Ким Ньюман - Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи

• Название: Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи
• Автор: Ким Ньюман
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47142-3

В это уникальное собрание вампирских историй вошли лучшие образцы жанра, корни которого теряются в древних мифах и легендах всех народов Земли. Вы найдете здесь все — жутких злодеев в черном, обитающих в древних замках среди призраков и летучих мышей, с отсветами ада в глазах и выступающими классическими клыками, и элегантных вампиров-аристократов в эффектно развевающихся плащах, с кроваво-красной розой в петлице фрака. Дракула, Лестат, Носферату — у представителей племени детей ночи множество имен и обличий. Но их всех объединяет одно — идут века, сменяются поколения, интерес же к этим сумеречным героям не иссякает, а со временем лишь усиливается.

---

Я пообещал, что все сделаю, и, поблагодарив, поспешно удалился, довольный, что получил-таки ключи. Брайан и чертежи по-прежнему ждали меня у крыльца, и я ускользнул от бдительных глаз моей свиты из ребятишек, направившись по узкой дорожке, что вела от дома священника к церкви, которая была совсем рядом, окруженная с четырех сторон вековыми тисами.

Церковь меня заинтересовала: судя по всему, ее построили на руинах, поскольку в кладку стен были включены многочисленные фрагменты каменных капителей и арок со следами старинной резьбы. Кое-где были вырезаны кресты, один из них, на большом мече, привлек мое внимание. Пытаясь рассмотреть его ближе, я споткнулся и, глянув под ноги, заметил пролет узкой каменной лестницы, позеленевшей от плесени и мха. Очевидно, это и был вход в склеп. Я быстро спустился по ступенькам, стараясь не упасть, так как они были влажные и скользкие. Брайан последовал за мной, ничто не заставило бы его остаться наверху. Спустившись вниз, я оказался почти в полной темноте, и пришлось зажечь спичку, чтобы найти замочную скважину и подходящий к ней ключ. Деревянная дверь отворилась внутрь довольно легко, хотя земля и мусор у входа говорили о том, что ею не пользовались много лет. Войдя внутрь, что было не просто, так как дверь не хотела открываться больше чем на восемнадцать дюймов, я тщательно запер ее за собой, хотя предпочел бы оставить открытой: не слишком приятно оказаться запертым и в случае чего не иметь выхода.

Я не без труда зажег свечу и, пробравшись по низкому и чрезвычайно сырому коридору, подошел к следующей двери. Возле нее сидела жаба, выглядевшая так, словно прожила здесь не меньше столетия. Когда я опустил свечу к полу, она пристально посмотрела на пламя немигающими глазами и медленно отступила к щели в стене, оставив возле двери маленькую ямку, выдавленную в земле. Я заметил, что эта дверь была железная, с длинным засовом, правда сломанным. Немедленно вставив в замок второй ключ, я с большим трудом открыл заржавевшую дверь и сразу почувствовал на лице холодное дыхание склепа. Оказавшись внутри, я испытал минутную досаду при мысли о том, что надо запереть за собой и эту дверь, но почувствовал, что обязан это сделать. Оставив ключ в замке, я взял свечу и осмотрелся. Это оказалось низкое помещение под крестовым сводом, вырезанным в скале. Сложно было определить, где кончается склеп, поскольку свет пламени, куда бы он ни падал, освещал лишь сводчатые проходы или отверстия, выбитые в скале, которые, скорее всего, когда-то служили семейными склепами. Особенностью склепа Вет-Вейст, о которой нигде не упоминалось, была любопытная композиция из черепов и костей, уложенных примерно на четыре фута в высоту по обе стороны. Черепа были симметрично сложены слева, всего лишь в нескольких дюймах от низкого сводчатого потолка, а справа точно так же были сложены большие берцовые кости. Но фреска! Я напрасно оглядывался, стараясь ее отыскать. Заметив в дальнем углу склепа низкий сводчатый проход, не заложенный костями, я направился туда и оказался в комнате поменьше. Я держал свечу над головой, и первое, на что упал свет, оказалось фреской. Я сразу понял, что она уникальна. Кое-как, дрожащими руками, сложив вещи на грубую каменную полку, по-видимому жертвенник, я стал внимательно рассматривать фреску. Ее закрывала запрестольная перегородка, которая, вероятно, служила алтарем в те времена, когда священники были объявлены вне закона. Фреска относилась к началу пятнадцатого века и идеально сохранилась, так что я мог догадаться по тому, как была положена штукатурка, где художник каждый день начинал работу и где заканчивал, нанося штукатурку на стену и разглаживая мастерком. Фреска представляла собой великолепное изображение Вознесения. Нет слов, чтобы описать охвативший меня восторг, когда я стоял и смотрел на нее, представляя, как открою миру этот потрясающий образец английской фрески. Опомнившись наконец, я открыл сумку с принадлежностями для рисования, зажег все свечи, которые принес с собой, и принялся за работу.

Брайан держался рядом, и хотя я был доволен, что нахожусь не в полном одиночестве и у меня есть хоть какая-то компания, время от времени мне хотелось, чтобы он остался наверху. Брайан казался беспокойным, и даже вид такого множества костей его не утешил. Но наконец, когда я несколько раз подряд подал ему команду, он улегся на каменный пол и остался лежать неподвижно, все еще сохраняя настороженный вид.

Я работал несколько часов, прежде чем прервался и дал отдых глазам и рукам. Тогда-то я впервые обратил внимание, какая глубокая тишина меня окружает. Сюда не доносился ни один звук из внешнего мира. Церковные часы, которые тикали громко и тягуче, когда я спускался по лестнице, не посылали сюда даже еле слышного шепота на своем железном языке. Было тихо, как в могиле. Это и была могила. Те, кто оставался здесь, на самом деле погружались в тишину. Я повторил эти слова про себя, или, скорее, они сами прозвучали у меня в голове.

«Погружались в тишину».

Из задумчивости меня вывел слабый звук. Я сидел, не двигаясь, и слушал. В хранилищах и других подземельях часто попадаются летучие мыши.

Звук повторился — слабый, осторожный, довольно неприятный. Не знаю, какие звуки издают летучие мыши, приятные или нет. Внезапно раздался шум от падения, мгновение тишины, и — почти неуловимый, но отчетливый звук, словно от поворота ключа.

Я оставил ключ в замке, после того как повернул его, и теперь пожалел, что так сделал. Я взял свечу и возвратился в большой склеп. Мне кажется, я не настолько изнежен, чтобы нервничать, услышав шум, происхождение которого неизвестно. Тем не менее, признаюсь честно, я бы предпочел, чтобы такого не происходило. Подойдя к железной двери, я услышал другой отчетливый (я бы сказал, торопливый) звук. И подумал, что допустил большую ошибку. Подойдя к двери и осветив замок, чтобы вынуть ключ, я заметил, что другой ключ, висевший рядом на коротком шнурке, слегка колеблется. Лучше бы никакого шевеления не было, потому что оно показалось мне беспричинным; я положил ключи в карман и повернулся, чтобы продолжить работу. И тут увидел на полу то, что и вызвало шум. Это был череп, очевидно, только что соскользнувший с самого верха одной из горок, сложенных из костей, он откатился в сторону и теперь лежал у моих ног. Место, откуда он упал, было в нескольких дюймах ниже сводчатого потолка в проходе у меня за спиной. Я наклонился, чтобы поднять череп, но сообразил, что могу потревожить другие черепа, если положу его на вершину груды. Да и разбросанные зубы собирать не хотелось. Поэтому я оставил череп там, где он был, и вернулся к работе. Вскоре она так меня захватила, что я очнулся, лишь когда свечи стали догорать и гаснуть одна за другой.

Тогда, с сожалением вздохнув, поскольку закончить не удалось, я повернулся к выходу, чтобы уйти. Бедняга Брайан, который все не находил себе места, подпрыгнул от радости. Когда я открыл железную дверь, он ринулся мимо меня, и через мгновение я услышал, как он скулит, царапается и даже, я бы сказал, бьется в деревянную дверь. Заперев железную, я пошел по коридору как можно быстрее и, едва открыл деревянную, мимо меня будто пронесся вихрь — это по ступенькам промчался Брайан и скрылся из виду. Остановившись, чтобы вынуть ключ, я почувствовал себя одиноким и покинутым. Смутное ощущение тревоги, витавшей вокруг, не проходило даже на свободе, под лучами солнца.

День близился к вечеру, и, совершив прогулку к дому священника, чтобы отдать ключи, я уговорил семью трактирщика позволить мне принять участие в их трапезе. Все расположились на кухне. Жители Вет-Вейст были тогда простыми людьми с откровенными и беззастенчивыми манерами, что до сих пор можно встретить в глухих селениях, особенно в йоркширской глубинке; но я понятия не имел, что во времена почтовых марок за пенни и дешевых газет в каком-то уголке Великобритании, пусть и отдаленном, может быть подобное незнание внешнего мира.

Когда я взял на колени соседского ребенка — хорошенькую маленькую девочку с ореолом льняных волос, какого я ни у кого больше не видел, — и стал рисовать ей птиц и животных, обитающих в иных краях, меня немедленно окружила толпа детей. Даже взрослые подходили к двери и наблюдали издали, переговариваясь на неизвестном мне скрипучем наречии, которое, как я потом узнал, называется йоркширским диалектом.

На следующее утро, выйдя из своей комнаты, я почувствовал: в деревне что-то случилось. Когда я подошел к бару, моих ушей достиг гул голосов, а из открытого окна следующего дома донесся пронзительный жалобный вопль.

Женщина которая принесла мне завтрак, была вся в слезах и, отвечая на мои расспросы, сказала, что соседский ребенок, маленькая девочка, которую я держал на коленях накануне вечером, ночью умерла.

Я почувствовал сострадание, которое вызвала у всех смерть маленького существа, а безудержные стенания бедной матери лишили меня аппетита.