Анатолий Левандовский - Кавалер Сен-Жюст

• Название: Кавалер Сен-Жюст
• Автор: Анатолий Левандовский
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Писатель и историк Анатолий Левандовский многие годы работает над проблемами Великой французской буржуазной революции. Его перу принадлежит ряд книг историко-биографического жанра, вышедших в издательствах «Молодая гвардия» и «Детская литература». В Издательстве политической литературы в серии «Пламенные революционеры» была опубликована двумя изданиями книга о Жане Поле Марате.

Повесть «Кавалер Сен-Жюст» посвящена французскому революционеру конца XVIII века, другу и соратнику Робеспьера — Антуану Сен-Жюсту. Его неизменными идеалами являлись свобода, политическое равенство граждан, улучшение доли бедняка. Отличаясь редкой принципиальностью, упорством, выдержкой, настойчивостью, Сен-Жюст бок о бок с Робеспьером боролся за претворение этих идей.

---

16 брюмера в Фальсбурге состоялась первая встреча Гоша и Пишегрю. Были обсуждены детали и сроки наступления. Гош существенно дополнил и уточнил план Сен-Жюста. Он наметил, что сразу после взятия Бича из частей Мозельской и Рейнской армий будет создан ударный корпус для вторжения в Цвейбрюккен, где, угрожая левому флангу противника, заставит его немедленно отступить, открыв прямой путь на Ландау. Генеральное наступление, полагал Гош, следовало планировать на 21 брюмера. Пишегрю, не высказав каких-либо замечаний, полностью согласился с Гошем. Так с самого начала командующий Мозельской армией взял верх над своим предполагаемым начальником, фактически подчинив его волю. Бодо и Лакост аплодировали; Сен-Жюст закусил губу. Тем не менее он и Леба были готовы утвердить план и дату наступления, предложенные Гошем.

Однако 21 брюмера наступление все же не состоялось. В том не были повинны ни Гош, ни Сен-Жюст; вина целиком падала на Пишегрю и Карно: первый не смог своевременно доставить Гошу обещанные 10 батальонов, второй задержал присылку резерва из Арденнской армии. Срыв наступления имел серьезные последствия. Вечером 24 брюмера стало известно о падении Форт-Вобана, важнейшего укрепленного пункта между Рейном и Модером. В Саверне началась паника. Теперь надо было наступать во что бы то ни стало — это понимали и комиссары и генералы.

Новая и окончательная дата генерального наступления была назначена на 27 брюмера…

…Когда наконец, преодолев крутой подъем, они достигли вершины, Леба не удержался и высказал давно занимавший его вопрос:

— Каким же образом доставляли сюда строительный материал?

— Одна из вечных загадок, — ответил Сен-Жюст. — Столь же трудно понять, как поднимали афиняне камни для своего Акрополя…

Они с любопытством рассматривали кладку полуразрушенной стены.

— Что-то на замок не очень похоже, — съязвил Филипп.

— Не меньше, чем на форт, — в тон ему ответил Антуан.

— Но посмотри: вот сторожевая башня! Она хорошо сохранилась.

— В первый раз слышу, чтобы форт располагал подобными сторожевыми башнями. Скорее это донжон.

Тут пришла очередь расхохотаться Филиппу.

— Донжон… Или ты думаешь, что я полный неуч? Ведь каждому известно, что донжон строили в центре двора. Только в центре, слышишь, знаток?..

Сен-Жюст опустил голову.

— Ты прав, возразить нечего. Теперь ясно: нужен специалист. Но что бы это ни было, постройка древняя: обрати внимание на кладку.

— Уже обратил.

— Стало быть, ее не могли воздвигнуть австрийцы, как кое-кто недавно предполагал, — улыбнулся Сен-Жюст.

— Не могли, согласен. А теперь, когда наши шансы уравнялись, не худо бы заглянуть внутрь…

Через пролом в стене они прошли во двор. Внутри двора оказалось несколько полуразрушенных зданий; одно из них примыкало к стене и заканчивалось высокой башней без кровли.

— Заберемся наверх, — Сен-Жюст указал на башню.

Леба кивнул.

По стершейся, выщербленной винтовой лестнице они стали подниматься наверх. Двигаться приходилось в полутьме, пробуя каждую ступеньку. Миновав две промежуточные площадки, они достигли верхней, открытой, здесь, ослепленные ярким солнечным светом, несколько секунд ничего не видели, а потом, пораженные, словно окаменели.

Они находились на одной из самых высоких точек Бьема. Необъятная панорама на все стороны света открылась перед ними. Напротив хорошо различалось ущелье, за ним — город. Среди городских зданий выделялась церковь; все это казалось кукольным, ненастоящим. С трех сторон тянулись бескрайние горы, леса, долины, превращавшиеся в легкую дымку, сливавшуюся по горизонту с небом.

Молча стояли они, любуясь сказочным зрелищем, испытывая ощущение какого-то мифического дедаловского полета, тем более что здесь ветер, почти не чувствовавшийся на плато, гудел в ушах и обжигал кожу. Наконец молчание нарушил Леба.

— Чудо, право же чудо. Но никак не пойму одного. Почему, если отсюда так хорошо виден Саверн, из Саверна совершенно не видна эта крепость?

— Она видна, вероятно, если хорошо присмотреться. Но скажи, большим ли кажется тебе отсюда город?

— Не очень. С ладонь, не больше.

— Вот и ответ на твой вопрос. Из Саверна эти развалины выглядят не больше точки, поставленной пером. Не больше вот этой движущейся точки, которую ты видишь направо внизу.

— А что это за точка?

— Вероятно, всадник: если бы был пешеход, движение казалось бы более медленным. Однако насмотрелись, довольно. Давай закусим. Не знаю, как ты, а я голоден…

…На заре 27 брюмера по всей линии фронта началось движение. Республиканские войска по плану Сен-Жюста и Гоша наступали одновременно в центре и с флангов, чтобы обмануть противника и скрыть главное направление удара. Этот маневр удался. По истечении 36 часов французы взяли Санкт-Ингеборг, Рорбах, Бликскастель, Брюмат и окружили Буксвиллер — место скопления австрийских войск, угрожавших Саверну. Под прикрытием флангов корпус Гоша быстрым броском овладел Бичем, занял Хорнбах и 1 фримера вступил в Цвейбрюккен.

Повсеместное наступление французов застало союзников врасплох. Если Вурмзер пытался сопротивляться и к северо-востоку от Бича начал быструю перегруппировку сил, то пруссаки герцога Брауншвейгского отступали почти без боя, что дало возможность Гошу направить движение правого фланга Мозельской армии на Пирмазенс.

Сен-Жюст и Леба, встретившись с Гошем в начале наступления, возвратились в Саверн, где наблюдали за движением левого фланга Рейнской армии. 30 брюмера они стали свидетелями взятия Буксвиллера генералом Бюрси. Удовлетворенные первоначальными успехами, спокойные за Саверн, комиссары покинули зону боев.

2 фримера они снова встретились с Гошем на его главной квартире в Цвейбрюккене. Гош рапортовал о ходе операций. Сообщив о предстоящем взятии Пирмазенса — город действительно был взят два дня спустя, — юный полководец поделился с комиссарами своими опасениями. В то время как Мозельская армия победно шла вперед, правое крыло Рейнской топталось на месте, застряв у Вантценау, в нескольких десятках лье от Страсбурга. Это создавало угрозу австрийского прорыва у самой столицы Эльзаса. Необходимо, заключил Гош, чтобы Рейнская армия ускорила развертывание, без чего нельзя и думать о совместных действиях обеих армий.

Сен-Жюст не мог не согласиться с Гошем. Покинув Цвейбрюккен, он и Леба снова направились в Рейнскую армию и 4 фримера встретились с Пишегрю. Настроение главнокомандующего им не понравилось. Впрочем, дела правого фланга Рейнской армии действительно были не блестящи. Обещанное Карно подкрепление не прибывало. В ответ на мольбы Пишегрю Гош перебросил ему шесть батальонов, но они также застряли в пути, тогда как Вурмзер явно готовился к контрнаступлению в районе Брюмата — Вантценау. Сен-Жюст немедленно вызвал резервы из Страсбурга, и положение выровнялось; но думать о новой атаке до прибытия свежих сил в этом районе не приходилось. Сен-Жюст и Леба, простившись с Пишегрю, вернулись в Саверн. Именно тогда-то, 8 фримера, ему и пришла злосчастная мысль об этой передышке…

…Вместо стола они использовали каменную плиту, сидеть же пришлось на полу. Они развернули свертки с нехитрой провизией, вынули походные фляги и с аппетитом принялись за еду.

— Пью за победу, — сказал Филипп и добавил: — А все-таки, друг мой, мы, кажется, поставили не на ту лошадку.

Сен-Жюст вздрогнул; он думал о том же.

Отправляясь на прогулку, они дали друг другу слово не думать и не говорить о войне. Но разве можно выбросить из головы и сердца то, что является главным, чему они отдали все свои силы?

— На первый взгляд, — ответил он после раздумья, — это действительно так. Гош даст сто очков вперед Пишегрю, Гош чертовски талантлив. Но… не будем спешить. У меня предчувствие, что он еще выкинет фортель. Он рвется вперед и забывает о тылах, о продовольствии, о фураже. Сейчас фронт неровен, опасаюсь, как бы Гош, мечтая о славе и легкой победе, не вытянул его еще больше, — тогда может произойти разрыв наших сил и еще бог знает что.

Филипп пожал плечами.

— Если у тебя подобные мысли, какого же черта мы не приняли своевременные меры? И какого черта полезли сегодня в эти горы?

Сен-Жюст опорожнил флягу. Он хотел было сказать, что все эти мысли лишь сейчас пришли ему в голову, что он не бог и не может все предвидеть и предусмотреть, что, наверное, предчувствие беды, которое вдруг его охватило, порождено какими-то событиями, происходящими там, внизу… Однако вместо всего этого он бросил небрежно:

— Могу ответить тем же: какого черта? О чем ты думал?

«Я слишком полагался на тебя, и, потом, я вовсе не хотел сюда ползти», — подумал Филипп, но промолчал.

— Это рок, — сказал чуть слышно Сен-Жюст, отбросив флягу.