Роберт Кормер - После Шоколадной Войны

• Название: После Шоколадной Войны
• Автор: Роберт Кормер
• Жанр: Триллер

Эта повесть является продолжением «Шоколадной войны». В ней описываются последствия драматических событий, описанных в первой книге. Шоколад распродан, и директор школы в восторге. Но среди героев – учителей и учеников школы «Тринити» многое меняет свои полюса. Главный герой после публичного избиения проходит продолжительное лечение и отправляется к родственникам в Канаду на поправку, исчезая со сцены «военных» действий. Но его действия и отношение к той шоколадной распродаже сеют раздор в атмосфере этой как бы образцовой католической школы, выводя на чистую воду остальных героев этих двух повестей. Один из них, будучи сильным и волевым человеком, оказывается предателем. Другой – непроизвольно оказавшись жертвой системы, действующей в школе, готов на самую серьезную месть. Ещё один из них, разочаровавшись в людях и в себе, кончает жизнь самоубийством. Главный герой, наверное, не хотел разрушать вселенную, но она превратилась в руины.

---

Оби догнал его (он уже почти был уверен в том, что его знает, но нужно было полностью в этом убедиться, чтобы не осталось и тени сомнения, потому что на карте теперь стояли не забавы и игры, а жизнь и смерть) у двери в классную комнату № 19, что, конечно же, было иронией. Ноги Оби начали тормозить, его ботинки заскользили по деревянному полу, и он чуть не врезался в этого парня. Взгляд в лицо подтвердил очевидность: да, именно этот расхлестанный полуботинок и эта же болтающаяся пряжка. Он видел, как парень останавливается, возможно, почувствовав, что за ним идут по пятам, или просто услышал скользящую обувь Оби у себя за спиной. Он оглянулся, и Оби увидел полное лицо.

Теперь все сомнения в сторону.

Корначио. Шестерка Бантинга.

Раскалывая воздух на части, зазвонил звонок, и Корначио поспешил в класс, после того, как озадачено (или даже со страхом) посмотрел на Оби. Он вламывался в дверь, расталкивая еще двоих.

Двери в класс захлопнулись, и в опустевшем коридоре Оби остался совершенно один. Он стоял и переводил дух. Его сердце тикало, словно часовой механизм вот-вот собирающейся взорваться бомбы.

Его тело залихорадило, что придало ощущениям остроту и тревогу. Он забыл об усталости и истощении и вошел в своего рода гиперсостояние с обостренными чувствами, с каждой его клеточкой стоящей начеку. В его теле лихорадочно пульсировала новая энергия. Он воспользуется всеми старыми стратегиями и методами, с которыми был знаком последние годы, будучи правой рукой Арчи Костелло, организуя задания, делая заметки и занося данные об учащихся «Тринити» себе в блокнот. Его блокноты были исписаны их именами и деталями жизни каждого из них, ценными для заданий. Сотни имен, и среди них, конечно же, Корначио.

Винсент Корначио. Шестнадцать лет от роду. Рост: пять — семь, вес: один — шестьдесят пять. Отец, фабричный рабочий. Средняя успеваемость — «В-минус». Не глуп, но не любит тех, кто ниже его ростом. Пониженная чувствительность к боли. Ни чем не увлекается, если не считать времяпрепровождения в центре города с целью поедания глазами девчонок или чтения грязных журналов в закоулках аптек. Прозвище: Корни, которое он ненавидит. Работает после школы в супермаркете «Вивальди».

Вечером в постели, свернувшись «эмбрионом», он все еще не спал, ди и не мог. У него голове метались разные мысли, скользкие, живые и острые, словно иголки, пронзившие его сознание. Оби обдумывал и взвешивал стратегию. Корначио схватил его и затолкал под машину. Но кто-то другой напал на Лауру и трогал ее руками. Наверное, Бантинг. Корначио всегда крутился при нем. Бантинг, которого уже было за что ненавидеть. Но нужно было убедиться, что это он. И Корначио был ключом к этой разгадке.

Наконец, он провалился в глубокий, без сновидений сон, который был больше похож на кому, маленькую смерть.

Наутро он проснулся с ощущением того, что не спал вообще. Глаза все еще резало и обжигало, пульс все также молотил в его в висках, а живот отклонял любую мысль о том, что надо поесть. Но его острое и обрамленное ножом сознание требовало от него действий. За этот день нужно было поспешить многое сделать и успеть, чтобы вечером встретиться с Корначио, обутым в его расхлкстанные полуботинки, на одном из которых болталась полуоторванная пряжка, ведущая к тому, кто своими грязными руками осмелился тронуть Лауру.

---

— Брат Юджин умер.

— О, Нет…

Они обогнули угол Стат-Стрит и свернули на Стерн-Авеню, пробегая мимо химчистки «Хидит» (открытой с 9.00 и до 17.00) и парикмахерской «Разини». Ветер освежил их тела, щекоча щеки и охлаждая потоком воздуха сырую теплую плоть.

— Он умер в Нью-Гемпшире, — сказал Губер, глядя вперед, выгибая спину и работая ногами. — Он больше не появлялся в «Тринити» после…

Его голос затих.

После…

Слово повисло в воздухе, сквозь который они бежали. Машины, автобусы и люди, молодые и старые, протекали мимо них словно на экране кинотеатра за пределами их изолированного мира, в котором они бежали.

После Комнаты № 19.

Разъедаемый виной Губер в рывке скорости оставил Джерри позади. Он уже не только убегал, а убегал от самого себя, если он, конечно, мог это сделать. Обегая этот угол, он снова вернулся в комнату № 19, где посреди той ночи дрожал от страха с отверткой в руке, настолько напряженной, что на его ладони вздувались и лопались волдыри.

Джерри прибавил ходу, и, огибая угол, последовал за ним, видя его перед собой, но знал, что никогда его не догонит.

Но Губер притормозил, вдруг остановился и оглянулся через плечо.

— Жаль, — крикнул он, ожидая Джерри бегом на месте и топая ногами.

Когда подбежал Джерри, то Губер махнул рукой на незанятую скамейку недалеко от автобусной остановки.

— Отдохнем, — предложил он, видя, как запыхался Джерри, и как его лицо сморщилось от напряжения.

Джерри был рад передышке, понимая, что был совсем не в форме. Он знал, что ему нужно было убедить Губера в том, что тот не был виноват в случившемся с Братом Юджином, надеясь найти подходящие слова.

— Я надеюсь, что ты себя в этом не винишь, — сказал Джерри, садясь, ожидая, что его тело успокоится, пульс придет в норму, и можно будет вернуться к нормальному спокойному бегу. — Здесь нет твоей ошибки, Губ.

— Я пытаюсь убедить себя в этом, но мне до сих пор интересно, что бы было, если бы мы не разрушили комнату № 19. Был ли по сей день жив Брат Юджин?

— Это уже не переиграть, Губер, — сказал Джерри, пытаясь найти правильные слова. Но любые ли слова могли бы успокоить его друга? — Комната № 19 была прошлой осенью. Брат Юджин был совсем не молод, так что можешь забыть.

— Это нелегко.

— Я знаю, — сказал Джерри, подумав о шоколаде.

— Я не дождусь момента, когда оставлю эту паршивую школу, — сказал Губер с ожесточением в голосе, пиная землю ногой.

— Я тоже туда не вернусь. Я могу уехать обратно в Канаду, — добавил Джерри, внезапно обнаружив такую возможность лишь сказав эти слова.

— Тебе так понравилась Канада?

Джерри пожал плечами.

— Там так спокойно, — и он подумал о «Болтливой» Церкви, зная, что не сможет объяснять Губеру о своих ощущениях все те недели, проведенные им в Квебеке. — Округ, в котором я жил у дяди и тети, лишь несколькими милями севернее Монреаля. Возможно, я смогу ездить туда, чтобы учиться в школе с английским языком, — множество возможностей, которые он не осознавал до этого момента.

— У меня есть только «Верхний Монумент», — категорически заявил Губер. — Ни Брата Лайна, ни Арчи Костелло, ни «Виджилса» и никакого другого дерьма.

— А далеко ли зашел Арчи Костелло? — осторожно спросил Джерри, подумав: на самом ли деле ему это интересно.

— Стараюсь не обращать на это внимание, — сказал Губер, и затем поправил ответ. — Да, конечно. Все время ходят слухи о всяких его заданиях. Всякие секреты. Снова какой-нибудь бедняга проявляет смекалку, чтобы вытворить какую-нибудь гадость. — «Как и я» — подумал он. — «В комнате № 19.»

— Бежим дальше, — сказал Джерри, внезапно резко. Все эти разговоры о Брате Юджине и Арчи Костелло вернули воспоминания, которых он избегал. Комната № 19 была достаточно плоха. Но что о шоколаде? Он не хотел о нем думать. Теперь они бежали, молча, как прошлой осенью, находя бальзам и благословение в плавном движении их тел под горку и через улицы, прибывая, наконец, в Монументальный Парк и замедляя бег возле орудий времен Гражданской Войны. Потом они какое-то время сидели на скамейке. После пробежки Джерри почувствовал себя вяло, словно его кости и мышцы расплывались и таяли.

— Что притих, Джерри?

— Знаешь, о чем я продолжаю думать, Губер? Сколько Арчи Костелл есть на земном шаре. Не здесь. Везде. В ожидании, — мысль ползала по его мозгу: как было бы хорошо оставить этот мир, вместе со всеми угрозами и несчастьем. Не умереть, а лишь найти место для уединения и утешения. Монахи уходили в монастыри. Священники жили в приходах, отдельно от других людей, или в монастырях. Была ли у него возможность, поступить также? Стать священником? Или братом? Добрым и любезным братом, таким как Брат Юджин? И взять его место в мире и быть кем-нибудь, чтобы бороться с Арчи Костелами и даже с Братьями Лайнами? Эй, что здесь происходит? Я священник? Брат? Смешно. Все же он помнил те живописные моменты мира в Канаде.

— Кто знает? Иногда я просыпаюсь ночью в панике, и меня мучает вопрос: на что моя жизнь будет похожа? И иногда даже я задаю себе вопрос: кто я? Что я здесь делаю, на этой планете, в этом городе, в этом доме? И меня бросает в дрожь, в холодный пот, — то, что ему нравилось в Джерри Рено, так это то, что с ним он мог об этом говорить, мог открыть ему свои опасения и надежды.

— Со мной такое тоже случается, — сказал Джерри. — Я помню, мы что-то такое учили, в школе, кажется: