Алана Инош - Слепые души

• Название: Слепые души
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Ужасы и Мистика

Я не святой Георгий Победоносец, но держала в руках копьё и сразила им змея. И это не фигуральное выражение: копьё – самое настоящее. Изготовлено оно было, вероятно, во времена Христа, так что выглядит оно, мягко скажем, не слишком новым. Увидев это копьё – его полуистлевшее древко и рассыпающийся наконечник, – вы можете усмехнуться: «Да что этим антиквариатом можно сделать? Разве только червяка задавить» – и будете неправы. Я тоже так подумала и ошиблась: копьё оказалось очень даже пригодным для ближнего боя. Но в музее вы его не найдёте: где оно сейчас, знают лишь те, кто мне его вручил.

Примечание залившего: Произведение содержит лесбийские мотивы и сцены 

---

 – Красивый она собрала букет для своей мамы.

 Я плачу, я смеюсь, снова плачу – во мне ураган чувств, а мальчик спрашивает:

 – Ну что, теперь есть смысл оставаться?

 У меня нет слов, кроме одного огромного, размером со всю Вселенную «да».

 – Тогда тебе пора возвращаться, – говорит мальчик.

 – Я ещё хотела спросить, – бормочу я, вглядываясь в солнечную долину. – А моего ангела-хранителя там нет? Я хотела кое-что ему сказать...

 Пожатие руки мальчика становится крепче и нежнее, в его ясных глазах – неземное сияние, мягкое, как лучи вечернего солнца.

 – За ним не надо далеко ходить, – говорит он. – Он перед тобой. И он знает всё, что ты хочешь сказать.

 У меня вырывается тихое «ах», и я оседаю на траву, закрыв лицо руками. Ванна с водой, нож, записка, таблетки. Мягкие руки кудрявого мальчика обнимают меня, моя голова – на его груди.

 – Я очень испугался за тебя тогда, Анастасия.

 – Я знаю, ты послал ко мне Алю, чтобы помешать мне умереть, – шепчу я сквозь слёзы. – Спасибо тебе...

 – Это желание в тебе было вызвано тем, кого ты сегодня победила. Он наслал на тебя уныние.

 – Этого не повторится!

 – Да, теперь ты знаешь, как побеждать в себе тьму.

 Меня держит в объятиях уже не мальчик, а огромное, сияющее существо, прекрасное, излучающее потоки удивительного, радужного света, по сравнению с ним я не больше трёхлетнего ребёнка. Мы стремительно поднимаемся ввысь, к солнцу, и я смеюсь от переполняющего меня щекотного чувства восторга. Этот полёт – солнечный экстаз, небесное упоение, симфония света и счастья, буря радости, и мне хочется, чтобы это наслаждение длилось бесконечно. Я люблю это сияющее существо и чувствую его ответную любовь ко мне, тёплую, пульсирующую во мне, и это единение в потоке света – самое прекрасное, что мне когда-либо доводилось испытывать. Уже ничего, кроме яркого света, я не вижу, он ослепляет меня, а потом я вдруг оказываюсь в операционной.

Глава 25

 – Сколько уже нет пульса?

 – Семь с половиной минут!

 – Продолжаем. Триста шестьдесят! Убрать руки! Разряд!

 Бабах! – разряд в триста шестьдесят вольт сотрясает тело, пронзает сердце, и оно начинает биться. На оранжевой линии появляется одна загогулина, вторая, третья. Пи. Пи. Пи.

 – Есть пульс!

 – Фу, слава Богу...

 Нет, это не сериал «Скорая помощь», это я лежу на операционном столе, и команда врачей возвращает меня в этот мир. Все они очень хорошие люди и профессионалы своего дела, и их вклад в моё оживление огромен, но все их усилия были бы бесплодны, если бы так не было суждено. Я возвращаюсь, потому что так надо, а если так надо – значит, так будет.

 Вы спросите: а как же поединок? Разве его не было?

 Он был, и он длился семь с половиной минут – ровно столько, сколько не билось моё сердце. Чтобы победить Якушева, освободить Алю, родителей и остальных страдальцев, мне пришлось побывать за гранью – там, откуда если и возвращаются, то лишь когда так надо.

 Семь с половиной минут – маловато, скажете вы. Может быть, но семь с половиной минут прошло в этом мире, а там, где происходила схватка, время течёт по-другому. Там я была сильной, как Геракл, и почти неуязвимой, а вернувшись назад, снова чувствую боль и слабость. Как мне было хорошо там и как я страдаю здесь! Но я понимаю: так надо, а значит, надо терпеть.

 И всё-таки врачи удивлены тем, как быстро восстанавливаются мои жизненные функции, а дырка в животе и огромная кровопотеря для моего организма как будто совершенный пустяк. Уже на третьи сутки меня переводят в обычную палату и пускают ко мне посетителей. Меня жаждут видеть: Диана, Костя, Галя, Надежда Фёдоровна, Маргарита (подруга Альбины, если помните), мой брат Георгий, моя двоюродная тётка Анна и её сын Игорь, кузина Катя с мужем Андреем, приезжает даже дедушка из-под Тюмени.

