Альберт Зарипов - Дембельский аккорд 1

• Название: Дембельский аккорд 1
• Автор: Альберт Зарипов
• Жанр: О войне

Альберт Маратович Зарипов — Герой Российской Федерации, участник чеченской войны

Альберт автор ряда произведений о чеченской и афганской войн. Основная его работа это книга «Первомайка», которая была издана в 2003 году на личные средства автора, для этого ему пришлось продать недвижимость. Большинство экземпляров книги были бесплатно розданы военнослужащим и ветеранам.

В настоящее время, Альберт проживает в Москве, активно помогает и защищает права инвалидов войны, а также продолжает рассказывать нам о войне…

---

Я где-то слышал, что в Древней Руси такое земляное узилище именовалось простым словом, которое дошло и до наших лет. То есть «тюрьмой». Правда в древние времена яма была гораздо меньшей глубины и люди могли в ней только сидеть. Оттого во всех тюрьмах заключённые «сидят», а не стоят или лежат, если не считать казённого выражения «отбывают срок наказания». Но оно касалось Большой Земли…

А здесь «отбывать» — это не совсем верное определение. Поскольку в местных условиях арестованные были вынуждены бороться за своё существование. Вместо привычных камуфлированных курток на них были надеты старые солдатские шинели, которые не жалко испачкать в постоянной грязи. В некоторых ротах арестованных даже переобували в поношенные сапоги перед «посадкой»… Головные уборы были самые разнообразные, начиная от летних кепок и заканчивая шапками-ушанками. Рацион питания у «губарей» был почти наполовину меньше того, который полагался благовоспитанным бойцам… Свои естественные потребности арестованные справляли в ведро, стоявшее в углу… Вдобавок к имевшейся безрадостной картине на «полу» ямы блестела и отражала огонь небольшая лужа…

— «Нда-а… Уж лучше в жаре отсидеть… Чем тут…» — подумал я, невольно сравнивая свой афганский опыт с нынешними «комфортными» условиями.

И невзирая на такой богатый список обозначений: «гауптическая вахта, губа, кича, яма, бункер, схрон, людская нора, блиндаж, землянка, погреб, тюрьма», это подземелье именовали очень уж нынче модным словом «зиндан»…

Я встал с корточек и пошёл обратно в караулку.

— Среди них есть кто-то из наших? — спросил я Шумакова, подразумевая арестованных.

— Не-а. — ответил он. — Нам и так не сладко. Вот только губы ещё не хватает…

Его откровенное ворчание меня и рассмешило и слегка позлило.

— Да ладно вам прибедняться! Ты ещё не знаешь, что такое по-настоящему тяжёлая солдатская служба…

По правде говоря, я уже успел хорошенько сравнить войну в Афганистане с «наведением конституционного порядка» в Чечне, в результате чего пришёл к вполне закономерному и честному выводу, что здесь в Ичкерии дела обстоят в сто раз хуже, ожесточённее и кровопролитнее. Но в данной ситуации можно было и приукрасить… ведь в афгане я служил молодым и зелёным бойцом, а здесь Шумаков являлся дембелем…

— У каждого солдата бывает своя служба. — угадывая мои мысли, произнёс разводящий. Там одно, а тут…

— Это точно! — согласился я. — Тут вам не здесь… И здесь вам не там…

Один караульный оделся потеплее, взял свой автомат и вышел на наружный пост, чтобы охранять вход в караулку и заодно арестованных.

— Бычков! — окликнул я сержанта, вспомнив про увиденные только что транспортные средства. — А что там за прицепы стоят?

Эти железные домики, стоящие в тележках на колёсах, очень сильно напоминали мне о воздушно-десантной службе. В таких фургонах они обычно хранят парашюты и прочее имущество во время прыжков. Но тут… В Чечне…

— А это ВеДеэСников прицепы. — ответил Бычков. — Они не под охраной. Обещали прийти и сдать… Но пока их нету…

— Понятненько… — недовольно проворчал я.

После недавних летних событий я испытывал к этой тыловой службе не очень-то дружелюбные чувства. И ведь было за что… И Маркусин, и доктор Новиков, и Плюстиков со своими командирами групп и даже бойцами уже получили от государства ордена и медали… И даже обмыли их… а я?… Маркусин меня конечно позвал на своё торжественное «освящение» ордена Мужества… Но у меня тогда и кусок в горло почти что не шёл и водочка практически не лилась… Да…

Дверь в караулку приоткрылась и в неё просунул свою голову только что вышедший солдат.

— Товарищ старшнант! К вам тут пришли…

Нежданно-негаданным гостем оказался уже знакомый мне прапорщик из третьей роты, который почему-то не стал заходить в помещение, а заговорщицки позвал меня поболтать наедине. Пока я одевался, мне уже становилось понятной такая секретность…

Вот уже три дня этот прапор ходил сам не свой. Он жил в вагончике как раз напротив командирской палатки, где временно обитали мы с Пудановым. И мы знали, что оказывается у него кто-то украл деньги. Более десяти миллионов рублей, что по валютному эквиваленту соответствовало сумме чуть больше двух тысяч долларов…

— Почти полгода никуда не выезжал… Копил на свадьбу… А тут… — сокрушался молодой прапор.

