Евгений Абросимов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

• Название: Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне
• Автор: Евгений Абросимов
• Издательство: Академический проект
• Жанр: Поэзия
• Год: 2005
• ISBN: 5-7331-0320-5

Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной. В то же время немало участников сборника к началу войны были уже вполне сформировавшимися поэтами и их стихи по праву вошли в золотой фонд советской поэзии 1930-1940-х годов. Перед нами предстает уникальный портрет поколения, спасшего страну и мир.

Многие тексты, опубликованные ранее в сборниках и в периодической печати и искаженные по цензурным соображениям, впервые печатаются по достоверным источникам без исправлений и изъятий. Использованы материалы личных архивов.

Книга подробно прокомментирована, снабжена биографическими справками о каждом из авторов. Вступительная статья обстоятельно и без идеологической предубежденности анализирует литературные и исторические аспекты поэзии тех, кого объединяет не только смерть в годы войны, но и глубочайшая общность нравственной, жизненной позиции, несмотря на все идейные и биографические различия.

---

327. «Ничего не скажешь милому соседу…»

Ничего не скажешь милому соседу.
Ничего не скажешь — промолчишь.
Ведь сосед — не милый: я с тобой не еду,
Обо мне дорогою грустишь.

Вот начало ночи. Про разлуку злую
Радио концерт передает.
Я тебя — ты слышишь, милая? — цалую,
Голос о любви твоей поет.

А на небе черном, возле звезд синея,
Птиц ночных повторны голоса.
Нам они стозвучны – гимны Гименея,
Озаряя наши небеса.

Авиаполеты совершая ночью,
Тайно наклонялся до крыш,
АНТы-самолеты — слышим мы воочью —
Нарушают неземную тишь.

Ветер пробегает воздуха просторы,
Листья сами льнут к его волне.
Мы с тобой проводим звездные дозоры,
Веруя полуночной луне.

Июль 1935

328. «Как хорошо бродить среди людей…»

Как хорошо бродить среди людей
И наблюдать за ветерком, проплывшим
По лепесткам сентябрьских ветвей,
Природный срок еще не пережившим.

В ночной толпе движенья ровный ход,
Журчанию подобный, — это повод
Жужжания подобный говор
Сравнить толпу с потоком мелких вод.

Как хорошо внимать на расстояньи
Осенней музыке, играемой в садах, —
Людей безоблачных пустое развлеканье,
Несомое в звучащих облаках.

В толпе движенья ровный ход,
Плывущих лиц живая перемена —
Немыслимый ночной круговорот
И светлых платьев вянущая пена.

Август 1935

329. «От холмов уйдя в отроги…»

От холмов уйдя в отроги,
Разбегаются поля.
Будят клены-недотроги —
Это купы, это кроны
Темнокудрого Кремля,
Это Миргород зеленый, —
Полногрудная земля.
А дорогой по дороге
Выступают тополя.

Октябрь 1935

330. «От мороза до мороза…»

От мороза до мороза —
С половины марта до зимы
Сохраняется каприз наркоза.
Вне движенья сохранились мы.

И теперь приветствуем беду:
Павильоны летние пусты,
Да на столик шахматный в саду
Планомерно падают листы.

Октябрь 1935. Воронеж

331. «Подобна голосу дьячка…»

I

Подобна голосу дьячка,
Ведущему святую пряжу,
Растрату времени, покражу
Оплакивает трель сверчка.

Сверлит, протачивает щели,
Казенный разрушает дом,
В котором временно живем
По воле чумной канители.

Звенит подобием волчка,
Чертит невидимые круги —
Бесчеловечные досуги,
Непрошенные мной услуги
Инфекционного сверчка.

II

И вот — чем дальше, тем яснее,
И вот — чем дальше, тем видней
Неправедная повесть дней.
Не знаю, что мне делать с нею.
Тепло больничных коридоров,
Тюремно-медицинский норов
Свежеокрашенных палат.
Мирись, мой ангел, рад-не рад,
Без возражений, разговоров.

III

Устав больничного гарема
Не до конца преображен —
Неопытная теорема
Благих, трудолюбивых жен.

Декабрь, оттаявший, нетвердый,
Утрами синий полусвет.
Индустриальные рекорды,
Столбцы стахановских газет…

Скарлатинозная палата —
Белоголовый детский сад —
Сорокадневная расплата,
Живой сорокадневный ад.

И взоры, никнущие долу,
Ресницы, устремленны ниц.
Хвала прекраснейшему полу
От сумароковских страниц.

Декабрь 1935. Плехановская больница. Воронеж.

332. «Она святого Иордана…»

Она святого Иордана
Полдневный зной, безводный луг,
Веселости, любви, обмана
Неиссякаемый досуг.
Она долина Хараара,
Непокоренная пока, —
Веселости, любви, пожара
Глубоководная река.

Январь 1936. Воронеж

333. «Живя самоконтролем бдительным…»

Живя самоконтролем бдительным,
Нежна, румяна и бела —
Она мила, и утвердительно
О том свидетельствуют зеркала.

Апрель 1936. Воронеж

334. Баллада

В силу удельного веса,
Меньшего веса воды,
Вдоль затонувшего леса
Плыли весенние льды.

Доски забора намокли,
Подмыт половодьем сарай.
Над гатью заречной не молкнет
Галок полуночный грай.

Галки не молкнут, а кроме
Не молкнут огни фонарей.
На приземленном пароме
Смена плывущих теней.

Посылка

Галок полночных рулады
Слушать воде довелось.
Истоки неточной баллады —
Дождинки на ветках берез.

Апрель—май 1936. Воронеж—Ленинград 1938.

335. «Высокий, плотный гражданин…»

Высокий, плотный гражданин,
Надев колесные очки,
Идет проспектом не один:
Ведет с собою каблучки.

Она идет, идет сама.
Она его уводит прочь.
Как неустойчива зима —
Страдает оттепелью ночь.

Декабрь 1936. Ленинград

336. «Я проездом на беду…»

Я проездом на беду
Посетил звериную столицу,
Т. е. я гулял большом саду,
Я рассматривал животных лица.

А теперь мартышка на трубе
Удочкою ловит дым багровый,
На боярских на воротах, на гербе
Бык и окунь волокут оковы.

Расплескалась чистая криница,
Хмара непутевая нависла;
На селе известная синица
По воду шагает с коромыслом.

Дятлы ветви тополя качают,
Раскачали и качают снова,
И глаза в листве не различают
Памятник чугунного Крылова.

Июль 1937. Бобрицы

337. «Раскрутился змеистый снежок…»

О.М.

Раскрутился змеистый снежок.
Путь заказан Владимиру чинный.
С двери отнят засов. Послух свечи возжёг
Чистой Матери Десятинной.

Ночь стоит. По морозу полозья скрипят.
Кони глазом косят озверело:
О дощатые стены домовья не в лад
Ударяется мерзлое тело.

<1939?>

338. «И вот теперь — в часы уединенья…»

И вот теперь — в часы уединенья
В присутствии недремлющих чудес,
Когда вы слышите своих сердец биенье, —
На воды, нежный луг, дворцы и лес

Защитою от злого разрушенья,
Друзья, зовите благодать небес;
Чтоб вечность саду дивному дала,
Молите нимфу Царского Села.

Подражание Ариосту на материале Царского Села с использованием работы Пушкина и Катенина, с учетом собственного лирического опыта. 4 августа 1940

339. «Преимущество тех, кто остались в живых…»

Преимущество тех, кто остались в живых,
Только в том, что за ними права
О друзьях, о соперниках бывших своих
Произнесть приговора слова;

Преимущество в том, что не страшен ответ.
Не уколет насмешливый взор,
Потому что такого и взора-то нет,
Да немыслим и сам разговор.

В этом тихая скука и нудная боль,
Это зло, это холод и мрак…
Ни чужих поцелуев, ни чужого «позволь»
Не воротишь оттуда никак.

И тогда начинаешь смешное — любить,
Начинаешь дурное — жалеть,
Потому что тому, неживому — не быть,
То есть с нами не жить, не стареть.

Удивленья достойны и скупость людей,
И упрямство божественных жен.
Хороводу сентябрьских солнечных дней
Срок ничтожнейший положен.

8-10 сентября 1942

340. «Отпусти. Нет сил тебе молиться…»