Коллектив авторов - Полдень, XXI век (июль 2012)

• Название: Полдень, XXI век (июль 2012)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «Вокруг Света»30ee525f-7c83-102c-8f2e-edc40df1930e
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-986524 07-8

В номер включены фантастические произведения: начало повести «Искусство кончать молча» Александра Щёголева, «След капеллана» Юрия Погуляй, «Воспитатель» Владимира Голубева, «Мне незачем больше жить» Натальи Болдыревой, «Аплодисменты для Кукольника» Джона Маверика, «Мозговая плесень» Александра Голубева, «Слово поэта» Криса Альбова, «Я иду по воздушной дороге» Ивана Жеребилова, «Охота» Сергея Соловьева.

---

– Бронхо… это как?

– У вас с помощью зонда возьмут образец опухолевой ткани. Потом проведут его исследование. Так. Вот вам направление. На завтра. И к онкологу. Двадцать седьмой кабинет. Сейчас вам сделают укол. У вас в семье кто-нибудь делает уколы? Хорошо. Вот рецепт. Внутримышечно, при болях. Там все написано.

– Спасибо. До свидания, доктор.

– До свидания. Валерий Иванович!

– Да.

– Не курите. Не губите себя.

Я не ответил. Вышел на улицу. Боль утихла. Видимо, укол действовал. Посмотрел на часы и машинально достал сигарету. Почти пять часов не курил.

Я сунул сигарету в рот – и тут увидел его. Того старика. Слепого. Он шел, постукивая тростью, прямо ко мне. В этот момент я его узнал. Первый раз, переведя его через дорогу, не обратил внимания. Мало ли немощных стариков! При второй встрече память что-то искала, но не нашла. А вот теперь я его вспомнил. Это был нищий моего детства. Тогда, в пятидесятые. Детский сад. Книжки с картинками. Мама читает: «Это рабочий. Он работает на заводе. Это колхозник. Он выращивает хлеб. Это врач. Он лечит больных. Это солдат. Он защищает нас от врагов». Все просто и ясно. Не было картинки: «Это нищий. Он просит подаяния». Он стоял на углу Комсомольской улицы, и я каждый день ходил мимо него в школу. Он был слеп. Одет бедно и опрятно. Синий берет. Рука лодочкой. Меня поразила эта рука, всегда без перчатки, даже в мороз. Он молчал. Не причитал, не вспоминал Христа, не имел нарочито криво написанной таблички «Помогите слепому». Он с достоинством кивал, когда в руку-лодочку падала монета. Как будто не вы ему, а он вам. Позволял исполнить акт милосердия. Его знал весь маленький город. И он знал весь город. Я много лет ходил в школу мимо него. Он был непременной частью Комсомольской улицы, как молочный магазин и сапожная мастерская. Он был настоящий.

Старик подошел и сказал:

– Здравствуй, мальчик. Ты узнал меня, правда? Не зажигай, пожалуйста, сигарету. Я не выношу запаха табака. И тебе это ни к чему.

Я ответил:

– Этого не может быть. Прошло пятьдесят лет. Вам тогда было под пятьдесят. Вы и сейчас такой же. Так не бывает. Столько не живут. Это не вы.

– Маленький Валерка получил от мамы гривенник на кино. Но в кино не пошел, а пошел на дамбу, где вопреки строжайшему запрету, играл в лемак со шпаной. Он проиграл свой новенький гривенник, а выиграл гнутые, исцарапанные, избитые лемаком две копейки. Их нельзя было нести домой, а выбросить жалко. Тогда Валерка бросил их в руку нищего, думая, что слепой все равно не увидит, что монетка кривая. Это был твой страх, спрятавшийся в маску милосердия.

– Но я не…

– Отец все-таки выпорол мальчишку. Не за гривенник, а за прожженные кислотой школьные брюки. Ведь свинец для отливки лемака добывался из старого аккумулятора. На дамбе шпана жгла костер и отливала лемаки, делая в песке ямки маленьким мячиком. Тебе так хотелось иметь свой лемак!

– Все так. Но все равно не может быть.

– У тебя нет времени для сомнений. Приходи завтра. Утром.

Он сунул мне визитку и ушел, стукая палкой.

На визитке значилось: «Воспитатели». И адрес: «Городской парк, летний театр». Я посмотрел вслед слепому. Девушка переводила его через дорогу.

– Ой, как больно! Потише нельзя?

– Прости, – сказала жена, – давно уколов не делала.

– Где мои старые фотографии? Детские, школьные. На шкафу? Дай-ка стул…

Я искал его. Он должен где-то быть. На фото. Где-то случайно попасть. Я долго перебирал черные конверты, жена присела рядом. Старые фотографии завораживают. От них не оторваться. Я даже забывал, зачем полез в это пыльное безвозвратное прошлое. Но нашел. Фото маленькое, его фигурка сбоку, незаметно. Профиль узнаваем. Не более того. Что ж, примем все как есть.

Они собирались там. В задней комнате, за сценой давно заброшенного летнего театра. Слепые. Увечные. Безнадежно старые. Согнутые крючком старухи.

Слепой сказал:

– Это Валера. У него рак легких. Осталось не более двух месяцев. Он хочет жить – и сегодня станет Воспитателем.

