Иван Наумов - Тени. Бестиарий

• Название: Тени. Бестиарий
• Автор: Иван Наумов
• Издательство: АСТ, Этногенез
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904454-59-3

1999 год. Ян Ван, молодой человек без определённых занятий, обладает способностью быть незаметным. Свое умение он использует для развития небольшого частного бизнеса — поиска и доставки из Германии в Россию самых разнообразных редкостей, ввоз которых через таможню мог бы быть затруднён. Однажды Ян получает поручение: обратиться к коллекционеру, собирающему фигурки металлических зверей, от имени анонимного клиента с предложением об обмене. В тот же день его жизнь меняется необратимо. А после телефонного звонка на номер, запомнившийся ему во сне, Яну открывается мир «отсутствующих героев», призраков и теней…

---

— Эй! Уважаемые! Вы из какого номера?

Энвер сразу свернул к нему. Петер уже был у лестницы.

— Мест нет! — пискнул портье, глупая кукла. — Караул!

— Ну что ты нервничаешь? — спросил Энвер. — Мы на минутку, сейчас уйдём. В полицию не звони — всё равно приехать не успеют.

Портье тут же вцепился в телефонную трубку, прижал её к груди, выпучил глаза, и вообще вёл себя неосмотрительно. Энвер подцепил на палец витой провод, идущий от трубки к аппарату, подтянул поближе к себе. Взялся за провод обеими руками — демонстративно, самыми кончиками пальцев, — и аккуратно разорвал его надвое. Показал портье: «Тсс!» — и поднялся вслед за Петером на второй этаж.

Гончий стоял в конце коридора у двери номера. Вид у него был обескураженный.

Энвер кивнул: что, мол?

— Его тут нет, — удивлённо ответил Петер. — Он ушёл, а я не почувствовал… Пёс не почувствовал, понимаешь?

— Давай хотя бы проверим, — Энвер попытался отодвинуть его в сторону, чтобы открыть дверь, но Гончий не отступил.

— Мальчишка в поезде, — сказал он. — Едет на юго-восток. Нам надо туда.

Они сбежали по лестнице вниз.

Портье прятался за конторкой, так и не выпустив из рук бесполезную телефонную трубку.

— Пока, красавчик! В другой раз зайдём, — ободрил его Энвер.

Петер сел за руль сам. Фургон кашлянул выхлопом и тронулся в путь. С момента остановки не прошло и четырёх минут. Правила дорожного движения были полностью соблюдены.

А Наталья Андреевна спала чутко и совсем некрепко. Каждый раз, когда она просыпалась, её окружала залитая солнцем дубовая роща, с высокой шальной травой между редко стоящими деревьями, с кущами бузины в овражках, маленькими быстрыми ручьями. Что-то, что она уже считала своим и всегда держала при себе, вдруг непонятным образом терялось, и она начинала кружить в поисках между корнями дубов-великанов, упёршихся кронами в небо. Наконец, она замечала, что нечто золотистое движется совсем рядом, едва приминая не знающую покосов траву и прокладывая в ней быстро исчезающую дорожку. Но стоило заторопиться следом, как золотистое исчезало из виду, пряталось за кустами и за стволами деревьев, а саму Наталью Андреевну охватывала непреодолимая сонливость, пока она не падала с ног, где придётся, и не закрывала глаза.

Наталье Андреевне предстояло окончательно проснуться поздним-поздним утром, голышом, в широкой двуспальной кровати смутно знакомого гостиничного номера, и по крупицам собирать воспоминания о прошедшем дне, безуспешно пытаясь восстановить полную картину событий.

Глава 10. Немой

Париж, Франция

5 марта 1999 года

Скоростной поезд «TGV» — не найти лучшего способа для путешествия из Лиона в Париж! Новенький, ещё пахнущий сборкой вагон, интерьер, выполненный в хроме, стекле и пластике, космически удобные кресла для пассажиров первого класса, невесомые выгородки, ненавязчиво разделяющие салон на уютные закутки, многослойные стеклопакеты, гасящие заоконный шум — всё так и кричало: новый век идёт! Пейзаж не просто проносился мимо, а летел одной продолжительной смазанной картинкой, пропуская сквозь себя поезд-иглу — серебристо-синее копьё, пронизывающее спящие юрские холмы.

Вошедший из тамбура человек принёс с собой терпкий запах одеколона и холодный сквозняк. Автоматическая стеклянная дверь зашипела за его спиной, и воздух снова замер, пойманный в герметичном пространстве. Половина мест пустовала — утро пятницы. Вот в вечернем поезде будет не протолкнуться.

Новый пассажир бросался в глаза неестественно строгой осанкой, словно под грязноватым затасканным пальто скрывался медицинский корсет. Яркий шарф пышным узлом подпирал подбородок. Волосы, растрёпанные и сальные, производили не самое приятное впечатление. Неубедительная редкая седина придавала шевелюре мертвенно-серый оттенок.

Короткими экономными шагами человек двинулся по проходу, внимательно всматриваясь в лица пассажиров. Кто-то не обратил на него внимания, поглощенный содержимым экрана ноутбука или карманной электронной игрой. Кто-то неприязненно заёрзал, намекая, что не стоит подсаживаться к нему в соседи. Клошарам не место в первом классе!

