Сергей Есин - Дневник, 2006 год

• Название: Дневник, 2006 год
• Автор: Сергей Есин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Листая словник в огромном томе «Дневник 1953–1994» я встретил и свою фамилию. Я тоже мастер писать дневники и тоже мастер придавать отдельным эпизодам свое толкование. Об одном из эпизодов этого дневника Дедкова я, наверное, уже писал. Тогда прочитав этот текст у Дедкова, я так расстроился, что дальше через небольшую цепочку страниц, помеченных моей фамилией, не пошел. А может быть, и не писал, а только подумал написать? Но так саднит на сердце, что, если даже и не писал, то изживу этот эпизод вовсе, напишу еще раз. Сначала, так сказать, «разбираемый текст». Игорь Дедков, стр. 239. В известной мере эпизод этот Дедковым записан со слов моего покойного замечательного товарища и замечательного, редкой души и сердца человека — Виктора Бочкова. Я дружил с ним с юности и до его смерти, хотя виделись редко. Витя жил в Костроме, но и там мы встречались не раз.

«Виктор, — пишет Дедков, — вернулся из Нижнего Тагила, куда ездил по командировке от Грибова: смотрел музеи и старину. Рассказывает, что с едой там хуже, чем у нас. Даже сыра там нет. В Перми, куда Витя заезжал к приятелю, — то же самое. Не знаю, много ли толку от этих путешествий; сидел бы на месте и работал. В Москве (он) разговаривал со своим однокурсником Сергеем Есиным (ныне редактор литературных программ Центрального радио и сочинитель повестей; когда-то нас с ним знакомил Игорь Саркисян, и они вместе нагрянули как-то раз в Кострому) по телефону, стараясь как-то помочь Олегу Мраморнову, «щелыковцу» устроиться к Есину на работу. Есин разговаривал с Виктором очень дружески, а насчет Мраморнова попросил ответить на несколько вопросов. Среди вопросов были такие: еврей Мраморнов или не еврей? не еврейка ли его жена? И как он Мраморнов относится к евреям?»

Не стану размышлять, почему Витя Бочков, среди нескольких вопросов зафиксировался именно на этих, или почему Игорь Дедков из нескольких вопросов и ответов решил в свой дневник внести именно вопросы о евреях? Но дело в том, что я хорошо помню, этот разговор действительно состоялся и подобные вопросы, кроме последнего вопроса, как некто относится к евреям, прозвучали. Но тогда же я Виктору объяснил, почему я об этом спрашиваю.

В то время я работал не просто редактором литературных программ, а Главным редактором Главной редакции литературно — драматического вещания, т. е. начальником главка в большом идеологическом министерстве. Практически я отвечал за все вещание на Советский Союз, связанное с поэзией, прозой, театром. Это было огромное количество передач и новых и старых и большое количество людей, для которых я был начальником. Мои вопросы в разговоре с Витей Бочковым о совершенно неизвестном мне Мраморнове были вызваны двумя обстоятельствами. Первое: существовал в этом министерстве огромный отдел кадров, который внимательно отслеживал все параметры кадровой политики. Говоря сегодняшним языком, отдел кадров внимательно следил, чтобы на большом базаре торговали не только перекупщики, но и свои «фермеры». Пропускал и писал необходимые бумаги именно этот отдел кадров, понятно, что отдел в подобном учреждении был тесно связан с другими учреждениями. Второе, что было бы необходимо отметить, это большое число, как говорится, людей еврейской национальности, которые работали в Литературном вещании. Начиная с главного режиссера редакции, которым был отец нынешних братьев Верников — я знаю этих мальцов почти с младенчества — Эмиля Григорьевича Верника. Коротко говоря, Литературное вещание давно и безнадежно превысило все квоты по евреям, которые могли подразумеваться при раскладе по представителям разных национальностей, населяющих даже не СССР и Россию, а просто Москву. Вопрос был вызван чистой прагматикой — ни одного еврея в мою главную редакцию, даже если я головой бы стукался о стенку, никто бы никогда не взял. Но интеллигенция понимает только свои обстоятельства.