– Минуту, – сказал я, – я не давал никаких обещаний. Я вообще все это вижу впервые.

– Валера, у смерти есть только одна альтернатива – жизнь, и ты ее выберешь. Стандартный контракт, пятьдесят лет.

– Что, подписать кровью?

– Не надо сарказма. И не надо подписей. Дашь устное согласие. Будешь жить и воспитывать. Иначе загадочная русская душа лишится своего главного компонента – милосердия – и будет просто смесью лени, глупости и надежды на «авось». Если ты, Валерий Иванович, согласен жить Воспитателем, то скажи: «Я согласен».

– Я смертельно болен, вы же знаете. И если даже чудом вы меня вылечите, то мне придется работать. Никто не даст мне инвалидность. Я буду здоровым мужчиной, не вызывающим сочувствия. Скорее уж воспитуемым… Я не оправдаю…

– Так ты согласен или предпочитаешь смерть?

– Конечно. Согласен.

– Скажи: «Я согласен».

– Я согласен.

Что-то изменилось. Я сначала не понял, а когда понял, не поверил. Я дышал! Не тем мелким судорожным дыханием, а неспешными вдохами, обоими легкими, в полную силу. Голова закружилась от избытка кислорода. Я привалился к стене. Боль, проклятая боль, ушла. Исчезла. Растворилась. Я закрыл глаза и услышал голос слепого:

– Валерий Иванович, придержи дыхание. Не хватай помногу, а то отравишься. За пятьдесят лет надышишься еще. И вот что: выбрось сигареты и спички. Сейчас. Среди нас никто не курит. Потому что к курящим сочувствия нет.

– С огромным удовольствием! Простите, я ведь так и не знаю, как ваше имя. Не знал и в детстве.

– Теперь уже и не надо. Мой контракт истек. Я принял решение не продлевать его. Завтра я умру. То есть вернусь в прежнее, доконтрактное состояние. Мне ведь предложили стать Воспитателем, когда я умирал от гнойного перитонита.

– Так то было когда! Теперь медицина другая. Вас вылечат.

– Нет. При желании жить я бы возобновил контракт. И еще… нельзя жить в здравии больше ста лет, не привлекая внимание. А Воспитатель должен быть незаметен, он – никто, он не человек, а фактор. Кроме того, у меня есть личные причины. Я недопустимо сблизился с одной… Тебе не надо сейчас это знать. У Воспитателей есть своя этика. В свое время ты все узнаешь.

Мы шли со слепым по парку, под мелким дождем. Я спросил:

– А если я захочу разорвать контракт?

– Просто скажи вслух. Вернешься в прежнее состояние.

– То есть я в любой момент могу приблизить смерть?

– Как и любой человек. Ты должен начать работу по воспитанию через полгода. Этот срок дается на адаптацию.

– Да я хоть завтра!

– Завтра не получится. Прощай. И вот что. Возьми от меня на память… Что бы тебе подарить?.. Да вот хоть мою трость. Бери, бери. Все-таки мы знакомы пятьдесят лет!

– А вы как же без нее?

Он засмеялся:

– Я и без нее хожу не хуже зрячих. Белая трость не для того, чтобы видел я, а для того, чтобы видели меня. Издалека. И приготовили свое милосердие. Вдруг я рядом поскользнусь? Теперь прощай.

И он ушел твердой походкой.

Он быстро уходил в пелену дождя, а я так и не задал вопроса, который вертелся на языке: почему вы слепой, ведь перитонит вроде с глазами не связан…

Я еще постоял под мелким дождичком, наслаждаясь свежим воздухом. На улице стало темнеть. Я удивился, ведь сейчас утро. Темнело быстро. Поднес часы к лицу, но стрелок не увидел. Откуда темнота? Затмение, что ли? Надо отсюда выбираться.

Наступила кромешная мгла. Подсознание уже все поняло, а я еще не верил. Я шел, постукивая перед собой тростью, восстанавливая в памяти дорожки парка, где не был давно. И когда услышал голоса и смех, попросил дрожащим голосом:

– Молодые люди, проводите меня на остановку. Пожалуйста.

Наталья Болдырева Мне незачем больше жить (Рассказ)

«Мне незачем больше жить» было написано в последнем посте моего блога.

Ниже шли семнадцать страниц комментариев: скептических, сочувствующих, обеспокоенных и даже веселых – вся суть которых сводилась к простому: «Не совершай непоправимого, парень».

Глядя на это, еще сильнее хотелось сдохнуть.

Я обновил страницу.

Число семнадцать сменилось цифрой двадцать один.

Осознание невозможности изменить что-либо стало столь невыносимым, что, кажется, я заорал.

Всё началось почти десять лет назад.

Мы, трое молодых и борзых аспирантов факультета информационных технологий и программирования первого и пока единственного отечественного интернет-университета, прибыли в легендарное «Сколково», чтобы наконец развиртуализироваться и между делом выдвинуть на соискание разработанный нами проект по созданию искусственного интеллекта.

Тогда я впервые уехал из дома так далеко и так надолго. Мама ужасно переживала разлуку и собрала мне полный рюкзак абсолютно ненужных вещей, от большей части которых я на радость местным бомжам избавился уже на следующей станции.