 Ещё со мной жаждет поговорить следователь по делу, в котором я и Костя являемся потерпевшими. От него я узнаю, что по горячим следам удалось задержать только двоих нападавших, но с ними уже работают, и следователь уверен, что они «расколются» и выдадут остальных. Для меня это не так уж важно, гораздо больше меня занимает вопрос: что такое мне хотел сказать Костя, перед тем как на нас напали? Он, как оказалось, отделался легко – несколькими ушибами и парой синяков на лице: ранив меня, нападавшие сами испугались последствий и поспешили скрыться. Когда он приходит ко мне с букетом цветов, я долго смотрю на его разукрашенную физиономию, чем вгоняю его в смущение.

 – Ну, чего ты так смотришь? Шрамы украшают мужчину.

 – Шрамы – может быть, но не фингалы, – говорю я. И задаю интересующий меня вопрос: – Слушай, ты хотел о чём-то поговорить... Может, скажешь? А то я теряюсь в догадках.

 Он молчит, мнётся. Потом говорит:

 – Да ладно... Тебе сейчас нельзя много разговаривать, ты ещё слабенькая.

 «Не такая уж и слабенькая, если сумела загнать Якушева обратно в пекло», – хочу я сказать, но раздумываю. Иногда, знаете ли, даже приятно быть слабенькой. Но мне всё равно хочется узнать, что хотел сказать Костя, и я настаиваю:

 – Послушай, ну, скажи... А то это не будет давать мне покоя.

 Что же хотел сказать Костя, наверно, нет и надобности рассказывать: об этом не так уж трудно догадаться. Что я ему отвечу, догадаться чуть-чуть сложнее. Приминая ладонью ёжик на его макушке, я говорю:

 – Я не знаю, Костенька... Пока ничего не могу тебе сказать. Когда я была там, я кое-что узнала... Но пока не решаюсь делать выводы. Мне нужно время, а сколько – не знаю. Пока я думаю, ты успеешь встретить десять девушек, а может, и жениться. Вариантов куча. А вариант со мной слишком неопределённый.

 – Сколько тебе нужно времени? Десять лет? – спрашивает он.

 – Ну, может, и не десять... Чуть меньше.

 – Если меньше десяти, то это ещё ничего. Подождём.

 Наверно, он пошутил, думаю я. А если серьёзно, то это противостояние с Якушевым отняло у меня массу сил, я вымоталась и потеряла двух близких людей – точнее, трёх, считая Нику. Впрочем, у меня остался близкий человек в лице Дианы, а Ника должна освободиться, но захочет ли она меня видеть? Ещё есть маленькая девочка с букетом полевых цветов, но ведь не может она родиться от непорочного зачатия – у неё должен быть и отец. Но думать сейчас над всеми этими вопросами у меня нет сил, и я вздыхаю, закрыв глаза:

 – Я что-то немножко устала, Костя.

 Он поднимается.

 – Ну, тогда...

 – Нет, не уходи, посиди со мной ещё минут пять просто так, молча, – прошу я. – Ничего не говори, просто побудь со мной.

 Как хорошо лежать, прильнув щекой к его руке! Просто чувствовать её тепло, не думая ни о каких значениях и последствиях. Все вопросы я решу потом, обо всём подумаю и во всём разберусь, а сейчас я хочу просто отдохнуть.

Глава 26

 Сегодня, в день рождения Альбины, мы с Дианой едем на кладбище. Да, теперь я называю её просто Дианой, потому что мы заключили соглашение: она бросает курить, если я в обращении к ней буду опускать отчество. Я своё слово держу, и она как будто пока что тоже.

 Как будто по заказу, сегодня с самого утра стоит хорошая погода. Вчера подморозило и выпал первый снег, скрыв под собой надоевшую осеннюю грязь, а сегодня солнечно, хотя и морозно, и снег не тает. В пронзительно свежем воздухе звенит хрустальная грусть, озябшие бутоны роз жмутся к моей щеке, а чистое спокойное небо смотрит с холодной улыбкой на людскую суету. «Куда вы так спешите, люди? – как будто спрашивает оно. – Вам всё равно не успеть всего, всегда остаются недоделанные дела, забытые обещания, несказанные слова, нереализованные идеи и не рождённые дети». Хочется быть как это небо – недосягаемой, невозмутимой, далёкой от земной жизни, но человек не может быть небом: он всегда будет на земле.

 Чёрный ботинок со скрипом встаёт на белый снег: Диана выходит из машины и поднимает лицо к моим окнам. Я спускаюсь по лестнице вниз и выхожу на крыльцо прежде, чем она успевает нажать кнопку домофона.

 – Быстро же ты, лапушка! – удивляется она.

 – Я уже давно готова, – говорю я.

 И вот, я снова смотрю в лицо Альбины, которого я никогда не знала при её жизни. Она была такой задолго до того, как мы встретились, когда в её жизни ещё не было меня, люди видели её такой и восхищались. Странно, но это лицо чужое мне, оно не вызывает у меня тех чувств, которые вызывало другое её лицо, менее красивое, но именно то, с каким я её и полюбила. Конечно, по большому счёту, дело совсем не во внешности: настоящая Альбина совсем не такая. Какая она на самом деле, я видела, когда была ТАМ.

 – Ох, Алька, – вздыхает Диана.

 Хоть я и помню, что слёзы нарушают покой ушедших в Город, но я не могу, просто не могу! Больше я не увижу на экране своего телефона её имя и не услышу её голос. Диана кладёт свой букет, я опускаю рядом свой, а между цветами пристраиваю жёлтого плюшевого утёнка.