Селеста Альбаре - Господин Пруст

• Название: Господин Пруст
• Автор: Селеста Альбаре
• Издательство: Модерн
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002

Селеста Альбаре

Господин Пруст

Воспоминания, записанные Жоржем Бельмоном

Лишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.

На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.

---

Однажды после визита Рейнальдо Ана г-н Пруст позвал меня:

—     Дорогая Селеста, мне очень грустно. Я спросил у Рейнальдо, почему он так давно не приходил, быть может, он чем-то недоволен? Знаете, что он ответил?.. «Марсельчик, у меня нет ни ваших денег, ни вашего успеха. Для вас все доступно. Но теперь за все надо платить, а у меня с этим затруднения». У него был очень несча­стный вид. Я сказал ему: «Рейнальдик, я могу снабдить вас деньгами». — «Речь не об этом, Марсель. Мне не нужны ваши деньги. Я должен зарабатывать их сам. Поэтому у меня и нет времени навещать вас». Слушая все это, я не мог не вспомнить о его прежних песнях.

Г-н Пруст в большей степени огорчился за самого Рейнальдо, чем из-за той зависти и недоброжелательности, которые были в его словах. И как он радовался уже незадолго до своей смерти, узнав об успехе одной из композиций, сочиненной Рейнальдо. Это была музыка к знаменитой оперетте «Сибулетта» на слова Робера де Флера и Франсиса де Круассе, зятя одной из старых знакомых г-на Пруста, графини де Шевинье. Однако настоящий успех «Сибулетты» в театре «Варьете» пришел уже после смерти г-на Пруста. Но тогда ее поставили еще и на юге, где она получила теплый прием. Я так и вижу, как г-н Пруст откладывает газету или письмо с этим известием и говорит мне с сияющей улыбкой:

—     Дорогая Селеста, как я рад, что Рейнальдо добился, наконец, хоть не­большого успеха!

Помню также по его рассказам, сколько было у него забот из-за несчастной и единственной любви Рейнальдо.

—     Это была Клео де Мерод, знаменитая дама полусвета, которая зачесывала волосы гладко на прямой пробор, чтобы скрыть свой единственный недостаток — некрасивые уши. Она оказалась для Рейнальдо роковой женщиной и держала его на побегушках, ничего не давая взамен, так что он впал в безысходное отчаяние. Быть может, из-за этого и пострадал его талант.

Во всяком случае, их дружба была слишком давней, они многое прощали друг другу и до самого конца хранили верность, хотя скорее уже как братья, а не как друзья.

Кроме этих старых знакомств, новых было не так уж много, совсем не такое количество, как об этом говорили впоследствии. Но  я не хочу огорчать никого, кто претендует на близость к г-ну Прусту; это скорее смешно, и сам он, несомненно, посмеялся бы над некоторыми статьями, появившимися после его смерти.

Его встречи происходили, главным образом, за пределами квартиры, и все еще оставался обширный круг знакомств, поскольку многие искали общения с ним. Обычно съезжались на  званые обеды к «Ларю» или в «Риц», или же сам он приглашал гостей в отдельный кабинет. Но поскольку у него все было связано с творчеством, многие из них лишь мимоходом забавляли его, не представляя собой сколько-нибудь серьезного интереса.

Однажды князь Антуан Бибеско, всегда знавший обо всем, отвез г-на Пруста на какой-то званый обед, чтобы познакомить его с Пикассо, о котором тогда уже начи­нали говорить. Это было не то в «Крийоне», не то в «Рице», но неважно. В два часа ночи все трое поехали в мастерскую смотреть картины. Возвратившись домой, г-н Пруст рассказал мне:

—     Это испанский художник, который пытается делать кубизм. И он постарался описать, на что это похоже, а потом сказал:

—     Признаюсь, я мало что в них понял. По всей видимости, картины Пикассо нисколько его не затронули, и он никогда больше не упоминал о них. Рассказывали еще, что г-н Пруст был на званом обеде, где присутствовал Джеймс Джойс, но он даже не вспомнил про него.

Он очень любил одного банкира, Анри Гана, за его ум и утонченную вежли­вость. Этот банкир принадлежал к тем редким людям, которые раз или два обедали у него на улице Гамелен. Они были очень близки, и эта близость проявилась и в тра­гической гибели г-на Гана: через два дня после похорон г-на Пруста он поехал на охоту и по несчастному случаю был убит зарядом дроби, оставшимся в его ружье. Выстрел поразил бедренную артерию, и остановить кровотечение так и не удалось.

Из новых близких знакомств того времени я знала писателя Поля Морана и его будущую жену княгиню Сузо.

Поль Моран сразу же очаровал г-на Пруста не только тонкими суждениями о его книгах, но и занимательными рассказами. Он был великим путешественником еще по своей службе при посольствах, где познакомился с князем Бибеско, а уже от него получил аккредитацию при г-не Прусте.

