Владимир Карпов - Люди долга и отваги. Книга вторая

• Название: Люди долга и отваги. Книга вторая
• Автор: Владимир Карпов
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1986

Авторы повестей и очерков — писатели и журналисты — рассказывают о мужестве и самоотверженности сотрудников органов внутренних дел в борьбе с преступностью, об их кропотливой работе по профилактике правонарушений среди населения. Ряд материалов посвящен героизму работников пожарной охраны.

Первая книга вышла в 1983 г.

Для массового читателя.

---

— Успокойся, и тогда поговорим. Обещаю, что сегодня никто арестовывать тебя не собирается, даже если ни до чего доброго не договоримся. Разойдемся до следующего раза, — спокойно начал разговор Смирнов. — А вначале ответь на несколько вопросов. Первый: почему пошел в банду?

— Так я же дезертиром считался. А у нас говорили, что всех, кто дезертировал, русские расстреляют без суда.

— А откуда ты сбежал?

— Ниоткуда не бегал. Нашу часть разбили, стали отступать, а кругом уже немцы и говорят, что Минск взяли. Сначала хотел фронт перейти, да куда там… Вот и повернул домой с одним русским.

— Что же ты делал при фашистах?

— Скрывался. В хате под печкой выкопал яму, зимой там сидел, а летом — в лес. Когда стала Красная Армия подходить, в боевку подался. А тот русский, что вместе со мной в наши края пришел, Коля его звали, вашим сам объявился — и ничего, его не тронули. К моей Даше забегал, уже в новой форме, говорил, чтобы и я повинился, но было уже поздно, в лесу, в схроне сидел. Сегодня вот пришел с женой да с детьми попрощаться. Сотник приказ перед строем объявлял: велели нам отсюда уходить, будем с другими боевками объединяться. Когда пойдем, неизвестно, сказали — на днях, да вот вас встретил, а теперь не знаю, что дальше.

— Кто же передал приказ? — спросил Борис Всеволодович.

— Никто не передал. Сотник сам ходил. Неделю целую его не было.

— Где же он был?

— Не знаю, не говорят. У нас насчет этого строго. Еще трое с ним были. Начальник штаба, один из «безпеки» — службы безопасности по-ихнему, и телохранитель.

— Расскажи нам о них поподробнее, — снова попросил Смирнов.

И когда Степан описал приметы всей четверки, то они полностью совпали с теми, что назвала комсомолка и женщина, у которой ночевали девушки. Причем выяснилось, что отпустил девушку временный телохранитель главаря по кличке Посошок.

— Он откуда-то из-под Луцка, — рассказывал Степан. — Человек степенный, как-то мы разговорились, так он прямо заявил, что ни в какую «самостийную» не верит, что надоела ему наша собачья жизнь, хоть стреляйся. Думал домой податься, да боится, что всю семью порешат. Вот и я сначала хотел сдаться, да сотник сказал, что всех, кто выйдет из леса, вместе с семьей кончать будет.

— А ты не мог бы, Степан, уговорить Посошка к тебе домой в гости сходить, а мы бы тут с ним потолковали да заодно решили, как вам жить дальше?

— Кто его знает, — задумался Степан. — Может, и выйдет. — Он уже успокоился, унялась нервная дрожь, даже руки перестали трястись, когда стал снова закуривать.

— Тогда скажи своему сотнику, что жена не приготовила ни яиц, ни сметаны, а сейчас иди. Завтра ждать будем. Стрельбу-то этот Посошок не подымет?

— Не думаю.

— Ну, тогда до завтра.

— Вы под вербой не сидите, лучше прямо к бане идите, я сюда и приду.

Степан шагнул за дверь и растаял в темноте. Смирнов продолжал сидеть в предбаннике на лавке, а рядом молча курил самокрутку участковый. Когда табак при затяжке разгорался, вспыхивала газета и освещала его лицо — оно было задумчивым и каким-то неуверенным.

— Рисково вы все это задумали, товарищ майор, — наконец заговорил Титаренко. — Я вот прикинул и понимаю, что завтра нам придется на свиданье вдвоем идти. Нельзя с собой «ястребков» брать.

— Верно, нельзя. Мы же с тобой, Константин Дмитриевич, не знаем, что с этого разговора получится. А если что дельное выйдет, то только в том случае, когда нам поверят и никто об этом знать не будет. А какая вера, если мы целой толпой заявимся!..

— А не побьют они нас?

— Ты что же, дрожишь?

— Ничуть. Только в партизанах мы научились все по полочкам раскладывать и не лезть поперек батьки в пекло.

— Ну раз по полочкам, то давай и мы разберемся. Видел, что Степан, прежде чем к нам подойти, обойму из автомата вынул? А свободно мог из-за кустов очередью шарахнуть. Не стрелял потому, что хотел с тобой поговорить, видно, поверил тебе со слов своей Дарьи. Это раз. Второе: почему Посошок отпустил комсомолку? И не просто отпустил, а с риском для себя, отлично понимая, что если сотник об этом дознается, расправы ему не миновать. Вот все это я взвесил да еще подумал, что им эта игра в освобождение Украины вот где сидит, — и Смирнов провел ладонью по горлу. — Ладно, идем, а то «ястребки» твои, наверное, заждались.

