Вампирские Архивы - Дети ночи

• Название: Дети ночи
• Автор: Вампирские Архивы
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47142-3

Все, или практически все содержание данной антологии Отто Пенцлера, заявленной как монументальная, составляют произведения ранее публиковавшиеся в других антологиях о вампирах. Так, например, в нее вошло около трех четвертых содержания антологии «Dracula's Brood» (1987, под ред. Ричарда Далби) и часть рассказов вероятно целиком совпадает с «The Dracula Book of Great Vampire Stories» (1977, под ред. Лесли Шепарда). Среди других антологий, явно или скорее всего использовавшихся Пенцлером — «The Mammoth Book of Vampires» (2004, под ред. Стивена Джонса), «The Mammoth Book of Vampire Stories by Women» (2001, подред. Стивена Джонса), «The Midnight People» (1968, подред. Питера Хэйнинга, плюсвозможноегоже «The Vampire Omnibus» (1995)), «The Undead» (1973, подред. Джеймса Дики), «Vampires» (1987, подред. Алана Райана), «Blood Is Not Enough» (1989, подред. Эллен Датлоу), «Girls' Night Out: Twenty-Nine Female Vampire Stories» (1997, подред. Джемьяновича, Вайнберга, Гринберга), «Vampire & Werewolf Stories» (1998, подред. Алана Дюранта).

На русском языке антология «Вампирские архивы» вышла в двух томах, с сохранением предисловий об авторах и оригинальных тематических разделов, но один из последних при этом занял другое место ради лучшей компоновки томов. Библиографический список рекомендованного чтения в данное издание не вошел. Также по неизвестным причинам из оригинального состава было убрано стихотворение Василе Александри.

---

Когда герцог проходит по саду, придворные почтительно приветствуют его. Он видит их, старых и юных, обреченных, как и он сам, и тяжесть его бремени возрастает.

В дальнем, самом восточном конце сада есть еще один, довольно необычный, он расположен ниже уровня земли и обнесен стеной с железной дверью. Только у герцога есть от нее ключ. Он отпирает ее и проходит внутрь. Придворные смеются и играют, притворяясь, что не замечают этого. Он закрывает дверь за собой.

Утопленный садик, за которым никогда не ухаживал ни один садовник, сам себя поддерживает. Он маленький и квадратный, и в нем нет живых изгородей и дорожек, солнечных часов, статуй и маленьких прудиков. Все, что есть в этом садике, — это широкая кайма из каменных плит, а посередине — небольшой клочок сырой земли. Из почвы пробивается чахлый кустик с тонкими бархатистыми листочками.

Недолгое время герцог стоит и смотрит на куст.

Он навещает его ежедневно. Он навещал его ежедневно годами. Он ждет, когда кустик зацветет. Все этого ждут. Даже судомойка Роиз ждет, хотя ей, всего лишь шестнадцатилетней, рожденной в замке и неграмотной, не вполне ясно зачем.

Свет в маленьком садике тусклый и странный, поскольку он весь накрыт куполом из толстого дымчатого стекла. Из-за этого он производит несколько угнетающее впечатление, хотя сам куст источает приятный запах, немного напоминающий ваниль.

Что-то высечено на каменной кромке клочка земли, где растет куст. Герцог читает эти слова, вероятно, уже в тысячный раз.

«О, fleur de feu…»

Когда герцог возвращается из маленького садика в большой сад, заперев за собой дверь, кажется, что никто этого не замечает. Однако придворные теперь кланяются ему более осмотрительно.

Возможно, однажды он выбежит из скрытого садика, оставив дверь нараспашку и крича в полный голос. Но пока нет. Не сегодня.

Дамы склоняются над яркими рыбками в прудиках, рыцари срывают для них цветы, вызывают друг друга на шахматный поединок или борцовский, обсуждают львов из зверинца; менестрели поют о неразделенной любви. Сад радостей полнится долгим усталым вздохом.

О флёрда фёр

Пурма суффранс… — поет Роиз, оттирая плиты пола в кладовой.

Нед ормей пар

Мэй сэй дэй мвар…

— Что ты там поешь, дрянь? — кричит кто-то и пинком опрокидывает ее ведро.

Роиз не плачет. Она поднимает ведро и тряпкой вытирает пролитую воду. Она не знает, о чем говорится в песне, из-за которой ей, как видно, досталось. Она не понимает слов, как-то, где-то — возможно, у ее покойной матушки — выученных ею наизусть.

За час до заката зал герцога озаряют факелы. В высоких проемах накрепко запираются окна маслянисто-синего и бледно-лилового стекла и стекла цвета грозы и ящериц. Огромное окно за помостом уже давно исчезло, заложенное и завешенное гобеленом из золотой и серебряной материи, с которого срезали все рубины и заменили изумрудами. Он изображает покорение грозного единорога девой и охотников.

Играет танцевальная музыка. Слоняются туда-сюда тощие псы с бледной шерстью, бдительно выглядывая лакомые кусочки, когда блюдо за блюдом вносят в зал. Жареные птицы блистают полным оперением и во второй раз погибают под жадными ножами. Рушатся башни выпечки. Розовые и янтарные плоды, и зеленые и черные, поблескивают рядом с кубками превосходного желтого вина.

Проклятый герцог ест с осторожностью и вниманием, не с удовольствием. Лишь самые юные обитатели замка еще наслаждаются едой, а их здесь не так уж и много.

Мрачное солнце соскальзывает по цветному стеклу. Музыканты играют все громче. Танцоры кружатся все неистовей. На исходе дня зал зазвенит от песен, от барабанов, виол и свирелей. Псы залают, и ни слова не будет обронено иначе чем на крике. Зарычат львы в зверинце. В некоторые ночи с зубчатых стен, теперь уже крытых, пушки стреляют сквозь узкие бойницы, едва их вмещающие, и ядра с грохотом уносятся в темноту.

К тому часу, когда всходит луна и замок сотрясается от шума, измученная Роиз уже засыпает в своей постели на чердаке. Годами, с заката и до восхода, ничему не доводилось нарушить ее сон. Однажды, еще в детстве, когда ей особенно сильно досталось, боль пробудила ее, и до нее откуда-то сверху донесся странный вкрадчивый скрежет. Но она решила, что это крыса или же птица, да, птица — поскольку позже ей показалось, что она расслышала еще и шум крыльев… И она забыла об этом лет пять назад. Теперь она спит глубоко, и ей снится, что она принцесса, и заодно она забывает о том, как погибла дочь герцога. Такую ужасную смерть лучше забыть.

— Солнце не поразит тебя днем, а луна — ночью, — нараспев произносит священник, закатывая глаза, и его голос колоколом гремит за плечом герцога.

— Нэ мой морде пас, — шепчет Роиз во сне. — Нэ мвар мор пар, нэ пар мор мвар…

И под неприступным куполом чахлый кустик сворачивает пушистые листочки, тоже отходя ко сну. О цветок огня, о fleur de fur. Он цветет, хотя еще не расцвел, и носит древнее имя Nona Mordica. В просторечии его называют некусайкой. И тому есть причины.

Глава 2

Он — принц гордого и жестокого народа. Гордость они признают, но вряд ли считают себя жестокими или по меньшей мере полагают эту жестокость надлежащим порядком вещей.

Феролюц, так его зовут. Это одно из традиционных имен, что дают своим владыкам его сородичи. Его значение связано с демоническим величием и еще с царственным цветком, чьи длинные лепестки изогнуты, словно сабли. Также оно может считаться неполной анаграммой другого имени. Его носитель тоже был крылат.

Ведь Феролюц и его народ — крылатые существа. Более всего прочего они похожи на гнездовье темных орлов, вознесенное высоко среди скальных гребней и пиков гор. Свирепые и величественные, подобно орлам, застыли на уступах хмурые часовые, недвижные, словно изваяния, сложив черные крылья.

Они очень сходны внешне (не род или племя, а скорее стая, стая воронов). И Феролюц таков — чернокрылый, черноволосый, с орлиными чертами, стоящий на краю усеянной звездами бездны, с глазами, пылающими в ночи, как и все глаза на этих скалах, бездонно-алые, словно красное вино.

У них собственные традиции искусства и науки. Они не пишут и не читают книг, не шьют нарядов, не обсуждают Бога, метафизику или людей. Их крики по большей части бессловесны и всегда загадочны, и вьются по ветру, словно ленты, когда они кружат, и ныряют вниз, и зависают жуткими крестами среди горных вершин. Но они поют, долгими часами или целыми ночами подряд, и в этой музыке кроется язык, известный только им самим. Вся их мудрость и богословие, все их понимание красоты, истины или любви заключены в пении.

Они кажутся не склонными к любви, и они таковы. Безжалостные падшие ангелы. Кочевой народ, они скитаются в поисках пропитания. Пища им — кровь. Найдя замок, они сочли его, каждый его бастион и стену, своими охотничьими угодьями. Они нашли здесь добычу и искали новую годами.

Вначале их зовы и их песни могли выманить жертву для пиршества. Так племя или же стая Феролюца заполучила жену герцога, ходившую во сне, с полуночного балкона. Но дочь герцога, первую жертву, они поймали семнадцать лет назад, когда ночь застала ее на горном склоне. Ее свиту и ее саму они бросили там до восхода — мраморные статуи, из которых выпита жизнь.

Теперь замок закрыт, наглухо заперт засовами и решетками. Их лишь еще больше привлекает его упорство (женщина, которая отказывает). Они не намерены уходить, пока замок не падет перед ними.

По ночам они кружат, словно огромные черные мотыльки, снова и снова, близ резных башен, близ тускло светящихся свинцовых окон, и их крылья подымают сумрачный ветер, громом бьющийся в грозовое стекло.

Они чувствуют, что их приписывают какому-то греху, считают карающим проклятием, возмездием, и это забавляет их в той мере, в какой они это постигают.

Еще они ощущают цветок, Nona Mordica. У вампиров есть собственные легенды.

Но этой ночью Феролюц срывается в воздух, с криком мчится по небу на черных парусах своих крыльев, и зов его подобен хохоту или насмешке. Этим утром, в межвременье перед тем, как затеплилась заря и восходящее солнце прогнало его в тенистое скальное гнездо, он заметил брешь в броне его возлюбленной строптивой добычи. Окно высоко в старой заброшенной башне, окно с маленьким смотровым глазком, давшим трещину.

Вскоре Феролюц подлетает к глазку и дышит на него, как если бы хотел его растопить. (Дыхание его свежо и ароматно. Вампиры не едят сырой плоти, только пьют кровь, безупречную пищу, которая прекрасно усваивается, а их зубы всегда здоровы.) То, как дыхание затуманивает стекло, зачаровывает Феролюца. Но вскоре он уже постукивает в треснувшее окно, постукивает, а затем скребется. Отлетает осколок, и вот он уже видит, как это следует осуществить.