Борис Тумасов - Лжедмитрий II: Исторический роман

• Название: Лжедмитрий II: Исторический роман
• Автор: Борис Тумасов
• Издательство: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012008-7, 5-271-03961-7

Исторический роман Б. Тумасова продолжает рассказ о бурных событиях Смутного времени.

В центре повествования — самозванец Лжедмитрий II, прозванный «Тушинским вором».

---

— Воевода Иван Исаевич, с мольбой мы к тебе, не губи город. Писали мы царю Василию Ивановичу, обещал он вины наши простить.

— В обход меня торгуетесь?

Лицо Болотникова стало строгим. Шагнул к лежавшей на лавке сабле, но Скороход и Слезкин опередили. Стрелецкий голова укорил:

— Мы к тебе подобру, воевода.

— И ты на меня, Митрий? Аль запамятовал, как одной цепью скованы были, один сухарь грызли, одну гнилую воду на галере пили?

Не ответил Скороход, побледнел. А Болотников спрашивает:

— Моей головой откупиться вздумали?

— А доколь ждать царя Дмитрия?

— Государь ни тебя, Иван Исаевич, ни ратников казнить не станет, — поспешили заверить купцы, — клятвенно обещано.

— Много ль вы знаете о коварстве царском? — горько усмехнулся Болотников.

Семен Ивашкин снова сказал:

— Не одни мы тебя просим, Иван Исаевич. Народ умоляет, выглянь-ко.

Рванулся Болотников к крыльцу, а у порога бабы с ребятишками. Увидели воеводу и в голос:

— Не губи, Иван Исаевич!

— Люб ты нам, да детишек жальче!

— Утрите слезы! — прикрикнул Болотников. — Душу не рвите, сдамся царю.

Махнул рукой, вернулся в палаты, сказал посадскому:

— Вескому передайте, сдаюсь на его суд. Пускай только крестьян и холопов не губит, да люду тульскому, женкам и детям, хлебного даст…

В поздних сумерках простился с Тимошей и Андреем. Провел к дощанику, обнял:

— Тебе, Тимоша, Андрейку поручаю. Пробирайтесь под Москву. В тех, местах, может, про Акинфиева и Берсеня услышите. Если не сыщите, подавайтесь на Северскую Украину… С собой вас не оставляю, Шуйскому довериться не могу.

— Эхма, отойдет обедня, отпоют попы молебен! — Тимоша хлопнул о колено шапкой. — Уйдем вместе, Иван Исаевич?

— Нет, Тимоша, покинуть народ, а особливо в такой час, недостойно. И город сдаю не по своей воле, баб с ребятнею жалеючи… — Обнял Андрейку. — Ну, плывите. Удачи вам, обо мне не вспоминайте…

Стоял, покуда лодка не исчезла в ночи. Из мрака донеслось:

— Прощай, Иван Исаевич!

— Прощай, батько!

В открытые ворота острога и тульского кремля въезжало царское войско. Болотниковцы складывали оружие. Крестьян и холопов гнали из города.

В палаты к Болотникову ворвались толпой стрельцы. Ими предводительствовал Антон Слезкин. Схватили Ивана Исаевича, вывернули руки.

— Не ершись, голубь, — радостно проговорил стрелецкий голова.

— Знал бы, Антон, какую в твоем лике змею взогрел, — с укором произнес Болотников.

В палату вбежал Скороход, бешеные глаза гнев мечут. Попятились стрельцы, а Антон Слезкин на Скорохода двинулся:

— Охолонь, Митрий.

— Ослобони Ивана Исаевича, добром прошу.

— Как бы не так! Мы его царю Василию выдадим.

— Поздно, Митя, — сказал Болотников. — Думать надо было, когда заговор готовили.

— Отпусти! — Глаза Скорохода потемнели, он потащил саблю.

Стрелец за его спиной пистоль поднял.

— Берегись, Митя! — выкрикнул Болотников.

Стрелец опередил, рухнул Скороход.

Хмурилось затянутое тучами небо, того и гляди, заплачет дождем. По нагорью в построении Стременной полк, воеводы на конях, при доспехах.

Откинув полог, вышел из шатра Василий Шуйский во всем царском величии, одежда золотом, дорогими каменьями отделана, в боевом позолоченном шлеме.

Подвели ему белого коня, стременные подсадили в седло. Доволен царь. Тревожные мысли о Лжедмитрии утонули в глубине души. Сегодня день Василия Шуйского, его праздник. Утром воевода Колычев, вступив в город, заковал в железы Болотникова и Илейку Горчакова, взяли болотниковских атаманов и князя Шаховского… Попытался Телятевский за него слово замолвить, да Шуйский прикрикнул:

«Он гиль на Москву напущал…»

Подслеповато щурится Шуйский. Показались стрельцы с Болотниковым. Сломлен, раздавлен страшный враг…

Идет Болотников в окружении стрельцов, руки скованы. Однако голову несет гордо.

— Холоп, а ровно князь! — возмутился Иван Романов.

Загалдели царские воеводы.

