Ю. Бахрушин - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Ю. Бахрушин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: История
• Год: 1994

«Воспоминания» Ю. А. Бахрушина — это не только история детства и отрочества самого автора, но и история знаменитого купеческого рода Бахрушиных, история российского коллекционирования и создания Театрального музея. Зав. редакцией С. Князева Редактор Я. Гришкина Художественный редактор Е. Ененко Технические редакторы Л. Ковнацкая, В. Кулагина Корректоры О. Добромыслова, Л. Овчинникова

---

Лет восемнадцати отец смертельно заболел. У него сделалось гнойное воспаление легких. Лечил его домашний врач, доктор Богуш, известный в Москве как сторонник абортивного лечения и опаснейший экспериментатор. Про его больных говорили, что они либо моментально выздоравливают, либо моментально умирают. Он-таки в конце концов уморил таким образом мою бабку, свою пламенную поклонницу. Все меры, принимавшиеся Богушем в отношении отца, не давали никаких результатов. Наконец доктор решил вызвать деда и бабку и сообщить им, что положение отца безнадежно, что он попробует еще одно, последнее средство, но оно едва ли даст какие-либо результаты. Бабка робко спросила, не повредит ли больному, если к нему пригласить очень ею уважаемого о. Иоанна Кронштадтского, который в это время случайно был в Москве. Доктор возражать не стал, так как отец все равно третий день лежал в забытьи при температуре выше 40 градусов. Дед, хотя всю жизнь и недолюбливавший попов, решил не препятствовать желанию жены и промолчал.

— Иоанн Кронштадтский приехал, — рассказывал отец, — что он уж там делал — Бог его знает, но только н вдруг открываю глаза и вижу перед собой незнакомое лицо. От долгого ли пребывания без сознания или от чего другого, но мне почему-то показалось это лицо каким-то необыкновенным, словно в каком-то сиянии. Вот многие говорили про его глаза — глаза его не запомнились особенно — просто хорошие, добрые, голубые глаза. Он взял меня руками за голову, и стало так удивительно спокойно и приятно. Я глубоко вздохнул и вскрикнул от боли. Начался кашель, и из горла хлынул гной. Я снова потерял сознание. Когда я проснулся на другой день, то опасность уже миновала. Кто уж там помог, Богуш ли, Кронштадтский, но я был спасен, а мамаша была глубоко убеждена, что этим я обязан только Иоанну Кронштадтскому.

Как ни странно, но этот случай в жизни отца не пробудил в нем мистических наклонностей — очевидно, трезвая, искренняя религиозность деда и его семьи удержала его от этого.

Жизнь отца после болезни уже не потекла по прежнему руслу. Выздоровев, он снова возвратился в общество, но прежние увеселения перестали его удовлетворять, бывшие закадычные приятели потребовали пересмотра — многие из них стали казаться пустыми и ничтожными. Все ближе и ближе стал он сходиться со своим старшим двоюродным братом Алексеем Петровичем. Все теснее и теснее делалось его общение со своим сверстником, свояком Владимиром Васильевичем Постниковым. Последний хотя и любил выпить и покутить, но после смерти жены так же, как и отец, начал задумываться о целях жизни.

У Алексея Петровича по вечерам собиралась довольно избранная компания историков Москвы — здесь бывал и Забелин, и Ефремов, и Пыляев. Отец внимательно слушал разговоры и понимал, что в этом новом для него обществе обаяние и веселость недостаточны, что нужны знания. Он стал чувствовать, что он купеческий неуч, и жадно набросился на книги. Коллекционерские интересы лиц, бывавших у Алексея Петровича, передались и ему — он захотел обязательно собирать, что, почему, как — безразлично, но собирать — изучать и создать себе серьезный интерес в жизни. Русская старина его мало привлекала, в ней было что-то шаблонное по тому времени. Он пленился экзотикой Востока, Японией, и не прошло много времени, как все его личные деньги начали тратиться на приобретение экспонатов страны Восходящего Солнца. Его холостая комната в Кожевниках стала напоминать восточную кумирнюю. На стенах висели шелковые вышивки, по сторонам стояла причудливая, но малоудобная мебель, тускло светили необыкновенные светильники и лампы, всюду виднелась затейливая бронза и тонкая слоновая кость. Посреди всего этого расхаживал сам хозяин в японском халате, а на стене висела его невероятных размеров японская соломенная рыбачья шляпа. Интерес к Японии сменился увлечением Наполеоном 1. Восточные экспонаты стали постепенно исчезать и заменяться изображениями прославленного корсиканца, плоскостными и объемными, всевозможных существующих фактур. Наконец, произошел исторический спор с Куприяновым и началось созидание театрального музея.