По его словам, он уже вычислил ворюгу… На его подозрении оказался неприметный на вид солдат-фазан…

— Он тогда дневальным стоял… Только он один-единственный, кто видел и деньги и место, где я их хранил… — накручивал-взвинчивал сам себя пострадавший. — Ух, я его зарою…

Но солдат ни в какую не признавался и твёрдо настаивал на своей невиновности. Мол, не брал и всё… Расследование зашло в тупик. Но командир третьей роты всё-таки доверял больше прапору, чем бойцу. И приказал посадить фазана на трое суток на губу. Прошло три отведённых дня, но солдат по-прежнему стоял на своём. Тогда ему накинули ещё трое суток…

— «И сейчас он наверняка сидит у меня в яме. Не отдам его! А то ещё прибьёт…»-рассуждал я.

Но молодой прапорщик при всём своём ущербе в особо крупных размерах оказался вполне миролюбивым добрячком. И просил он меня только об одном…

— Алик! Да я с ним просто поговорю ещё разик! — убеждал меня потерпевший прапорщик. Это точно он взял, я Богом клянусь! Может сам отдаст… По своей воле… Я его попугаю немного, что ротный Денисов завтра военную прокуратуру подключит. Может подействует.

Я сильно колебался, не желая неприятностей ни солдату арестованному, ни самому себе. Прапора конечно было жалко, но ведь он сам прокололся… Воровство случается и на войне. Но со всеми такое может случиться… Может действительно сам отдаст… Ведь прокуроры долго мусолить не будут свои бумажки…

После короткого раздумья я решил согласиться на беседу прапора с арестантом, но поставил жёсткие условия.

— Хорошо! Но сейчас пишешь мне расписку, что взял его для мирного урегулирования… И обязуешься не причинять ему телесных повреждений. При возвращении я сам его осмотрю и если что-то обнаружу… Синяки, ушибы или ссадины, то сам напишу рапорт… Согласен?

— Да ничего с ним не будет! — моментально согласился прапор. — Напишу тебе всё, как ты скажешь.

Такое его поведение вселило в меня некоторую уверенность в том, что солдату не будет причинён физический ущерб. Мы пошли ко входу в караулку, где мне вынесли по просьбе мою офицерскую сумку. При свете лампочки прапорщик написал нужную мне расписку. Причём слово в слово под мою диктовку и очень разборчивым почерком. Всё подытожила его подпись…

Подозреваемого растолкали и вызвали наверх. Увидев пострадавшего прапорщика, он естественно не хотел с ним никуда идти. Но мнение бойца уже мало кого интересовало. Прапор для пущей надёжности взялся мёртвой хваткой за рукав солдата и они быстро скрылись в темноте по направлению к третьей роте.

Через час они должны были возвратиться и я ждал этого момента в большом нетерпении…

Но они прибежали… Вот именно прибежали! И через тридцать минут… Счастливый прапорщик был на седьмом небе…

— Вернул! Почти всё! Только двухсот тысяч не хватает… Говорит, что на водку потратил. Гадёныш… Ведь в земле всё зарыл. Около бани…

Такой поворот разумеется был приятен. Всё стало на свои места. Но меня интересовало другое…

— Тебя били? — спросил я бойца, внимательно глядя ему в глаза.

— Н-не-е-ет-т. — с некоторой дрожью в голосе ответил он.

Вид у него был подавленный и измученный. В глазах стояли слёзы…

Я чувствовал, что он не врал мне. Но всё-таки приказал ему:

— Заходи в караулку! Раздевайся!

— Алик! Да ты чо?! — расхохотался прапор, ещё балдеющий от своего внезапного счастья. — Да не бил его никто…

Вороватый солдат тоже помотал головой:

— Не би-ли ме-ня.

— И ничего плохого не делали? — недоверчиво спросил я и опять посмотрел ему в глаза.

— Ни-че-го… — ответил он и опять затряс головой.

— Да я же говорю, что ничего не было… — вмешался прапорщик. — А завтра мы его отсюда заберём. Ротный приказал…

— Ну, ладно. — сказал я и потом приказал своему караульному. — Опускайте лестницу. Пусть он вниз сойдёт…

Когда солдат оказался на дне ямы и лестницу вытянули наверх, радостный прапорщик стал со мной прощаться. Я уже вернул ему расписку, которую он тут же поджёг зажигалкой и бросил догорать на землю.

— Ну, вот и всё! — облегчённо вздохнул он. — Чики-пики… А то мне моя невеста не простила бы…

Я молча пожал ему руку и ещё смотрел ему вслед. Теперь он чувствовал себя легко и свободно. Шёл он твёрдой походкой… Не то, что раньше…

Когда он отошёл метров на двадцать, я внезапно спросил его вдогонку: