Игорь Малышев - Лис

• Название: Лис
• Автор: Игорь Малышев
• Издательство: СЛОВО
• Жанр: Сказка
• Год: 2003
• ISBN: 5-85050-701-9

Главный герой романа — бесенок, правда, проживающий жизнь почти человеческую: с её весенним узнаванием, сладостью знойного лета и пронзительной нотой осеннего прощания.

«Мне хотелось быть уверенным, что кому-то на земле хорошо, и я написал «Лиса», — говорит Малышев. Его влечет все непознанное, необъяснимое. Из смутных ощущений непонятного, тревожащей близости Тайны и рождался «Лис»… Однажды на отдыхе в деревне услышал рассказ о том, как прибежала домой помертвевшая от страха девчонка — увидела зимой в поле, среди сугробов, расцветший алыми цветами куст шиповника. Рассказала и грохнулась оземь — сознание потеряла. И почему-то запомнился мне этот куст шиповника… а потом вокруг него соткались и лес, и полынья с засасывающей глубиной, и церковка-развалюха, и сам Лис, наконец».

Сочный, свежий язык прозы Малышева завораживает читателя. Кто-то из критиков, прочитав «Лиса» вспоминает Клычкова, кто-то Гоголя…

Одно бесспорно: «Лис» — это книга-явление в литературе, книга, которую стоит читать, о которой стоит говорить и спорить.

---

Хлопал в ладоши и смахивал падавшие на тоненькие веточки снежинки. Потом отпрыгнул от куста и стал бросать в него снег охапками. Тот охватывал ветки толстой шубой, не опадая. Лис еще потанцевал и стал сбивать белые покровы, из-под которых появились зеленые листья и цветы. Снег таял на их кроваво-красных лепестках. Лис пососал уколотый шипом палец и ухнул в снег по макушку. Оттуда донеслось то ли подвывание, то ли песня.

Девочка вышла из метели и увидала сотворенное Лисом чудо. Около него даже метель бушевала чуть слабее. Лицо ее вдруг приняло плачущее выражение, она оглянулась. Вокруг нее стеной стояла пурга. Лис осторожно высунул голову из-под снега, стал с любопытством за ней наблюдать. Она застыла и, закричав, бросилась прочь. Из снега с визгом вылетел бес и, заплетаясь от смеха ногами, помчался следом. Она бежала что есть сил, платок ее съехал набок, с руки упала рукавица. Лис подобрал ее и побежал догонять.

Через сотню шагов девочка без сил упала на руки, задыхаясь, замерла. Лис отсмеялся сидя неподалеку, но радость не проходила. Тогда он лег плашмя на спину, мелко-мелко затрясся и стал уходить под снег. Когда почуял спиной землю, принялся с силой бить по ней пяткой, приговаривая:

— Иди-ка сюда, дружок.

Прошла минута, за ней другая. Девочка так и стояла на четвереньках. Медленно вытащила руку, на пальцах налип снег, они посинели и не сгибались. Она поднесла ее ко рту и, дыша на пальцы теплом, по-щенячьи заплакала.

Вдруг, где-то совсем близко послышалась дурная пьяная песня. Ребенок поднял голову и увидел сквозь метель подъезжающего в санях Кольку Епишкина — пьяницу, горлопана и бабника.

— Дядя Коля, — девочка с трудом поднялась с земли и бросилась к нему. — Дядя Коля, слава те Господи. А я … я заблудилась, — и она, захлебываясь сбитым дыханием и радостью, кинулась к нему на шею, как к родному, продолжая, — тут снег кругом, и вдруг он стоит, как покойник. Цветет, а снег кругом.

Она, смешиваясь в счастье и испуге, устраивалась в санях, а Колька, почти не обращая не нее внимания, орал из заснеженной бороды веселую матерщину.

— Садись. Щас долетим! Видала лошадь какая! Птица. Эх, давай!

Лошадь и вправду была хороша — вороная, сытая, злодейски косила темным глазом. Он взмахнул вожжами и снова заорал песню. Девочка счастливо засмеялась, и они полетели под звон колокольчика. Лис бежал за ними с версту и тоже орал, подпевал Кольке, смеялся вместе с девочкой.

Когда они подъезжали к деревне, бес запустил им вслед потерянной рукавицей, крикнул «эх, давай!» и побежал в другую сторону. Колька высадил девочку у ее дома. Не прощаясь, рванул куда-то по занесенной метелью дороге. Она долго махала ему вслед, потом заметила под ногами варежку, подняла ее и пошла к дому, где горело два окна.

Дома, отогревшись, она вспомнила, что Колька Епишкин две недели назад замерз где-то по пьяни. Его, уже мертвого, привезла домой тощая сивая лошаденка со спутанной гривой по прозвищу Синенький.

Лис часто думал о людях. Он их не понимал, а все непонятное его интересовало: будь это необычный цветок, жалобный крик, неизвестно откуда донесшийся среди ночи, или странные людские разговоры. Он редко их слушал и всегда недоумевал, сколько чепухи болтают люди. Ну как, например, можно говорить о погоде, которая у всех перед глазами? Зачем нужно говорить об урожае, который был десять лет назад? Особенно Лис об этом не думал, но как-то невзначай понял, что эти разговоры — и о ветре, и о прошлогодней воде, просто защита от мира, который вокруг них. Это как дети в холод тянутся друг к дружке, обнимаются и так согреваются. Для них это просто способ почувствовать, что они не одни, что рядом есть еще такие же беззащитные и озябшие. Утешают один другого в своих страхах.