«Эко их разобрало! — подумал Иван Исаевич. — Видать, мало бивали мы вас, боярское отродье».

Вперился Шуйский в Болотникова, глаз не сводит. Иван Исаевич взгляда не отвел, не страшит его царский гнев. Подошел без поклона.

Тут вперед выступил стрелецкий голова Слезкин, переломился пополам, положил болотниковскую саблю к ногам Шуйского.

— Государь, суди вора главного! Ты в его и наших животах волен!

Нахмурился Шуйский:

— Как смел ты, холоп, государство возмутить?

Повел головой Болотников.

— Не я возмутил крестьян, у люда терпение иссякло. Бояре мытарили, воли лишили, землю отняли… Я народу слуга, воеводой над ним встал… Об одном печалюсь, что не довел начатое до конца.

Шуйский прервал злобно:

— Бояр навести? Царя?

— Да. Бояр и царя Василия Шуйского. Народ Дмитрию верит!

— Врешь, вор, не было государя Дмитрия. Самозванец Гришка Отрепьев на московский престол обманом прокрался, а вы с Шаховским его именем холопов на смуту подстрекали!

Болотников усмехнулся:

— Истинный ли царь Дмитрий аль самозванец, но народ от него земли и воли ждет!

— Смолкни, пес смердящий! Грозился казнить тебя, но ноне сжалился сердцем, на Онегу, в Каргополь тебя с твоими атаманами отправлю.

Иван Исаевич сказал спокойно:

— Вспомни, государь, Святое Писание: «…каждый понесет свое бремя».

— Не умничай, вор.

Повел Шуйский рукой, подскочили стрельцы, сбили Болотникова с ног, поволокли.

Царское войско возвращалось в Москву. Гнали пленных, вершили суд над холопами и крестьянами; рубили головы и сажали на кол, резали языки и уши, топили в реках и вешали вдоль дороги.

Под Серпуховом у Данилова монастыря видел Скопин-Шуйский, как по царскому повелению вздернули на осине Илейку Горчакова, а стрельцы глумились:

— Высоко взлетел царевич!

Под крепким караулом везли Болотникова. Как-то на привале зашел князь Михайло в избу. Сидит Болотников на лавке, в цепях, бородой оброс. Поднял глаза на Скопина-Шуйского, спросил:

— Полюбоваться заглянул, князь Михайло?

— Нет, воевода, я тобой в бою любовался. А орел в клетке не орел. Хочу спросить тебя, ответишь?

— Спрашивай, князь Михайло.

— Где воинским искусством овладел?

— От многих, князь. Хитрость воинскую у казаков перенял, когда от боярской неволи на Дону очутился; морское дело — у турок и венецианцев; полки в сражения водить познал во многих землях европейских, да и твое искусство, князь Скопин, наблюдал, а храбрость от ратников российских во мне, от товарищей моих, кои за волю бьются. В том мыслю, ты, князь Михайло, со мной согласен.

Покачал головой князь Михайло:

— Славным воеводой ты был, Иван Исаевич, и не чернью бы тебе верховодить, а войском царевым.

Болотников усмехнулся:

— О каком царе речь ведешь, князь?

Насупился Скопин-Шуйский:

— Чего ты добивался? На царя Василия замахнулся…

— Только ли? — Болотников прищурился. — И на бояр да князей, какие царя Дмитрия не признавали. Хотел зрить государем Дмитрия, он бы смердов и холопов землей и волей пожаловал, люду российскому заступником был бы.

Промолчал Скопин-Шуйский, вышел не прощаясь.

Январь — зиме середина. Снеговыми сугробами огородил деревни и села, вьюжил буранами и метелями, заносил дороги.

По трудному пути, делая частые привалы, ехали из Чернигова в Орел несколькими санями послы князя Романа Ружинского.

Пан Липницкий, кутаясь в прохудившийся жупан, простуженно кашлял, жаловался товарищам:

— Варварская страна, панове, клятые морозы до костей продирают.

— Терпение, вельможные, терпение.

— Добже тебе, пан Крунь, какую шубу добыл.

— С русского боярина! — захохотал Крунь. — В Московии всем достанет.

— Славный шинок у Янкеля в Варшаве…

— Ай да пан Анджей, что на ум взбрело!

— А отчего, панове, князь Ружинский сам не поехал к царю? — спросил Липницкий.

— Ясновельможный князь Роман — старый лис, он прежде принюхается, что за царь Дмитрий.

— Твоя правда, пан Крунь, Ружинский не ходит на поводку, он водит на поводке, — поддакнул Анджей.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что князь Роман задумал накинуть узду на царя?

— Подождем, дайте срок.

— О, дева Мария!

— Панове, доводилось ли вам видеть в деле панну Ружинскую? Черт подери, она рубится на саблях и стреляет из пистоли не хуже доброго рыцаря.

— Не тронула ли она твоего сердца, пан Крунь?

— Как можно, пан Анджей, от такой коханы не потянет в шинок к Янкелю.

В санях весело захохотали. Продолжая выбивать зубами дрожь, Липницкий сказал: