Александр Богданов - Падение великого фетишизма / Вера и наука

• Название: Падение великого фетишизма / Вера и наука
• Автор: Александр Богданов
• Издательство: Издание С. Дороватовского и А. Чарушникова
• Жанр: Философия
• Год: 1910

В книге выдающегося отечественного философа и политического деятеля А. А. Богданова выясняются причины кризиса современной автору общественной идеологии и, шире, всей общественной системы, в том числе таких ее элементов, как деньги и власть. По его мнению, происходит не просто смена старых идеологических форм новыми, какая наблюдалась в прежних кризисах, но преобразование сущности идеологии, законов ее организации.

В книгу включена также статья автора «Вера и наука», содержащая ответ на критику взглядов А. А. Богданова в работе В. И. Ленина (публиковавшейся под псевдонимом В. Ильин) «Материализм и эмпириокритицизм».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Основная концепция разбираемого мировоззрения, это — единый мир опыта, непосредственно охватывавший собою и «бытие», и «сознание». У буржуазного индивидуалиста мир опыта, как мы знаем, не один, а их много, — столько, сколько отдельных познающих «я», сколько личных «сознаний»; что же касается «бытия», то оно вообще есть нечто особое, нечто независимое от опыта. Против таких взглядов новейшие философы-позитивисты, идеологи технической интеллигенции, ведут энергичную борьбу. Но они противопоставляют им не коллективистическую концепцию опыта, а иную, — неопределенно-монистическую, промежуточную по своему характеру, как и все мировоззрение этой группы.

Раньше, чем философствовать о «бытие» и «сознании», — говорят они, — человек фактически принимает уже известную систему опыта: себя, как существующего в определенной среде, эту среду, как состоящую из различных частей, в числе этих частей другие человеческие организмы с их высказываниями, причем высказывания определенным образом понимаются — именно, как относящиеся к различным частям той же среды, напр., как обозначения некоторых ее предметов. Нелепо, поэтому, ставить вопросы вроде того, существуют другие люди или нет: они даны нам в опыте раньше, чем мы дофилософствовались до подобного вопроса. Задача познания может заключаться только в рассмотрении данных опыта, их связей и соотношений.

Мы видим, что перед нами реалистическое миропонимание, отбрасывающее метафизические вопросы старого индивидуализма. Но для нас теперь также должно быть ясно и то, что исходная точка этого миропонимания чрезвычайно недостаточна и неполна. Представление о системе опыта носит на себе печать пассивности: человек «принимает» среду, которая ему «дана» и т. под. Другие люди «даны» ему, как части среды, в которой он «себя находит», как предметы, которые его окружают. Весь опыт и все познание сводится к тому, что «данные» факты и вещи пассивно воспринимаются, и затем совершается «ориентировка» в их взаимных соотношениях. Для нас все это вовсе не так.

«Опыт есть труд, и труд есть опыт» — вот наша точка зрения, как ее формулировал покойный марксист-теоретик, Антонио Лабриола. В человеческом мышлении другие люди «первоначально даны» вовсе не как простые «предметы» или «части среды», а как сотрудники. Это прямо вытекает из всего, что мы знаем о происхождении самого мышления. Оно возникло из социально-трудовых процессов, и их оно имело своим первичным содержанием. Та «система опыта», которую эмпириокритик принимает за начало познания и философии, сама не просто была «дана» человеку, а была создана трудовой жизнью коллектива. Обособление «частей среды» совершалось в коллективной практике, и из нее же возникли «высказывания», относящиеся к различным частям среды. Теория Нуаре показала нам, как исторически развились «высказывания» и их «понимание»; все это не было «дано первоначально». И с самого своего начала система опыта не что иное, как трудовая жизнь коллектива.

Но вполне понятна и половинчатость позиции новейших позитивистов, идеологов «технического персонала». Для них система опыта построена по образу и подобию их трудовой жизни. Производственная «среда» и сотрудники по предприятию, конечно, вовсе не так органически-близки какому-нибудь инженеру, как рабочему. На «среду» он действует там чужими руками, он не сам преобразует и создает эту среду — орудия и материалы производства, — а через других людей, через своих подчиненных, и потому она действительно «дана» ему в своем возникновении и в своих изменениях, «дана», т. е, «принимается» им, а не активно, непосредственно им творится, как творится она рабочим коллективом. И сотрудники «даны» инженеру, как по существу для него посторонние «части среды», с которыми он связан посредством «высказываний», — потому что именно посредством «высказываний», т. е. слов, напр. приказаний, указаний, объяснений ведет он свою организаторскую работу. Система опыта для него, конечно, общая с различными его сотрудниками, и, расширяя эту концепцию, он принимает систему как общечеловеческую; но он не может видеть в ней мир деятельности коллективного субъекта, а только — общее поле жизни всех индивидуальных субъектов; ибо сам он, все же, сознает себя только «личностью», а не живой клеткой живого коллектива.

Раз уже признано, что человеку «дана» его «среда», и в ней «со-человеки», то задача познания, естественно, сводится к «ориентировке» во всех этих «данных». Задача, очевидно, вполне практическая, направленная к самосохранению организма среди этой системы «данных»; но задача далеко не столь активного характера, как та, которую поставит себе сознательный член коллектива, сознательно творящего систему опыта. В этом случае эипириокритики и близкие к ним школы стоят еще на точке зрения старой философии, которая, говоря словами Маркса, стремилась только «объяснять» мир: «ориентироваться» в соотношениях опыта это и значит — делать их ясными для человека, определенными в его мышлении, т. е. то же, что «объяснять» в самом широком смысле слова; задача же, формулированная для философии Марксом — «изменять мир», — относится именно к коллективу, для которого познание есть нераздельная часть его творчества, «мышление» — нераздельная часть его «бытия».

Из «ориентировочной» концепции познания вытекает методология новейших позитивистов — их идеи «чистого описания», их борьба против «причинности» и т. под. Я не могу здесь дольше останавливаться на анализе их взглядов[37], но и сказанного достаточно, чтобы в общих чертах установить, каким образом выразился великий кризис идеологий в мировоззрении «технической интеллигенции» современного машинного производства. Практическая природа мышления, и следовательно, коренное отрицание фетишизма «отрешенности», точки зрения «абсолютного» в познании. «Истина», как и всякая иная идеологическая форма, представляется как относительное, от жизненных условий зависящее приспособление человека к среде, приспособление, следовательно, временное, принципиально-изменчивое, которое всегда может смениться иным, более совершенным, более целесообразным. Но — приспособление индивидуума или находящихся в общении индивидуумов, а не коллектива. Тут обнаруживается частичный, неполный характер кризиса для данной, промежуточной группы общества.

XLV

Кризис, однако, пошел еще дальше; его влиянию подверглись и отживающие, консервативные классы капиталистической системы, классы буржуазные в более узком значении слова, частью даже остатки феодальной аристократии. Но только, в этих группах кризис является уже не просто частичным или незаконченными, а скорее в основе извращенным: тут перед нами не кризис обновления, развития, победы над стихийностью и фетишизмом, а кризис упадка и разложения. Действие нового растущего коллектива здесь обнаружилось, как разрушительная сила, дезорганизующая и отравляющая старую идеологию. Оно выступает в прогрессивном развитии апологетики, а затем — идейного цинизма.

В пролетариате буржуазия находит врага, сначала слабого, но быстро растущего, и мало-помалу вызывающего в ней беспокойство, тревогу, наконец прямо ужас своей накопляющейся массовой силой и все более стройной организованностью. Анархически-раздробленная, буржуазия в борьбе с пролетариатом приходит на опыте к сознанию необходимости организоваться, в ней обнаруживается тенденция к сплочению в политические и экономические организации защиты ее общих интересов — партии, синдикаты, картели и т. под., — зарождается в противовес новому коллективу рабочего класса буржуазно-классовый контр-коллектив.

Я намеренно не употребляю выражения «буржуазный коллектив», а говорю о «контр-коллективе», — потому что действительного трудового коллектива, с живой, органической связью клеток-личностей, коллектива в том смысле, в каком становится им классовая организация пролетариата — буржуазные классы отнюдь не образуют, и образовать неспособны, их развитие по существу регрессивно, и направлено в сторону паразитизма. Акционер, рентьер, живущие прибавочной стоимостью предприятий, о которых они зачастую не имеют даже представления, — вот предельный тип, к которому тяготеет жизнь капиталистической буржуазии. Последние остатки своих производительных функций в деле устройства предприятий и руководства ими она постепенно передает наемно-техническому персоналу. Трудовой основы для коллектива, таким образом, у нее нет и создаться не может. Ее сплочение имеет прежде всего характер социальной самозащиты, отстаивания общих условий классового господства, борьбы за успешную эксплуатацию; никакое единство трудового опыта не связывает глубокой и прочной связью элементы буржуазно-классовых организаций, партийных и экономических. Это — боевые союзы чужих друг другу людей, где для каждого цель стремлений лежит не в коллективном, а в личном интересе.