Конечно, у Лиса была Тайна, только ее никто кроме него не видел. Даже Лис никогда не смотрел на нее прямо, лишь украдкой бросал взгляды. Когда он приходил к ней, он был тих и незаметен, как посторонний. Он сам не знал, был ли он в эти мгновения, или ему это только казалось. Когда он стоял перед ней, он не чувствовал себя, как люди не чувствуют окружающий их мир. Он помнил только пустоту вокруг и внутри. Он был клочком тумана, висящим в воздухе, Любой, даже самый слабый ветер мог развеять его без следа. Но там не было ветра. Там было сияние, которое шло со всех сторон. Лис оглядывался, и Тайна обнимала его, опускала прохладные ладони на виски, заглядывала в глаза бездонным и ласковым взглядом, гладила по голове, что-то шептала на ухо. К горлу подкатывал восторг, Лис задыхался от счастья, смеялся вертел головой и снова смеялся.

Такая она была, его Тайна.

Лис никогда не думал о ней, никогда не говорил. Он не знал, его ли это Тайна или у других тоже есть, такая же или другая. Никто и никогда ни у кого не спрашивал об этом, но если бы и спросил, то не получил бы ответа, его бы просто не поняли. Сами его слова, сумей он их высказать, приняли бы за что-нибудь постороннее — за капель, треск сучка, шорох разворачивающихся листьев, запах дыма, плеск рыбы — за все, что угодно, кроме слов.

Однажды летом Лис сидел с Мухомором у костра. Мухомор теперь был большой, ростом с Лиса, и лохматый. Космы до самого пояса, похожие на мох или сухие крапивные стебли. Когда он резко поворачивался, они сухо постукивали. Росли они по всей голове равномерно и закрывали ему глаза, которые светились оттуда углями из травы. Он раздвигал стебли, когда нужно было что-то найти, а найдя, закрывал снова, словно ставни. Только глаза краснели. Ноги его покрывали листья хмеля, из которых торчали похожие на водяные коряги ступни. Когда лешачок шел, раздавался тихий скрип, который почему-то полюбили птицы, и часто можно было видеть, как за Мухомором скачут по земле самые разные птахи — трясогузки, соловьи, пеночки. Скачут вокруг, смотрят на его коряги, наклонив головы, посвистывают в ответ, потом провожают их глазами, забегают вперед и снова смотрят. Он в таких случаях останавливался, вытаскивал из своих косм какого-нибудь жука или гусеницу, бросал птицам и говорил:

— Кыш, перья!

Птицы его не боялись и, отбежав на несколько своих птичьих шагов, возвращались снова. Так продолжалось до следующего полнолуния, когда лешие изменяются.

А вообще Мухомор любил птиц. Знал наперечет все гнезда в лесу, подкармливал птенцов, приговаривая при этом:

— Ешьте, перья, растите. Летать будете. За дождем, за снегом, за солнцем.

Так вот, Лис лежал у костра, положил голову на скрещенные на земле руки и щурил золотые глаза на огонь.

Мухомор походил неподалеку от костра, набрал веток, бросил у огня. Сам устроился на них сверху, совершенно затерявшись в их путанице. Оттуда долго раздавались потрескивания — леший ворочался, устраиваясь поудобнее, потом из треска послышались слова:

— Когда-то очень давно, когда в мире ничего не было, да и мира самого еще не было, а была одна пустота и темнота, по ним бродил Странник. Никто не знает, откуда он шел и куда хотел прийти. Наверное, он никуда не шел и никуда не хотел приходить, он просто бродил, такова была его жизнь, а другой он не хотел. Он шел по пустоте, холодной, как лед, и чистой, как лед, и однажды нашел колодец. Тот стоял посреди пустой Вселенной, очень старый, едва ли не старше самого Странника. Странник подошел к нему, снял с плеча котомку, положил на край сруба и заглянул внутрь. В глубине он увидел воду — холодную и темную, как Вселенная. С ворота спускалась вниз веревка, исчезавшая в непроглядной глубине. Странник потянул за ручку ворота, вытаскивая ведро. Но оно, за время прошедшее с начала времен, ушло глубоко в дно и увязло там. Тогда Странник налег на ворот всем весом и поднял его. Оно пришло полное земли. Он вытряхнул ее вокруг колодца. Так появилась земля. Потом он опустил ведро еще раз и вытащил его полное воды. Вода была мутная от взбаламученной грязи, он вылил ее рядом с колодцем. Так появились реки, моря, озера, океаны. Странник подождал немного, опустил ведро третий раз и поднял небо, солнце, звезды, луну. А поскольку все вокруг него уже было занято, он бросил их вверх. Поглядел, и сам залюбовался делом рук своих. Так ему понравился новорожденный мир, что он решил немного побыть здесь. Он развел костер, достал из узелка еду и стал коротать у огня первую ночь. Когда Странник развязал узелок, из него просыпались семена растений и животных, а потом первый ветер разнес их по миру. Странник спал очень долго и когда проснулся, то не поверил своим глазам. Мир был зелен от травы и деревьев. Он лежал перед ним молодой и мокрый от росы. Всходило солнце. Странник посмотрел на эту невиданную красоту и запел от восторга и счастья. С песней он пошел бродить по миру, и восхищался им день ото дня все больше и больше. Он прошел лесами, степями, морями, подружился со всеми зверями, птицами и рыбами. Когда он ложился спать, красивые птицы обмахивали его лицо крыльями, пушистые лисы укрывали хвостами, высокие звери с длинными шеями приносили вкусные плоды с верхушек деревьев. Все они очень полюбили его.