Когда он впервые побывал у нас на бульваре Османн, г-н Пруст спросил о моем впечатлении.

—     Он чуть-чуть какой-то китайский, но вид у него неплохой. Я имею в виду лицо, в нем есть что-то китайское.

Г-н Пруст засмеялся:

—     Пожалуй, вы правы, он изящен, как мандарин[11].

Поль Моран познакомился с княгиней Сузо через братьев Бибеско. Она была дочерью очень богатого румынского банкира и уже замужем, хотя ее мужа никто не видел. Жили они в красивом особняке на авеню Шарль-Флоке, неподалеку от Марсова Поля. Но когда началась война и трудности с жилищами, она переехала в «Риц», где снимала для себя апартаменты. Именно тогда Поль Моран и пришел вместе с ней к г-ну Прусту.

Это была очень умная и интересовавшаяся литературой и искусствами жен­щина, да еще с похвальным стремлением завоевать в Париже репутацию, привлекая к себе все, что тогда, в условиях войны, было самое лучшее.

Не знаю, то ли она сама захотела познакомиться с г-ном Прустом, то ли из-за рассказов о нем Поля Морана, который, впрочем, всегда говорил о ней как о великой его почитательнице. Г-н Пруст даже согласился принять ее и обедал вместе с ними.

Я прекрасно помню, что в тот вечер он велел вызвать для него парикмахера.

—     Приготовьте все как можно скорее, Селеста. За мной должен заехать г-н Моран вместе с одной особой, и мы поедем обедать к «Ларю». Это румынская кня­гиня, он очень хочет познакомить меня с нею.

К десяти часам приехал Поль Моран с этой дамой. Я доложила г-ну Прусту.

—     Пожалуйста, пусть входят.

—     Он вместе с дамой.

—     Это та, о которой я вам говорил, княгиня Сузо. Ну, и что она такое?

—     Скорее малого роста, с прямой шеей, в небольшой шляпке на ленте. Одета в черное, как при трауре. Я бы не поручилась, что она не старше его... (Морану не было тогда еще и тридцати). С вашего позволения скажу еще, что она не поражает элегантностью, но, на мой взгляд, очаровательна, как маленькая японская ваза.

Ему всегда нравилась эта игра в портреты.

—     Ну ладно, посмотрим!

Я пошла за Полем Мораном, и они поболтали пару минут, а княгиня ждала их у входа. Потом все трое уехали. Когда г-н Пруст вернулся, сразу было видно, что он доволен проведенным вечером.

И почти сразу после этого они стали очень часто встречаться с княгиней. Тогда у него была эпоха «Рица», он часто обедал в этом ресторане, который, несмотря на войну, закрывался очень поздно. Он даже заходил к княгине, для чего я заранее звонила по телефону спросить разрешения. Она была из тех, кто плохо различал го­лоса:

—     Это вы, Марсель?

—     Нет, княгиня, это Селеста.

Ей, как и некоторым другим, казалось, что я слишком хорошо одеваюсь. После какой-то незначительной операции г-н Пруст отправил меня к ней с большим буке­том Цветов. При следующей встрече она сказала ему:

—     Селеста просто невозможна. Мало того, что она говорит по телефону вашим голосом, у нее еще и слишком элегантные наряды. Вы не должны позволять ей этого.

Странное дело, — заметил мне г-н Пруст, — у меня все наоборот. По тому, кто мне открывает дверь, я уже чувствую, что это за дом, хотя одни мои знакомые на­рядили прислугу в красивые эльзасские костюмы, но это уж слишком, тем более что локти у них протерлись до дыр. Эти люди при всем своем богатстве не понимают, что такое хороший тон.

—     Но, — добавил он, — на княгиню не стоит обижаться за эти предрас­судки, которые она унаследовала от своей еще почти феодальной родины.

Мне кажется, ему очень нравилось наблюдать за ней. Но и она со своей стороны делала все, чтобы очаровать г-на Пруста. Если он упоминал какое-нибудь имя в том смысле, что хотел бы познакомиться с этим человеком, она тут же говорила:

—     Нет ничего легче, Марсель. В любое время, назначьте только день. Я приглашу его к обеду.

Он очень ценил такое внимание.

Однажды, возвратившись из «Рица», г-н Пруст смеялся как сумасшедший:

—     Представляете, Селеста, похоже на то, что княгиня ухаживает за мной. Сегодня я сказал ей: «Сударыня, но ведь вы замужем». И, знаете, она ответила: «Это ничего не значит!» Она чуть ли не хочет выйти за меня замуж.

Но он ограничивался лишь наблюдениями. Мне всегда казалось, г-н Пруст уже тогда предвидел, что она выйдет за Поля Морана. Он не раз говорил мне про его влюбленность и только радовался за него. Я уверена, что и на небесах он благо­словляет их. Впрочем, г-н Пруст при всей своей невинности все-таки подозревал, что Поль Моран немного ревнует к нему. Он с улыбкой рассказывал мне о своих визитах к княгине: