Кэтлин Кент - Дочь колдуньи

• Название: Дочь колдуньи
• Автор: Кэтлин Кент
• Издательство: Азбука
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02618-6

Дебютный роман американской писательницы Кэтлин Кент «Дочь колдуньи» сразу покорил и читателей, и критиков: он попал в список бестселлеров газеты «Нью-Йорк таймс» и был удостоен премии Дэвида Лангема за лучший исторический роман 2008 года. Кэтлин Кент, ведущая свой род от одной из «салемских ведьм», Марты Кэрриер («Жена изменника»), узнала о ее удивительной судьбе еще в детстве, слушая семейные предания. Задумав роман, Кент на пять лет погрузилась в изучение печально знаменитого процесса над ведьмами 1692 года, устроенного в городе Салем британской колонии Массачусетс в Новой Англии. В настоящее время Кэтлин Кент — признанный мастер исторического жанра, а ее роман «Дочь колдуньи» издан во многих странах мира.

Героиня этого «красивого, глубокого и трогательного романа», дочь Марты Кэрриер, десятилетняя Сара острым умом и строптивостью пошла в мать, и им обеим непросто найти общий язык с родней, соседями, пуританскими священниками и особенно друг с другом. Но в тяжкий час испытания, когда вокруг поднимается истерия мракобесия и доносительства, а людей одного за другим бросают в тюрьму за пособничество дьяволу (женщин, детей, всех без разбору), мать и дочь понимают, насколько они близки по духу и как самоотверженно они умеют любить.

---

— Церковь отделена от мира, и главная цель дьявола — уничтожить Церковь. В мир дьявол приходит во многих обличьях. Он несет с собою болезнь и мор. Является в виде соблазна плотских желаний. В виде колдовского наговора и заклятий. В виде неподобающего поведения, например гордыни и непокорности, — в этом месте он взглянул на мою мать, а потом перевел взгляд на меня, — а иногда… иногда в виде ребенка. Дьявол выбирает слабых в качестве жертвы и орудия. Посему все мы должны бдительно следить за этими орудиями. Когда необходимо, искоренять их, а иногда очищать молитвою или наказанием, а иногда и выжигать огнем Слова…

Тут его голос достиг такой силы, что если бы я не ухватилась за скамью, на которой сидела, то бросилась бы наутек, несмотря на двадцать матрон, загораживающих мне путь.

В рядах, где сидели мужчины, кто-то начал громко кашлять. Внимание прихожан переключилось — будто перекатились тяжелые валуны, — все разом повернули голову и посмотрели на моего отца. Тот сидел с невозмутимым видом, уткнувшись в молитвенник, который казался крохотным в его гигантских руках. Отец читал молитву, шевеля губами и переворачивая страницы, будто был один у себя дома, погруженный в духовные размышления, и даже ком мокроты, скопившейся у него в горле, его не беспокоил. Лиса утеряла след, и преподобный отец продолжил свою проповедь, но я из нее не слышала ни слова, не замечая ничего вокруг, кроме собственных стиснутых рук у себя на коленях.

Когда я шла за матерью к выходу, то опустила голову и накинула капюшон пелерины на голову, чтобы не видеть осуждающих взглядов. У меня не было никаких сомнений, что этот день, двадцать восьмое февраля, станет самым черным днем моей жизни и что, как только мы вернемся домой, мне не миновать встречи с Железной Бесси. Я увидела, что отец и Роберт Рассел, стоя у повозки, о чем-то возбужденно разговаривают, но, как только мы подошли ближе, они замолчали. Мать передала мне Ханну и стала взбираться, но остановилась на подножке, почуяв неладное:

— Роберт, что-то у тебя лицо кислое. Ты так проникся проповедью преподобного отца, что завтрак свернулся у тебя в желудке?

Он улыбнулся, но тотчас нахмурил брови и сказал:

— В последние недели дела в Салеме совсем плохи. Племянница и дочка отца Парриса и еще кое-кто обвинили трех женщин — рабыню и двух женщин из деревни — в том, что они наслали на них порчу. Возможно, магистратам будет подана официальная жалоба, а это означает, что состоится суд.

— Роберт, разговоры о колдовстве вслух или шепотом меня не удивляют, особенно зимой, когда от безделья люди начинают преувеличивать свои страхи и потворствовать предрассудкам. Ты слышал, наш добрый пастор сказал, что дьявола можно найти повсюду, но, дай-то Бог, он останется в деревне Салем. Насколько я знаю, они там всё ссорятся, и их раздоры покамест дадут ему пищи вдоволь.

Она взобралась на повозку и потянулась за Ханной. Отец положил руку ей на колено, чтобы она не перечила, и кивком велел приятелю продолжать.

— Любители повздорить живут и у нас в Андовере. Ты права, зимой у людей больше времени и возможностей позлорадствовать и посплетничать. Я сам кое-что слышал. Люди говорили в молитвенном доме и на постоялом дворе Чандлера. Муж твоей сестры все поет песню о том, как его лишили дома, любому, кто станет слушать.

— И с каждым разом, как я понимаю, песня становится все длиннее и длиннее, — сказала мать беззлобно. Но мужчины не улыбнулись, и она, пожав плечами, спросила: — Ну что еще?

