Борис Духон - Братья Старостины

• Название: Братья Старостины
• Автор: Борис Духон
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03504-1

Братья Старостины — уникальное явление в истории спорта. Легендой они стали еще при жизни, причем все четверо сразу — Николай, Александр, Андрей и Петр. Их главное детище — спортивное общество и футбольная команда «Спартак», созданная их усилиями и их же усилиями превратившаяся в поистине «народную», ставшая предметом поклонения для миллионов болельщиков. Едва ли найдется в мировом футболе подобный пример: старший из братьев, Николай Петрович, начал свои занятия спортом еще до революции, а в 1935 году стал «крестным отцом» нынешнего «Спартака», которым продолжал руководить до самой своей смерти в 1996 году. Без малого столетие, отданное футболу! Причем специалисты — как наши, так и зарубежные — признают: в принципах руководства командой он намного опередил свое время. Третий из братьев, Андрей Петрович, работал начальником сборной СССР, и с его именем связано самое большое наше достижение в футболе — выигрыш первенства Европы в 1960 году.

Но братья сумели проявить себя не только на футбольном поле. Судьбу их отнюдь не назовешь легкой. Им — опять же всем четверым — пришлось пройти и через тюрьмы и сталинские лагеря, 12 лет оказались по существу вычеркнуты из жизни. В их биографиях, как в капле воды, отразилась биография страны, со всеми ее трагическими поворотами.

Предлагаемая вниманию читателей книга необычна. Впервые в серии «ЖЗЛ» выходит биография сразу четырех героев. Можно согласиться с авторами: отрывать биографии братьев одну от другой, рассказывать о каждом из них в отдельности было бы в корне неправильно. Ибо сила Старостиных и состояла в том, что всегда и везде они выступали вместе, ощущая себя семьей и чувствуя поддержку друг друга.

---

Спортсменам, да и спортивным деятелям тоже, не привыкать к кочевой жизни. Андрей Петрович не раз выезжал в командировки по линии и сборной, и «Спартака». Его супруга Ольга, артистка театра «Ромэн», тоже постоянно была на гастролях. Режиссеру Олегу Хабалову запомнилось:

«Обычная картина в провинциальном городе: очередь в гостинице к телефону, чтобы позвонить в Москву. Естественно, доводилось быть невольным свидетелем разговоров Ольги с Андреем. Причем, похоже, в основном говорил муж, а жена только вставляла реплики: „А что? А ничего!“ Я решил ей дать в своем спектакле роль — танец городских цыган „Шутишь? Любишь?“. Она же танцовщица, без разговорного жанра, — если имела пять слов в спектакле, то получала удовольствие. Ольгу очень любили животные, на гастролях она постоянно подкармливала питомцев на улице. Помню, как за ней крался камышовый кот… В лагере Ольга возила воду, и к воде у нее была особенная тяга: купалась в Москве-реке с мая по декабрь. А Андрей любил баню».

Действительно, знаменитые Сандуны Старостин посещал едва ли не до последних дней, благо его рабочие кабинеты всегда располагались в центре Москвы. Например, когда трудился в центральном совете «Спартака» в Толмачевском переулке, частенько захаживал в Сандуны вместе с товарищем Евгением Кузнецовым, тренером по легкой атлетике. Естественно, после бани мог и выпить.

Кстати, с парилкой связана и такая история, рассказанная Владимиром Артамоновым:

«Однажды я пришел попариться в Сандуновские бани. Вдруг вижу, стоит одетый в пальто, изрядно подвыпивший, с начатой бутылкой в кармане, небольшого роста, коренастый мужчина лет тридцати пяти. Черные, смоляные волосы и весь его внешний вид выдавали в нем цыгана. Вскоре он запел: „Ми-ла-я, ты услышь меня, под окном стою я-а с гитарою“. Да так здорово, что я невольно подумал: многим нашим профессионалам можно поучиться у него петь! Это было настоящее очарование. Когда он закончил петь, я подошел к нему и стал выспрашивать, откуда он появился, почему не хочет себя попробовать на сцене и тому подобное. Сейчас я уже позабыл, что он отвечал, но я сразу же вспомнил Андрея Петровича и его жену-цыганку, артистку театра „Ромэн“, узнал у этого бедолаги его адрес и телефон и решил ему помочь в реализации его певческого таланта. Вечером того же дня я позвонил домой Андрею Петровичу Старостину и рассказал ему обо всем. Говорю: „Вы знаете, как он поет? Сличенко перед ним будет выглядеть бледно“. Я передал Андрею Петровичу координаты этого мужчины, а он в свою очередь сказал: „Хорошо, Володя, я обязательно передам жене эти сведения“.

В дальнейшем мне как-то пришлось встретиться со Старостиным и узнать о дальнейшей судьбе этого замечательного цыгана. Но мне показалось, что, скорее всего, цыган уже провел какую-то часть своей жизни на сцене (у него был очень высокий вокальный уровень) и, вероятнее всего, был известен даже и в самом театре „Ромэн“. Но его пагубное увлечение спиртным, как нередко бывает в подобных случаях, вероятно, не позволило ему прочно на ней утвердиться. И если даже жена Андрея Петровича и попыталась что-то для него предпринять, у нее это, скорее всего, не получилось».

