Сергей Есин - Дневник, 2006 год

• Название: Дневник, 2006 год
• Автор: Сергей Есин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Информационные войны, за которыми стоит экономика. Кто знает о сотнях заболевших в США тропической лихорадкой? Никто. Но о нескольких человеках, которые заразились птичьим гриппом, знают все. Убивать птицу — это биологический эгоизм. Например, в Якутию прилетает 32 миллиона птиц 250 видов. Всех уничтожить? Всю домашнюю птицу надо привить, а товарное птицеводство поставить в определенные защитные рамки. Птица начнет болеть в июле-августе. Нам надо нарабатывать диагностику, которая позволила бы отличить один вид гриппа от другого. Каждый год болеет гриппом более трех миллионов человек и 25 миллионов — ОРЗ. Раньше вакцинация производилась за счет госбюджета, теперь все приобрело лоскутный характер, потому что она по закону должна идти через местный бюджет. Но есть богатые регионы, и есть просвещенные губернаторы.

Отдельно говорили о воде. Век 21-й будет веком войн за пресную воду. Русский век коммерциализуется. В 93-м году у нас было 93 показателя на воду, теперь осталось лишь 40. Дальше все в том же духе. Но вот что надо внести в дневник обязательно. 80-летний Филипп Денисович Бобков — ну, мы знаем, кто он такой, чем занимался и что мог бы вспомнить о нашей замечательной интеллигенции — привел пример той самой заботы о человеке, которая была свойственна социализму. На фронте во время ВОВ не было никаких эпидемий. Бойцам действующей армии никогда не давали ношеного белья, а только новое с печатью фабрики. Ношеное белье могли дать в госпитале, на отдыхе. Когда бойцы захватывали прекрасные немецкие блиндажи, они никогда в них не ночевали — там после немцев всегда таились вши.

Впервые сегодня ездил на новой машине. За ужином сидел рядом с Леной Богородицкой. Она, имея в виду что-то, связанное с духовным промыслом, сказала, что потраченное на мою машину ей уже вернулось. Все правильно: рука дающего — не оскудевает.

27 января, пятница. Любовь малотиражной «Литературной России» к институту безгранична, ко мне — невероятна. Я отчетливо помню, кто из наших студентов там работает, кто приносит сведения, и кто кого любит. В свои прежние записи я не внес реакцию Славы Огрызко на результат институтских выборов. Очень огорченный быстрым обретением поста ректором Тарасовым, он простодушно воскликнул: «А мы думали, выберут Толкачева, а его не утвердит министерство». Отсюда я сделал вывод, что заготовки все той же группы малоталантливых и недостаточных писателей есть и на Толкачева. Но эта жгучая неприязнь к быстро делающему карьеру талантливому и работоспособному человеку светится и в новой статье газеты. Статья имеет незатейливый заголовок: «Выборы на фоне подковерных интриг». Они даже не понимают, что, сопрягая слова «подковерные» и «фон» делают стилистическую ошибку. Но кого в данном случае интересует стилистика?

Упрек обращен ко мне: «…за 14 лет Есин не подготовил достойного преемника (Толкачев — не в счет: ну какой он прозаик — это же смешно; да и литературовед он весьма посредственный, разве что умеет ставить прозу Есина по своему уровню выше лучших образцов западной классики)». Уже в этой фразе угадывается перо или нашептывание кого-либо из наших ревнивых «хороших» литературоведов. В этом меня убеждает и другая фраза, стоящая чуть выше. Я ее процитирую на «фоне» реплики Ю.И. Минералова на первом же ученом совете, который повел Толкачёв: «А почему исполняющим обязанности ректора стал Толкачев?» — «А вы спросите об этом у господина Бавыхина, который подписал приказ именно на Толкачева!» Так вот эта фраза: «Тут еще свою лепту внесло федеральное агентство по образованию, которое буквально на следующий день после 70-летия освободило Есина с ректорского поста. Всем тут же стало интересно, кому Есин поручит исполнять обязанности ректора (и, значит, в чьих руках окажется пресловутый административный ресурс)».

Подержим интригу и пока прикинем, кого Есин мог назначить исполнять обязанности ректора. Мог назначить 80-летнего проректора по УМО доктора наук и профессора Александра Ивановича Горшкова, которого привозят в институт два раза в неделю или почти своего ровесника Валентина Васильевича Сорокина, проректора по Высшим литературным курсам, который традиционно только ими и занимается, — тем самым обнажив, что держит в институте проректоров, вопреки Закону об образовании, старше 65 лет. Мог назначить проректора по экономическим вопросам Людмилу Цареву, кандидата наук и заведующую кафедрой общественных наук, так ненавистных современным демократам. Мог, естественно, назначить еще одного кандидата наук, тоже профессора не по диплому, а по должности — с кадрами, как мы видим, плохо! — Михаила Стояновского, проректора по учебе. Всех перебрал? А до этого Есин, опытный службист, аккуратно передал в министерство списочек возможных своих преемников, где были, между прочим, все: и Стояновский, и Тарасов, и Толкачев, и даже Минералов. И кстати, не только Толкачева с его «административным ресурсом» и Стояновского с его огромным опытом канцелярского литературоведения назвад бывший ректор на ученом совете как своих возможных преемников. До этого он еще, поговорив с Б.Н. Тарасовым, посоветовал и ему выдвинуть свою кандидатуру. Может быть, и не так плох преемник? А министерство поступило так, как должно было поступить, оно назначило исполняющим обязанности ректора первого проректора, который и доктор, и не «сухой» профессор. Который, вопреки точке зрения некоего В.Рязанцева, подписавшего статью, еще и очень хороший писатель, ученик и Есина, и М.П. Лобанова, а оба, как известно, перо в руках держать умеют. Министерство выбрала ученого и писателя.

Я даже рад, что «внешне» не борюсь со своими оппонентами, до врагов они еще не доросли, оппоненты мстят мне за то доброе, что я сделал каждому из них, за то чувство стыда, которое они испытывают из-за собственного предательства. Но здесь уже ничего не поделаешь, это закон: не делай людям добра, чтобы потом не получить злобу. В нашем институте я рассчитывал на поддержку многих людей, не получил, но и за это им спасибо. Я ведь теперь обрел право говорить вслух, что я о них думаю. Работая с ними в непосредственном контакте, в клинче, всегда отгонял от себя все дурное, что смутно виделось в них. Я благодарю всех за те переживания, возникшие от чувства несправедливости, которые они мне невольно подарили, все это со временем выльется и отольется в нечто другое, в слово, в то, что я довольно неплохо умею делать. Мой следующий роман напитывается не только моей, но и их кровью, фантасмагорические образы плавают и клубятся. Пока я пишу дневник.

Подлинный, настоящий автор статьи — который, может быть, и не водил пером, но вдохновлял неприязнью, идущей от собственной низости — что-то под конец заколебался. Может быть, до него вдруг дошло, что он и сам может оказаться жертвой своей горячности. Я вообще полагаю, что если подобные люди сильно увлекутся, то они могут потерять место, где они получают зарплату и привыкли так мало делать. Но месть ко мне превыше всего. «Пока преждевременно говорить — это финал статьи в «Литературной России», — какая политика теперь будет проводиться в Литинституте. Но, наверное, будет правильно, если старый ректор оставит за собой лишь семинар прозы и не захочет всеми правдами и неправдами сохранить за собой кафедру творчества. У нового ректора должны быть свободные руки. Это полезно для общего дела». Чего же я, когда пришел на ректорство, не поснимал всех заведующих кафедрами, чтобы развязать себе руки? Занятно бы получилось. Но, впрочем, я готов, покажите мне только нового заведующего кафедрой.

«И конечно, — автор схватился за голову, — хотелось бы поставить крест на всяких подковерных войнах и интригах. Иначе за дележом сфер влияния можно будет прозевать весь Литинститут. Нельзя забывать, в каком районе расположены институтские корпуса. Тверской бульвар Москвы — место очень лакомое. Только зазеваешься — и все упустишь». Только зазеваешься, и тебя сделают факультетом РГГУ или МГУ.

Но я упустил самое начало, статья начинается с того, что именно в «Московском литераторе» было напечатано объявление о выборах: мало-де гласности в литинституте. Как будто сама «Литературная Россия» два месяца подряд не талдычила об этих выборах, перебирая, кого бы и кто хотел. Дальше все та же неправда: Есин хотел остаться, «слухи, будто С.Есин уговорил руководителей министерства образовании и якобы ему в нарушении закона продлили контракт на два года». Дальше об «ограничениях» в претендентах. Об этом я писал, так же как и о разгильдяйстве министерства, которое утвердило устав института не вполне соответствующий Закону об образования. На всех ученых советах я постоянно говорил о том, что допускать к голосованию надо всех. Но ведь наши старые и стареющие преподаватели, в первую очередь они, никого не хотели чужого. В собственной избе мечтаем нюхать лишь собственный злой дух. А до того, как я скажу, как с чужаками поступают, особенно с сильными или имеющими жесткую хватку, я приведу еще один безумный газетный пассаж. «Отчего же возникли такие ограничения? Знающие люди утверждали, что это было сделано якобы из-за опасения, как бы в ректоры не пробился Виктор Ерофеев, устроивший еще в 1991 году шумные поминки по советской литературе». Так вот о «чужаках», не из «атмосферы», о которых рассуждает газета: прозаик Александр Сегень получил на выборах три голоса, а поэт Владимир Бояринов — один. Вот где подковерные интриги! Где ты, сострадательная душа?