Игорь Бойков - Жизнь, прожитая не зря

• Название: Жизнь, прожитая не зря
• Автор: Игорь Бойков
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91419-499-1

Перед вами дебютная книга молодого русского писателя Игоря Бойкова. Но в современной литературе он не новичок, его произведения уже публиковались в толстых литературных журналах. Данная книга представляет собой сборник рассказов, повестей и новелл, объединенных одним грозным, как мрачно надвигающийся смерч, словом «Кавказ».

Кавказ, кавказская тематика — сегодня часто можно услышать, что тема есть, а автор, грамотно раскрывающий тему, отсутствует (и это при том, что о Кавказе, о Чечне пишут сейчас многие). Автора! Автора! Где автор? — вопрошает читательская публика.

Здесь он! Здесь, перед вами.

Игорь Бойков родился и долгое время жил в тревожном, почти воюющем Дагестане. Это его родные места, и в книге передан русский взгляд изнутри. В его рассказах есть все: чеченцы, дагестанцы, русские. Автор реалистично живописует то, что бы вы хотели знать о Кавказе. Да, суровый этюд этот подчас в багровых тонах, да, многим книга эта может показаться излишне натуралистичной или даже жестокой. Но это лишь зеркало, отображающее брутальную действительность происходящего. По-настоящему жесткая, бескомпромиссная и дико интересная книга.

---

Он гнал коня рысью по ущелью. Узкая тропинка петляла, ныряла вниз, потом вдруг резко вздымалась вверх, приходилось осторожно объезжать скатившиеся со склонов крупные валуны. Из-под конских копыт летели в стороны мелкие камешки. Звук отражался от скал приглушённым, сдавленным эхом.

По обеим сторонам от него поднимались крутые скалистые обрывы, на редких уступах которых то тут, то там виднелись колючие кустики. Они выгибались причудливо, тянули кривые чахлые ветви к солнцу, цепляясь корявыми корнями за расщелины, за трещины в могучих камнях.

Иногда скалы так близко подступали к тропе, что Гасан, протискиваясь с конём в узкий проход, задевал их плечами. Конь фыркал и переходил на шаг, ступая с осторожностью в густой прохладной тени — ведь солнце в такие щели практически не заглядывало.

Потом склоны раздвинулись, и Гасан снова погнал коня рысью. Ему не терпелось поскорее добраться до места.

«Последний раз я пил водку на свадьбе у Кази-Дибира. Давно уж это было, давно, — размышлял горец про себя. — А на бузу уже смотреть не могу. Да и жена её делать не умеет».

Вспомнив про жену, Гасан сплюнул с досадой: «Растолстела совсем. Не следит за собой».

Проститутки, про которых говорил вчера Магомед-Расулом, возбуждали в нём дикую похоть. И воображение уже рисовало картины, полные страсти и плотского вожделения. Перед глазами вставали извивающиеся на танцполе фигуристые блондинки из телевизора, на которых он облизывался в те редкие дни, когда электричество подавалось в их отдалённый горный аул. И хотя он понимал, что никаких блондинок в их райцентре нет, и ни одна горянка — пусть даже местная проститутка — не стала бы красить волосы в светлый цвет, его губы кривились в улыбке, а на ладонях выступал липкий пот.

— Ай-ляззат! Ай-ляззат! — скрипел зубами Гасан в радостном нетерпении.

Он миновал ущелье, перебрался верхом на другой берег холодной, быстро журчащей речки, вода в которой доходила коню почти до колен, и поскакал прямо.

Вскоре дорога резко повернула вправо. Обогнув выступ скалы, поднимающийся ввысь почти отвесно, чабан выехал на небольшую прогалину, окружённую низкорослым, но густым лесом. В дальнем конце размахивали длинными хвостами привязанные к деревьям лошади, а возле них, собравшись в круг, сидели на земле люди в мохнатых папахах из тёмной овечьей шерсти. Гасан направился прямо к ним.

Тех было четверо: жилистых, крепкосбитых горцев. Заросшие многодневной, жёсткой, как проволока, щетиной, они поднялись на ноги и приветственно протягивали руки спрыгнувшему с коня чабану. Их лица, морщинистые и корявые, растягивались в улыбках.

— Салам-алейкум, Халил! Салам алейкум, Гаджи! — Гасан энергично, с силой тряс цепкие чабаньи руки, приобхватывая их при этом левой рукой за локоть.

— Ва-алейкум ассалам, Гасан! — с достоинством отвечали они ему, задавая традиционные вопросы:

— Как дела?

— Как семья?

— Как дома?

— Всё нормально. Семья хорошо. Сына оставил за барашками смотреть, — отвечал Гасан неторопливо.

— Гаджи, я тебе долг отдать хочу. Деньги привёз, — заговорил он, когда обмен приветствиями закончился. — Спасибо, конкретный племяннику подарок сделал.

Чабан порылся в кармане штанов и вытащил несколько сложенных пополам потёртых купюр.

— Да-да. Я помню, — и Гаджи жадно схватил протянутые деньги шершавой, в трещинках ладонью, пересчитал их украдкой. — Вовремя ты приехал, садись. У нас тут гужбан конкретный намечается

Гасан снял с седла бурку, не торопясь, расстелил её на земле и с достоинством сел. Охотничье ружьё аккуратно положил рядом собой.

— Давай, рассказывай, что нового? — спросил Халил, кривоногий и грузный горец.

— Да я по-прежнему, — отвечал Гасан просто. — Барашек пасу. Месяц назад в Дербент по делам ездил, а так или дома, или в горах со стадом. Сын помогает.

— А как Ханапи поживает, брат твой? Помню, на его сына свадьбе от души гуляли..

— Он сейчас в Городе Ветров живёт. Дочку младшую замуж выдавать собирается.

— Ва-а-я-я! За кого? — разинув рты, удивились чабаны, — Разве уже засватали?

— Давно уже засватали.

— Да ну?

— Давно же, говорю. — пожал плечами Гасан.

Он наклонил голову, потёр пальцами выпуклый лоб.

— Магомед-Хабиба с нашего селения знаете? Вот за его двоюродного племянника засватали. Я даже сам, отвечаю, не знал до последнего момента. Пока кольцо не надели, в секрете всё держали. Только когда уже его родственники к брату официально сватать пришли, меня тогда позвали.

— И чего, когда свадьба?

— Осенью, брат говорит.

— Продуманные вы., — протянул Гаджи, сощурившись — А ты чего молчал, нам даже не сказал ничего? — и он с упрёком толкнул локтем в грудь Магомед-Расула, сидевшего рядом на корточках.

— Э-э, да я откуда знал? Я у Гасана не спрашивал, а он сам не говорил.

Все зацокали языками, закачали головами с укоризной.

— А у вас тут как? — спросил Гасан, переводя разговор на другое.

— У нас — как всегда. Тоже барашек пасём. Только они болеют что-то в последнее время. У меня за эту неделю три овцы умерло. Слушай, сам не пойму, из-за чего — и Халил недоумённо пожал плечами.

— Птичий грипп, наверное, — усмехнулся Гаджи. — Смотрел тут телек недавно — всё про него говорят. Может, уже и до нас дошёл?

Все засмеялись низкими хриплыми голосами.

Халил в этот момент что-то тихо сказал самому молодому чабану, сидевшему молча на корточках чуть поодаль. Слушая старших, тот беспрестанно моргал своими круглыми, на выкате, глазами и часто сплевывал на землю промеж широко разведённых в стороны острых коленей.

Тот поспешно вскочил на ноги и быстро направился к сваленным неподалёку в кучу вещам, где вперемешку лежали бурки, сумки и заплечные мешки. Он раскрыл один из них и достал оттуда довольно большую простыню из плотной ткани грязно-белого цвета. Расстелив её на земле и прижав по углам камнями, молодой чабан раскрыл другой рюкзак, извлёк несколько бутылок водки и аккуратно их на ней расставил. Гасан сразу же нетерпеливо скосил глаза на выпивку.

— Вот я и говорю, — продолжал Халил тем временем. — За неделю трое барашков умерло. Я вообще-то в их болезнях понимаю. Только вот если бы болели, потом подохли — это одно. А тут — раз, и всё. Внезапно так. Одна за другой. Не могу понять, отчего, — и он в недоумении разводил руками.

Остальные закачали головами, зацокали языками сочувственно.

— А у тебя как, барашки здоровы?

— Здоровы. Тьфу, машалла! — и Гасан по традиции сплюнул в сторону.

Молодой чабан, тем временем, расставил на подстилке два гранёных стакана и шесть глиняных чашек грубой домашней работы. Стеклянная посуда здесь была редкостью.

— Зять из города на днях целый ящик привёз, — поглядев на скатерть, сказал Халил. — Решил вас позвать. Посидим, отдохнём. Зять говорил — хорошая водка.

— Сейчас попробуем.

Гаджи взял одну из бутылок в руки, повертел, поднёс к лицу, потряс.

— Хорошая водка, — протянул он, удовлетворённо поглядев на вспенившиеся пузырьки. — Хорошая..

— Э, раньше как было, — вмешался вдруг Гаджи. — На праздник бузы чуть-чуть выпьешь — и уже пьяницей все тебя считали. Люди, старики смотрели косо, слухи пускали всякие. А вы прикиньте, сколько её надо выпить, чтобы напиться? Она же слабенькая совсем.

Он вынул из кармана перочинный ножик и принялся стругать отломанную от дерева ветвь.

— Раньше, когда молодой ещё был, при коммунистах, то вообще не пил. Отец мой — так только на праздники, и то чуть-чуть.

— Сравнил… Тогда колхоз был — работали все.

— Отвечаю, работали. И жили нормально. Радостные все были, довольные. Такой злобы, зависти, как сейчас пошло — такого между людьми не было. Я водку первый раз в армии попробовал. А теперь не пойму: то ли делать нечего, то ли жить скучно стало. Смотрю, все пить начали.

— Ну, не все. Мы что, пьём, что ли? — вклинился Магомед-Расул.

— Отвечаю, — живо поддакнул Гасан. — Пьют — это когда просто так, каждый день без повода.

— Да я вообще говорю, просто, — отмахнулся Гаджи. — Но, чем при коммунистах, намного же больше пьют, скажи? Молодёжь особенно. Так ведь?

— Это-то да.

— Испорченные люди стали какие-то. Испорченные.

— Это всё из города идёт, — прищёлкнув языком, сказал Халил. — Люди приезжают туда — сразу портятся. В горы когда обратно попадают, то сразу видно — уже не те, как раньше. И скромности нет, и воспитание забыли. Даже пить нормально разучились — просто напиваются как скоты и всё.

Все осуждающе закачали головами, нахмурили брови.

Молодой чабан, сидя на корточках, меж тем деловито резал домашний хлеб и раскладывал по глиняным тарелкам свежие огурцы, зелень, сушёное мясо, крупные ломти сыра.

— Ладно, Гаджи, оставим этот разговор, — заговорил Халил, почёсывая своими узловатыми пальцами с обгрызенными под корень ногтями подбородок. — Мы сегодня отдыхаем, — и, прищурившись с хитрецой, добавил. — И не только пьём-закусываем.