Питер Морвуд - Иван-Царевич

• Название: Иван-Царевич
• Автор: Питер Морвуд
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Возьми,- молвил он, вынимая меч и шашку из бескровного своего тела,- они твои.

Небрежно брошенные наземь клинки звякнули друг о друга и сверкнули в сумеречном свете. Ни кровиночки на них не было, ни пятнышка от менее благородных субстанций. Стало быть, яд, покрывавший лезвия, весь в Кощея ушел, но лишь на краткое время поверг его на землю и вреда большого не причинил.

Глянул Иван-царевич на мечи и вмиг узрел в них погибель свою.

Глянул на Кощея Бессмертного и узрел погибель в лице, с коего сбежала усмешка.

Наконец, глянул на Марью Моревну и в очах ее узрел единственную свою надежду.

Ворот на шее стал излишним весом, лежащие у ног мечи - ненужными железяками, хоть и надобно бы в руки их взять перед смертью: пусть поминающие его скажут, что почил он с оружьем в руке. Много раз читывал он сие речение в былинах, и теперь подумалось, что для почивших мало в нем утешения, он до сей поры и не ведал, как мало.

Когда еще в Хорлове присутствовал при свершении правосудия, то немало дивился, с каким легким сердцем осужденные на смерть принимают ее. Но в те разы никогда не хватало ему духу досмотреть казнь до конца, а ныне...

А ныне он все понял.

Ежели ничего тебе не остается, никакой надежды, ни единого средства избавления, тогда оным становится достоинство твое. И смерть сама мнится тебе пристанищем, к коему бросаешься не иначе как очертя голову.

"Восславим Господа за то,- припомнилась еще одна мудрость былинная,- что судил Он смерть нам в конце, а не в начале жизни".

Иван нагнулся проворно и стиснул пальцами рукоять шашки, а выпрямившись, нацелил острие в ухмылку, прятавшуюся в бороде Кощеевой. Вороненая сталь холодила и оттягивала руку его.

Потом услыхал он крик Марьи Моревны, вовсе не из тех, что привычно было ему слышать из уст своей царственной супруги. Что-то просвистало, прозвенело в воздухе, сталь врубилась в сталь, и боле ничего он не слышал - провалился в черноту.

Кощей Бессмертный потряс руками, словно чуял в них колотье. Лезвие кривой сабли его ушло целиком в землю, лишь резная рукоять как ни в чем не бывало торчала из стального ворота и шеи, которую тот призван был защитить.

- Так-то, царевич,- заключил чернокнижник.- Близок ты был, оченно близок, а не достиг.

Иван-царевич лежал на земле у ног его, разрубленный надвое - острая сабля отделила голову от тела. И крови-то пролилось немного совсем. Часть впиталась в алый, отороченным соболем кафтан, несколько брызг запеклося в льняных кудрях. Остальную приняла в себя мать-сыра земля, испустив облачко пара в прохладный вечерний воздух.

Сквозь этот напоенный горьким запахом пар удивленно взирали широко открытые голубые глаза: должно, и после кончины недоумевал царевич, как он мог положиться на столь неверную защиту, на железный ворот. Кощеева сабля взрезала его, словно пергамент.

Кощей Бессмертный постоял, поглядел на лежащие поврозь тело и голову, размежеванные не только лезвием сабли, но и пол-аршином земли русской, а еще той дальней далью, что отделяет жизнь от смерти, потом поднял глаза.

Марья Моревна бездвижно сидела подле чалого коня и сжимала в руке ненужную палицу. Конь топтался и раздувал ноздри, а Марья Моревна впилась зубами в костяшки пальцев, столь убитая горем, словно до нее не бывало вдов на Руси. Видит Бог, когда набегали татары с Востока да германцы с Запада, немало русских баб овдовело, да и впредь им это не заказано.

Кощей выдернул саблю, вытер ее пальцами и спрятал в ножны из человечьей кожи. А после заговорил, не глядя на слезы, тихо катившиеся по вдовьим щекам.

- Ну что, Марья Моревна, дорога к моим палатам тебе известная. Ступай туда и сиди в отведенных тебе покоях.

- А коль ослушаюсь? Мне тоже голову снесешь?

- Отсечь голову Прекраснейшей из Царевен всея Руси? - осклабился Кощей.Как можно? Нет, Марья Моревна, это уж слишком, к тому ж тогда ты едва ль упомнила б, как я в гневе поступаю со всяким татем.

- Пошто ж отсылаешь, коль мне от тебя все одно не сбежать?

- До чего все-таки женский род ваш неразумен! Отсылаю я тебя, чтоб не увидала ты полную силу моего гнева. Но можешь и оставаться, дело твое.

Отвязал Кощей топор, притороченный к седлу израненного коня, вновь достал саблю из ножен и потряс ими перед глазами у Марьи Моревны.

- Гляди, последний раз предлагаю уехать. Откажешься, так будешь до конца смотреть.