В следующую ночь Смирнов и Титаренко вышли из сельского Совета и направились в противоположную сторону от хаты Дарьи.

— Не резон нам прямо к месту идти, — объяснил участковый, — вдруг кто заметит. А так мы выйдем за село да огородами и вернемся, пусть думают, что мы с вами на хутора подались.

Смирнов согласился и молчал до самой бани. А в сенцах остановился.

— Ты, Константин Дмитриевич, иди на всякий случай под яблоньку. Полежи там на травке с автоматом на изготовку. Говорят, береженого и бог бережет. А я тут останусь, не годится нам Степану свой страх или осторожность показывать. Он должен нам верить. Может быть, тогда и удастся нам покончить с боевкой.

Участковый было заупрямился, но все-таки вышел. Через полчаса появился Степан. Он подошел к бане незаметно, постоял и спросил:

— Есть тут кто?

Смирнов зажег фонарь, направляя сноп света в ноги.

— Здесь я, здесь. Ты что же один?

— Не один, а втроем пришли. Посошок и еще один наш, сельский.

— Это кто же? — поинтересовался участковый инспектор, входя в баню.

— Его семья через три дома от меня живет. Вы, наверное, слыхали про кузнеца Федоренко. Так вот он. Тоже из-за страха в лес ушел. Побоялся их сразу вести. Вдруг вы что плохое подумаете. Велел ждать им возле мостиков.

— Ну что же, веди их сюда, — сказал майор.

Посошок был постарше, а кузнец — ровесник Степана. Вначале оба вели себя настороженно, а потом разговорились. Посошок при немцах служил в хозяйственной команде. Заготавливал продукты, скот. Когда начал приближаться фронт, мобилизовали в фашистскую армию, и он сбежал. Скрывался, встретился с полицейским, который тоже подался в лес, и уже прятались вдвоем. Потом наткнулись на боевку. Командир боевки — сотник, раньше был учителем, а при гитлеровцах — переводчиком. Белоручка, хлюпик, но с характером. Полицейского, с которым скрывался Посошок, он знал, и в боевке сделал начальником штаба. В боевке всего шестнадцать человек, из них лишь трое-четверо настоящих самостийщиков: полицейские да каратели. Если бы не они, вся боевка давно бы разбежалась. Люди не знают, как вырваться, как по домам разойтись.

— На прошлой неделе нашему сотнику попало за то, что в лесу сидим, страх на коммунистов не наводим, — сообщил Посошок.

— От кого попало?

— Да ходили мы к нашему начальству.

— Ты поподробнее, — попросил Смирнов.

И Посошок рассказал, как сотник, начальник штаба, еще один, которого в боевке считают представителем «безпеки», и он сам, Посошок, две ночи шли к райцентру. Возле одного села встретили начальство. Районный начальник, «проводник» по-ихнему, ругал сотника за то, что боевка бездействует. Приказал сняться всем с места и прийти к тому селу, ждать в овраге его, «проводника». Дальше поведет он их сам на объединение с другими. В условном месте соберутся несколько боевок, объединятся в батальон. Посошок усмехнулся и закончил:

— Этот «проводник» сказал, что украинцев не только немцы, но и другие государства поддерживают. Сегодня среда, в ночь на пятницу пойдем. В воскресенье вечером «проводник» ждать нас будет. Мы тут втроем покумекали и надумали, чтобы вы нас по дороге где-нибудь «встретили». Больше половины сразу сдадутся.

— Нет, так не годится, — возразил Смирнов. — В суматохе много погибнет народа. И ваших и наших. Кстати, Григорий Максимович, — впервые по имени и отчеству назвал майор Посошка, — расскажите, что там с комсомолкой получилось.

— А вы уже знаете? — В голосе Посошка послышалась усмешка. — Ругал нашего сотника «проводник», а потом и говорит: «Вот вам срочное задание. Тут коммунисты у народа деньги на армию выманивают. Приказываю их взять, судить и расстрелять». Показал хату, где они ночевали, и велел исполнение доложить. Ворвались мы к хозяйке, а комсомолка-то только одна. Спрашивает сотник, где вторая, хозяйка сказала, что с председателем ушла. Стали хату обыскивать. Взглянул за печку, а вторая там в три погибели свернулась. Я прикрыл ее получше какой-то дерюжкой и доложил, что нет никого больше в хате. Тогда сотник велел писать протокол и дивчину в расход. Сначала начальнику штаба приказал расстрелять, а тот — мне. Вывел я ее за деревню и отпустил. Просил только не говорить, что сам отпустил, а то, если узнают, с меня живого шкуру сдерут. Стрельнул для порядка в небо, а доложил, что приговор привел в исполнение. Вышли мы из той хаты — и до «проводника». Сотник приговор отдал, списки разные и документы, что у той дивчины отняли.