Николай Москвин - Лето летающих

• Название: Лето летающих
• Автор: Николай Москвин
• Жанр: История

---

Он слушал еще и потому плохо, что уловил в воздухе какой-то звук, похожий на работающую швейную машину, и заинтересовался им. Звук был не сильный, но мерный, его заглушал рев "самого". Кучер повел вокруг глазами - но нет, конечно, никто не шил на машине.

Но как только пристав перестал кричать: "Снять! Убрать! Исчезнуть!", стрекочущий звук швейной машины в наступившей тишине вдруг раздался громко, отчетливо и над самой головой. И тут все увидели: из белого курчавого облака вынырнул темный крестообразный предмет.

Белые лошади, не чувствуя вожжей, руки кучера, испуганно всхрапнули. Страшно, как при прыжке, присев на толстые свои крупы, они вдруг рванулись и понесли пролетку по полю. Овчинников, качнувшись, задрав каштановую бородку, упал на сиденье, но рука, зажатая в голубой бархатной петле, тянула его обратно. Он сполз с сиденья...

Впрочем, последнее можно было только угадывать: пыль, поднятая от колес и от копыт, заволокла пролетку, и она исчезла. Некоторое время на солнечно-мутном фоне пыли бежала следом и махала руками черная фигурка кучера, но потом и она пропала.

Подвернувшийся Сережка Сарычев выкрикнул, передразнивая:

- Снять! Убрать! Исчезнуть! Выбросить! Провалиться! Сгинуть! Пшел вон из класса!

Было действительно смешно: змей стоял в небе, как и стоял, а приказавший ему исчезнуть исчез сам...

* * *

Все это восстановилось в памяти потом как второстепенное, сопутствующее.

Вместе со всхрапом испуганных лошадей по полю разнесся удивленный возглас-вздох:

- Аэроплан!..

Не то его видели на той же картинке из журнала, что недавно - в дни войны с братьями-разбойниками - приносил мне Костька, не то на другой какой картинке, но он тут же был опознан.

- Аэроплан!.. Аэроплан!..

И все глаза - к нему. Еще бы! Насколько он выше змея! Больше змея... Да даже не это - человек на нем! Да, кто-то опередил нас с Костькой. Вон, крошечный, черный, виднеется, сидит между крыльями, ухватившись за что-то, поставив ноги на тонкую, какую-то игрушечную дощечку. Впереди, как мерцающий вентилятор, этот самый... пропеллер! Или, как у Цветочка, его вертушка... И кругом ничего, одно небо...

...Мы мчались за ним по полю, напрямик, не разбирая дороги - через кочки, канавы, по жнивью, по кустам... Мы молчали, чтобы не терять силы. Молчали, чтобы не отвлекаться, чтобы лучше рассмотреть его, пока он не скроется.

А он уже скрывался из глаз - из широкотемного переходил в две тоненькие параллельные черточки с темным шариком - живым шариком! посередине...

Тяжело дыша, мы остановились. Улетел...

Мы оглянулись. Далеко позади было видно сборище около студенческого змея, и от него длинным треугольником, языком вытянулись по полю люди, побежавшие за аэропланом. Одни остановились раньше, другие позже. Мы с Костькой отмахали больше всех. Тут, на кончике "языка", были мы вдвоем да еще какой-то босоногий мальчишка в розовой без пояса рубашке, который остановился вместе с нами, шмыгнул носом и, повернувшись, так же ходко побежал обратно к змею.

- Вот это да! - еще не отдышавшись, сказал Костя, сказал третий раз за день. - Это "заводной змей". Помнишь, я приносил? Страничка "Сделай сам"... Вот кто-то и сделал. Но не игрушку, а прямо для человека! Как мы хотели... - Он вздохнул и повторил: - Как мы хотели...

Он стоял, смотрел исподлобья на горизонт, где лежало длинное, как ладья, синее облако, - не покажется ли это чудо опять?

И вдруг беспричинно рассмеялся.

- Погоди! Чего хныкать-то! - воскликнул он. - Раз один такой есть, значит, и еще может быть! Может, уже и есть. И потом, там, на дощечке, ведь взрослый дядька сидел! Значит, это не игрушка, а по-настоящему сообразили. Значит, и ты можешь полететь, и я могу полететь, и все, кто хочет! Понимаешь?

От этих восхитительно неоспоримых "значит" глаза его засияли, и я понял, что Костька сделал важнейшее умозаключение-открытие и что этот аэроплан для Константина - а возможно, и для человечества - не будет последним...

ЭПИЛОГ

Так оно и было.

На следующий год вперемежку со змеями Константин делал и модели аэропланов - делал по тем схемам, чертежам, которые он стал находить в детском журнале "Маяк". Еще через год он занялся только моделями и к чужим чертежам прибавлял что-то свое...

По окончании реального училища он - уже в советское время - поступил в авиационную школу. Все шло, как должно было идти, ибо путь был начат давно: от "опытного", от Стаканчика, от трехдольного змея-паруса - от приверженности к этому.

Я встретил Константина через тридцать лет и нашел то, что думал, что должен был найти. Он прошел много по своему пути, но все еще находился в дороге, так как поискам нет конца, так как страсть неизбывна.

Да, мы встретились через тридцать лет.