Увидала Марья Моревна топор да саблю, поняла, что далее последует, и только головушку свесила.

- Делай свое черное дело, Кощей. Но помни: до конца дней моих стану я сравнивать тебя с моим покойным мужем, и всякий раз не в твою пользу.

Потом распрямилась гордо и уставилась прямо перед собою, видя Ивана-царевича, каким он остался в памяти ее - веселым да смелым, дерзким да упрямым.

Долго трудился Кощей топором да саблею, покуда не осталась от Ивана лишь груда мяса да костей, поблескивающих в свете тонкого месяца. Отер убивец пот со лба, отвязал от седла бочонок с пивом и осушил его до дна, утоляя жажду. А после затолкал туда скорбные останки царевича, и притом без молитв, которые тот по доброте душевной прочел над его трупом. С плевком да проклятьем бросил он тот бочонок в быструю речку, что несла свои воды в Азовское море, и повлек рыдающую Марью Моревну обратно в черные свои палаты.

Почитай, уж три месяца не имели сестры вестей от Ивана-царевича. А последнее письмецо поведало им о том, что они и без того знали: писать братец не мастак, и лишь такая основательная причина, как чрезмерное внимание Настасьи Федоровны Соловьевой к его особе, могла подвигнуть его на столь адский труд. Финист, Василий да Михаил, сыновья Чародеевы, чего уж только не измышляли, чтоб объяснить женам долгое сие молчание. И то сказать, судили да рядили они, до писем ли тому, кто женился на Прекраснейшей из Царевен всея Руси. Да и сыскать их почте нелегко, ведь то и знай адрес меняют.

На такие рассужденья Катерина, да Лизавета, да Елена отвечали презрительной насмешкою. Мол, смена адресов не мешает им регулярно переписываться с царем и царицей хорловскими, отчего ж братнины письма не доходят? И, возражая мужьям, все, как одна, многозначительно поглядывали на крепостной ров с темною водою. И так им уши прожужжали, что пришлось втихомолку открыть сундучки заветные, дабы удостовериться...

Ох, лучше б им вовек их не открывать!

Ежели помните, попросили братья Ивана-царевича оставить им серебряные памятки. Когда оставлял, были они памятками, и только. А ныне живым укором стали.

В тех частях света, где живут еретики, где вместо церковно-славянского попы проповедуют на латыни, именуют черненое серебро memento mori - "помни о смерти". Каждому в свой срок предупрежденье сие приходит. Так и серебряные ложка, вилка и ножик, Иваном оставленные, теперь почернели.

Михаил Воронов, князь Темного Леса, неотрывно глядел на ложку Ивана-царевича. Помнится, была блестящая, будто звездочка темной ночью, а ныне могильной чернотой покрылася.

Всю ночь просидел Ворон над волшебными книгами, искал в них судьбу шурина. Ничего не сказали ему книги, окромя того, что и так явно было.

Вдруг грянул гром средь ясного неба, и вот уже братец Василий сидит по ту сторону заваленного книгами стола, а ноги по молодецкой привычке на стол возложил.

- Книги эти,- молвил Михаил с укоризною, высвобождая их из-под братниных сапог,- гораздо старше тебя.

- И нудней не в пример!

Фыркнул Орел, глядя на кожаные переплеты. Потом всплеснул руками, будто крыльями, и вытащил из сумы почернелую серебряную вилку.

- С Иваном беда!

- Нету боле Ивана,- уточнил Ворон.- А Кощей Бессмертный вновь гуляет на воле.

Князь Василий сорвал с головы меховую шапку и осенил себя крестным знамением.

- Ах, юнец несмышленый! - воскликнул он, хоть был Иван всего-то четырьмя годами его моложе.- Ведь сам, поди, и выпустил злодея, верно угадал?

Михаил вновь за книги принялся.

- Коротка память у Ванюши. Да где ж это видано - смертью карать за одну забывчивость?.. Я, Вася, так мыслю: дождемся Феника да полетим дело исправлять.

- И где ж шатается ясной ночкой наш востроглазый братец?

- Да по моей просьбе глаза-то и навострил.

- Кого ищет?

- Ивана.- Темные очи Михаила Воронова сверкнули в золотистом свете лампады, и добавил он с горечью: - Иль то, что Кощей Бессмертный от него оставил.

Василий содрогнулся при этих словах.

- Ну довольно, Миша. Душу-то не трави!

- Ладно, не буду.- Ворон посмеялся над чувствительностью своего дюжего братца.- Только ведь, когда Феник отыщет Ивановы останки, тащить их тебе придется. Ты ж из нас троих самый сильный, ежели желудок твой в покое оставить.

- Ах, как смешно! - Князь Василий опасливо указал перстом на одну из книг.- А ты что делать станешь? Книжки читать?

Михаил и не подумал обидеться, лишь кивнул согласно.

- Это уж кому что лучше дается. Хотя мне от моего дела тож радости не много.

- Еще бы! Колдовство до добра не доводит.