Евфросиния Керсновская - Сколько стоит человек. Тетрадь одиннадцатая: На вершине

• Название: Сколько стоит человек. Тетрадь одиннадцатая: На вершине
• Автор: Евфросиния Керсновская
• Жанр: Биографии и Мемуары

Автор этой книги, Евфросиния Антоновна Керсновская (1907–1994), родилась в Одессе в дворянской семье. В годы гражданской войны семья спасается от преследования большевиков и переезжает в свое родовое имение в Бессарабию, которая тогда была частью Румынии. Евфросиния своим трудом поднимает пришедшее в упадок хозяйство, становится фермером. После ввода советских войск в Бессарабию в 1940 г. мать и дочь Керсновских, как бывших помещиков, выгоняют из дома.

В 1941 году ее, как и многих других бессарабцев, ссылают в Сибирь, на лесоповал. Там она вступается за слабых, беззащитных. За это ей грозит голодная смерть. Она решается на побег. Прежде чем ее схватили, она прошла по тайге полторы тысячи километров.

Её судят, приговаривают к расстрелу. Хотя она и отказывается писать прошение о помиловании, расстрел заменяют десятью годами лагерей. В Норильском лагере она работает в больнице и морге, затем по собственной воле занимается самым тяжелым трудом — шахтерским. Там она чувствует себя свободней — «подлецы под землю не спускаются».

После освобождения из ссылки, в Ессентуках, в 1964-68 годах пишет по просьбе матери о пережитом, эти 12 тетрадей иллюстрированы её акварельными рисунками (703 рисунка).

***

Тетрадь одиннадцатая: 1956–1957. На вершине

---

Не скажу, что спать на Развалке было очень уютно. Развалка — своего рода феномен. Тут на 43-й параллели, в недрах горы — вечная мерзлота (объясняется это наличием углекислоты). Из всех щелей тянет холодом. Недаром там растут «представители северной флоры»: рябина, можжевельник. Я изрядно продрогла и с первым проблеском рассвета собрала свои пожитки и ускоренными темпами начала восхождение. Тут уж пришлось как следует помогать себе руками: карабкаться, цепляясь за выступы скал, выжиматься на руках, ползти.

Несколько раз я натыкалась на отвесные скалы. По бокам зияли обрывы, которые не грех бы назвать и «пропастями». Случайно я нашла расщелину, по которой, упираясь ногами и спиной, смогла влезть, как по трубе. Так добралась до верхних скал. Последнее усилие — и я на вершине горы.

Удивительный вид у этой вершины! Будто несколько пластов, надвинутых один на другой, образуют карниз, нависающий над пустотой. А какая дивная панорама! Там встретила я восход солнца 26 июля 1956 года и там приняла решение: хочу увидать Кавказ!

Район Минеральных Вод, в центре которого находятся Ессентуки, — это Северный Кавказ, но поди-ка догадайся, что это Кавказ! Просто плоскогорье, пересеченное оврагами и утыканное батолитами (их 18; самый большой — Бештау). В ясную погоду виден Эльбрус, бесстыдно высовывающий из-за горизонта двойную вершину (хоть бюстгальтер на нее одевай!), и лишь ясным утром видна вся гряда Большого Кавказа. Но как к нему добраться?

Решение подсказала мне Алевтина Ивановна.

— Почему бы вам не съездить в Тбилиси? Туда из Кисловодска ходит маленький автобус по Военно-Грузинской дороге, через Крестовый перевал.

Идея! Кто же из читавших Пушкина и Лермонтова не мечтал о Военно-Грузинской дороге и о Крестовом перевале?!

Грузия и грузины

И вот я — в маленьком, разбитом и помятом драндулете, который, дребезжа и фыркая, катит по шоссе.

А вот и Терек! Но какой же это Терек?! Разве он «рвет и мечет»? И никакая фантазия не поможет увидеть «мохнатую гриву»! Течет себе речка, правда быстрая, вся в воронках водоворотов, но все равно вполне мирная. А может, и коварная?

Тут мое внимание привлекли все выше поднимающиеся скалы из пластинчатой породы аспидно-фиолетового оттенка, похожие на грифельные доски.

Пока я разглядывала полуразрушенные башни (сторожевые вышки), машина, натужно пыхтя, ползла вверх. Здесь Терек уже иной: поверхность реки стала бугристой, вспоротой тут и там обломками скал. Каждая из этих — в воротнике из желтой пены.

Надвинулись горы, нависли над дорогой, будто пытаются столкнуть ее в овраг, в тот обрыв, куда все глубже проваливается Терек. Но это обман зрения: русло Терека все круче поднимается, и он с ревом мчится нам навстречу.

Наш драндулет, пыхтя и скрипя, окутанный паром, бежит по ухабистому шоссе, бесчисленное количество раз перебегая с берега на берег по разнообразнейшим мостам, не внушающим никакого доверия. Теперь я воочию убеждаюсь, что ревущий, косматый, весь из пены и переплетенных причудливым образом струй Терек — действительно напоминает живое, разъяренное существо.

Дарьяльское ущелье! Причудливые горы, напоминающие театральные декорации, скалы, нависающие над дорогой, пещеры — всего этого из окошка драндулета через головы пассажиров не разглядишь, как ни верти шеей. Если хочешь насладиться путешествием, соверши его верхом. Или пешком. Так даже лучше — не надо заботиться о лошади. Зато на коне не надо смотреть под ноги — конь умен и дорогу выбирает правильно. Можно глядеть по сторонам, оглядываться назад или, запрокинув голову, смотреть на небо: днем — на облака, иногда очень причудливые; ночью — на звезды. Вы, никогда не путешествовавшие на коне, не знаете неба!

Но и пешком очень хорошо, хотя, безусловно, утомительно. Пеший может рассматривать все, что ему захочется: и далекий горизонт, и букашку под ногами, и птичку, распевающую на ветке, и светлячка у корня дерева. Per pedes apostolorum[3] — идеальный вид транспорта, когда нет надобности спешить.

А пока что наш драндулет выписывает «мыслите»[4] по немыслимым серпантинам Крестового перевала, то и дело ныряя в туннели, которые тогда только строили. Затем — спуск. Голубая Арагва, Черная Арагва.

Грузия… Здесь ее чувствуешь в аромате шашлыка и чеснока, в большом количестве галдящих людей, толпящихся в трактирах. Маленькие деревушки, тучи ребятишек, поджарые свиньи, тощие коровы, женщины в черном — тоже тощие.

Близ того монастыря на слиянии Арагвы и Куры (слияния не видно, ибо там плотиной подняли уровень Куры и образовали очередное «море»), где когда-то гордо умирал Мцыри, машина вдруг испортилась и водитель объявил, что стоять будем не меньше часа.

По-моему, просто драндулет нуждался в отдыхе. И большинство пассажиров-грузин тоже. Дело в том, что рядом, на перекрестке, стояла пивнушка — маленький деревянный балаган, в котором, кроме пива, торговали еще и вином. Я удивилась не хитрости водителя и не жажде пассажиров, а тому, что в этой пивнушке, удаленной от населенных пунктов и обслуживающей случайных клиентов, околачивались трое продавцов. Три здоровых лба: один наливал, другой подавал, а третий деньги получал!

Впрочем, в Грузии я всюду натыкалась на ту же картину. Мужчины — на легкой работе: парикмахер, официант. На вокзале мужчина продает эскимо, и тут же бригада женщин меняет рельсы — те, что весят 32 килогpамма погонный метр! В горах бригада женщин разбирает завал, перегородивший дорогу. Во всей бригаде, ворочающей камни ломами и кайлами, один мужчина — учетчик. Впрочем, те женщины были из Мингрелии. Я как-то слышала, что все милиционеры — мингрельцы. Могло ведь быть и так, что все мингрельцы — милиционеры, а все остальные работы выполняются женщинами?

«Храм воздуха»

В Тбилиси прибыли мы в девять часов вечера, но о ночлеге мечтать было нечего. Шел 1956 год. Грузия только что получила изрядную взбучку и лишилась всех своих привилегий, дарованных «папой Сосо». Поэтому тот, кто говорил по-русски, на гостеприимство мог не рассчитывать.

Улицы, пересекавшие центральные проспекты, упирались одним концом в Куру, другим — уходили за город. У Куры мне делать было нечего, и я двинулась в противоположную сторону. Не скажу, что из города было легко выбраться. Все улицы заканчивались в чьем-нибудь дворе, переполненном собаками и ребятишками. Те, кто не спал, поднимал шум. Так как все спали на верандах, балконах или просто в саду, то от этого шума просыпались остальные и шумели еще больше…

Я долго кружила по этим тупикам, но, на мое счастье, взошла луна. При ее свете я заметила церковь и двинулась туда, держа курс на колокольню. Расчет был верный: я попала на кладбище. Ну где еще найдешь лучший ночлег? Грузины чтут своих покойников, и могильные плиты широки, хорошо отшлифованы и содержатся в образцовом порядке. Они обсажены самшитом, кипарисом, лавром — всем, что дает густую тень и создает уютную обстановку.

Никогда не случалось мне спать на более богатой кровати! Черный мрамор, превосходно отполированный; в головах — высокий обелиск, увенчанный крестом. Нагретый за день камень был еще теплым, в кустах светились светлячки. Под мелодичный треск цикад я уснула. К утру стало прохладно, села роса. Залеживаться на своем мраморном ложе я не стала и, собрав свой рюкзак, бодро зашагала по направлению к горе, господствовавшей над городом.

Говорят, Грузия — богатая страна. Безусловно, она богата солнцем. А почва, как и в Крыму, оставляет желать лучшего: когда я пересекала один за другим множество оврагов, то из-под ног сыпался «хрящ» из серой шиферной крошки. Наконец вышла на шоссе, ведущее к церкви, где похоронен Грибоедов, и дальше — на вершину горы, к «храму воздуха».

Это определенное место, где хорошо дышится. Я не знала, какому святому посвящена церковь, но догадалась, что был это святой добрый, любящий зверей. На иконах святой был изображен то с оленем, то с туром, с косулей, то с медведем.

Было еще рано. Фуникулер не работал, и я поднялась вдоль него на вершину горы. Этот «храм воздуха» действительно грандиозен. Видно, папа Сталин не скупился на украшение столицы своей родины. Все строилось с размахом, но так и осталось недостроенным.

Очень мне понравилась терраса. Крыши как таковой нет; над головой — небо, солнца не видно. Дело в том, что «крыша» из ячеек высотой в метр: солнечные лучи гаснут в ячейках. Циркуляция воздуха свободная, но сквозняка быть не может: нагретый воздух поднимается через ячейки, а не дует.

Парк на вершине горы сделан с размахом: сажали уже большие деревья в глубокие ямы, выдолбленные в «хряще». Всюду проложен водопровод, который не действует. И на всем — печать обреченности, включая большую статую Сталина и стенды из мраморных плит с описанием героической биографии «любимого вождя».