Человек выбрал место напротив иностранцев, супружеской пары — полноватого лысеющего итальянца и его жены, значительно более молодой, остроскулой и грациозной. Держа спину прямо, человек медленно и осторожно опустился в кресло, после чего сдержанно улыбнулся и кивнул итальянцу поверх вчерашней «Corriere della Sera». Два вежливых кивка в ответ.

Человек долго возился с пальто: тугая пуговица на груди никак не хотела покидать петлю, выскальзывая между пальцами. Наконец, ему всё-таки удалось расстегнуть её. Из внутреннего кармана появился небольшой блокнот. За ним — шариковая ручка с треснувшим колпачком. Женщина бросила на попутчика короткий отрешённый взгляд, затем её внимание вновь погрузилось в сердцевину толстого романа в мягкой тиснёной обложке.

Человек как будто из последних сил закинул одну ногу на другую, разместил блокнот на колене, открыл чистую страницу. Несколько прикосновений острым кончиком стержня — и вот уже ручка заплясала в пальцах, оставляя на нелинованном листе точные тонкие линии.

Не прошло даже десяти минут, а из пустоты стало проступать изображение, как на листе фотобумаги, утонувшем на дне кюветы с проявителем: изысканный полупрофиль, томные длинные ресницы, контур плеча, намёк на ключицу под лёгким свитером, ниспадающие каскады сложной причёски. Рисунок был выполнен куда профессиональнее доброй половины монмартрской мазни и приукрашивал действительность почти незаметно, не сползая в грубую лесть.

Ещё несколько завершающих штрихов — и человек приподнял блокнот, повернув его рисунком к сидящим напротив. Женщина первой оторвалась от книги и несколько секунд непонимающе вглядывалась в изображение. Потом её брови удивлённо дрогнули.

— Франческо, гуарда ке роба! [25] — воскликнула итальянка глубоким низким голосом и примяла газету мужа вниз, чтобы тот смог увидеть рисунок.

Франческо издал некий одобрительный звук, больше всего похожий на «пуфф!», и вопросительно посмотрел на художника.

Тот снова улыбнулся уголками рта и протянул заготовленную карточку.

«Извините, я не имею возможности побеседовать с Вами. Но если Вам приглянулся этот набросок, то я буду рад продать его за умеренную цену. Совершив это приобретение, Вы сделаете приятное себе и польстите мне».

Ниже стояло число с буквами «FF» [26]  на конце. Итальянец ещё раз посмотрел на изображение своей такой, оказывается, блистательной супруги, и, не торгуясь, полез за кошельком. Художник аккуратно вынул лист из блокнота и передал его в руки дамы.

Потом неторопливо поднялся, всем корпусом отвесил своеобразный поклон, принял деньги из рук итальянца и продолжил путь по салону. Уходя всё дальше, художник улыбался, в его глазах искрилось что-то шальное, живое.

Это было тем более удивительно оттого, что с чисто технической точки зрения человек уже четвёртые сутки был мёртв. Абсолютно, безнадёжно мёртв.

Стёртый каменный пол в парадном разнёс его шаги звонким дробным эхом.

— Месье Огюст! — навстречу художнику поспешила престарелая консьержка, эталонная парижанка: две щепотки флёра, одна беззаботности и одна мелочной придирчивости. — Ну как же так, дорогой мой? Уехали так надолго и не предупредили! И ключ оставили только от квартиры! А как прикажете управляться с вашей почтой? Почтовый ящик через верх, месье Огюст! Потеряете счёт или какое-нибудь важное письмо — знаете, как потом побегать придётся?

Огюст лишь развёл руками и показал на замотанное шарфом горло.

— Простудились?! — в глазах консьержки зажёгся нездоровый огонёк. — Ах, мой дорогой, мой неосторожный месье Огюст, как можно так безалаберно относиться к своему здоровью? Нет, ничего не говорите, вам нельзя говорить! Горячий чай с мёдом, рюмочка кальвадоса, и отдых, отдых, отдых!

Она сразу отдала ему запасной ключ, но тащилась за ним до дверей лифта, и продолжала что-то говорить, даже когда кабина уже поползла вверх.

В квартирке-студии было холодно, пыльно и душно. Не раздеваясь, Огюст приоткрыл окно и прошёл в туалет. Щёлкнул выключателем, одна из двух лампочек трескуче вспыхнула и погасла. Мутные рыжеватые лучи от второй смешались с рассеянным дневным светом, вползающим через дверь. В забрызганном зубной пастой зеркале отражался человек. Сделав над собой усилие, Огюст посмотрел на него.

Умер, умер, умер, умер!!! Паническая мысль грецким орехом перекатывалась в жестяной банке головы. Художник чувствовал себя — останки себя, и чувствовал то другое, что поселилось внутри и не дало трупному окоченению взять верх над остывшим телом. Он ощущал окружающий мир — почти так, как и всегда. Но стоило прислушаться к самому себе, и становилось понятно, что прежнего понятного себя уже нет. Есть что-то другое, ненадёжное, нелепое, несуразное.