— Ходят слухи, что ты занималась колдовством и накладывала заклятия. Я сам слышал, как Сэмюэль Престон рассказывал, что после того, как ты вернула ему в сентябре корову, она заболела и умерла. Он говорит, ты наложила на него проклятие, когда он отказался заплатить тебе за вымышленный ущерб, и пообещала, что корова долго не проживет. Так и вышло. Твой племянник Аллен раздувает историю об имущественном споре, который вышел у тебя с Бенджамином Абботом в марте прошлого года. Они с Ральфом Фарнумом утверждают, будто слышали, как ты наложила проклятие на Бенджамина, и вскоре после этого у него на ступне и в паху выросли волдыри, которые пришлось удалять доктору Прескотту.

Я взглянула на надгробные камни, торчащие из-под снега на церковном кладбище. Некоторые наклонились так близко к земле, что казалось, будто они слушают голоса мертвых. Я вспомнила, с каким увлечением Фиби рассказывала о споре между моей матерью и Бенджамином Абботом.

— А теперь, — продолжал он, — еще и Тимоти Свон подпевает. Говорит, будто его болезнь вызвана мятежными духами.

— Единственные мятежные духи, с которыми встречался Тимоти Свон, — это его собственная тень, да еще мой племянник, живущий в его доме.

Веселое настроение, с которым мать вначале слушала, сменилось беспокойством, и в ее голосе послышались колючие нотки.

Но Роберт не унимался:

— Это только цветочки, ягодки впереди. Женщины тоже чешут языками. Сюзанна Холт говорит, что ты заклинала ветер, чтобы он перенес огонь с ваших полей на их, а Мерси Уильямс без умолку болтает о том, как ты предсказываешь грозу и лечишь животных, — она теперь вроде городского глашатая, который предупреждает о приближении чумы.

Обернувшись, он позвал свою племянницу Элизабет, которая стояла поодаль у его коня и что-то говорила Ричарду приглушенным голосом, чтобы никто из посторонних не услышал. Оба старались не обращать внимания на насмешки Тома и Эндрю. Ричард не догнал еще в росте отца, но ему приходилось нагибаться, когда он разговаривал с пигалицей Элизабет. Она подошла и скромно встала впереди нашей повозки, сложив руки и опустив голову, как ее учили. Она была не то чтобы очень хороша собой, но чистенькая и аккуратненькая — белобрысая, бледненькая, со светло-голубыми глазами, которые казались почти бесцветными.

— Элизабет, расскажи-ка хозяйке Кэрриер, что ты слышала от других женщин. — Когда она замешкалась, он подбодрил ее: — Не бойся. Говори.

Дыхание девушки участилось, когда она нашла глазами группу женщин, которые не спешили расходиться и о чем-то разговаривали. Среди них была и Мерси Уильямс. Из-под скромного темно-серого плаща нельзя было разглядеть алую нижнюю юбку. Элизабет прошептала едва слышно, почти не шевеля губами:

— Я слышала, как Мерси Уильямс и Фиби Чандлер рассказывали Мэри Лейси и другим женщинам, что хозяйка Кэрриер занимается ворожбой против них и что по ночам она ходит на пруд Бланчарда, где встречается с другими ведьмами.

— Тут есть одна загвоздка. Как я могу добраться туда и вернуться обратно за одну ночь? — спросила мать, опершись рукой в бок.

— Они говорят, вы туда летаете, хозяйка. Верхом на длинной палке.

Второй раз за то утро раздался громкий смех, который привлек к себе всеобщее внимание. Головы прихожан придвинулись ближе, а руки прикрыли рты, чтобы заглушить голоса. Группы мужчин и женщин поспешили отодвинуться от нас подальше, словно от выгребной ямы. Элизабет тоже отшатнулась, ей явно хотелось сбежать и присоединиться к остальным. Ее взгляд искал кого-нибудь, к кому можно было бы подойти. Наши глаза встретились, и она не сразу отвела свои. У меня перехватило дыхание, ибо я поняла, что она кое-что слышала и про меня. Ужас, который объял меня по пути на ферму Сэмюэля Престона, вернулся и сковал мне шею. Он застрял и застыл там, как насекомое, попавшее внутрь янтарной бусинки.

Кивнув через плечо в сторону прихожан, все еще стоявших перед молитвенным домом, мать сказала:

— И что мне делать с подобной чепухой? Какой ответ я могу дать людям, которые настолько глупы, что верят, будто земной человек, а вовсе не ангел с крыльями может летать на палке среди ночи на пруд Бланчарда?

Роберт придвинулся к повозке и положил руку на колесо, а когда он посмотрел ей в лицо, я увидела, что он испытывает к ней чувство гораздо более сильное, чем простое беспокойство за соседку.

— Наступили трудные времена, Марта. Эпидемия оспы еще не закончилась, и индейцы нападают на деревни всего в двух днях пути отсюда. Люди напуганы, а страх делает нас всех дураками. Лучшим ответом будет спокойствие и… — он сделал паузу и крепче схватился за колесо, — что самое главное, сдержанность.

Она взглянула на него, и на ее губах появилась едва заметная улыбка. Потом перевела взгляд на отца. Тот по-прежнему стоял с опущенной головой, надвинув шляпу на лоб. Она выдохнула, кивнула в сторону дома и повторила: «Сдержанность». Но я-то знала, что она выбросит из головы весь этот разговор с такой же легкостью, с какой выбросила бы рассказы о подводных чудовищах вернувшегося с моря китобоя. Мать похлопала меня по плечу, чтобы я передала ей Ханну. Отдав сестренку, я перебралась назад и уселась между Томом и Эндрю. Когда отец устроился на месте возницы, мать сказала Роберту на прощание:

— Слышала, ты ухаживаешь за вдовой Фрай. Надеюсь, скоро пригласишь на свадьбу, а не то люди начнут судачить и о тебе тоже.