Но вернусь к статье Юрия Павлова, с которой я начал. Она открывается такой посылкой «Согласно устойчивому мифу, Игорь Дедков в литературной борьбе 60-80-х годов занимал независимую нейтральную позицию». Павлов приводит свидетельство нескольких мифотворцев, один из которых С.Чупринин, другой его жена Тамара. (Вот уж идеальная писательская жена, достаточно взглянуть на корпус дневников писателя, тщательно ею отредактированного, вычитанного, набранного на компьютере и откомментированного — комментарии прекрасные, хотя есть и неточности). Дальше Павлов пишет о тяготении молодого Дедкова к либеральным взглядам, хотя «в записях Игоря Александровича начала 60-х годов упоминания о литературной борьбе отсутствуют, что естественно, ибо она — полноценная — начинается со второй половины этого десятилетия, с возникновения русской партии». Заметим это. Дальше Павлов говорит и доказывает с текстами, что «независимая и нейтральная позиция» Дедкова понятие условное. Я пропускаю здесь ряд приводимых критиком, разбирающем некоторые работы И.Дедкова, примеров. Они, показываютх специфику его «независимой» оптики. Выхватываю цитату, которая корреспондируется с моей обидой. «Примерно на таком уровне многократно говорит И.Дедков и об антисемитизме в жизни (до этого и в литературе, в частности, упрекая в этом В.Катаева — С.Е.). Он приписывает реальным и мнимым представителям «русской партии» выяснение состава крови, еврейской примеси в ней в частности (17.о6. 1979) приписывает то, чем в реальности занимались многие из противников «правых»»…

Утро четверга было временем удивительных открытий. Я уже давно слышал, что в седьмом номере «Нового мира» должна была быть напечатана статья Марка Розовского о том, что будто бы Товстоногов украл у него спектакль. Мне это было особенно интересно, потому что много лет назад я видел самодеятельную постановку Розовского «История лошади», очень похожую на спектакль Товстоногова. Тогда мне это показалось интересным, а претензии Розовского — обоснованными. Но вот «Л.Г.» публикует открытое письмо Рудольфа Фурманова, залуженного деятеля искусств России. Это защита Товстоногова и укор Розовскому: — «А какие ваши личные успехи? — обращается Фурманов к Розовскому. — Кого покорили ваши спектакли, в частности ваша «История лошади»? По неизменной вашей инсценировке? Где на афише уже не мелким, а крупным шрифтом написано — постановка Розовского?» Аргумент почти убийственный. Крупная личность она всегда личность — во всем, что касается дела его жизни. Фурман обвиняет Розовского главным образом в том, что тот поднял компанию исключительно, чтобы возбудить толпу и привлечь внимание к своей персоне. «Не будь вашей встречи с Товстоноговым — у вас была бы другая биография. Точнее, у вас вообще могло не быть творческой биографии. И «Бедной Лизе» пришлось бы утонуть на самодеятельной сцене, и не было бы ни «Трех мушкетеров», ни театра у Никитских ворот».

Вот так весь день я развлекался газетами, лежа на диване. А на вечер Саша Колесников пригласил меня на Турандот в Большой театр. Вперед!

Еще когда я поднимался по лестнице от метро на платформу, где расположена Новая сцена, то подумал: что-то ты, Есин, зачастил на мероприятия «не по рангу», и припомнил, что впервые пришла мне в голову эта тревожная мысль, кажется, во время обеда с издателями в Ленинграде. Я выгляжу как вполне обеспеченный человек, но никогда таковым не был, а лишь делаю вид, что одного с ними социального ранга. Теперь та же мысль снова пришла в голову. Большой стал весьма дорогим для моего возраста удовольствием. Это в молодости мы могли сидеть на пятом ярусе, а нынче оттуда ничего не увидим, не услышим, да сможем ли без одышки туда подняться?

Новая сцена — я не был здесь три года — как-то быстро постарела. Сравнительно небольшой зал с лепниной вдруг потерял новизну и через украшения, через хрусталь люстр полез мещанский вкус, какая-то немецкая мелкость, будто это не сестра расположенной рядом сцены Большого, а копия оперного театра какого-то немецкого княжества, изо всех сил старающегося выглядеть столицей. Тем не менее, кое в чем я ошибся. В публике. Все же парадная, очень дорогая публика так просто в Большой на оперу не ходит. Было много старых людей с привычными лицами меломанов, студенты. В этом смысле Россия удивительная страна, которая своих культурных привычек и преданности к искусству не сдает. Старухи, которые, отказывая себе во многом, покупают билет.

Много размышлений возникло у меня, пока слушал оперу. Саша оказался хорошим знатоком, как и положено ученику Вишневской, и хорошо меня зарядил своими знаниями. Это, конечно, очень неожиданный и очень непохожий на другие, оперный сюжет. В опере все посвящено смерти и о ней все говорят. И какое понимание серьезности искусства, которое может понять и эгоистичную глупость толпы, и ее доброту. Подумать только, опера

не только о любви, но и о тирании. И все, конечно, не задело бы, если бы не эта невероятная музыка. По большому счету, музыку я понимаю плохо, только изредка она приоткрывает мне свой тайный смысл. Я так жалел, что со мною нет В.С., которая получила бы несравненное со мною удовольствие от этой обнаженной эмоции. Поставила все с несравненным размахом, с прекрасными народными сценами Франческа Замбелло — оперная режиссер с мировым уровнем. Но американцы не были бы американцами, если бы не хотели показать нам то, что мы и без них знаем. Что у нас был Сталин, а в Китае произошла культурная революция. В финале вдруг, когда в душе уже