Николай Стеллецкий - Странствующий украинский философ Г. С. Сковорода

• Название: Странствующий украинский философ Г. С. Сковорода
• Автор: Николай Стеллецкий
• Издательство: Тип. Г. Т. Корчак-Новицкого
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1894

Автор рассматривает биографию и философские взгляды Григория Сковороды.

---

Мы сказали, что Сковорода, при всей строгий жизни своей, все — таки не был аскетом. Соответственно этому и философия его не была философией самоотречения и скорби, но скорее философией самодовольства и счастия. Называя всякие почести «мышеловкой» для души своей, Сковорода не раз говаривал: «Я все пока ничто; как стану что, то с меня ничто. Добрый человек везде найдет насущный хлеб у людей, а воду даст ему земля без платы, лишнее не нужно».

Некоторые из современников Сковороды сравнивали его с Ломоносовым; но от этого сравнения сам он благоразумно отказывался. «Меня, — говорил Сковорода, — хотят мерить Ломоносовым, как будто Ломоносов — казенная сажень, которою также всякого должно мерить, как портной одним аршином мерит и парчу, и шелковую материю и рядину. Прошу господ не закрывать мне своих восковых чучел, я ваяю не из воску, а из меди и камня. Мне не нужны подорожные: я отважно вступаю в море не для прогулки, чтобы вилять из губы в губу, но чтобы объехать землю и открыть новый свет». Ближе к истине были те из современников, которые называли Сковороду русским Сократом; ибо он и сам избрал в образец своей деятельности Сократа, как это видно из следующего места: «Как мы слепы в том, что нужно нам… На Руси многие хотят быть Платонами, Аристотелями, Зенонами, Эпикурами, а о том не думают, что Академия, Лицей и Портик произошли из науки Сократовой, как из яичного желтка выводится цыпленок. Пока не будем иметь своего Сократа, до тех пор не быть ни своему Платону, ни другому философу….Отче наш, иже еси на небесех! Скоро ли ниспошлешь нам Сократа, который бы научил нас прежде всего познанию себя, а когда мы познаем себя, тогда сами из себя вывьем науку, которая будет наша, своя, природная… Да святится имя Твое в мыслях и помышлениях раба Твоего, который задумал и пожелал быть Сократом в Руси; но русская земля обширнее греческой, и не так — то легко будет ему скоро обхватить Русь своей проповедью. Да приидет царствие Твое, и тогда посеянное зерно по слову Твоему взойдет яко крин, и тогда я выпил бы стакан «цикуты», как медовыя соты. Nonfugio mortem, sifamam assequar»…

И действительно, Сковорода, как «первый русский философ в настоящем смысле этого слова»[27], во многом напоминает собою отца греческой философии — Сократа[28].

По учению Сковороды, как и Сократа, основным началом и условием познания является самопознание. «Троянское есть познание себя, говорит Сковорода, и кто не познал себя трояко, тот не знает себя, ибо кто знает себя с одной стороны, а не знает себя с прочих сторон, тот все равно, что ничего не знает о себе. Первое познание есть познание себя как бытия самоличного, самоособного, самосущего, т. е. как человека, от всех людей отличного, только на самого себя похожего… Вспомни пословицу: всяк Еремей про себя разумей. Всякий должен узнать себя, свою природу: чего она ищет? куда ведет? и как ведет? И ее последовать без всякого отнюдь насилия, но с глубочайшею покорностью. Конь ли ты? Возьми седока. Вол ли ты? Носи ярмо. Пес ли ты? Лови зайца. «Дарцкой» ли? Дави медведя… Другое познание есть познание себя, как бытия общежительного, гражданского, народного, государственного, т. е. как человека, сличенного с другими «истоюю» веры, закона, обычая и языка, и похожего на других людей, живущих вместе на одной земле, которой имя, родина, отчизна, речь общи. Всякий должен узнать свой народ, и в народе себя. Русь ли ты? Будь ею: верь православно, служи царице (Екатерине II) право, люби братию «нравно». Лях ли ты? Лях будь. Немец ли ты? Немечествуй. Француз ли? Французуй. Татарин ли? Татарствуй. Все хорошо на своем месте и в своей мере, и все прекрасно, что чисто природно, т. е. не подделано, не подмешано, но по своему роду. Не будь ни тепел, ни холоден, да не изблюют тебя. Русь не русская представляется мне диковинкою, как если бы родился человек с рыбьим хвостом или с собачьей головою… Третье познание есть познание себя, как бытия сотворенного по образу и по подобию Божию, общего со всяким человеческим бытием. Посреди нас живет то, что есть превыше всего… По первому познанию ты узнаешь свое собство, почему ты Еремей и какой ты Еремей. По второму ты узнаешь свою стать: почему ты Русь? И какова Русь? По третьему ты узнаешь свою общность, почему ты человек? И что есть человечество? По всему ты узнаешь себя и отлично и слично…» Сковорода не согласен с теми философами, которые проповедывали одностороннее познание себя, и в этом отношении не делает исключения даже для Сократа. У греков находит он трех апостолов самопознания: «великого незнакомца», написавшего на храме дельфийского оракула знаменитое: познай самого себя, — Солона и Сократа; но дельфийская надпись относится к познанию себя, как individuum'a, Солон учил познанию себя, как гражданина in statu, Сократ имел в виду познание себя, как человека вообще in genere. «Что есть человек, одинокий, — спрашивает Сковорода, — уединяющийся от других людей, погружающийся в думу об одном себе? Круглый сирота, безродное дитя, бездетный родитель. Что есть гражданин в народе, чуждающемся других народов, замкнутом в своей наличности? То, что и его народ, т. е. бытие рождающееся, существующее и рождающее и притом только в пространстве, а не во времени, объединяющее собой места, а не века, — определеннее: подлежащее географии, а не истории. Что же есть тот, кто отожествляет себя в познании с целым человечеством, космополит? Собака в Езоповой басне, которая нарочно упустила наличный кусок мяса, и бросила в реку, чтобы уловить его тень». Спаситель, по убеждению Сковороды, первый учил полному, т. е. троякому самопознанию.

Жизнь Сковороды, как и Сократа, развивалась из одних и тех же начал: энтузиазма, погружавшего его в конечное сознание в воодушевленное исповедание бесконечного и иронии, представлявшей конечное в форме шутки или забавы.

К своим философским «догматам» и к своей миссии, как проповедника этих догматов, Сковорода относился, можно сказать, с религиозным энтузиазмом. Выдавая себя за русского Сократа, он восторженно спрашивает: «И кто будет по нашем Сократе нашим Платоном? Что будет, то будет; а кто будет? Бог весть. Мое дело теперешнее, а то — grata superveniet, quae non sperabitur hora — само придет, когда настанет пора. Сковорода чувствует, что настало время нарождения философии в России. Оно уже треплется во чреве матери своей; но только Елизавета слышат, как взыгрался младенец во чреве ее. Что мне есть любезнее на небеси и на земли: точию поучатися святыни? Обучаться и вместе обучать братию добродетели…[29]. Согрелось мое сердце, и в моем поучении разгорается огонь; что я говорю, то глаголю от избытка сердца, а не для того только, чтобы говорить, или чтобы не молчать»[30]. Энтузиазм Сковороды доходил до того, что по временам его можно посчитать за настоящего теоманта, испытавшего все переходы вдохновения. Ему в энтузиазме казалось, что его дух, носимый в океан беспредельных идей, как бы осязает вселенную в ее бесконечности. Сковорода имел ясную и чисто логическим путем построенную философскую систему, о которой речь впереди; но ему как — то холодно становилось на этих философских высотах, и он погружался в бездну мистического энтузиазма. Энтузиазм Сковороды преимущественно обнаружился: 1) в известном его видении, в котором представлена борьба старого и нового образования под видом «При беса с Варсавой», 2) в рассуждении «об израильском змие», полном мистических аллегорий и 3) в сочинении «Лотова жена», в котором изложены главные основания его философской мистики.

В энтузиазме Сковороды сказалось религиозно — мистическое направление духовного настроения европейского и вместе русского общества второй половины прошлого века, известное под именем масонства. Заглавия прозаических сочинений Сковороды, как напр., «Начальная дверь к христианскому добронравию», или «Диалог — душа и нетленный дух», составлены в духе этого направления. Сковорода не был масоном, но он воспитался в той мистической среде, которая питала масонство и между ним и масонами можно находить общие точки соприкосновения, напр., в виде уклонения его от некоторых церковных обрядов. Однажды, говорит предание, епископ воронежский Тихон III, в разговоре с ним, спросил: «Почему не ходите в церковь»? — «Если Вам угодно, я завтра же пойду». — И он исполнил желание епископа. Другой раз, в церкви, в тот момент, когда священник, выйдя из алтаря с дарами, произнес: «Со страхом Божиим и верою приступите», — Сковорода отделился от толпы и подошел к священнику. Последний, зная странности Сковороды и боясь приобщить нераскаявшегося, спросил его: «Знаешь ли ты, какой великий грех можешь совершить, не приготовившись? И готов ли ты к сему великому таинству?» — «Знаю и готов», — отвечал Сковорода, и духовник, веря его словам, приобщил его. Подобное равнодушие к церковной обрядности, при всем своем благочестии, обнаружил Сковорода и пред смертью, когда он, по словам Коваленского, отказался было от исповеди и св. причастия, но потом «представя себе совесть слабых», исполнил все по уставу. Религиозный мистицизм окреп в Сковороде после его путешествия в Германию, где повсюду тогда господствовали мистики и квиетисты. Поэтому, между прочим, Сковорода, побывавши в этой стране, навсегда сохранил предпочтение к ней пред всеми прочими странами, исключая родины своей, Малороссии.