Бывает как во сне. Снится классная комната, учитель распускает на каникулы; сложены в ранцы книги, открыта дверь; сейчас бегом в раздевалку... И не то удивительно, что взрослый, давно взрослый человек видит это во сне, а то, что все он во сне и ч у в с т в у е т: чувствует необыкновенный, ни с чем не сравнимый запах ранца, покрытого короткой блестящей шерстью; чувствует в ногах какой-то озноб-ожидание, какую-то подскакивающую пружину, отчего ноги побегут в раздевалку с раскатом по полу, с подскоками...

Так и мы встретились после Отечественной войны.

Передо мной стоял летчик, конструктор, испытатель; все это пришло к нему, и, судя по тому, что я знал о Константине, и не могло не прийти. Стоял плотный, статный, с важными орденами на груди дядя, а я не только увидел в нем мальчика с Николо-Завальской улицы, но и вдруг почувствовал кислый запах клейстера, которым мы клеили наших бумажных летунов; почувствовал в руке нитку от запускаемого нами змея; почувствовал свист ветра в ушах, когда мы бежали по полю за исчезающим чудом - две черточки с шариком посередине...

После нашего совместного полета на открытой машине - о чем речь была в самом начале повести, - когда Константин Иванович вокруг какого-то бумажного летуна сделал "круг почета", прошло несколько дней. Мы шли с ним по Малой Ордынке.

Московская весна была в разгаре. В других, затененных переулках еще долеживал снег, стояла вода, а на южной, просвечиваемой из конца в конец полуденным солнцем Малой Ордынке было уже сухо. Недалеко от Дома Островского мы заметили на мостовой двух пяти-шестилетних мальчиков. Один из них держал в руке нитку, и оба они, щурясь на солнце, загораживая его ладошками, смотрели ввысь.

Знакомая картина!

Не сговариваясь, мы с Константином Ивановичем приостановились и тоже подняли головы, однако, сколько ни вглядывались, змея не нашли... Неужели так высоко?

Но чуть отойдя в сторону, в тень дома, мы увидели, что змея и нет - в воздухе летает о д н а нитка. Шелковая или вискозная, она, легкая, поднялась на весеннем ветерке до высоты второго этажа. Для этих, шестилетних, и то было хорошо. Но странное дело, остановились и мы и тоже глядели, как кончик нежной, легкой нити вился, держался в воздухе.

Это рассмешило нас, и мы признались друг другу, что до сих пор не можем пропустить ни одного змея - стоим, смотрим. Наверно, есть какое-то шестое чувство - чувство воздуха, для которого одинаково, что реактивный самолет, что летающая нитка.

Подлипки - Фирсановка - Москва.

1954 - 1956 годы

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Дорогие ребята!

Вот вы и прочли повесть "Лето летающих". Конечно, вам, свидетелям полета космических кораблей, не в диковинку аэроплан, за которым гнались, увидев его впервые в небе, герои повести Костя и Миша. Даже когда над вами проносится реактивный самолет, вы не всегда обращаете на него внимание. Но от этого повесть "Лето летающих" не становится менее интересной. Ведь она переносит вас в мир детства, но только не современников, а тех, кому было двенадцать почти семьдесят лет назад. А разве неинтересно узнать, какими были тогда ребята, чем интересовались, как жили?..

Повесть "Лето летающих" - это повесть о пытливости ума, о детской любознательности, которая перерастает в настойчивое призвание, в дело всей жизни. Вспомните Костю. Ведь он не просто запускал змея, как другие мальчишки, не просто гонял с ним по пыльным улицам городка, он ставил "опыты", все время думал, что нужно изменить в змее, чтобы он летал выше, как его усовершенствовать. Так был запущен оранжевый "опытный" с деревянной фигуркой капитана Стаканчика; мальчики готовили к полету Кутьку. Костя мечтал подняться над землей на змее собственной конструкции. И не удивительно, что он осуществил свою мечту: стал летчиком, конструктором самолетов.

Автор этой повести Николай Яковлевич Москвин родился в Туле в семье химика-фармацевта в 1900 году, провел там свое детство, и несомненно, что впечатления этих лет легли в основу повести. Как живые предстают перед вами Миша и Костя, "братья-разбойники", Аленька-Цветочек... Присмотритесь к Ефиму Степановичу, гордому, независимому рабочему человеку, мастеру на все руки. А как описаны змеи, каждый со своим характером! Вы видите провинциальный городок, его жителей. Всего несколькими деталями, но выразительными, точными описывает автор городок и время детства Миши и Кости. Это были предреволюционные, тревожные годы. И жизнь может показаться тихой и сонной только поначалу. Костяного отца, оружейного мастера, уволили с работы; на окраине городка студенты запустили огромного змея с написанными на нем знаменитыми пушкинскими строками: "Товарищ, верь: взойдет она, звезда пленительного счастья..."; пристав приезжает на место происшествия, чтобы пресечь это свободомыслие: "Снять! Убрать! Исчезнуть!" Вспомните все это, и вы поймете, что благодаря писателю вы становитесь как бы свидетелями жизни в эти предгрозовые годы. В том и заключается ценность талантливого произведения, что по отдельным штрихам, деталям, читатель может представить себе время, эпоху. Большой художник, известный писатель Константин Георгиевич Паустовский писал Н. Я. Москвину в новогодней телеграмме: "Поздравляю с Новым годом, но еще больше с новой, великолепной, совершенно классической книгой. Много лет я не испытывал такой радости. Спасибо! Обнимаю Вас. Паустовский". А книга эта была повесть "Лето летающих".