Отец был иногда склонен приписывать это дело случаю, но в глубине души сознавал, что причины успешности его собирательства несколько иные, куда более серьезные. Вопрос о собирании театральной старины давно назрел в актерской среде, в особенности в коллективах Малого и Александринского театров. Попытки в этом направлении делались неоднократно. Наиболее серьезно занялся этим делом И. Ф. Горбунов. Однако ощутительных результатов они не принесли. Отчасти потому, что время еще не приспело, а отчасти и потому, что нужны были соответствующие средства, энергия и инициатива. Отец, с малолетства регулярно посещавший театр, как нельзя лучше мог возглавить подобное дело, но без поддержки широких актерских масс едва ли бы у него что-нибудь вышло. Актерская громада его поддержала, сразу почувствовав, что театральное собирательство — его призвание.

За него он взялся со свойственными ему увлечением и энергией. Коллекция быстро росла, тем паче, что конкуренция отсутствовала. Давнее знакомство с Н. И. Музилем и случайная встреча с А. М. Кондратьевым послужили к популяризации молодого собирателя и его коллекции в театральных кругах.

Благодаря порядку в доме деда, согласно которому дети могли принимать кого хотели, в холостой половине отца стал появляться новый круг его знакомых. Все чаще можно было увидать там шустрого и смешливого Н. И. Музиля или услыхать густой бас и чертыханье А. М. Кондратьева. Посещали отца и театральные «генералы» в лице И. Ф. Горбунова и А. А. Рассказова. Часто стал к нему заглядывать историк театра А. А. Ярцев.

Все же молодость брала свое. Отец не замкнулся исключительно в себя, не ушел окончательно из жизни в узкую сферу своих интересов. Его, как и раньше, можно было встретить и на шумном бале, и на многолюдном гулянье.

На святках 1895 года близкие знакомые отца затеяли костюмированный бал. Как обычно у Байдаковых, все проектировалось «en grand» 1* Получил приглашение и отец. Он выбрал костюм козла, весь шик которого заключался в том, что в маске были спрятаны необычайные еще в то время маленькие электрические батареи, посредством миниатюрных лампочек освещавшие таинственным светом рога античного животного.

В этом костюме, сделанном из сплошной козьей шкуры, отец танцевал фанданго 2*. На балу он сразу заметил юную красавицу, одетую в костюм «Folie». Поинтересовавшись узнать, кто это такая, он получил ответ, что это дочь Василия Дмитриевича Носова, суконщика, недавно окончившая гимназию. С сыном Вас. Дмитр, — Василием Васильевичем отец был давно знаком. Найдя его, он попросил представить его сестре. Знакомство состоялось. Отец пустил в ход все свое обаяние и веселость. Его собеседница смеялась и кокетничала. С этого дня отец понял, что он влюблен и что он нашел ту подругу в жизни, которая ему предназначена. В этом деле, как и во всем в жизни, он был энергичен и скор. Через двадцать дней на катке у Лазаревика на Петровке он вновь встретился со своим кумиром. Выделывая вдвоем причудливые фигуры на глянцеватом синем льду, отец поведал ей свои чувства и просил ее руки и сердца. Молодая красавица не ответила отказом, но просила несколько дней на размышление. Условились, что ответ будет дан 2 февраля на балу в Купеческом клубе, где оба собирались быть. В день бала по каким-то причинам дед, вообще никогда не ставивший препятствий своим сыновьям к выездам в свет, не пожелал, чтобы отец уезжал из дому, и объявил ему об этом со всей категоричностью. Отец выслушал приказ, но ответил, что он все равно поедет. Дед рассердился, ушел к себе и заперся. К отцу пришли сестры и стали уговаривать его не ехать и не огорчать папашу. Пришел с увещаниями и старший брат — отец, естественно, был непреклонен, но со всеми этими разговорами он смог выехать из дому очень поздно и попал в клуб лишь во втором часу ночи. Она была там и ждала его. Не сразу представился случай, чтобы услышать коротенькое слово «да». Когда наконец оно было произнесено, отец счел свое дело законченным на балу и поспешил домой. Сколь он пи спешил, на другой день немного опоздал на работу в контору на фабрике.

Когда он пришел, дед уже сидел за конторкой и что-то писал. На приветствие отца он не ответил обычным родительским поцелуем, а, че отрываясь от работы и не оборачиваясь, пробурчал что-то. Отец не двинулся с места.

— Папаша! — наконец проговорил он. — Поздравьте меня — я жених, я сделал предложение и вчера получил согласие!

Дед, не оборачиваясь, медленно разогнулся, слез с высокого табурета, прошел в угол к иконам и стал молиться. Наконец он повернулся к отцу — все его лицо было в слезах, он раскрыл свои объятия, сказал отцу:

— Поздравляю, дай Бог в добрый час, — и троекратно с ним поцеловался, только после этого он спросил: