Владислав Бугера - Сущность человека

• Название: Сущность человека
• Автор: Владислав Бугера
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 2005
• ISBN: 5-02-033820-6

В книге излагается оригинальная авторская концепция сущности человека как совокупности отношений собственности и управления. Автор доказывает свои утверждения, опираясь на богатейший фактический материал, касающийся всех основных сторон человеческого бытия — от экономики до человеческой сексуальности, от семейных отношений до политики, от индивидуальной и массовой психики до религии. В этой книге читатели откроют для себя неожиданные подходы к объяснению таинственнейших и важнейших явлений человеческого существования — от гомосексуальности до веры в бога и бессмертие души, от экономических и политических кризисов до невротических комплексов и психозов.

Для философов, экономистов, социологов, историков и психологов, а также всех, кто интересуется теми актуальными проблемами, которые рассматриваются в рамках соответствующих наук.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Тот факт, что весь современный мир (а особенно — республики бывшего СССР) напоминает Римскую империю эпохи упадка, исчерпывающе объясняет широкое распространение гомофобии во всем мире (и, в частности, в бывшем СССР). Вообще говоря, Римская империя и современный мир очень наглядно демонстрируют нам, что секс может выступать как орудие власти эксплуататорских классов не только тогда, когда он регламентируется и жестко ограничивается церковью и государством, но и тогда, когда государство не прилагает усилий для преследования тех или иных форм сексуальности. Совершенно верны слова Жана Бодрийяра:

«…подавление, в своем крайнем понимании, это никогда не подавление секса во имя чего бы то ни было, но подавление посредством секса… И подавленный секс только лишь скрывает подавление сексом» [55, с. 48].

Хоть подавляй секс в классовом обществе, хоть не подавляй — в любом случае эксплуататорские классы в той или иной степени задействуют его как орудие своей власти… Впрочем, следует дополнить этот вывод: даже в условиях наибольшей сексуальной свободы, какая только возможна в классовом обществе, секс в нем все равно будет в большой мере подавлен тем, что в этом сексе будет очень мало настоящей любви — предполагающей, как мы помним, коллективные отношения между людьми. Только коллективистское общество есть общество любящих и любимых.

(81) Этот пример очень поразителен и редок: Андре Жиду удалось превратить в подлинную любовь не просто авторитарную, но архиавторитарную по своему генезису страсть. Мало того, что это была страсть уже почти пожилого человека к юноше (уже признак того, что подсознательной закваской такой страсти является воля к власти) — так это еще и не просто юноша, но едва лишь достигший половой зрелости подросток (то есть мы имеем дело с педофилией, когда лежащая в основе страсти воля к власти еще более несомненна), да еще и родственник Жида (половое влечение к близким родственникам в цивилизованном обществе обычно свидетельствует о страхе индивида перед поиском партнера за пределами своей «ячеечной» семьи, среди совершенно чужих людей — то есть инцестуозное половое влечение является свидетельством не просто воли к власти, но еще и комплекса неполноценности, а значит, крайней дисгармонии, крайней уродливости данной личности). В развитом классовом обществе (лишившемся остатков коллективизма, ограничивающих произвол взрослых по отношению к детям и препятствующих — например, у некоторых папуасских племен и в древнегреческих полисах в период подъема их культуры — превращению сексуального влечения взрослых к детям в крайний произвол. Подробнее об этом еще пойдет речь ниже) такая страсть, как правило, не только является свидетельством крайнего убожества испытывающих ее личностей, но и превращает в полных уродов тех несчастных детей, на которых она оказывается направлена. Но в случае с А. Жидом и М. Аллегрэ мы видим нечто совершенно противоположное: Жид построил свои отношения с мальчиком как с равным, как с подлинным другом, исключил из них всякое насилие и оказал на Марка только благотворное влияние (в частности, ничуть не помешал развитию его гетеросексуальной половой ориентации).

Это не означает, что Жид построил свои отношения с Марком вопреки тому, как общество детерминирует сексуальное влечение людей, вопреки социальной природе человека. Просто дело в том, что общество детерминирует людей диалектично — то есть закладывает в них такие противоречивые (в классовом обществе — непримиримо, антагонистически противоречивые) потребности, интересы и установки, в результате которых мотивы и поступки людей иногда оказываются в конечном счете совершенно, полностью противоположными тому, чем эти же самые мотивы и поступки являлись в своем корне, по своему первоисточнику. Все в мире превращается в свою противоположность — и, если мы будем помнить это, нас не удивит тот факт, что любовь А. Жида к своему племяннику была порождена теми же самыми отношениями авторитарного и индивидуального управления (а значит, и авторитарной и индивидуальной собственности), доминирующими в классовом обществе, которые порождают и страсть маньяка, насилующего и убивающего ребенка.

К сожалению, в развитом классовом обществе садизм и педофилия слишком редко превращаются в свою противоположность. Таких людей, как Андре Жид, сегодня днем с огнем не сыщешь, а вот маньяков-убийц, насильников и растлителей малолетних — хоть пруд пруди. — В. Б.

(82) Читаешь это письмо — и хочется ткнуть в него гомофобов носами и спросить их: ну, и чем эти чувства отличаются от самой возвышенной любви между мужчиной и женщиной? Чем такие переживания ниже, хуже, порочнее, дегенеративнее прекраснейших гетеросексуальных любовных переживаний?

Но вот чего обычно не понимают ни сами любящие друг друга современные люди (как гомосексуалы, так и гетеросексуалы), ни современные ученые, делающие любовь объектом своего исследования — так это того, до какой огромной степени случаи подлинной любви (столь редкие в цивилизованном обществе, в том числе и в современном) обязаны сегодня своим существованием классовой борьбе сперва буржуазии против феодалов, а затем пролетариата против буржуев. Именно эта борьба на протяжении сотен лет внедряла в сознание хотя бы какой-то части цивилизованных людей идеалы свободы, равенства и братства, инфильтровавшиеся в мораль, интересы и установки этих людей и находящие свое выражение, среди прочего, и в редких случаях подлинной любви. Если бы не эта классовая борьба, мы давно бы уже впали в предсказанное Бердяевым «новое средневековье» с правом первой ночи и общепринятым обычаем выплаты калыма за невесту, а чувство подлинной любви возникало бы раз в столетие — и исключительно среди представителей высшей аристократии. — В. Б.

(83) То есть перед нами уже далеко не первобытные племена: они находятся на весьма поздних стадиях перехода от первобытного общества к классовому, на которых власть старших над младшими уже очень властна, женщины уже подчинены мужчинам (хотя еще и не в той мере, как в собственно классовом обществе), и между соплеменниками уже существует много недоверия и зависти. Именно в этот исторический период (как мы уже отмечали выше) и возникает гомосексуальность, до того практически неизвестная. — В. Б.

(84) Что нетрудно понять, если учесть, что между взрослыми соплеменниками-мужчинами еще осталось очень много отношений коллективной собственности и коллективного управления. Эти отношения ограничивают власть — в том числе и сексуальную — каждого старшего юноши или мужчины над каждым младшим подростком, не допускают ее превращения в унизительный произвол, навеки вбивающий психику мальчика в подчиненную, рабскую «женскую» роль. Чем меньше остается между людьми коллективных отношений по мере становления и развития классового общества, тем гнуснее становится гомосексуальная (так же, как и гетеросексуальная) педофилия — пока не превращается в сплошную мерзость, каковой она является (за крайне редкими исключениями, вроде отношений А. Жида и М. Аллегрэ) сегодня. — В. Б.

(85) Эраст — старший гомосексуальный любовник, эромен, соответственно, — младший (древнегреч.). — В. Б.

(86) Нечему удивляться: в древнегреческих полисах между мужчинами — гражданами полиса существовало еще немало остатков коллективных отношений, предохранявших эромена от произвола со стороны старших мужчин. — В. Б.

(87) Это типичный парадокс для раннецивилизованного общества, в котором хотя и преобладают отношения авторитарной собственности и авторитарного управления, но и коллективных отношений еще остается немало: в одних отношениях интересы общества стоят выше интересов отдельной личности (в данном случае — подавляется ревность в гомосексуальных отношениях), в других — интересы отдельной личности (зачастую лицемерно прикрываясь интересами общества) подминают и подменяют собой интересы общества (как правило, в связи с ростом соревновательности, конкурентности этого самого общества). — В. Б.

(88) Опять диалектический парадокс: авторитарные сексуальные отношения между мужчинами и мальчиками в одно и то же время охраняют (до поры до времени) остатки коллективных отношений в обществе — и вместе с тем истребляют их, «персонализируя» отношения (т. е. сближая друг с другомнемногих людей итем самым отдаляя их от всех остальных). — В. Б.

(89) Как известно, примером Спарты в более поздние времена пытались вдохновляться такие сообщества, в которых доля авторитарных отношений оказывалась еще больше, чем в спартанском обществе, а вот доля коллективных отношений — многократно меньше. Идеализируя спартанское общество, они тем самым идеализировали себя самих, пытаясь создать себе имидж товарищества равно достойных людей — имидж ложный, поскольку реальным равенством в подобных сообществах и не пахло (в отличие от спартанского общества, где равенства между свободными гражданами было таки немало — хотя и многократно меньше, чем в первобытных коллективах). Одним из таких сообществ были отряды нацистских штурмовиков, в руководстве которых, как известно, было немало гомосексуалов. Эмоциональную, чувственную подоплеку мечтаний штурмовиков о «воинском братстве» попытался реконструировать выдающийся японский писатель прошлого века Юкио Мисима в своей пьесе «Мой друг Гитлер» [см. 426, с. 343–344]. Впечатление таково, что это получилось у него весьма достоверно; вообще, Мисиме можно доверять в этом вопросе, потому что он сам был гомосексуалом, садомазохистом и фашистом — и, будучи в то же время исключительно талантливым писателем, не только прекрасно чувствовал, но и был способен точно передать переживания себе подобных. — В. Б.