энергично агитировал провансальцев записываться в Христово воинство, хотя для себя выбрал оружием против еретиков не меч, а слово. Война затянулась надолго, и мечту о создании нового ордена Доминику пришлось на время забыть. Только в 1216 году уже новый папа, Гонорий III, официально разрешил создание ордена проповедников, который позже стали называть орденом доминиканцев, по имени его основателя. И первой их обителью стал дом Петра Челлани в Тулузе. Однако Пруллианский монастырь по праву считали прародителем всех доминиканских монастырей.

Идея Мигеля отклониться от прямого пути успеха не имела.

— Чем дольше мы будем петлять, тем больше вероятность, что наткнёмся на крестоносцев, посланных за нами в погоню, — сказал Пьер. — Надо двигаться вперёд. Недалеко от аббатства Вальс есть несколько тихих деревень. Попробуем там добыть еды. А к Пруллианскому монастырю нам лучше не приближаться.

Ехали с большой осторожностью, избегая больших дорог. Гористая местность давала возможность укрыться в случае опасности. Недалеко от аббатства, например, им попался конный отряд крестоносцев, и если бы не ближайшее ущелье, их обязательно обнаружили бы.

К полудню добрались до реки Хере. Двигаясь вдоль неё, вскоре дошли до небольшой деревни, соседствующей с аббатством Вальс. Заезжать в деревню не стали, послали Мигеля, дав ему денег. Тот быстро вернулся. Хлеб, солёное мясо и кувшин лёгкого вина — всё, что удалось ему добыть.

Путники расположились на отдых.

— Крестоносцы заезжали в деревню, — сообщил он. — На рынке все об этом говорят. А потом направились дальше, в Мирепуа. Но вряд ли остановятся там надолго. Они стараются обходить стороной владения барона Пьера Роже Мирепуа.