Кристиан Жак - Запретный город

• Название: Запретный город
• Автор: Кристиан Жак
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8189-1626-2

Древний Египет времен правления Рамзеса II Великого. Поселок мастеров: гончаров, ваятелей, художников, называемый Местом Истины, охраняется надежнее, чем многие тайны фараона. Люди, украшающие гробницы Долины Царей, живут по своим законам, не любят чужаков и хранят секреты более древние, чем сами пирамиды. «Охочих до тайн Места Истины немало, и среди них хватает таких, что хорошо заплатили бы за любые откровения на этот счет». Есть и такие, кто готов пролить кровь невинных ради малейшей возможности прикоснуться к тайному знанию. И те, кто готов жертвовать счастьем, любовью, жизнью, защищая обитель. Так, однажды ночью гибнет охранник запретного селения. И уже ничто не может остановить странных и страшных, загадочных и непредсказуемых событий, безумных страстей и невероятных последствий преступления…

---

Как это несправедливо, и у Жара сил нет терпеть такую обиду. Почему богиня, скрывающаяся на Закатной вершине, говорит с мастерами Места Истины и почему она остается немой, когда он взывает к ней, моля об ответе? Горе, придавленной солнцем, нет дела до его одиночества.

Чтобы отомстить, он так точно, как только мог, нарисовал на песке эту самую гору, а потом стер рисунок ногой. Словно бы одним махом уничтожая и гору, и обитающую на ней немую богиню, и свое раздражение.

Но гора-то осталась целехонькой. Нетронутая, огромная, неприступная. И Жар, такой могучий силач, почувствовал себя ничтожным и бессильным. Нет, дальше так нельзя.

На этот раз отец его выслушает.

2

Выходец из дальней Нубии Собек служил в страже с семнадцати лет. Рослый, сильный, великолепно сложенный юноша прекрасно владел палицей, и начальство очень скоро обратило внимание на способного чернокожего. Поначалу его определили в пограничную стражу, и застава в пустыне помогла ему проявить свои замечательные качества: он задержал добрых два десятка разбойников, в том числе троих особенно опасных — эти кочевники-бедуины безнаказанно грабили караваны и ловко уходили от правосудия. Пока на их пути не встал Собек.

Так что продвижение по служебной лестнице оказалось стремительным: в двадцать три года он получил назначение на пост начальника стражи, защищающей Место Истины. По правде говоря, должность эта не такая уж и завидная: ответственность — неподъемная, и ошибаться нельзя. Никто из непосвященных не должен проникнуть в Долину царей, и ни единому любопытствующему нельзя нарушать покой селения мастеров, — стало быть, Собек обязан не допускать никаких происшествий. Под страхом неминуемого наказания, которое, если что, незамедлительно наложил бы визирь — верховный сановник царства.

У нубийца была маленькая каморка в одном из укреплений, ограждавших вход в Место Истины. Читать и писать он умел, но терпеть не мог возню с бумагами, и потому всю отчетность за него вели подчиненные. Низенький столик и три табуретки — вот и вся казенная мебель, а еще казна брала на себя расходы по побелке стен, стирке одежды воинов и поддержанию порядка в помещениях.

Собек навсегда запомнил то время, с которого началась его служба на этом месте. Как он обходил все холмы и высоты, громоздящиеся над запретными площадками, и в сумерках, и когда знойное солнце стояло высоко в небе. Он досконально изучил каждую тропку, каждый кряж и каждый камешек, каждый утес и не уставал обследовать вверенную ему территорию. Всяк, застигнутый в недолжном месте и в неурочный час, бывал незамедлительно схвачен и сразу же подвергался допросу, после чего неудачника препровождали на западный берег, где строгий суд спешно выносил суровый приговор.

День начинался с докладов дозорных. На требование доложить о дежурстве дозорные, как правило, отвечали: «Никаких происшествий, начальник!» Но в это утро дозорный первого поста даже не пытался скрыть своей озабоченности.

— Скверное дело, начальник.

— Что случилось?

— Один из наших воинов найден мертвым, начальник. Еще ночью.

— Нападение? — встревожился Собек.

— Не похоже… Виновных мы не обнаружили. Не угодно ли взглянуть на мертвеца?

Собек оставил свою комнату и направился к телу вслед за подчиненным.

— Череп расколот, рана на виске, — подвел он итог беглого осмотра.

— Упал, удивительного тут мало, — решил страж. — Это было его первое дежурство, местность он знал еще плохо. Поскользнулся на камушке и покатился под откос. Не в первый раз такое случается и, увы, не в последний.

Собек расспросил остальных дозорных: никто ничего странного в ночи не заметил. Похоже, что и в самом деле просто несчастный случай…

— Что ты тут делаешь, Жар? Почему не на пастбище?

— С этим покончено, отец.

— Что ты такое несешь?

— Не буду я твоим наследником.

Сидя на циновке, селянин разложил перед собой волокна папируса, из которого делали желтоватые свитки для письма. Он, понятно, собирался сплести из этих волокон веревку.

— С чего это ты?

— Да тоска страшная все твое хозяйство.

— Ну, это ты сотню раз объявлял… Понимаю: не нагулялся еще. Молодой потому что. Мне вот и в голову ничего такого не приходило, — я знал, что надо трудиться, не то семью не прокормить. Я осчастливил твою мать, я вырастил четверых детей, трех твоих сестер и тебя, и у меня вот эта усадьба и славный кусок ухоженной земли в придачу… Неужто за это я не заслуживаю доброго слова? А когда я умру, ты не обнищаешь и будешь меня благодарить до конца своей жизни. Ты хоть знаешь, что нынешний год превосходен, ибо разлив был полноводным? Урожай будет богатым, а подати не вырастут, потому что я договорился со сборщиками налогов о послаблении. И ты все это хочешь порушить?

— Я собираюсь изменить свою жизнь.

— Громкие слова. Брось. А коровы останутся голодными — ты про это подумал?

— Коровы травку щиплют и без меня. Да и замену мне ты легко найдешь.

От смятения и тоски голос отца надломился:

— Что ты задумал, Жар?

— Буду рисовать и писать красками.

— Но ты же земледелец и сын земледельца! Какой прок затевать то, чего не будет и быть не может?

— Судьба у меня такая.

— Ох, сынок, дурной огонь жжет тебя изнутри. Туши его скорее, не то сгоришь.

Сын печально улыбнулся:

— Не обманывайся, отец.

Селянин схватил луковицу и надкусил ее.

— Что собираешься делать? Вот прямо сейчас?

— Попрошусь в братство Места Истины.

— Ты совсем рехнулся!

— Думаешь, не гожусь?

— Годишься, не годишься — откуда я знаю? Но ты в самом деле ума лишился… И ты понятия не имеешь, что за житье у этих мастеровых — не жизнь, а мука и горе горькое! Храни тайну, служи тайне, то запрещено, этого нельзя, никакой воли… А начальство — знаешь какое злющее?.. Каменотесы каменной крошкой дышат, руки ломит усталость, а потом и ноги начинают болеть, а там и спина разламывается… И умирают от изнурения! А что ваятели! Долбить камень долотом не легче, а много горше, чем рыхлить землю мотыгой. Они вкалывают и по ночам, да еще глаза портят — светильники-то убогонькие. И так день за днем — не передохнуть.

— Здорово ты Место Истины знаешь!

— Люди рассказывали… А ты что, мне не веришь?

— Люди разное болтают. Слухом земля полнится, да только все слухи — ложь.

— Не хватало еще, чтобы собственный сын меня учил! Я тебе что, враг? Дурного я тебе не посоветую. Нрав-то у тебя вон какой вздорный — ты меня слушать не хочешь, как же ты сможешь это… ну, дисциплину ихнюю блюсти?! Ты же, если что не по тебе, сразу бунтовать. Трудись на земле, как я, как предки наши, и будешь счастлив. Повзрослеешь — сам будешь смеяться над своими детскими бреднями.

— Тебе меня не понять, отец. Давай не будем переливать из пустого в порожнее.

Селянин отшвырнул свою луковицу.

— Ладно. Ты — сын мне. И должен слушаться.

— Прощай.

Жар повернулся к отцу спиной. Тот обернулся, оглядел утварь, схватил первое, что под руку подвернулось, и огрел свою кровинушку по широченной спине.

Сын медленно повернулся.

То, что отец увидел в глазах юного великана, так его испугало, что он готов был, кажется, вдавиться в стену, к которой прижался спиной.

Низенькая женщина выскочила из чулана, служившего ей укрытием, и ухватилась за правую руку своего могучего сына.

— Не смей! Не для того я тебя под сердцем носила, чтобы ты на отца руку поднимал!

Жар обнял мать:

— И ты туда же, мать. Ты тоже меня понять не хочешь. Я на тебя не обижаюсь. Успокойся, я ухожу и возвращаться не собираюсь.

— Уйдешь из дома, — подал голос ободренный поддержкой отец, — наследства лишу.

— Твоя воля.

— Обнищаешь. С голоду помрешь.

— Мое дело.

Покидая отчий дом, Жар задержался на миг на пороге, зная, что больше сюда не вернется.

А вступив на дорогу через поле с колосящимися хлебами, юноша глубоко вздохнул. Перед ним открывался новый мир.

3

Вот и кончились возделанные поля. Дорога через пески вела Жара к Месту Истины. Ни палящее солнце, ни безводная пустыня юношу не пугали. Одно было у него на сердце: поскорее дошагать до запретной деревни и постучаться в ворота: а ну как откроют.

Близился вечер. На тропе, утоптанной подкованными копытами ослов, никого. На ослах доставляли воду, съестные припасы и все прочее, что могло понадобиться братству, так что его мастерам не было нужды покидать свое село и они могли спокойно работать «вдали от глаз и ушей».

Жар любил пустыню. Ему нравилась ее безжалостная мощь, и он чувствовал, как ее душа колеблется в такт с его душою. Он мог целыми днями без устали шагать по пустыне, и каждое прикосновение босых ступней к горячему песку было ему только в радость.