Для третьего из братьев спиртное никогда не становилось неразрешимой проблемой. Владимир Федотов рассказывал в одном из интервью: «Под конец жизни Андрей Петрович разбавлял водку пепси-колой. Учитывая солидный возраст, я старался наливать ему побольше колы. Махнет Старостин рюмку, вторую, потом смотрит с укором: „Вольдемар, что ты газировку льешь?! Плесни водочки!“ При этом никогда не видел Андрея Петровича пьяным. Или Бескова. Количество выпитого совершенно не отражалось ни на лицах, ни на речи, ни в жестах. Старая школа». Очевидцам запомнились и сцены их посиделок с Бесковым, когда под утро Старостин выходил на крыльцо базы со словами: «Костя! Всякая компания расходится для того, чтоб собраться вновь».

Восьмидесятилетие отмечали дома, но гостей ожидалось столько, что вместить квартира, естественно, всех не смогла бы. И тогда придумали такой ход: самые близкие родственники находились с юбиляром постоянно, а приглашенные прибывали, поздравляли виновника торжества, выпивали-закусывали, чем Бог послал, и уступали место следующим.

Через полгода справлял пятидесятилетний юбилей его племянник и тезка, и тоже в домашних условиях. Но тут была, по объяснению Андрея Старостина-младшего, другая причина. Весной 1987-го в разгаре была кампания по борьбе с алкоголизмом, а сам он занимал руководящую должность. И за гулянье в ресторане вполне можно было поплатиться партийным билетом. Впрочем, на квартире в Сокольниках было еще душевнее. Николай Петрович читал стихи. Андрей Петрович к племяннику тоже приехал, хотя здоровье понемногу начинало его подводить. Давал о себе знать радикулит, ухудшился слух (подвело правое ухо), тяжело шло восстановление после воспаления легких…

По словам Александра Нилина, «предсмертная тоска чувствовалась в нем. У него хватало гордости не скрывать ее, не маскировать». Отсюда и фраза в разговоре с Константином Бесковым в Детском городке «Лужников»: «Пальто, Костя, как раз последнее, но мне на оставшуюся жизнь хватит».

И от Льва Филатова печать судьбы, уже лежавшая на третьем из братьев, не могла скрыться: «Мне довелось быть рецензентом его последней рукописи „Флагман футбола“, посвященной нашей сборной. Он писал ее, будучи нездоровым… Я не мог отделаться от ощущения, что Андрей Петрович торопится во что бы то ни стало закончить работу, что он не знает, есть ли у него в запасе время, отсюда и несвойственные ему прежде неточности, длинноты, повторения».

Рассказывали, что незадолго до кончины Андрея Петровича видели на Ваганькове — пришел проведать Александра и Клавдию. Цветы купил у ворот кладбища с рук и, похоже, украденные из чьей-то ограды — уж больно стебли были короткие. Шел тяжело, и когда случайный знакомый предложил ему навестить могилу артиста Андрея Миронова, отказался: преодолеть лишние 300 метров было слишком большой нагрузкой. А про свой внешний облик и манеру отозвался с юмором: «Что, не по-старостински?»

Но зато буквально за неделю до смерти в компании привычных друзей, собравшихся в доме Бесковых, выглядел прежним — элегантным и подтянутым. Как написал драматург Леонид Зорин, обращаясь к Андрею постфактум: «Вы были душой застолья, и я, и Бесков, и наши жены восхищенно на вас смотрели, дивясь не скудеющему очарованию…»

Андрей Петрович умер от инсульта 22 октября 1987 года: по свидетельству домочадцев, брился, упал — и в сознание уже не пришел. А через день «Спартаку» предстоял важный международный матч. К слову, играть с западногерманским «Вердером» красно-белые должны были не в субботу, а в среду, но из-за сильного тумана прилет немцев не состоялся вовремя. В команде не знали, будет ли на игре в связи с внезапными печальными событиями Николай Петрович. Но начальник команды в «Лужники» приехал, и спартаковцы одержали одну из самых красивых своих еврокубковых побед — 4:1.

Прощание проходило в Сокольниках, в спартаковском манеже. Путь на Ваганьковское кладбище у траурной процессии лежал по Беговой улице, мимо ипподрома. Поминки состоялись в ресторане ЦДЛ. Вот так напоследок сошлись три символа его жизни: футбол, бега, литература. А лежать выпало в земле рядом с братом Шурой.

Три очка на «Коровьих тропах»

Вторая половина жизни Петра Старостина — по сути, обычная частная жизнь непубличного человека. Он никак не был связан с футбольной деятельностью, сосредоточившись на профессии. На игры «Спартака» ходил, со многими мастерами пятидесятых годов был знаком, мог им что-то посоветовать в приватной беседе. Равно как мог и предметно дискутировать с Николаем по поводу того или иного игрока. Однако на установках не присутствовал, порог раздевалки не переступал.

Домой из мест лишения свободы Петр, как выяснилось, вернулся с туберкулезом в открытой форме. Жена и сын, навещая его в Тульской области, случалось, ели с ним из одних тарелок, но обошлось. Операция для главы семьи стала неизбежной, в домашних разговорах зазвучали новые слова: «пневмоторакс», «торакопластика»… Оперировали в Боткинской больнице, и врачи, спасая легкие, не могли обойтись без удаления ребра. Доктор Перцовский, проводивший операцию, сказал потом: «Считайте, миллион выиграли в лотерею». Потребовался пятилетний курс лечения, чтобы Старостина сняли с учета туберкулезного больного.

В 1954-м сын Петра Петровича Андрей начал учиться в МЭИ — том самом вузе, где когда-то пробовал себя отец. Однажды нашел в институтском архиве зачетку, свидетельствовавшую о том, что Петр Старостин отучился здесь три семестра. Сын «врага народа», что удивительно, окончил школу с золотой медалью, и никаких препятствий этому не чинили. Только перед поступлением в Московский энергетический институт экзаменационная комиссия порекомендовала выбрать факультет, не имеющий отношения к секретной технике.