Абт Л.Э. - Проективная психология

• Название: Проективная психология
• Автор: Абт Л.Э.
• Жанр: Психология

ПРЕДИСЛОВИЕВ конце 30-х — начале 40-х годов XX века проективные методы были особенно популярны и получили широкое распространение. Да и сегодня этот вид тестирования вызывает у психологов особый интерес. Пожалуй, используя именно проективные тесты при работе с людьми, психолог ощущает себя немножечко волшебником, ведь изначально было задумано так, что сталкиваясь с так называемым «неопределенным» стимульным материалом, тестируемый, сам того не ведая, полностью рас­крывает собственное бессознательное, и тестирующему не нужно тра­тить колоссальные усилия, чтобы до него добраться. Так ли все гладко на самом деле — вопрос спорный. На взгляд Оллпорта, например (см. ста­тью «Тенденции в теории мотивации»), здоровый человек, в отличие от невротика или психотика, без всяких проективных тестов может все про себя рассказать, и для этого нет нужды прибегать к проективным сред­ствам — вполне пригодны и непроективные. Мнение, достойное уваже­ния, но далеко не единственное; кое-что по этому вопросу вниматель­ный читатель может обнаружить в данной книге. Именно с этой целью — предложить читателю возможность для осознанного подхода к использо­ванию проективных техник при работе людьми — в книгу был включен небольшой теоретический материал, представляющий к тому же и исто­рический интерес. Ведь проективная психология с самых первых дней своего существования была новаторской и от того — гонимой. Однако она не прервала своего существования и нашла свое место в рабочем арсенале современного психолога.Теоретическое обоснование проективных методик базируется на понятии «проекция» (от лат. projectio — выбрасывание вперед). Суще­ствует разница между психоаналитическим и психодиагностическим по­ниманием этого феномена. В психоанализе проекция — это, в первую очередь, механизм защиты, заключающийся в неосознанном приписы­вании другому неприемлемых для самого себя свойств, качеств, моти­вов, мыслей и чувств. В психодиагностике же проекция (в 1939 г. Л. Франк впервые использовал это понятие для обозначения целого ряда тестов, которое закрепилось и сохранилось по сегодняшний день) понимается как процесс и результат взаимодействия испытуемого с объективно ней­тральным неструктурированным материалом («пятна», «неопределенные ситуации», «тема рисования» и т.п.), в ходе которого осуществляется иден­тификация и собственно проекция, то есть наделение собственными мыслями, чувствами, переживаниями. Таким образом, продукты деятель­ности испытуемого (рисунки, истории и т.д.) несут на себе отпечаток его личности.На пике своей популярности проективные методики потеснили традиционные методы психодиагностики. На наш взгляд, этому способствовали следующие обстоятельства: во-первых, проективные методы стремились к целостному описанию личности, а не к какому-либо от­дельному свойству или перечислению личностных черт. А во-вторых, они представляли большой простор для размышлений самому психологу, который, не ограничиваясь жесткой инструкцией, получал возможность толковать выявленные результаты, ориентируясь на определенную науч­ную школу и собственный опыт.То, что можно отнести к достоинствам проективных методов и что в конечном счете и привело к их широкому распространению, оберну­лось их недостатками. Они не поддаются традиционным процедурам оп­ределения надежности и валидности, что затрудняет их стандартизацию. Этот вопрос может быть предметом отдельного обсуждения и здесь нет необходимости рассматривать его подробно.Мы хотели бы остановиться на следующих моментах. Глобальный подход к оценке личности, характерный для проективных методик (см. первое достоинство), в то же время снижает достоверность получаемой информации. С другой стороны, психолог, работающий с проективными методиками, должен быть весьма искушен, даже можно сказать изощрен в искусстве интерпретации. Не секрет, что преподавателям психологи­ческих факультетов довольно часто приходится сталкиваться с тем, что студенты, не поднаторевшие в работе с проективными тестами, испы­тывают определенные трудности в сведении концов с концами в интер­претации, из-за чего довольно часто их толкования выглядят противоре­чивыми, а то и комичными.Не стоит также забывать и о том, что изначально проективные тесты предназначались для работы с клиническими пациентами, т.е. ори­ентировались на людей с различными психиатрическими заболевания­ми, поэтому инструкции по интерпретации изобилуют клинической тер­минологией. Насколько это напрямую имеет отношение к относительно здоровой личности? Вопрос, который остается открытым. Поэтому на наш взгляд не всегда оправданно интерпретировать «закрытые глаза» в рисунке человека исключительно как тенденцию к вуайеризму, а исто­рии по некоторым картинкам ТАТ как гомосексуальные, садо-мазохист­ские, суицидальные тенденции. То есть такой вид толкования имеет пра­во на существование и он справедлив, но лишь в самых крайних — кли­нических случаях. И не вина создателей указанных техник, что они вклю­чали в руководство по интерпретации к тестам (с целью облегчения пси­ходиагностики) подобные фразы — ведь они работали именно с клини­ческими пациентами и пользовались именно клинической терминологи­ей, хотя и не исключали, что их детища вполне пригодны для работы с нормальными людьми и имеют чисто проективную функцию.Стоит здесь наверняка вспомнить и о том, что проективные мето­дики, скорее предлагаемые ими интерпретации, ориентируются в целом на психоанализ, который при всех своих очевидных достоинствах все-таки лишь одна из существующих концепций личности.Используя базовые понятия того же психоанализа, мы вправе спро­сить: какова степень переноса (проекции) личности психолога в предлагаемую им интерпретацию, можно ли таким образом считать ее с большой долей уверенности объективной? А если выразить это по-другому: что в описании личности будет относиться к самому испытуемому, а что — к личности психолога?Интерпретация большинства проективных методик испытывает влияние не только клинических тенденций и конкретных научных пси­хологических школ (психоанализа, например), но и того социокультур­ного контекста, в котором формировались и научная школа, и методи­ка, то есть то, что волновало общество конкретной страны (США, Анг­лии, Австрии и т.п.) в конкретный исторический период и неизбежно отразилось в процедуре проведения, инструкции и интерпретации про­ективной методики. Прошло более полувека с момента создания проек­тивных методик и за это время конечно же изменились и нормы, и тра­диции детско-родительских, супружеских и межличностных отношений. Изменился язык для описания каких-либо явлений (не говоря уж о спе­циальной терминологии, клинической, психиатрической), многие по­нятия канули в лету вместе с теми предметами или явлениями, которые они обозначали. Подтверждением этому является и тот факт, что, на­пример, предлагаемый стимульный материал (целиком или частично) «не опознается» испытуемым, т.к. с тем, что на нем представлено, он в своей жизни просто-напросто никогда не сталкивался, или он обознача­ется понятием, не вписывающимся в интерпретацию, что конечно же и затрудняет толкование, и делает его путаным. Отметим к тому же, что то, что волнует среднестатистического американца, может совершенно игнорироваться англичанином, русским или немцем — возможно, са­мая актуальная для проективной, да и психодиагностики в целом, про­блема кросс-культурных различий.Сказанное выше не умаляет достоинств проективных методик. Ов­ладение ими и их использование по прежнему целесообразно, материал, который они выявляют, действительно ценен и богат. Кроме этого нельзя забывать, что проективные техники чаще всего использовались клини­цистами и другими специалистами как часть сложного терапевтического процесса — подчеркнем здесь, что в проективные тесты заложен громад­ный терапевтический потенциал, который только нужно уметь исполь­зовать, — и об этом читатель тоже найдет информацию на страницах данной книги (особо хотелось бы обратить внимание на мало известную любопытную методику «Рисование пальцами»). Поэтому ее публикацию мы считаем необходимой, т.к. она не только значительно расширяет пред­ставление отечественных психологов о существующих методиках (здесь описаны как широко известные у нас тесты, так и не слишком, а то и просто до сих пор неизвестные), но и предлагает новую стратегию к их применению, а именно — стратегию ответственности и осознанности с установкой на углубленное познание этого направления психодиагнос­тики.При составлении книги преследовалось несколько целей; утолить хоть как-то существующий информационный голод в отношении этой сферы психодиагностики; дать представление о теоретическом обосновании данного типа методологии; ознакомить читателя с богатым миром проективного тестирования (мало кто из психологов у нас отдает себе отчет в том, что проективных тестов создано превеликое множество, и по сей день продолжают возникать все новые и новые). В связи с послед­ним отметим, что одна книга вряд ли вместила бы в себе, во-первых, описание всех существующих проективных тестов — да это и невозмож­но, во-вторых, подробное изложение процедур проведения, стимульного материала и руководства по интерпретации всех представленных в ней техник. Поэтому наиболее подробно здесь освещены только те тесты, которым посвящены отдельные статьи, описание остальных имеет озна­комительно-аналитический характер. Надеемся, что поставленные цели достигнуты, и читатель найдет для себя данное издание достаточно по­лезным.Мы бы хотели еще раз подчеркнуть, что проективный тест — это очень утонченная и в тоже время весьма сложная в эксплуатация техни­ка, требующая тщательного ознакомления и совершенного овладения ее приемами. С учетом вышесказанного применение методов данного типа на практике должно быть весьма осторожным, обоснованным и под­крепляться другими, более надежными и достоверными процедурами (изучение истории развития человека, наблюдение, беседа, другие тес­ты), т.к. это лишь качественная клиническая процедура исследования сложного и многостороннего феномена — психологии личности.Рыбина Е. В., канд. психол. наук.Часть 1TEOPETИЧECKИE ОСНОВЫпроективной психологииЛеопольд БеллакО ПРОБЛЕМАХ КОНЦЕПЦИИ ПРОЕКЦИИТЕОРИЯ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯВВЕДЕНИЕПроекция — термин, использующийся очень часто в сегодняш­ней клинической, динамической и социальной психологии. Франк по­лагает, что проективные методы являются типичной современной об­щей тенденцией динамического и целостного подхода в современной психологии, так же как и в естественных науках. В контексте своей ста­тьи он приравнивает проективную методику к спектральному анализу в физике.Термин «проекция» был введен Фрейдом еще в 1894 году в статье «Невроз страха», где он писал: «Психика развивает невроз страха, когда чувствует себя неполноценной по отношению к задаче управления note 1 возбуждением, возникающим эндогенно. То есть она действует так, как если бы проецировала это возбуждение во внешний мир».В 1896 году в статье «О защитных нейропсихозах», работая дальше над проекцией, Фрейд более точно сформулировал, что проекция явля­ется процессом приписывания собственных влечений, чувств и устано­вок другим людям или внешнему миру, в качестве защитного механизма позволяющим не осознавать таких «нежелательных» явлений в самом себе. Дальнейшее уточнение понятия в этой работе было сделано при описа­нии случая Шребера в связи с паранойей. Говоря вкратце, параноик об­ладает несомненными гомосексуальными тенденциями, которые он пре­образовывает под давлением своего суперэго из «Я его люблю» в «Я его ненавижу», так происходит формирование реакции. Эту ненависть он затем проецирует или приписывает бывшему объекту своей любви, став­шему преследователем. Приписывание ненависти предполагается, по­скольку суперэго препятствует выходу в сознание и признанию ненави­сти и поскольку с внешней опасностью легче справляться, нежели с внутренней. Говоря более определенно, суперэго препятствует выраже­нию ненависти, поскольку морально не одобряет ее.Хели (Healy), Броннер (Bronner) и Бауэре (Bowers) подобным образом определяют проекцию, как «защитный процесс, подвластный принципу удовольствия, посредством которого эго полагается впредь на бессознательные желания и идеи внешнего мира, которые, если бы им разрешили проникнуть в сознание, были бы мучительны для эго».Несмотря на то, что проекция, таким образом, была порождена психозами и неврозами, Фрейд позднее применял ее к другим формамповедения; к примеру, как главный механизм при формировании рели­гиозных убеждений, как изложено в «Будущем одной иллюзии» и «То­тем и табу». Даже в этом культурном контексте проекция по-прежнему рассматривалась как защитный процесс против тревожности. Хотя Фрейд первоначально считал вытеснение единственным защитным механизмом, в настоящее время в психоаналитической литературе говорят, по край­ней мере, о десяти механизмах. Несмотря на то, что за проекцией закре­пился статус одного из наиболее важных защитных процессов, над ней велась относительно слабая работа. Сире (Sears) пишет в связи с этим: «Проекция, видимо, является самым неадекватно определенным терми­ном во всей психоаналитической теории». Вместе с тем имеется большой перечень работ по проекции, особенно клинико-психоаналитических и некоторых теоретических.Широчайшее использование термин «проекция» получил в обла­сти клинической психологии в связи с так называемыми проективны­ми техниками. В их числе тест Роршаха, Тест Тематической Апперцеп­ции, Сонди, тест «Завершение предложений», а также множество дру­гих методик. Основное требование при использовании этих тестов зак­лючается в предъявлении испытуемому нескольких неоднозначных сти­мулов с последующим предложением прореагировать на них. Посред­ством этого допускается, что субъект проецирует собственные потреб­ности и прессы, и что должно проявляться как реакция на неоднознач­ные стимулы.Определение проекции, сформулированное выше, хорошо подхо­дило под наши замыслы, пока не возник решающий момент в связи с попытками экспериментального исследования феномена, о которых со­общается в других источниках. $о время первого эксперимента было выз­вано несколько испытуемых, и им предъявляли картинки Теста Темати­ческой Апперцепции при управляемых обстоятельствах. Во втором экс­перименте испытуемые получали постгипнотический приказ во время рассказа по картинкам почувствовать агрессию (без прямого осознания этого). В обоих случаях поведение испытуемых соответствовало-гипотезе проекции, продуцируя значительное повышение агрессии по сравнению с реакциями на картинки без принудительно внушенного перед этим чувства агрессии. Подобным образом, когда испытуемых под гипнозом заставляли ощущать чрезвычайную подавленность и печаль, обнаружи­ли, что они проецировали эти настроения на свои рассказы. До этого момента не было нужды изменять концепцию проекции как приписыва­ния внешнему миру отношений, неприемлемых для эго.Однако когда опыт был изменен настолько, что испытуемому да­вали постгипнотическую установку почувствовать необычайную радость, оказалось, что душевный подъем тоже проецируется в рассказы по кар­тинкам Теста Тематической Апперцепции. С этого момента я стал ду­мать, что такой феномен, вероятно, нельзя отнести к проекции как за­щитному механизму, поскольку, очевидно, не было особой необходи­мости защищать эго от «разрушительного» воздействия радости. Такой случай можно предположить, к примеру, когда радость неуместна, как при смерти человека, к которому испытываются противоречивые чув­ства. Однако в эксперименте не было этого случая. Таким образом, по­требовались дальнейшее исследование концепции феномена проекции и перепроверка лежащих в его основании процессов.Как это часто бывает, при внимательном перечитывании Фрейда было обнаружено (согласно ссылке доктора Эрнста Криса), что Фрейд предвидел нашу сегодняшнюю линию рассуждений. В книге «Тотем и табу» он писал:«Однако проекция не создана специально с целью защиты, она также принимает участие и в бесконфликтном бытие. Проекция внутрен­них перцепций вовне является примитивным механизмом, который, к примеру, воздействует также на наше восприятие чувственного опыта, и поэтому, как правило, принимает весьма активное участие при формиро­вании нашего внешнего мира. При все еще недостаточно определенных обстоятельствах даже внутренние перцепции мыслительных и эмоциональ­ных процессов проецируются наружу, подобно восприятиям ощущений, и используются при формировании внешнего мира, в то время как долж­ны оставаться внутри».И далее:«То, что мы подобно первобытным людям проецируем во внешнюю реальность, вряд ли может быть чем-то еще, кроме признания состояния, в котором данное явление имеет место для мувсдв и сознания, рядом с которым существует другое состояние, где оно скрыто, но может появиться вновь, то есть сосуществование восприятия и памяти, или, обобщая, су­ществование бессознательного психического процесса рядом с сознатель­ным».Я считаю, что эта мысль Фрейда, не подвергшаяся дальнейшему усовершенствованию или не выраженная систематически где-то еще, и высказанная без изощренности современной семантики, содержит все необходимое для последовательной теории проекции и общего вос­приятия.Главное предположение Фрейда заключается в том, что воспоми­нания о перцептах влияют на восприятие актуальных стимулов. Толкова­ние Теста Тематической Апперцепции фактически основано на таком предположении. Я полагаю, что восприятие субъектом в прошлом своего отца влияет на его перцепцию фигур отца в картинках ТАТ и что оно составляет валидный и надежный шаблон его повседневных восприятий фигуры отца. Клинический опыт, так же как и экспериментальное ис­следование, подтвердили это мнение. Мои собственные эксперименты показали, что поведение экспериментатора может выявить чувства, ко­торые первоначально, вероятно, имели отношение к фигуре отца. Хотя эти отношения имели доказуемое, но временное всеохватывающее вли­яние на восприятие стимулов, индивидуальные различия сохранялись в соответствии с генетически обусловленной структурой личности.В таком случае возникает ощущение, что перцептивные воспоми­нания воздействуют на восприятие актуальных стимулов, и не только ради узко обозначенных целей защиты, как утверждается в первоначаль-ном определении проекции. Мы вынуждены признать, что все сегодняш­нее восприятие обусловлено прошлыми впечатлениями и что действи­тельно характер перцепций и их взаимодействие друг с другом составля­ют сферу психологии личности1.Необходимо описать сущность этих перцептивных процессов и позд­нее попытаться сформулировать психоаналитическую психологию лич­ности, основанную на этих концепциях.АППЕРЦЕПЦИЯ И АППЕРЦЕПТИВНОЕ ИСКАЖЕНИЕИспользование термина «проекция» для общих перцептивных про­цессов, описанных выше, кажется не совсем подходящим с точки зре­ния истории понятия и его сегодняшних клинических применений. К тому же, «перцепция» настолько очевидно связана с системой психоло­гии, не имевшей отношения к личности в целом, что я не решаюсь даль­ше использовать ее в контексте динамической психологии. Несмотря на то, что терминология, конечно же, не является здесь вопросом перво­степенной важности, я предлагаю впредь употреблять термин «аппер­цепция»2. Я определяю апперцепцию как значимую (в динамическом смыс­ле) интерпретацию организмом воспринятого. Это определение и упот­ребление термина «апперцепция» позволяет нам предположить, исклю­чительно для цели рабочей гипотезы, возможное существование гипоте­тического процесса неинтерпретированного восприятия, и что каждая субъективная интерпретация составляет динамически значимое аппер­цептивное искажение. Взамен мы можем также операционально создать состояние почти чистого когнитивно «объективного» восприятия, в ко­тором большинство субъектов единодушны в точном определении сти­мула. К примеру, большинство субъектов сходятся во мнении, что кар­тинка № 1 в ТАТ изображает мальчика, играющего на скрипке. Таким образом, мы можем определить это восприятие как норму и сказать, что каждый, кто, например, описывает картинку как мальчика у озера (как делал один пациент с шизофренией), апперцептивно искажает^стимуль-ную ситуацию. Однако если мы позволим нашим испытуемым продол­жить описание стимульного материала, то окажется, что каждый интер­претирует его по-разному; к примеру, счастливый мальчик, печальный мальчик, честолюбивый мальчик, мальчик, понуждаемый своими роди-1 Эта теория в ее самых широких смыслах — а именно, что восприятие субъектив-но и является основной величиной психологии, — конечно же, началась не с Фрейда. «Nibil esl in intellcclu quid поп anfea fueril in sensibus» Юма практически можно считать перцептивной теорией личности. Подобным образом философский идеализм, такой как «Мир как воля и представление» Шопенгауэра и трансцендентальное состояние Канта, представляет ту же позицию.3Я предпочитаю следующее определение (из К. П. Хербарта (С. P. Herbart): «Psychologic als Wissenschafl», ч. 3, разд. I, гл. 5, с. 15, процитировано Дагобертом Д. Рунсом (Dagobert D. Runes) (ред.): «Dictionary of Philosophy»): «Апперцепция (от лат. ad — добавочная, percipere — воспринимать) в психологии: процесс, посредством которого новый опыт ассимилируется и преобразовывается остатком прошлого опыта индивидуума в форми­рование нового целого. Остаток прошлого опыта называется апперцептивной массой».телями. Следовательно, мы должны сказать, что исключительно когни­тивное восприятие остается гипотезой и что каждая личность искажает апперцептивно, отличается лишь степень искажений.Совершенно ясно, что в клиническом использовании ТАТ мы имеем дело с апперцептивными искажениями разной степени. Субъект обычно не осознает субъективного значения рассказываемой им истории. В кли­нической практике оказалось, что если просто попросить субъекта про­честь его собственный, напечатанный на машинке рассказ, то это часто удаляет его на достаточное расстояние от ситуации восприятия того, что масса аспектов напечатанного относится к нему самому. Тем не менее только после интенсивной психотерапии он может видеть более скрытые влечения. И даже после этого он, возможно, никогда не «увидит» наиме­нее приемлемое из своих субъективных искажений, присутствие которых единодушно признает любой независимый наблюдатель. В таком случае допустимо ввести несколько терминов апперцептивного искажения раз­личной степени с целью идентификации и связи1.ФОРМЫ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯПроекция. Предполагается, что термин «проекция» предназначен для наибольшей степени апперцептивного искажения. Его противопо­ложным полюсом гипотетически было бы абсолютно объективное вос­приятие. Проекция была изображена первоначально в клиническом пси­хоанализе как свойственная определенным защитным реакциям в целом и невротическим психозам в частности, а также некоторым «нормаль­ным» процессам созревания. Мы можем сказать, что в случае истинной проекции мы имеем дело с приписыванием чувств и отношений, не только остающихся бессознательными в целях защиты, но и являющих­ся неприемлемыми для эго и, следовательно, приписываемых объектам внешнего мира. Можно также добавить, что они не могут стать созна­тельными, кроме как с помощью особых длительных терапевтических процедур. Это понятие охватывает феномен, наблюдаемый при паранойе, который можно, по существу, сформулировать как изменение бессозна­тельного «Я его люблю» на сознательное «Он меня ненавидит». Истинная проекция в этом случае является на самом деле очень сложным процес­сом, возможно, включающим следующие четыре ступени:а) «Я его люблю» (гомосексуальный объект) — неприемлемое вле­чение ид;б) формирование реакции — «Я его ненавижу»;в) агрессивность, также неприемлемая и подавляемая;г) в результате перцепт изменяется на «Он меня ненавидит». Лишь последний этап обычно достигает сознания.Я предлагаю назвать этот процесс обратной проекцией в противо­положность простой проекции, обсуждаемой ниже. Первый этап процес-1 Необходимо понимать необязательность чистых форм различных апперцептив­ных искажений, обычно они вполне могут сосуществовать друг с другом.са обычно включает в себя действие другого защитного механизма фор­мирования реакции. Здесь достаточно будет сказать, что в случае пара­нойи «Я его ненавижу» одобряется, тогда как «Я его люблю» (в гомосек­суальном смысле) осуждается социально, и было рано опознано им в отношении к своему отцу как опасный импульс. Следовательно, в этом случае «Я его ненавижу» гасит и заменяет любовное чувство. Таким обра­зом, в обратной проекции мы фактически имеем дело в первую очередь с процессом формирования реакции, а затем с апперцептивным иска­жением, которое заканчивается приписыванием субъективного отноше­ния внешнему миру, как простая проекция.Простая проекция. Она совсем не обязательно имеет клиническое значение. Это частое повседневное явление хорошо изображено в следу­ющей шутке:«Джо Смит хочет взять на время у Джима Джонса газонокосилку. Гуляя по своей лужайке, он думает, как будет просить ее у Джонса. Но ему приходит в голову мысль: «Джонс скажет, что когда я в последний раз брал у него какую-то вещь, то пернул ее грязной». Затем Джо отвеча­ет ему в своем воображении, что вещь была в таком состоянии, в каком он ее получил. Джонс в воображаемой беседе говорит, что Джо, может повредить ему изгородь, когда будет переносить через нее косилку. Тогда Джо отвечает… И в таком духе воображаемый спор продолжается. Когда Джо в конце концов подходит к дому Джима, тот стоит на крыльце и приветливо говорит: «Привет, Джо, чем обязан твоему приходу?». На что Джо сердито отвечает: «Можешь оставить себе свою чертову газоно­косилку!».В результате анализа эта история приобретает следующий смысл. Джо хочет что-то взять, но вспоминает предыдущий отказ. Он усвоил (от родителей, братьев и сестер и т.д.), что на просьбу можно не получить согласия. Из-за этого он злится. Далее он воспринимает Джима как разоз­лившегося на него, и его ответ на воображаемую агрессию звучит так: «Я ненавижу Джима, поскольку Джим ненавидит меня».Более детально этот процесс можно рассмотреть следующим обра­зом: Джо что-то хочет от Дж^ма. Это вызывает образ просьбы, направ­ленной к другому сверстнику, например, к его брату, представляюще­муся завистливым, который раздраженно отказал бы в такой ситуации. Таким образом, просто мог происходить процесс апперцептивного ис­кажения образа Джима перцептивным воспоминанием о брате, случай неадекватного переноса научения. Позже я попытаюсь объяснить, поче­му Джо не переучится, если реальность докажет ошибочность его перво­начальной концепции. Установлен эмпирический факт, что подобное не­вротическое поведение, как правило, не изменяется, если не испытает воздействия психотерапии.Джо отличается от параноика не только меньшим упорством, с которым он остается верен своим проекциям, но также меньшей часто­той и меньшей исключительностью, а также меньшей степенью недо­статка осознания или невозможности осознать, каким явно субъектив­ным и «абсурдным» является искажение.Несомненно, нередко происходит следующий процесс. Человек, опоздав на работу в понедельник утром, убежден, хотя и ошибочно, что из-за этого проверяющий смотрит на него сердито. Об этом говорят как о «сознании вины»; то есть он ведет себя, как если бы проверяющий знал об опоздании, когда на самом деле он может и не знать этого. Значит служащий воспринимает ожидаемый в такой ситуации гнев управляю­щего. Это поведение можно, кроме того, понять как простое (ассоциа­тивное) искажение посредством переноса научения, или, в более слож­ных ситуациях, как влияние прежних образов на настоящие.Сенсибилизация. Если мы Модифицируем вышеописанный случай опоздания субъекта на работу к такой ситуации, в которой управляю­щий чувствует лишь легкое раздражение к опоздавшему, мы можем на­блюдать новый феномен. Некоторые субъекты могут вовсе не замечать гнева или не реагировать на него, в то время как другие видят и реагиру­ют. В последнем случае мы обнаружим, что это субъекты, склонные вос­принимать раздражение, даже когда его объективно не существует. Это хорошо известный клинический факт, о котором говорят как о «сензи-тивности» невротиков. Вместо создания объективно не существующего перцепта, мы теперь имеем дело с более чувствительным восприятием существующих стимулов^. Гипотеза сенсибилизации означает, что объект, соответствующий сформированному ранее паттерну, воспринимается с большей легкостью, чем тот, который ему не соответствует. Широко рас­пространен, к примеру, факт перцептивных проблем чтения, когда ра­нее известные слова намного легче воспринимаются через произноше­ние, чем написание.Сенсибилизация, я полагаю, является также процессом, имевшим место в эксперименте Левайна,Чейна и Мерфи (Levine, Chaneand Murphy). Когда эти экспериментаторы вначале лишили пиши нескольких испытуе­мых, а затем мимолетно показали им картинки, на которых среди прочего были изображены продукты, они обнаружили два процесса: а) будучи голодными, субъекты видели еду в мелькающих картинках, даже если ее там не было и б) субъекты чащ* правильно воспринимали настоящие картинки с продуктами, когда были голодны.По-видимому, в таком состоянии депривации возрастает эффек­тивность эго при распознавании объектов, способных ее устранить, а также простая компенсаторная фантазия осуществления желания, кото­рую авторы называют аутистическим восприятием. Таким образом, орга­низм оснащен как для адаптации к реальности, так и для заместительно­го удовлетворения там, где нет настоящего удовлетворения. В действи­тельности это возрастание эффективности функции эго в ответ на кри­тическое положение — более точное восприятие еды в состоянии голода. Я думаю, процесс этот можно также включить в наше понятие сенсиби­лизации, поскольку образы еды вызываются в памяти голодом и реаль­ные пищевые раздражители воспринимаются с большей легкостью.Очень похожий процесс был описан Эдуарде Вейссом (Edoardo Weiss) как объек-тивация,Эксперимент Брунера и Постмена (bruner ana rosrmanj также, ни-видимому, строился на аналогичном принципе. Авторы просили своих испытуемых подобрать по размеру изменяющееся круглое пятно света к круглому диску, удерживаемому в ладони. Перцептивные суждении де­лались под влиянием различных степеней шока и в течение периода вос­становления. Разница в заключениях во время шока не была ярко выра­женной. Однако в послешоковый период отклонения воспринимаемого размера от действительного стали очень заметны. Авторы в порядке экс­перимента предложили теорию избирательной бдительности. Согласно этой теории организм обладает наилучшей способностью к различению в условиях стресса. Однако когда напряжение снимается, преобладает экспансивность и как следствие большая вероятность ошибок. Можно дополнительно предположить, что непосредственным результатом на­пряжения является большее осознание образа в памяти, и это позволяет строить более точные суждения о равенстве размеров перцептивного об­раза диска и пятна света.Представляет ли аутистическое восприятие, восприятие желае­мых предметов еды в состоянии голода среди стимульного материала, объективно не изображающего предметов еды, форму простой проек­ции, или это процесс другого рода, зависит скорее от более тонких моментов. Сэнфорд (Sanford) и Левайн, Чейн, и Мерфи продемонстри­ровали этот процесс экспериментально. Мы можем сказать, что возра­стающая потребность в пище ведет к припоминанию образов еды и что эти перцептивные воспоминания апперцептивно искажают любой при­сутствующий перцепт. Единственный аргумент, который я могу выдви­нуть в пользу отличия от простой проекции — это то, что здесь мы имеем дело с простыми базо'выми драйвами, ведущими, скорее, к про­стым удовлетворяющим искажениям, нежели к более сложным ситуа­циям, возможным в простой проекции.Понятие механизма пылинки-бревна Ичхайзера (Ichheiser) можно также отнести к концепции сенсибилизации. Ичхайзер предлагает отно­сить механизм пылинки-бревна к случаям такого искажения социально­го восприятия, когда кто-то изАишне уверен в существовании нежела­тельной черты у низших слоев, хотя в то же время не осознает этой черты в самом себе. Другими словами, мы можем сказать, что существует сенсибилизация сознания (сосуществование с неосознанностью процес­са самого по себе и своей черты как свойственное любому защитному механизму), обязанная собственной бессознательно действующей изби­рательности человека и апперцептивному искажению.Экстернализация. Обратная проекция, простая проекция и сен­сибилизация являются процессами, которые субъект обычно не осоз­нает, и, таким образом, на них, естественно, меньше ссылается. Соот­ветственно трудно заставить кого-либо осознать процессы в самом себе. С другой стороны, любой клиницист может привести из своего опыта пример субъекта, рассказывающего ему об одной из картинок ТАТ сле­дующее: «Это мама, заглядывающая в комнату, чтобы посмотреть, сде­лал ли Джонни домашнюю работу, и она бранит его за его медлитель-ность». Позже, просматривая запись своих рассказов, субъект может спонтанно заметить: «Полагаю, что это на самом деле происходило со мной и с моей мамой, хотя я не понимал этого, когда рассказывал вам историю».На психоаналитическом языке процесс рассказывания можно на­звать предсознательным; пока он происходил, он не был сознательным, но его легко можно было сделать таким. Это означает, что мы имеем дело с несколько подавляемым паттерном образов, обладавшим организую­щим эффектом, который легко можно вспомнить. Для такого феномена предлагается термин «экстернализация», главным образом для облегче­ния клинического описания часто происходящего процесса.Чисто когнитивное восприятие и другие аспекты цепочки «стимул-реакция». Чистое восприятие является гипотетическим процессом, с ко­торым мы соразмеряем апперцептивное искажение субъективного типа, либо это субъективное операционно-определяемое согласование в отно­шении смысла стимула, с которым сравниваются другие толкования. Оно дает нам конечную точку континуума, все реакции на который варьиру­ются. Ввиду того что поведение рассматривается по общему согласию с точки зрения рациональности и соответствия данной ситуации, мы мо­жем говорить об адаптивном поведении к «объективному» стимулу, как обсуждается ниже.В моих более ранних экспериментах обнаружилось, что агрессию можно индуцировать в субъектах и что эта агрессия «проецируется» в рассказы в соответствии с гипотезой проекции. Далее в обычных усло­виях агрессивная реакция на определенные картинки обнаруживалась чаще, даже если экспериментатор ничего не предпринимал, а лишь просил рассказать об изображении. Оказалось также, что картинки, внушающие самим своим содержанием агрессию, намного быстрее вызывали проекцию агрессии, чем другие, более нейтральные в этом отношении.Считается, что первый факт — то, что картинка, изображающая, к примеру, съежившуюся фигуру и пистолет, вызывает большее число рассказов об агрессии, чем картинка с мирной деревенской сценой, –не более чем ожидание от человека здравомыслия. На психологическом языке можно сказать, что реакция отчасти является функцией стимула. В отношении апперцептивной психологии это означает, что большинство субъектов единодушны в какой-либо основной апперцепции стимула и что это единодушие операционально определяет «объективную» сущность стимула. Поведение, соответствующее этим «объективным» аспектам ре­альности стимула, названо Гордоном В. Оллпортом адаптивным поведе­нием. В карточке № 1 в ТАТ, к примеру, субъект адаптируется к факту, что картинка изображает скрипку.Можно перечислить ряд принципов:а) степень адаптивного поведения изменяется обратно пропорцио­нально степени точности при определении раздражителя. Относитель­ная неопределенность картинок ТАТ и чернильных пятен теста Роршаха является умышленной, чтобы вызвать как можно больше апперцептивноискаженных реакций. Если, например, предъявляется одна из картинок теста Стэнфорда—Бине, изображающая войну белого человека с индей­цами, ситуация достаточно хорошо определена, чтобы вызвать одинако­вую реакцию у большинства детей в возрасте от десяти до двенадцати лет;б) точная степень адаптации обусловлена также Aufgabe, или уста­новкой. Если субъекта просят описать картинку, то это в большей мере адаптивное поведение, чем если бы он должен был рассказать по ней историю. В последнем случае он склонен игнорировать многие объектив­ные аспекты стимула. Когда звучит сирена воздушной тревоги, поведе­ние субъекта, которому знакомы воздушные налеты, звук сирены и ко­торый знает, что делать в подобных ситуациях, по всей вероятности, будет сильно отличаться от поведения субъекта, не понимающего смыс­ла этого звука и способного истолковать его, начиная от провозглаше­ния судного дня и кончая объявлением забастовки, и ведущего себя со­ответствующим образом;в) характер воспринимающего организма также определяет соот­ношение адаптивного и проективного поведения, как говорилось ранее. Эксперимент Левайна, Чейна и Мерфи продемонстрировал сенсибили­зацию, и мы обнаружили, что люди производят апперцептивное иска­жение различной степени. Даже один и тот же человек, едва проснув­шись, может реагировать на раздражитель совершенно иначе, чем в со­стоянии бодрствования.Другие аспекты продукции субъекта — к примеру, в реакциях на картинки ТАТ – – в более простой форме обсуждались в моей ранней работе. Там я обращался к тому, что Оллпорт назвал «экспрессивным поведением».Под «экспрессивными аспектами» поведения мы подразумеваем, что если ряд художников поставить в аналогичные условия, нельзя ожидать от них одинаковых творческих произведений. Индивидуальные различия выражались бы в том, как художники наносят мазки кистью или делают движения резцом; были бы различия в предпочтении красок, а также в расположении и распределении пространства. Другими словами, опреде­ленные, преимущественно мионейронные особенности, как их называет Мира, определяли бы черты их творений.Характер экспрессивного поведения отличается как от адаптации, так и от апперцептивного искажения. При условии фиксированного со­отношения адаптации и апперцептивного искажения в реакции суб/ьек-тов на каждую из картинок Стэнфорда-Бине люди могут расходиться в своих стилях и организации. Один пользуется длинными предложениями с множеством прилагательных; другой выражается кратко, содержатель­ными фразами в строго логической последовательности. Если индивиды записывают ответы, они различаются размером промежутков между сло­вами. Речь имеет разницу в скорости, высоте тона, громкости. Все это индивидуальные особенности скорее устойчивого характера каждого че­ловека. Подобным образом скульптор ваяет точно и в мелких подробно­стях либо выбирает более абстрактную форму. Художник располагаетпредметы симметрично либо от центра. И, кроме того, в ответ на сигнал воздушной тревоги можно бежать, припасть к земле, вздрагивать, идти, говорить — и совершать каждое из этих действий в своей собственной типичной манере.Если в таком случае адаптация и апперцептивное искажение опре­деляют, что делает человек, а внешняя экспрессия обусловливает то, как он это делает, излишне подчеркивать, что всегда выясняют, как человек делает то, что он делает. Адаптивное, апперцептивное и экс­прессивное поведение всегда сосуществуют.В случае с произведением искусства, например, соотношение адап­тивного и апперцептивного материала и экспрессивных особенностей несомненно изменяется от художника к художнику и в определенной степени от одного произведения к другому одного автора. Подобным об­разом экспрессивное поведение влияет на продукцию ТАТ, отвечая за индивидуальные различия в стиле, структуре предложения, соотноше­нии глагол—существительное и других внешних особенностях. Экспрес­сивные черты Обнаруживают, как человек делает что-либо; адаптация и апперцептивное искажение указывают на то, что делает человек.ПОПЫТКА ИНТЕГРАЦИИ ПОНЯТИЯ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯ И ОСНОВНЫХ КОНЦЕПЦИЙ ПСИХОАНАЛИЗААпперцептивная психология вместе со своими клиническими ин­струментами – это дети психоанализа и теоретической клинической психологии (в частности, динамических теорий гештальт-психологии, касающейся научения и восприятия). Тем не менее к сожалению суще­ствовал недостаток интеграции двух методов подхода и понимания меж­ду выразителями психоаналитической и неаналитической психологии. Последний труд доктора Абта (Abt) представляет системное обсуждение апперцептивного искажения (проективная психология) в разрезе совре­менной неаналитической психологии. Здесь я хочу показать, что базовые психоаналитические понятия могут утверждаться в экспериментально проверяемой форме, как проблемы изучения теории, и в особенности апперцептивного искажения.Я полагаю, что подобное переформулирование важно, поскольку клинический психолог, использующий проективные методики, часто считает необходимым задействовать психоаналитический подход и де­лает это с излишними опасениями и недостаточной определенностью. В то же время клиническому психологу не так уж редко приходится ле­чить пациента, которого он тестировал. Проективное тестирование и планирование психотерапии тесно взаимосвязаны, как описано даль­ше в статье, посвященной Тесту Тематической Апперцепции. Исходя из этой идеи далее будут рассматриваться проблемы психотерапии и некоторые специфические динамические проблемы в связи с аппер­цепцией.На наш взгляд, провомерно говорить, что психоанализ является теорией научения, имеющей особое отношение к жизненной истории приобретения перцептов, их закономерному взаимодействию и влиянию на восприятие более поздних стимулов. Эта формулировка представляет собой в настоящее время рудиментарную попытку и предназначена про­сто для установления общей структуры отношения к теории апперцеп­ции, выдвинутой ранее. Системное переформулирование всех психоана­литических доктрин и экспериментальное подтверждение должны ос­таться на будущее1.Учение о перцептах излагается преимущественно в терминах тео­рии либидо, главным образом в серии генетических утверждений, каса­ющихся личности. Ядерную концепцию составляет сложная констелля­ция эдипова треугольника и его участь. Закономерное взаимодействие перцептов и их припоминаний скрытым образом присутствует там, где Фрейд обычно говорит о парапраксиях, симптоматике и формировании характера. Влияние прежних перцептов на существующую апперцепцию подразумевается в понятии защитного механизма и в генетическом тол­ковании существующего поведения.В этом свете теорию либидо можно рассматривать как включенные утверждения, касающиеся истории восприятия орального, анального и полового стимулов, и реакции на них значимых взрослых (родительских фигур). Поскольку психоанализ развивался как клиническая эмпиричес­кая наука, в которой истоки методологии проявляются только теперь, нет различий, лежащих в основе гипотезы научения и действительных результатов. Он описывает воздействие ранней оральной фрустрации индивида, не утверждая, что идея эффекта края согласуется с допуще­нием важности раннего опыта. Он не исследует системно в терминах на­грады и наказания влияние материнской реакции на процесс приучения к горшку, но тем не менее имеет дело с эффектом, который материн­ский образ будет производить на последующее восприятие индивида соб­ственных телесных функций. То есть перцептивный образ матери будет оказывать определяющее воздействие на последующие восприятия. Идею, что «ребенок идентифицируется с матерью», можно считать фактом того, что ребенок воспринимает мать и сохраняет память этого перцепта. Ребе­нок обучается связывать удовольствие или избегание эмоциональной ане­стезии с материнским перцептом. Так происходит научение поведению, соответствующему требованиям матери, которое позволяет избежать эмо­циональной анестезии, возникающей из неорганической реальности (ре­бенок может обжечься) или из материнского неодобрения, которое мо­жет принять форму лишения любви или настоящего физически болез­ненного наказания. Перцептивная память о матери становится направля­ющим образом, мотивированным желанием избежать эмоциональной ане­стезии, оказывающей избирательное влияние на поведение; она стано­вится частью системы «я» ребенка, или на языке Фрейда — эго-идеалом.1 Это не означает еще одно неофрейдистское усилие; скорее, попытку методоло­гически усовершенствовать учение Фрейда.На самом деле, конечно, не существует единственного перцепта матери, есть целая система перцептов, как уже указывал Поль Шилдер. Есть мать дающая, мать берущая,-мать моющая, мать играющая и т.д. Перцепт матери различается с возрастом ребенка, и один перцепт накладывается на другой. Таким образом, перцепт матери, скажем, в возрасте ребенка четырнадцати лет является конечным результатом всех перцептов матери к этому времени. Эта смесь в соответствии с понятиями гештальт-психо­логии будет больше, чем сумма всех перцептов. Она будет иметь свою собственную конфигурацию.Психоанализ, можно сказать, особенно интересовался избиратель­ной судьбой и организацией этих следов памяти. Фрейд обнаружил, что полученные ранее перцепты в процессе интеграции становятся неузна­ваемыми для индивида и для стороннего наблюдателя. По его словам, они становятся бессознательными. Психоаналитическая методика была предназначена для осознания частей, составляющих непосредственно различимое целое. Образы снов и их анализ посредством свободной ас­социации являются, возможно, лучшим примером. Ясный сон состав­ляет окончательный гештальт. «Свободные ассоциации» раскрывают части, составляющие образ, и позволяют нам направить события сна в последовательность потока мыслительных процессов. Принцип сверхде­терминации Фрейда тогда формулируется просто как проявление прин­ципа гештальта, согласно которому целое — это больше, чем сумма его частей.Если систему «я» (личность) считать комплексной системой пер­цептов неоднородного характера, избирательно влияющих на поведе­ние, то безразлично, рассматривается ли организм в момент рождения как tabula rasa, полностью формирующийся усваиваемыми позднее пат­тернами или рождающийся с несколькими определяющими факторами онтогенетического, семейного или общего биологического свойства. Ка­кой биологический импульс постулирует теория, говорит ли она о сек­суальном влечении, агрессии, необходимой в целях безопасности, или избегании эмоциональной анестезии, о любом из них в отдельности или сочетании нескольких, это несущественно для нашей теории. Что бы ни представлял собой инстинкт, он модифицируется и формируется раз­личными полученными перцептами. Кроме того, каждый перцепт моди­фицируется и интегрируется с каждым другим перцептом.Психоанализ выбрал как тему для обсуждения совокупность тех перцептов, обусловливающих поведение, которые соответствуют избе­ганию трудностей реальности и проверяют логические предположения, такие, например, как эго. Кроме того, он предпочел идентифицировать те из перцептов эго, которые наиболее определенно связаны с перспек­тивными целевыми идеями или более четко обозначены и лучше сфор­мированы по образу данного человека, такие, например, как эго-идеал. Перцепты, руководящие «моральным» поведением, в совокупности на­зываются «суперэго». Первоначально образы родителей (или других зна-'чимых взрослых, принимающих роль родителей) составляют образ об­щества, который, несомненно, позднее становится расширенным.Сперва Фрейд пришел к пониманию этих восприятий через рекон­струкции взрослых, то есть благодаря тому что пациенты делили целос­тный перцепт материнской фигуры на его исторические составляющие части. Позже его реконструкции подтвердились благодаря прямым на­блюдениям за детьми, Психоанализ также рассматривает законы измене­ния перцептов посредством их взаимодействия в различных конфигура­циях. Лучший пример этого процесса — сновидческая работа, при кото­рой происходят процессы символизации, конденсации и смешения, ве­дущие к конечной конфигурации явного сновидения.Теория защитных механизмов фактически касается избирательного влияния перцептов памяти на восприятие текущих событий. Каждый за­щитный механизм является гипотезой, связанной с закономерностью взаимодействия образов в определенных условиях. Если, к примеру, мать испытывает к своему ребенку агрессию одновременно с любовью, то один из возможных результатов этого конфликта отношений можно оп­ределить с помощью психоанализа как формирование реакции: мать со­вершенно не осознает свои агрессивные чувства и проявляет чрезмерную любовь. Мы можем сформулировать это иначе, предположив следующую закономерность. Когда стимул активирует перцептивные воспоминания, вызывающие установки как агрессии, так и заботы, и первая наталкива­ется на неодобрение, тогда она тормозится, а одобряемая подкрепляется. Это утверждение делает формирование реакции экспериментально под­тверждаемой концепцией, по крайней мере, в принципе. Конечно, мо­жет появиться необходимость в каких-либо дополнительных поддержи­вающих гипотезах, чтобы приспособить комплексную модель к реаль­ным жизненным ситуациям. Более того, принципам гештальта, возмож­но, лучшим образом удастся приспособить такую модель. Можно экспе­риментально доказать, что когда одновременно представлены «хороший» и «плохой» образы, результатом будет подкрепленный «хороший» образ, модифицированный некоторыми аспектами «плохого» образа. Любовь матери как результат формирования реакции обладает ограничительны­ми чертами чрезмерного покровительства; то есть как-то изначально пред­ставленная агрессивность проявляет себя в новом облике. Формирование реакции, в сущности, может быть адекватно выражено, например, как в принципе условного различения Гатри, сформулированном Хилгардом следующим образом: «Если два стимула являются достаточно различи­мыми, организм можно научить отвечать на один из них и прекратить реагирование на другой. Это делается методами противопоставления. То есть один из раздражителей регулярно подкрепляется, другой регулярно не подкрепляется. Происходящее в результате избирательное торможе­ние известно как условное различение, поскольку организм обучается по-разному реагировать на два раздражителя…». Как я упоминал ранее, параноик первоначально реагирует на объект гомосексуальной любви любовью, а затем ненавистью – как при типичной амбивалентности мальчика в отношении к отцу. У него есть образ любимого отца (как большого защитника) и образ агрессивно-садистского отца (источник первородного греха). Эти образы могут Апперцептивно разрушать любоедругое восприятие мужчин. Благодаря усвоенному различению через со­циальные традиции и боязнь отца реакция-любовь тормозится и проеци­руется реакция-ненависть.Теория невроза Фрейда всегда формулировалась как формирова­ние компромисса. То есть это утверждение лучшего возможного гешталfa­ta в данной системе сил — ид, эго, суперэго и реальность. Согласно теории Фрейда, можно сформулировать вспышки невроза у взрослого следующим образом: «Невроз становится явным, когда данная совокуп­ность сил совпадает с паттерном травматической ситуации детства». В таких обстоятельствах невроз является повторением ранее установленно­го типа реакции. К примеру, пациент был женат на женщине гораздо старше его и во многом доминирующей над ним. В детстве он был усы­новлен. Когда жена его бросила, этот хорошо адаптированный в других отношениях мужчина стал впадать в острые приступы тревоги. Приехав как-то в соседний город, в котором родился и где часто бывал за после­дние несколько лет, он бесцельно бродил по магазину, и, приблизив­шись к выходу, почувствовал дискомфорт и нарастающую тревогу. В этот момент он вдруг вспомнил, что маленьким мальчиком он однажды поте­рялся, отстав от матери, и плача стоял в дверях того же самого магазина. Внезапно он испытал явное облегчение. Во время исследования оказа­лось, что уход жены вызвал в нем ужас, похожий на испытанную эмо­цию, когда мать его потеряла; то есть теперешняя ситуация соответство­вала существовавшей ранее модели.Первоначальные разработки Фрейда, касающиеся истерической амнезии или травматического происхождения невроза, парапраксий и сновидений, были на самом деле гипотезами научения, забывания и методами воспоминания (гипноз, убеждение и свободная ассоциация).НЕКОТОРЫЕ ДИНАМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ, РАССМАТРИВАЕМЫЕ КАК СЛУЧАИ АППЕРЦЕПТИВНОГО ИСКАЖЕНИЯГипноз. Это один из процессов, в котором можно временно изме­нить апперцепцию субъекта и ввести главные искажения. Хотя мы не надеемся решить проблемы этого весьма спорного феномена, мы можем попытаться понять его при помощи выдвинутых до этого идей.Гипнотический процесс начинается с постепенного уменьшения апперцептивных функций субъекта и окончательного ограничения этих функций до апперцепции голоса гипнотизера (апперцепция является фактической, поскольку разные субъекты часто придают гипнотическим приказам разные значения). Подобный процесс исключения апперцеп­ции устанавливает человек, готовящийся заснуть. В сущности теория гип­ноза Ференци предполагает, что гипнотизер представляет образ родите­ля, когда-то давно укачивавшего ребенка или укладывавшего его спать. В .нашем случае гипнотизер апперцептивно искажается перцептивными образами родителя, существующими в памяти. Соответственно если гип­ноз проходит успешно, эти родительские образы через гипнотизера ока-зывают такое же наивысшее руководящее воздействие на восприятие лю­бого другого стимула, как это делали родители в раннем младенчестве, когда не было дифференциации между мышлением и реальностью.Подчинение постгипнотическим приказам убедительно доказы­вает, что образные воспоминания, которые субъект не осознает и не способен осознать, могут иметь контролирующее влияние на действие. Перцептивная ламять гипнотизируемого апперцептивно искажает за­данный стимул. Когда, например, гипнотизер спрашивает субъекта о его ощущениях в области седалища, тот может послушно вскочить как от ожога. В экспериментах я приказывал субъектам почувствовать гнев или подавленность. То есть субъект вспоминал прошлую ситуацию гне­ва или подавленности, и память об этой ситуации искажала апперцеп­цию карточек ТАТ, внушая социальные ситуации, включающие агрес­сию, печаль и т.д.Массовый психологический феномен. Массовый психологический феномен может пониматься в некотором смысле почти так же как гип­ноз. Как указал Фрейд в «Групповой психологии и анализе эго», каждый индивид интроецирует «массу», или группу, как переходный фактор в эго и суперэго. Мы можем сказать, пока индивид является членом груп­пы, он"«видит мир глазами массы». Группа временно рассматривается в качестве авторитарной фигуры, и, как в гипнозе, апперцепция группы получает контролирующее влияние над большинством других образов-воспоминаний. Таким образом, линчевание, паническое бегство и драка происходят благодаря высвобождению примитивных импульсов.Перенос. Хотя термин «перенос» обычно используется совершенно свободно, я хочу ограничить его значение до эмоциональной взаимосвя­зи пациента со своим психоаналитиком. Обшее во взаимосвязи состоит в том, что аналитик является, по крайней мере теоретически, фигурой, не вступающей активно в эмоциональные отношения и воздерживаю­щейся от порицания, похвалы или любого другого открытого реагирова­ния на настроения пациента.Перенос предполагает, что пациент переносит на аналитика усво­енные им прежде отношения. Таким образом, пациент может ожидать услышать критику, наказание или похвалу, и обычно апперцептивно искажает реакции аналитика. Часть аналитической работы состоит в том, чтобы показывать пациенту в благоприятные моменты разницу между искажениями и фактами.Отсутствие реакции со стороны аналитика производит уникальный эффект, отличающий ситуацию переноса от любого другого апперцептив­ного искажения похожей фигуры родителя. Когда пациент обнаруживает, что какой-то конкретный способ манипулирования взаимоотношениями безуспешен, возникает другой паттерн поведения. К примеру, один паци­ент во время анализа вел себя в активно провокационном ключе, выстав­лял напоказ свои глубокие знания и пытался забавлять аналитика. Когда ему об этом было сказано и стало ясно, что аналитик не отвечает на такие проявления, пациент начал реагировать агрессией и позднее обыкновен­ной тревогой и зависимостью. Мы можем сказать, что этот пациент изна-чально развил несколько паттернов поведения, чтобы справляться со сво­ей тревогой. Когда его самый последний паттерн потерпел неудачу, он обратился к предыдущему, а затем к еще более раннему из выработанных паттернов. Постепенно его отношение к аналитику стало похожим на то, какое было к родителям в раннем детстве. Его апперцепция аналитика была искажена разными образами родителей в разном возрасте. Когда, к примеру, был воспроизведен его эдипов страх перед отцом, он стал осоз­навать свои наполненные страхом ожидания. Он усвоил, что эти страхи необоснованны; то есть он заново узнал первые тревожащие паттерны посредством инсайта и формирования реакции в ситуации переноса, а также путем их «проработки» в своем внешнем мире.В таком случае можно сказать, что ситуацией переноса является та, в которой пациент искажает апперцепцию аналитика все более ранними образами родителей и других значимых фигур своего детства.Психозы. Мы говорим, что в психотических бредах и галлюцинаци­ях возникающие ранние образы становятся настолько устойчивыми, что имеют более искажающее влияние на апперцепцию существующего мира, чем в любом другом состоянии.Если наша текущая апперцепция является гештальтом, совокуп­ной картиной всех полученных прежде апперцепции, тогда мы можем примерно предположить, что определенные ранние образы пугающего характера были настолько устойчивыми у данного пациента, что своим влиянием могли искажать все последующие, которые могли бы быть бо­лее безвредными.Как правило, апперцептивное искажение сперва воздействует только на небольшую группу стимулов. В ранней стадии паранойи оно включает еще только одного индивида или очень мало людей. Иногда первоначаль­ное искажение не обязательно абсурдно и может надолго занять суд про­веркой длинных риторических речей. С прогрессированием заболевания искажения пациента обычно становятся более явными и почти всеохва­тывающими. Формирование параноидальной системы становится все бо­лее и более разветвленным, пока не включает в себя весь мир — его целостное апперцептивное поле.Терапия, Психоаналитическую теорию терапии можно переформу­лировать в следующие стадии.Общение. Пациент общается с аналитиком посредством свободных ассоциаций. С их помощью аналитик узнает о поведении пациента во множестве ситуаций и находит несколько общих знаменателей в его по­веденческих паттернах.Интерпретация. Когда аналитик ознакомится с некоторыми жиз­ненными ситуациями пациента, он может воспринять определенный общий знаменатель в поведенческих паттернах и указать его пациенту в таких дозах, какие кажутся ему подходящими в разные моменты:а) горизонтальное изучение. Терапевт может найти общий зна­менатель среди поведенческих паттернов и .межличностных отношений текущей жизненной ситуации пациента, и мы говорим об этом процессе как о горизонтальном изучении'паттернов;б) вертикальное изучение. Рано или поздно появится возмож­ность проследить путем свободной ассоциации или другим способом ис­торическое развитие этих паттернов в жизни пациента, ведущее к более или менее четко определенной ранней установке. Мы можем говорить об этой части терапевтического расследования как о вертикальном изуче­нии жизненных паттернов. Обычно для решения проблем пациента необ­ходимо бывает указывать как вертикальные, так и горизонтальные об­щие знаменатели его текущего поведения;в) отношение к терапевту. Как особый случай текущих жиз­ненных ситуаций горизонтального паттерна в его связи с более ранними историческими паттернами отношение к терапевту может быть подверг­нуто отдельному обсуждению, известному в психоанализе как анализ си­туации переноса.В таком случае интерпретация означает, что терапевт указывает пациенту общие знаменатели в его поведенческих паттернах по гори­зонтали, вертикали и в определенном отношении к терапевту. Терапевт обнаруживает, что во всех трех случаях пациент страдает от апперцеп­тивных искажений жизненных ситуаций. Интерпретация фактически со­стоит в указании общих знаменателей апперцептивных искажений и в определенных случаях — в демонстрации связи ранних жизненных си­туаций с перцептивными воспоминаниями, в которых возникли эти апперцептивные искажения. Процесс включает в себя разложение на­стоящей комплексной апперцепции на части, составившие в результа­те целое.Здесь можно привести в помощь короткий пример. Предположим, появился пациент с проблемой приступов размытой тревоги. Обнаружи­вается, что эти явно мучительные для пациента приступы случаются обыч­но во время контакта с определенным авторитетным лицом, вызываю­щим в нем враждебность. После проявления его горизонтального паттер­на в тот или другой момент обнаруживается также и вертикальный пат­терн – у пациента были более или менее специфичные отношения с отцом, который первоначально вызывал в нем эти чувства враждебнос­ти, трансформировавшиеся в конце концов в тревожность. Дальнейшее изучение раскроет всю историю взаимоотношений с подобными автори­тетами, предшествующую текущей ситуации, а также похожее отноше­ние, выраженное к терапевту.Инсайт. Развитие инсайта является следующим шагом в терапевти­ческом процессе. Термином «инсайт» злоупотребляют почти так ж*е час­то, как и самой психотерапией. Обычно термин «инсайт» просто означа­ет осознание пациентом того, что он психически болен. Он используется чаше всего в обсуждениях психотиков, как правило, не подразумевая кроме этого ничего более. В контексте динамической психотерапии ин­сайт должен означать следующее — способность пациента видеть взаимо­связь между данным симптомом и ранее бессознательными апперцептивны­ми искажениями, лежащими в основе его симптомов. Говоря более точно, мы определяем инсайт как апперцепцию пациентом (то есть значимое восприятие) общих знаменателей его поведения, указанных терапевтом.Проблема рассматривается в новом свете, и к ней подходят иначе, чем раньше.Этот процесс можно разложить на две части:а) интеллектуальный инсайт: пациент может видеть взаимосвязь своих различных горизонтальных и вертикальных паттернов; он может считать их особыми случаями общего разряда, или, на языке гештальта, он учится с помощью инсайта и переживает завершение. Части изолиро­ванных событий становятся целостным воспоминанием, и происходит перемоделирование и переучивание;б) эмоциональный инсайт:.. пациент воспроизводит аффект, свя­занный с интеллектуальным инсайтом, — облегчение, тревогу, вину, счастье и т.д.Если вырабатывается только интеллектуальный инсайт, терапев­тические результаты либо ограничены, либо не достигаются вовсе, по­скольку для терапевтического процесса важно эмоциональное перемоде­лирование, задуман ли он как обычный либидо-метапсихологический процесс или как процесс научения в традиционном теоретическом пси­хологическом смысле. Аффект должен быть мастью гештальта терапевти­ческого опыта.Проработка. Следующий шаг в терапии — проработка нового ин­сайта:а) интеллектуальная. Пациент теперь применяет один и тот же об­щий знаменатель, узнанный в некоторых ситуациях благодаря указани­ям терапевта, к другим ситуациям. Если паттерн апперцептивного иска­жения был указан как относящийся к настоящему работодателю паци­ента, учителю, аналитику и отцу, теперь он может вспомнить ситуации с участием дяди, старшего офицера в армии, старшего брата или других как продуцирующие похожие реакции;б) терапевтическая (эмоциональная) В терапевтической ситуации, известной согласно психоанализу как ситуация переноса, пациент вна­чале «переносит» эмоциональные паттерны поведения, как говорилось ранее, и прорабатывает их;в) поведенческая. Вне терапевтической сессии пациент продолжа­ет встречать обсуждавшиеся ситуации и новые, подобные исследован­ным. Однако в реальных ситуациях он помнит о недавно полученных инсайтах. Под воздействием этой новой «психологической установки» он иначе, прогрессивным образом реагирует на эти ситуации в корректиру­ющем направлении, предложенном анализом ситуации. Возникновение новых проблем анализируется по-новому, и проблема решается посто­янной адаптацией и реадаптацией психологической установки к реаль­ности.Несмотря на то, что процесс инсайта и исключительно интеллек­туальные аспекты проработки лучше всего объясняются гештальт-теори-ей научения, терапевтическая и поведенческая проработки на самом деле .лучше всего рассматривать как вопрос формирования и подкрепления, так же, как проблему, в которой проба и ошибка, награда и наказание ведут к лучшему окончательному результату.РЕЗЮМЕКонцепция проекции перепроверена. Мои более ранние экспери­ментальные исследования показали, что определение проекции как за­щитного механизма было неадекватным. Вместо этого доказано, что про­екция — это один из нескольких процессов «апперцептивного искаже­ния». Лучше всего представлять эти апперцептивные искажения как обя­занные своим существованием формирующему влиянию воспоминаний прошлых апперцепции на настоящие апперцепции. Таким образом, ди­намическую теорию психоаналитической психологии личности можно отнести к истории прошлых апперцепции (например, родителей и т.д.) и их влиянию на апперцепции индивидом современного мира. Психоана­лиз можно рассматривать как теорию научения, применяемую к генезу перцептивных воспоминаний и их закономерному взаимодействию. Это отражено в теории защитных механизмов, формирования симптомов и формирования характера. Выдвинутые гипотезы экспериментально ис­пользовались в понимании гипноза, феномена психологии группы, пе­реноса, психозов и процессов, участвующих в психоаналитической тера­пии, в попытке интегрировать концепции, важные для клинического ис­пользования апперцептивных методов.Лоуренс Эдвин АбтТЕОРИЯ ПРОЕКТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИВВЕДЕНИЕПроективная психология — это название, которое можно дать ста­новящейся все более и более системной точке зрения, развивающейся в современной психологии. Термин относится к более или менее распрос­траненной массе предположений, гипотез и утверждений, которые, не будучи до сих пор формализованными, находят свое конкретное выра­жение у клиницистов, которые применяют проективные методы того или другого типа при изучении и диагностике личности. Концептуальная матрица проективной точки зрения в психологии состоит из некоторого количества представлений о личности как имплицитных, так и экспли­цитных, а также из нескольких концепций, относящихся к сущности и задаче науки вообще, и в данной стадии их формулирования я считаю маловероятным достижение консенсуса во всех главных теоретических вопросах теми, кто чувствует обязанным, или отождествляет себя с ис­пользованием проективных методов в изучении, диагностике или тера­пии личности.В основе структуры рождающейся науки проективной психологии лежат, я считаю, довольно прочные концепции широкой общности, те­оретической важности и повсеместного применения, созревшие в пос­ледние годы главным образом в недрах поведенческих дисциплин. Тем не менее исследование развития идей в некоторых других науках, особенно в биологии и физике, могло бы показать начало проявления родствен­ной точки зрения и сходного подхода к предмету1. В этой статье я попы­тался охватить лишь первые шаги длительного эволюционного процесса, которому, надеюсь, предстоит со временем развиться до вполне зрелой1 В науке можно различить некоторые значимые направления, отражающие об­новленную атмосферу идей: I) уменьшается потребность и уверенность » абсолютных ценностях; 2) концепции, подобные «окончательной истине*, научному «факту» и так называемым «законам природы», также отбрасываются или подвергаются фундаменталь­ной переработке; 3) «факты» рассматриваются учеными как составляющие рабочие ги­потезы, обладающие скорее своего рода эвристической ценностью, нежели определен­ной установленной обоснованностью; 4) наука как система идей имеет дело не только с решающими фактами и неизменными истинами, но и с тем, что является относитель­ным и условным, изменчивым и подвижным в рамках продолжительности существова­ния; 5) как система, наука не обладает реальностью, не считая людей, создающих ее и оперирующих ею; 6) научная проблема не может иметь никакого смысла, если она не включает в себя проблему измерения по шкале с последовательностью континуума; 7) простейший факт в науке требует некоторого оценочного суждения, даже если это первая аппроксимация.психологической позиции такого масштаба и ценности, которые в ко­нечном счете привлекут огромное число сторонников. Мои первые шаги на подготовительном этапе довольно осторожны, поскольку я чувствую необходимость развития последовательной и плодотворной теории лич­ности, на почве которой проективная точка зрения могла бы расти.и получать своего рода удобрение, столь существенное для своего развития. В условиях отсутствия пригодной в действительности теории личности, в которой крайне нуждается психология, я могу предложить только общие контуры теории проективной психологии. Однако даже грубая география новой местности заслуживает нанесения ее на карту.ИСТОКИ ПРОЕКТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИЯ предпочитаю смотреть на проективную психологию как на пси­хологию протеста. Как психология протеста она в особенности является ребенком на современной психологической сцене. С методологической и концептуальной точек зрения можно рассматривать проективную психо­логию как воплощение серьезного мятежа против многих из основных течений теоретической психологии, которым она в действительности так сильно обязана. Проективный взгляд в психологии резко противостоит американской бихевиоральной традиции, до сих пор являющейся таким богатым источником насыщения современной теоретической психоло­гии. Конечно, правда в том, что мы живем и работаем в период много­численных сложных модификаций бихевиоризма — молярных и молеку­лярных, логических и операциональных, — так что становится трудно точно установить, что мы имеем в виду под традицией бихевиоризма в теоретической американской психологии. Однако я придерживаюсь мне­ния, что все сторонники этих более утонченных бихевиоральных тече­ний во многом обязаны своему интеллектуальному отцу, Уотсону.Я не думаю, что в описании проективной психологии и ее проис­хождении я выставил какое-либо из множества современных бихевиорист­ских течений, как соломенное чучело, на которое должна с воодушевле­нием кидаться новая точка зрения. Скорее, я считаю доказуемым, что бихевиористские догматы и представления в той или иной форме со­ставляют основные рабочие предположения подавляющего числа совре­менных американских психологов.На самом деле я считаю вполне возможным, что те, кто является особенно ярым приверженцем бихевиоризма, будут в числе первых от­вергать данное направление, но это, по моему мнению, возможно лишь потому, что они до сих пор считали само собой разумеющимися эти самые бихевиористские концепции, отличающие их теоретическую по­зицию.Мы можем распознать в любой науке два, возможно, разных, но в значительной степени комплиментарных типа проводящегося научного исследования. Первый тип является явно бихевиористским, а второй глав­ным образом функциональным. Нортроп (Northrop) непосредственно столкнулся с этим вопросом в своем недавнем выступлении как предсе-дате ль отделения истории и философии науки Американской ассоциа­ции научного прогресса:«В бихевиоральном исследовании игнорируют внутренние состав­ляющие системы и их отношения в ее пределах. Вместо этого концентри­руют внимание на том, что касается реакции системы, когда при сохра­нении псего остального неизменным устанавливается некий раздражи­тель или входная информация, воздействующая на нее.В функциональном исследовании наоборот центральным предме­том исследования является внутренняя структура и внутренние свойства самой системы. В таком изучении входную информацию и выход исполь­зуют просто, чтобы прояснить характер системы, которая соединяет одно с другим».Я считаю, проективная психология совершенно очевидно связана с функциональным изучением индивида согласно Нортропу, и она дол­жна быть полностью готова к тому, чтобы обходиться без какого-либо бихевиорального исследования. Нет сомнения в том, что функциональ­ную оценку личности всегда необходимо устанавливать в динамическом смысле, и проективный взгляд в психологии обязан скорее динамичес­кому, нежели статическому подходу к поведению. Динамический взгляд в проективной психологии требует того, чтобы мы считали поведение в целом активным и целенаправленным — активным, так как индивид стремится к развитию взаимосвязи с миром психической и социальной реальности, и целенаправленным, или функциональным, в том смысле, что поведение индивида направлено к достижению цели. В таком случае в рамках проективной психологии поведение всегда считается целена­правленным, и оно стремится исключать из паттерна или редуцировать в нем раздражение, побудившее его.Сказать, что проективная психология требует динамического и функционального анализа личности, означает предположить, что она имеет отношение не только к отдельным составляющим поведения, но и к важным и более сложным способам деятельности, посредством кото­рых индивид стремится организовать свой опыт с физической и соци­альной средами и направить его на собственные уникальные потребнос­ти. Проективная психология заинтересована в исследовании роли всех психологических функций и процессов, действующих в контексте лич­ности в целом. Следовательно, проективная точка зрения использует хо­листическое мировоззрение, при котором поведение в специфической модальности выражения изучается в матрице целостной личности и тре­бует понимания во взаимосвязи со всеми остальными поведенческими выражениями индивида. Проективные результаты индивидов, следова­тельно, рассматривают просто как части целого. Этот подход к изучению и диагностике личности даже больше, чем те или иные недостатки от­дельных проективных тестов должен объяснять нашу потребность в при­менении различных проективных совместно с непроективными методи­ками при оценке и диагностике отдельной личности. И даже когда в результате настойчивых попыток понять процесс личности в целом мы получаем изобилие поведенчеЪких данных, проективная психология считает, что мы достигли не более чем поперечного среза временного геш-тальта, которым является личностный процесс.Динамический, функциональный и целостный элементы в проек­тивной психологии можно довольно легко проследить до определенных исторических событий в бихевиоральных науках. Первой и наиболее важ­ной была разработка и уточнение психоаналитических идей с их упор­ным утверждением мотивированности характера поведения в целом и их верностью историческому (генетическому) и продольному взгляду на личность. На современном рынке психологических идей и концепций, несомненно, психоаналитическое мышление имеет широкое распрост­ранение, и хорошо известно, что многие из его концепций и утвержде­ний вторглись даже в традиционно прочные прибежища теоретической психологии. Вторым историческим событием большой значимости для проективной психологии, которая стимулируется преимущественно эк­спериментальными находками и, следовательно, опирается, как и аме­риканская психология вообще, на более надежные и внушительные ос­нования, чем те, что представлены одним лишь богатством клинических данных, было развитие гештальт-психологии.По некоторым основным направлениям взгляды психоанализа и гештальт-психологии имеют существенное единодушие относительно многих моментов, так что их объединение в развивающуюся науку про­ективной психологии было достигнуто с минимальными концептуаль­ными искажениями. В обеих психологических теориях мы можем разли­чить следующие важные сферы, так сказать, базовой согласованности, которые представляют ценность для проективной психологии.1. Полное единодушие двух теорий в отношении структуры и раз­вития личности. Сложноструктурированное «я» Фрейда, по существу, не отличается в концептуальном плане от личности, разделенной на регио­ны Левина. Динамические и экономические обмены, которые, считает­ся, происходят в отношении ид, эго и суперэго в психоанализе, находят параллельное выражение у Левина в системе барьеров и классов движе­ний через них.2. Гештальт-психология отличается своим настойчивым утвержде­нием целостности, или совокупности, организма и своим представлени­ем о приоритете целого над частями. В организмическом смысле геш­тальт-психология рассматривает индивида как саморегулирующуюся си­стему. С точки зрения гештальта, изменения и модификации организма достигаются в соответствии с практическими законами. Подход психо­анализа к подобным вопросам и утверждения касательно них в основном те же, и мы можем выделить лишь небольшое противоречие.3. Психоанализ постулирует важную и близкую рабочую взаимосвязь психологических механизмов и динамизмов, функционирующих в инди­виде, а также с социоантропологической культурой и окружением, час­тью которой он всегда является. Применение Дж. Ф. Брауном топологичес­ких принципов к социальной психологии и впечатляющая работа Левина и его коллег по изучению деятельности и родственных областей за послед­нее десятилетие указывают на совпадение этих взглядов.4, Как гештальт-психология, так и психоанализ используют впе­чатляющее количество независимо сконструированных моделей, кото­рые могут быть задействованы их сторонниками как мощные интерпре-тативные средства при описании личности. Последние исследования в методологии науки предполагают, что гипотетико-дедуктивный метод, по всей вероятности, является наиболее плодотворным методом для научного прогресса. Этот метод во всех своих вариациях поощряет раз­витие и использование операционально полученных моделей, сходных с понятиями личности, вектора, валентности, параметра реальности и тому подобных в гештальт-психологии, а также концепциями эго, ли­бидо и подобными моделями, применяемыми в психоаналитическом подходе.В каждой из двух системных точек зрения только поведение инди­вида наблюдается в широком контексте различных ситуаций. В обеих тео­ретических системах определенное мнение о поведенческих данных под­водится под общую теорию посредством понятий, подобных указанным выше. Результатом для обоих взглядов становится, как правило, интегра­ция или формирование наглядных и объяснительных формулировок об индивиде, его поведении и поле, в котором это происходит.5. Вера в психологический детерминизм, а также в единообразие и целостность психической сущности является общей для гештальт-психо­логии и психоанализа. И то, и другое теоретическое направление утвер­ждают, что все психологические феномены имеют причину и смысл, так же как практическую функцию, относящуюся к психобиологии всего организма.Принимая во внимание обширные общие сферы базового едино­душия двух теоретических систем психологии, я не считаю удивитель­ным, что понятия, проистекающие первоначально из каждой теорети­ческой позиции, нашли не только свой путь в проективную психоло­гию, но и специфическое применение в ней. Самыми разными по пси­хологическому происхождению и личным склонностям клиницистами, которые, можно сказать, работают в проективной структуре психоло­гии, был открыт относительно легкий и обычно весьма ценный способ применения понятий, совершенно независимо появившихся в двух пси­хологических сферах деятельности. В практике тем не менее хорошо из­вестно, что интеграция концепций из двух подходов и их применение к психологии редко достигались без компромисса. Гештальт-психология, к примеру, всегда настаивала на самых строгих, насколько это возмож­но, определениях своих моделей, а также на принципе непременного обоснования их конечных санкций решающей экспериментальной про­веркой.На мой взгляд, это настоятельное требование эксперименталь­ной валидизации каждого понятия в более крупной структуре теории –принцип, с которым психоанализ обычно не соглашался, — нашел выражение в проективной психологии главным образом как необходи­мость подвергать данные, появляющиеся при использовании проектив­ных тестов в изучении и диагностике личности, некоторому роду фор-мального анализа1. Подобным образом с несколько меньшей методоло­гической сложностью психоанализ требовал в проективной психологии развития тенденций в направлении содержательного анализа проектив­ных данных2. Совершенно ясно, что в сущности нет ничего фундамен­тально противоположного в двух типах трактовки проективных данных и что в основном каждый метод анализа имеет тенденцию к дополне­нию другого. Однако фактически разработка и использование содержа­тельных способов анализа проективных данных сильно отстали от раз­вития и признания формальных аналитических методов.Важное историческое значение, имеющее отношение к сегодняш­нему состоянию проективной психологии, состоит в том, что ее сторон­ники и врачи, придерживающиеся на практике этой позиции, выражали намного большую преданность формальному, нежели содержательному методу анализа проективных данных. Отчасти эта ситуация сложилась потому, что многое в развитии и использовании проективных тестов было в руках психологов, первоначально поглощенных принципами и метода­ми экспериментальной психологии. Будучи изначально лабораторными психологами, твердо придерживающимися традиционного инструмен­тария, они настаивали на том, чтобы любое применение проективного теста обязательно превращалось в эксперимент. Как к эксперименту к проективному тесту, разумеется, применялись те же самые требования жесткого контроля, как и к другому психологическому экспериментиро­ванию. Я не порицаю эту ситуацию, но мы должны признать, что она оказала важное и далеко идущее влияние на развитие проективной пси­хологии вплоть до настоящего времени.Одновременно с этим психиатры и психоаналитики, начавшие проявлять интерес к большому количеству тех или иных из развивающе­гося семейства проективных тестов, постепенно достигали как методо­логического, так и концептуального понимания, что не было характер­ным для их работы на более ранней стадии. Существовала другая профес­сиональная группа, подходившая к изучению и диагностике личности исходя из многообразия клинических данных, которая начала важную работу по развитию проективных методов и проективной точки зрения в психологии. За надеждами нескольких групп, объединивших усилия с целью продвижения проективных методов, стояла всевозрастающая убеж-1 Формальный анализ протокола проективного теста — это методика, основанная преимущественно на желании математически подсчитать отдельные факторы оценки к протоколе таким образом, чтобы выявить количественные взаимосвязи между ними. Ре­шение подсчитать факторы оценки и даже установить на первое место факторы, которые можно выделить по количеству, лежит в конечном счете на гипотезе, что суждения об индивиде, подвергнутом тестированию, будут обладать большей точностью, если их вы­разить языком математики. Работа экспериментальной психологии по развитию и усовер­шенствованию проективных тестов направлена на формальную трактовку проективных оценочных детерминант.2 Содержательный анализ записи проективного теста напротив в значительной сте­пени инспирирован психоаналитическим предположением, что данные проективного теста относятся к типу символической интерпретации, существенно отличающейся от исследования протокола в связи с его структурными особенностями, и обычно более полезной, чем это исследование.денность, что давно уже наступило время для появления и развития под­линно экспериментальной научной психопатологии. Очевидно, что для многих представителей двух профессиональных групп проективные ме­тоды представляли собой потенциально невероятно плодотворный спо­соб быстрого и относительно уверенного продвижения в направлении экспериментальной психопатологии.Как естественное следствие событий, обрисованных мною в сжа­той форме, многие исследования в проективной психологии были на­правлены по линиям, которые Оллпорт охарактеризовал, как законода­тельные. Я подозреваю, что такие разработки в проективной психологии поощрялись большей частью вследствие их отношения к превалирующе­му характеру американской науки, чем из-за полного согласия с трак­товкой проективных данных. Подобным образом сегодняшняя волна ин­тереса к проективным результатам любого типа, по-видимому, является своего рода протестом против бесплодности многих известных психоло­гических лабораторий и требованием изучать более простые психологи­ческие процессы и ограничения исследования проблем, техники для ко­торых уже в значительной степени доступны. Кроме того, имеет место даже в самих попытках протеста упорное и настойчивое требование про­должать исследовательскую работу в проективной психологии основа­тельно и в пределах научной респектабельности, в соответствии с совре­менными профессиональными предубеждениями. На самом деле, как недавно предположил Оллпорт, необычайный интерес к проективным данным представляет собой проблему неуважительного отношения к на­учности, внушенной теми, кто находится в разладе с ограничивающим требованием объективности в психологии любой ценой.Я считаю весьма вероятным, что более строгое обязательство про­ективной психологии перед идеографическим подходом к трактовке про­ективных данных могло бы среди всего прочего иметь результатом сме­щение акцента в исследованиях на анализ содержания с формального анализа, хотя это мнение, несомненно, вызовет разногласия. Кроме того, совершенно очевидно, что исследование в проективной психологии фак­тически было направлено по обеим линиям. Однако при ориентирова­нии по идеографическим линиям ему препятствовало то, что предпри­нимались лишь первые нерешительные шаги в количественном опреде­лении и трактовке идеографических данных. Возможно, как предполага­ли некоторые, проективные тесты на самом деле используются с боль­шей готовностью для нормативного типа исследования. Если это так, то, на мой взгляд, причина здесь в том, что в действительности не было сделано радикальных попыток создать проективные средства и методи­ки, не основанные на установлении общих закономерностей структурыи функции личности.Как уже предполагал Оллпорт, связь с утверждением общих зако­нов функционирования личности подразумевает в конечном счете сом­нительную идею о том, что психологическая причинность является ка­ким-то образом скорее статистической, нежели определенно и уникаль­но личностной. Проективная психология тверда в своей настойчивостина уникально личностной, а не просто статистической сущности психо­логической причинности всегда и во всем, и эта настойчивость перерас­тает в глубокую убежденность в широкомасштабном теоретическом оп­равдании как в психологии, так и в других науках изучения человека скорее как отдельного индивида, чем представителя класса индивидов, все члены которого предположительно обладают ограниченным числом в разной степени доступных для выявления черт.СОВРЕМЕННЫЕ КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В ПРОЕКТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИЕсли мы посмотрим на массу гипотез и утверждений, отличающих в настоящее время проективное направление, то различим ограничен­ное число тенденций в концептуализации, которые можно считать важ­ными указателями по пути к подлинной науке проективной психологии. Эти несколько указателей, можно сказать, составляют точную атмосфе­ру идей, где проективные тесты и проективные психологические прин­ципы находят применение в повседневной работе клиницистов. По мере рассмотрения относительно небольшого количества концептуальных тен­денций, являющихся сегодня фактически эксплицитными, а не импли­цитными, легко понять, что намного большие усилия уделялись разра­ботке и применению проективных тестов, чем тщательной и основатель­ной попытке сформировать столь необходимую теоретическую базу про­ективной психологии.Мы можем различить следующие значимые направления в концеп­туализации поведения и личности в проективной психологии.1. Личность все больше рассматривается как процесс, а не скопле­ние совокупности относительно статичных черт, использующихся инди­видом в ответ на раздражители.Суть любого процесса, несомненно, заключается в факте, что он придерживается динамической последовательности во времени. Для про­ективной психологии результатом видения личности как процесса ста­новится то, что картина, возникающая при использовании групп проек­тивных тестов при изучении индивида, всегда ограничена предписани­ем, согласно которому доступное анализу проективное поведение может представить в лучшем случае лишь поперечный срез всего личностного процесса. Он соответствует лишь части растянутого во времени целого, которым является личность.Следовательно, используя проективные данные для интерпрета­ции, клиницист должен быть готов выйти за пределы проективного по­ведения самого по себе посредством процесса умозаключения, прийти к образу субъекта, включающему что-то из истории его прошлой жизни и некоторые его ориентации на ближайшее будущее. Если клиницист вы­страивает схему обоснованных заключений об изучаемом индивиде, он должен быть готов подвести данные и представления о нем под теорию личности, которая может предоставить динамические концепции. Задачу создания такой теории личности, полезной в организации разнообраз-ных проективных данных, все еще в значительной мере только предсто­ит выполнить.2. Личность, изучаемая проективными способами, считается про­цессом, на который постоянно влияют взаимодействия индивида с соб­ственной физической и социальной средами, с одной стороны, и состо­яние и сила его потребностей с другой.С этой позиции личность является процессом, используемым ин­дивидом для организации своего опыта в связи с изменениями мира физической и социальной реальности и подведением этой реальности под собственные потребности и ценности. И физическая, и социальная реальности изменяются для индивида таким образом, как это продикто­вано его системами потребностей и ценностей, и здесь приобретает важ­ность представление индивида о его взаимосвязи с физической и соци­альной средами. Франк отнес эту концепцию уникальной взаимосвязи индивида с миром физической и социальной реальности к «внутреннему миру» человека. Не только потребности индивида, но и его ценности составляют поведенческие детерминанты, создавая своим функциони­рованием мир, в котором живет индивид, и делая возможными уникаль­ные способы его научения через опыт приходить к согласию с требова­ниями, предъявляемыми к нему физической и социальной средами.Такое видение человека в его взаимосвязи с миром подчеркивает положение о том, что культура и личность неразрывны и что можно лишь чисто теоретически требовать их разделенное™ и рассмотрения другим способом, отличным от полной взаимозависимости.3. В проективной психологии усиливается тенденция полагаться на теорию поля как на достаточный критерий для подведения под него про­ективных поведенческих данных1.Поведение всегда изучается как функция взаимоотношения «чело­век—ситуация», и динамические термины, описывающие эти взаимоотно­шения, унаследованы и из гештальт-психологии, и из психоанализа. Эта тенденция в концептуализации согласуется с утверждением, что культура и личность неразрывны и должны рассматриваться как взаимозависимые пе­ременные, и требует подведения всех проективных поведенческих данных под существующий сегодня критерий, характер которого также необходи­мо изучить, прежде чем делать обоснованные выводы об индивиде.Некоторые проективные тесты не слишком старательно изучают культурную часть комплекса «культура—личность» по сравнению с чрез­вычайно индивидуальными реакциями человека в психологическом поле и его приверженность или избегание повторяющихся паттернов и прак­тик культурного поля, в котором проявляется его поведение.4. Под влиянием психоаналитического мышления существует за­метная тенденция к утверждению суждений о личности двух классов: динамическое (полевое) и генетическое (историческое и эволюционное).1 В современном контексте теория поля в психологии, по существу, относится к идее системы взаимозависимых переменных. Поведение организма в любой момент его жизненной истории считается прддуктом совокупности всех релевантных переменных, действующих как в поле, так и в организме.Несмотря на общепринятое признание проективными психолога­ми того, что проективные тесты дают в лучшем случае лишь поперечный подход к оценке личности, тем не менее существует стойкая привержен­ность к представлению, что личность как процесс является постоянно развивающейся реальностью, функционирующей с рождения и до смер­ти. Таким образом, изучение и рассмотрение личности обязано быть чем-то вроде временного гештальта, и требуются данные, связанные с про­дольным подходом к личности. Проективные методы, применяемые на различных этапах личностного процесса, представляют собой попереч­ные аналитические попытки создать наиболее существенные серии зак­лючений относительно значимых генетических факторов, формировав­ших личность, как это представляется в какой-либо данный момент ее жизненной истории.С помощью процесса клинического умозаключения проективный психолог часто может использовать субъективные и объективные факты, ставшие для него доступными, в своих методах изучения личности, что­бы подтвердить ряд динамических и генетических гипотез об индивиде, которые представляют для клинициста формулировку разных степеней адекватности.5. Возрастает интерес к созданию картины «личности как целого». Картина «личности как целого», создаваемая через использованиепроективных данных, относится, по всей видимости, только к попереч­ной формулировке целостности и интеграции «частей-процессов» лич­ности в данное время истории жизни изучаемого индивида.Ясно для всех, кроме воинствующих энтузиастов, что проектив­ные методики не стремятся к завершенной формулировке личности в це­лом, поскольку это на самом деле далеко за пределами сегодняшних воз­можностей клиницистов, а скорее стремятся дать ряд значимых описа­тельных утверждений о личности, которые могут оказаться полезными для специфических и часто довольно узких намерений.Процесс реалистичного ограничения целей и возможных достиже­ний проективных методов, в сущности, не является разочаровывающим. Это просто изучение доступными инструментами как можно большего числа переменных личности, а также отказ от помещения индивида в какую-либо поверхностную поведенческую категорию. Меррей с колле­гами в работе «Оценка людей» ухватил суть проблемы:«Определение человека как интроверта, к примеру, не дает нам информации о его энергетическом уровне, флуктуациях настроения, стой­ких эмоциональных привязанностях, принадлежности к системам, поли­тической идеологии, типе эротических фантазий, силе сознания, основ­ных дилеммах, умственных способностях, инициативности и изобрета­тельности, степени его самоуверенности, доминирующих целях, уровне его притязаний, основных возможностях, и о множестве других важных составляющих».6. Существует заметная тенденция к построению концептуальной схемы, относительно которой можно сделать адекватные формулировки различных личностей в клинических целях.Главным образом в проективной психологии имеет место убеж­денность в настоятельной потребности создания все более и более ис­черпывающей, последовательной и удобной теории личности, которая в большей степени, чем это возможно в данное время, будет отвечать двойной цели науки: объяснению прошлого поведения индивида и пред­сказанию его будущего поведения. Некоторые выражали надежду, вы­росшую не только из проблем прошлого, но также из трудностей на­стоящего, о возможности прийти в некотором роде к общей концепту­альной схеме личности, которая полностью обоснует все существую­щие узкие взгляды без провоцирования дальнейшего профессиональ­ного кровопролития.Немалая часть проективистов убеждаются в том, что выход из положения состоит в постепенном построении логически и психологи­чески согласующегося ряда понятий и переменных, которые можно определить операционально и поместить в ключевой эксперименталь­ный тест. До тех пор пока не будет наведен порядок в концептуальной поросли, проективная психология как взгляд на поведение реальных людей в реальных ситуациях, по всей вероятности, будет тормозить в своем развитии.СУЩНОСТЬ И РОЛЬ ВОСПРИЯТИЯПоскольку все проективные методы так или иначе полагаются на действие перцептивных механизмов индивида, для проективной психо­логии важно достичь некоторой степени предварительного единодушия относительно сущности и функции восприятия. Я уже говорил, что про­ективная точка зрения весьма обязана не только гештальт-психологии, главное экспериментальное усилие которой было направлено на изуче­ние перцептивных процессов и их роль в управлении поведением орга­низма, но и основной массе общей экспериментальной психологии, а также в значительной степени совсем свежей и ценной эксперименталь­ной работе в социальной психологии. Эти несколько сосредоточенных атак на проблему восприятия дают возможность для начальных стадий развития базовой теории восприятия, которая должна оказаться чрезвы­чайно успешной в проективной психологии.Фактор первостепенной важности для наших целей, появляющийся из разнообразных экспериментальных усилий в сфере восприятия, заклю­чается в обшей избирательности всех перцептивных процессов. Впечатля­ющий объем как теоретических, так и экспериментальных данных подго­товил почву для выдвижения гипотезы о том, что селективность стимулов можно считать функцией «системы эталонов» индивида. Одной из задач целого направления в экспериментальной психологии стало четкое утвер­ждение принципа, что стимулы следует рассматривать как не имеющие абсолютной стимулирующей ценности. Благодаря долговременным экспе­риментальным усилиям было установлено, что каждый стимул восприни­мается всегда относительно паттерна других стимулов, среди которых он оказывается включенным в реальность или в связи с которыми он приоб-рел функциональную связь посредством прошлых опытов индивида. Кох-лер (Kochler) подробнейшим образом изложил с точки зрения гештальт-психологии, как и при каких условиях свойства стимула определяются его взаимосвязью с общей конфигурацией, частью которой он является.В соответствии с впечатляющей массой данных мы можем допус­тить, что общая селективность, обнаруженная во всех перцептивных дей­ствиях индивида, вызывается или, говоря правильнее, является функ­цией определенных внутренних и внешних факторов восприятия, действу­ющих закономерно.Почти с самого начала гештальт-психология направляла главное внимание в своих экспериментах на открытие и исследование законов управления внешними факторами в перцепции. В результате многолетней работы в этой области скопилась значительная масса эксперименталь­ных данных и некоторое количество приемлемых и устоявшихся заклю­чений общего характера. Не так давно из-за возрастающей актуальности потребности в понимании взглядов индивида на свою взаимосвязь с реаль­ным миром Роджерс и другие, присоединившиеся к его недирективному подходу, начали исследовать то, что, по их мнению, относится к «внут­ренней системе эталонов» индивида. Некоторые коллеги Роджерса пони­мают внутреннюю систему эталонов как я-концепцию, пользующуюся в настоящее время как теоретическим, так и экспериментальным внима­нием.Рейми (Raimy), стремившийся недавно систематизировать и усо­вершенствовать идею я-концепции в рамках теории недирективного кон­сультирования, предлагает следующие гипотезы о роли внутренних фак­торов в перцепции, которые в значительной степени конгруэнтны вы­двигаемой мною теоретической позиции в проективной психологии:1. Я-концепция — это усвоенная перцептивная система, управляе­мая теми же принципами организации, которые руководят перцептив­ными объектами.2. Я-концепция регулирует поведение. Изменения в поведении про­исходят в результате осознания различных «я» в консультировании.3. Осознание человеком самого себя может быть мало связанным с внешней реальностью, как в случае с психотическими личностями. Ло­гические конфликты в я-концепции могут существовать для внешнего наблюдателя, но они необязательно являются психологическими кон­фликтами для человека.4. Я-концепция представляет собой дифференцированную, но орга­низованную систему, так что личность может в целях сохранения своей индивидуальности защищать даже ее негативно определенные аспекты. Я-концепция может цениться более высоко, чем физический организм, как в случае солдата, жертвующего собой в сражении, чтобы сохранить положительно определенные аспекты своей я-концепции, мужество и храбрость.5. Общая структура я-концепции определяет, как воспринимаются стимулы, а также запоминание или забывание старых стимулов. При изме­нении общей структуры человек можег вспомнить подавляемый материал.в. Я-концепция чрезвычайно восприимчива и поддается быстрой реорганизации, если для этого имеется достаточно оснований, тем не менее она может также оставаться неизменной в обстоятельствах, с позиции стороннего наблюдателя достаточных для сильного стресса. Во время своей работы консультант старается создать атмосферу довери­тельности, в которой клиент может отбросить осторожность и исследо­вать те составляющие своей я-концегтции, которые приводят к затруд­нениям.Очевидно, Рейми считает внутренние факторы в перцепции, трак­туемые им как я-концепция,'решающими в воздействии на поведение индивида, и измененное понимание себя как результат консультирования или психотерапии, осуществленное благодаря этим процедурам, может находить отражение в новых поведенческих паттернах, когда индивид на­чинает воспринимать себя в новой взаимосвязи с миром физической и социальной реальности. Я думаю, остается небольшое сомнение в том, что эти субъективные, или внутренние, факторы при восприятии всегда имеют большое значение в регулировании поведения человека, и для на­ших сегодняшних намерений было бы полезно кратко изложить условия, при которых они предположительно могут функционировать.Важно также достичь некоторого понимания условий, благодаря которым происходит развитие я-концепции или внутренних перцептив­ных факторов, и я считаю, что исследования и гипотезы Пиаже прояс­няют эту сферу. Пиаже, стремившийся развить в своей работе с малень­кими детьми теорию, равносильную генетической теории восприятия, предположил, что ребенком физический мир никогда не воспринимает­ся как неструктурированный независимо от того, насколько ограничена его система эталонов. Пиаже считает, что ребенок способен окружить любое стимульное поле уверенностью и самодовольством, так что его перцептивные акты стабильны. Тем не менее по мере того как ребенок развивается и начинает переживать множество разных социальных дав­лений, на которые необходимо научиться реагировать в приемлемой и одобряемой манере в соответствии с требованиями культурной среды, частью которой он является, он склонен решительно изменять свои пер-цепты с целью достижения все большей и большей гармонии с перцеп-тами других людей, Исследования Пиаже предполагают, что это способ, социализирующий мышление ребенка, и что ребенок действительно не способен думать во взрослом смысле, пока его периепты не стали соци­ализированными.Идею Рейми в отношении я-концепции, конечно, можно сформу­лировать несколько иначе. Шериф, к примеру, изложил ситуацию отно­сительно понятий установки и психологии отношений, внимательно изу­чив литературу в этой области и сделав к ней важные экспериментальные дополнения. Формулировка проблемы Шерифом, я считаю, обладает боль­шим значением для проективной психологии. Возможно, самым суще­ственным начнется тот факт, что чем более неясно и неструктурированно стимульное поле, тем более важной становится роль установки и внутрен­них сЬактооов в восприятии при объяснении поведения индивида.Внешние системы эталонов — так называемые автохтонные детер­минанты гештальт-психологии, оказывающие инструментальную помощь индивиду в организации его перцептивного мира, слишком хорошо из­вестны и не требуют здесь иной формулировки. Однако несмотря на при­знанную значимость внутренней системы эталонов — внутренних, или субъективных, перцептивных факторов, — обладающей ключевым зна­чением в наше.й формулировке теории проективной психологии, в лите­ратуре этой важной концепции о поведении уделяется значительно мень­шее внимание, чем заслужено.Опираясь на экспериментальную работу, предпринятую по иссле­дованию ролей внутренних и внешних факторов в восприятии, на мой взгляд, можно утверждать о связи между двумя равнозначными критери­ями. В наших целях мы можем считать эту взаимосвязь функцией харак­тера стимульного поля (в котором значимы внешние перцептивные фак­торы), с одной стороны, и иерархии и силы потребностей индивида (где важны внутренние перцептивные факторы) — с другой. Таким образом, как я уже предполагал, чем более структурировано стимульное поле, тем, как правило, поведение более подчинено действию внешних фак­торов в перцепции; и наоборот, с большей неопределенностью и дву­смысленностью стимульного поля появляется больше возможности и по­требности в действии внутренних факторов. Доказуемо, что даже при неструктурированном стимульном поле поведение индивида всегда дол­жно рассматриваться как закономерное, однако закономерность такого поведения проистекает из потребностей и ценностей физиологического и психологического характера, функционирующих внутри индивида. Меррею работа с детьми внушила мысль, что состояние потребностей индивида имеет огромную важность для перцептивного поведения, а исследования Штерна и Макдональда (Stern and McDonald) также с уча­стием детей показали важность настроения при восприятии ребенком появления других людей.Факт смещения относительной значимости внутренних и внешних факторов в перцепции в связи с характером разных стимульных полей, предъявляемых индивиду, составляет основу, на которой строятся в ко­нечном счете все проективные методы. В самом деле, я думаю, без созда­ния ряда ситуаций, с которыми человек мог бы установить связь в доста­точно контролируемых условиях, где субъективные перцептивные фак­торы становятся устойчивыми детерминантами поведения индивида, просто нельзя было бы реализовать возможности для исследования и анализа личностной структуры, осуществляемые проективными тестами.Экспериментальное доказательство преобладания внутренних фак­торов над внешними при восприятии неопределенного и двусмыслен­ного стимульного поля в лабораторных условиях можно найти в про­должительной экспериментальной работе Брунера и его коллег в Гар­варде. Брунер и Гудман (Bruner and Goodman), к примеру, изучали роль потребности и ценности как факторов в перцептивном искаже­нии, разработав три эмпирических гипотезы, подлежащих дополнитель­ной проверке:1. Чем больше социальная ценность объекта, тем больше он будет поддаваться организации благодаря поведенческим детерминантам. Он будет перцептивно выбран среди альтернативных перцептив­ных объектов, зафиксируется как тенденция перцептивной ре­акции и станет перцептивно акцентированным.2. Чем больше индивид нуждается в социально ценном объекте, тем заметнее действие поведенческих детерминант.3. Перцептивная неоднозначность будет облегчать действие поведен-ческих детерминант только в той степени, в какой они будут ре­дуцировать действия автохтонных детерминант, не ослабляя при этом эффективность поведенческих детерминант.Их эксперименты оказывают достаточно очевидную пользу в предположении, что потребность и ценность фактически являются орга­низующими факторами в перцепции; и Брунер, и Гудман предлагают данные, означающие, что их три гипотезы могут быть экспериментально подкреплены. Левайн, Чейн, и Мерфи (Levine, Chein and Murphy), не­сколько ранее изучавшие взаимосвязь между силой потребности, в дан­ном случае голода, и величиной появляющегося в результате апперцеп­тивного искажения, представили факты, в значительной степени конг­руэнтные показателям Брунера и Гудмана. В дополнение к этим двум ис­следованиям, предпринятым с целью определения роли субъективных факторов в перцепции с несколько разныхдочек зрения, существуют другие, в числе которых показательны работы Дембо (Dembo) и Слиос-берга (Sliosberg), представляющие доказательства других динамических условий и процессов индивида, которые влияют на характер его перцеп­тивных актов.Исходя из массы выявленных данных и их теоретических значений мы можем рассматривать перцепцию как активный и преднамеренный процесс, включающий в себя организм в целом в связи со своим полем. По своей сути перцептивная деятельность имеет корни, глубоко прони­кающие в целостную матрицу прошлого опыта индивида, и его перцеп­тивные действия держат связь с образом его ориентации на будущее. Сле­довательно, все перцептивные процессы не только тесно связаны с от­дельными и дискретными прошлыми переживаниями индивида, орга­низованными в поведенческом смысле с тем, чтобы он мог придать им некоторый смысл и объединить их с настоящим, но также имеют проч­ную связь с прогнозами на будущее, особенно ближайшее, где они мо­гут выражаться в виде рефлексии. Существуют свидетельства, позволяю­щие предположить, что вследствии своей прошлой перцептивной дея­тельности индивид склонен создавать или приобретать чувство уверен­ности относительно последствий его настоящих перцептивных опытов. Перцепты, которые в прошлом подтверждались его последующими пе­реживаниями, очевидно стремятся зафиксироваться как перцептивные тенденции реакции и приводят к чувству комфорта или безопасности. Перцепты, не получившие последующего поведенческого подкрепления, приводят к состоянию напряженности и переживаются как неудобство или тревожность.Может возникнуть некоторое сомнение в том, что одна из главных функций перцепции, рассматриваемой в самом широком смысле, заклю­чается в зашите организма от ситуаций и условий, вредоносных и мучи­тельных для него, не идущих на пользу ни его благополучию, ни выжива­нию. Перцептивные акты устанавливают основу для развития индивидом предугадывания потенциально вредоносных ситуаций и условий. По этой причине, являющейся одной из многих других, каждый отдельный акт перцепции обязательно включает того или иного рода суждение индивида о последствиях, которые данная линия поведения может повлечь за собой.В настоящее время постепенно скапливаются многочисленные до­вольно несущественные данные, начинающие внушать нам мысль о том, что значимая функция перцепции заключается в действии по защите эго. Пример данных такого рода предлагается Постменом, Брунером и Макджиннисом (Postman, Bruner and McGinnies), которые пишут сле­дующее:«Ценностная ориентация не только способствует отбору и акценти­рованию определенных перцептов в предпочтение другим, она также бло­кирует перцепты и гипотезы, не совпадающие или угрожающие ценнос­тям индивида. Мы предполагаем, что в перцептивном поведении действу­ет защитный механизм, подобный вытеснению».В рамках проективной психологии моя формулировка ситуации не­сколько иная. Я считаю, что перцептивные процессы функционируют определенным образом, позволяющим индивиду сохранить то состояние или тот уровень тревоги, для которого он достиг через научение соответ­ствующего объема толерантности. Объем тревоги, которую человек на­учился выносить, бесспорно является функцией многочисленных пере­менных личности, на все из которых, как мы допускаем, разными спо­собами и в различной степени влияют переживания индивида. В психо­анализе выделен принцип, согласно которому каждый человек обладает рядом защитных механизмов, использующихся в индивидуальном по­рядке и действующих таким образом, что уровень тревоги может удер­живаться в управляемых пределах. Очевидно, одна из функций перцеп­ции состоит в том, чтобы позволить какому-либо из психоаналитических защитных механизмов действовать так, чтобы дать возможность индиви­ду сохранить довольно постоянный уровень тревоги, Действительно, факты в этой области свидетельствуют о том, что перцепция играет важную роль в процессе психологического гомеостаза, осуществляемого динами­ческим образом посредством функционирования нескольких защитных механизмов.На основе некоторых экспериментальных данных, взятых как из лаборатории, так и социальной психологии, я предполагаю, что по мере того как стимульное поле постепенно становится все более неструктури­рованным – процесс, вынуждающий индивида больше полагаться на внутренние, или субъективные, факюры при восприятии, — появляет­ся тенденция к заметному повышению уровня тревожности индивида.Очевидно, само по себе стимульное поле не катализирует тре­вожность. Я считаю, что скорее неоднозначное стимульное поле требу-ет от индивида стремления к новой поведенческой ориентации и ис­пользованию прежних неадекватных поведенческих паттернов либо ус­тановлению новых линий поведения. Возможно, именно динамический процесс настройки поведения к новой ситуационной взаимосвязи от­вечает за увеличение объема тревожных переживаний индивида. Я убеж­ден, что по мере того, как уровень тревоги человека повышается благо­даря динамическим процессам адаптации до точки, за пределами кото­рой эго через прошлое научение становится привычным, появляется сильная тенденция к функционированию проективного механизма. Когда проективный механизм привадится в действие, он позволяет эго на­править себя к новым и адекватным взаимоотношениям с физической и социальной реальностью. Вследствие функционирования проектив­ного механизма в этих условиях объем тревоги, испытываемой индиви­дом, понижается до точки, в которой он вновь чувствует комфорт и безопасность.Формулируя этот процесс, я использовал в качестве ключевого принципа концепцию психологического гомеостаза, представляющую собой модель безусловно широкой общности и применения. Резонно до­пустить, что проекция — это не единственный психологический «бу­фер», используемый эго для сохранения уровня терпимом тревоги. На самом деле мы должны предполагать также наличие других защитных систем. Постмен, Брунер и Макджиннис в своих работах указывали, что исходя из их экспериментальных данных можно без труда заключить, что вытеснение — это еще один защитный динамизм, который может участвовать в процессе стремления к состоянию или условию психологи­ческого гомеостаза. Несмотря на утверждение, что остальные защитные механизмы также оказываются задействованными индивидом при предъявлении ему стимульного поля с повышенным признаком неопре­деленности, для проективной психологии очевидна величайшая важность действия проективного механизма. В проективной психологии нас инте­ресует преимущественно изучение проективного поведения, и лишь вто­ростепенное значение имеют исследование и оценивание других пове­денческих проявлений индивида.Если принцип толерантности к тревоге и потребности индивида сохранять тот уровень тревоги, к которому он привык благодаря науче­нию, обоснованны и широко применимы, то тогда, на мой взгляд, мы можем допустить, что такие динамические процессы, как действие про­ективного механизма, постоянно происходят в его повседневных опы­тах, когда он вынужден сталкиваться со всеми видами социально и фи­зически неоднозначных стимульных полей, к которым требуется некий вид адекватной адаптации. В таких распространенных повседневных ситу­ациях, вынуждающих индивида совершать ряд социально релевантных и адекватных приспособлений, на мой взгляд, физическая и социальная реальность фактически наполняется потребностями, ценностями, жела­ниями, фантазиями и прочим воспринимающего человека и преобразо­вываются им таким образом, что он, как правило, переживает мини-— тт.,,ЛЈ, гшот-TiH^HMp УПППНЯ тпевоги. с которым готов справиться.Поэтому вполне справедливо будет говорить о перцепции, управ­ляемой желанием, потребностью, ценностью, фантазией и т.д. Исполь­зуя эти термины, я пытаюсь внушить мысль, что перцептивные опыты индивида окрашиваются этими элементами его личности и что эти эле­менты, или компоненты, личности отвечают за такое искажение физи­ческой и социальной реальности, при котором угроза ощущаемой безо­пасности и целостности индивида сведена к минимуму. Я думаю, что хорошим примером этого процесса может служить применение теста Рор-шаха.В ответе на карточки Роршаха, к примеру, субъект может дать боль­шое количество результатов, которые могут быть оценены как F+. В тео­рии и практике Роршаха F+ — это прямая оценка силы и целостности эго. Здесь это означает, что эго воспринимает реальность, представлен­ную чернильными пятнами, с оптимальной точностью, то есть что боль­шинство перцептивных искажений, которые субъект мог применить к реальности своими желаниями или импульсами, либо отвергались, либо сводились к минимуму. Если посмотреть на это с другой точки зрения, результаты проекции в протоколе Роршаха, определенные как F+, отве­чают оценке функции «проверки реальности» эго и поэтому становятся выражением свойства контакта эго с реальностью и показателем роли экстраэго функций в восприятии и, следовательно, в личности субъекта.Можно возразить, что этот тезис легко проиллюстрировать на при­мере теста Роршаха в отличие от некоторых других проективных методов. Я думаю, это не так. К примеру, Слиосберг показал, что дети начинают быстрее понимать значения предметов и явлений, обладающих большей подвижностью, в игре, чем в неигровых ситуациях. Хомбергер (Homburger), Эриксон и Меррей при помощи так называемых игровых приемов и дру­гих проективных техник использовали эту игровую подвижность в изуче­нии глубочайших стремлений и подавляемых желаний детей; в результате проявились некоторые очаровательные примеры проективного поведения. Я думаю, общим в этих экспериментальных попытках является факт, что в игровых ситуациях дети типичным образом чувствуют большую безопас­ность и комфорт, и когда им предъявлены двусмысленные стимульные поля, они склонны выдавать проективные данные, отображающие их по­требности, желания, страхи и т.д. В соответствии с нашей формулировкой очевидно, что проекции детей в таких ситуациях проистекают из факта, что представленный им стимульный материал вызывает реорганизацию их взаимоотношений с физическими и социальными средами.Широко распространено явление, когда большинство людей ис­пытывают большую защищенность и комфорт, если их действия связаны : чем-то давним и привычным в их опыте, а встречи с новыми и незна­комыми ситуациями имеют своим результатом значительную незащи­щенность и беспокойство и даже тревожность. Я думаю, что именно это положение дел следует считать объясняющим обычные напряжение и явную тревогу, которыми, по-видимому, реагирует так много субъектов на предъявляемый им стимульный материал в различных проективных тестах. Как правило, и, возможно, почти всегда эти стимульные матери-алы являются новыми и незнакомыми, так что благодаря им человек оказывается в ситуации, в которой, как иногда объясняют, «привычные правила игры» очевидно неприемлемы. Клинический опыт с некоторы­ми проективными методами убедил меня, что в условиях неопределен­ности психологической задачи и когда вдобавок стимульное поле либо довольно неоднозначно, либо является новым в опыте субъекта, тести­руемый склонен реагировать тревогой — от минимальной до сильной. Я думаю, проективный механизм вводится в действие по мере повышения объема тревоги благодаря усилиям, проявленным субъектом при уста­новлении связи с новым и неструктурированным стимульным полем. Если эта формулировка процесса обоснована, то функция перцепции, по мо­ему предположению, состоит в том, чтобы уменьшить объем тревоги, ощущаемой индивидом, чтобы он мог прийти к согласию с физической и социальной средами, которое позволит иметь с ними дело с макси­мальной легкостью и комфортом.Именно в эту ситуацию обычно вводят субъекта, когда предлагают ему проективный тест. С позиции своей формулировки я считаю, что несложно понять, почему индивид так часто окружает проективные ма­териалы собственными желаниями, импульсами, фантазиями, ценнос­тями и т.п. В принципе чтобы вызвать проективное поведение, человеку можно предъявлять почти любые стимульные материалы. Значимыми яв­ляются объем структурированности стимулвного поля и способ интер­претации выполнения теста испытуемым. Стимульное поле может быть сильно структурированнным, но предпочтительно сводить это к мини­муму, чтобы внутренние или субъективные факторы перцепции могли свободно функционировать, позволяя индивиду в максимальной степе­ни окружать стимульные ситуации собственными потребностями, цен­ностями, фантазиями и т.д.ТАТ, к примеру, предъявляет субъекту серии незнакомых задач и достаточно неструктурированные стимульные поля, заставляя его про­ецировать собственный эмоииональный мир, выдавать личные концеп­ции о физическом и социальном мирах и проявлять усилия по организа­ции своего поведения и установлению связи с этими мирами. В результа­те нескольких попыток проекции индивида и его работы по установле­нию связи с физической и социальной средами, с которыми он взаимо­действует, появляется нечто вроде рентгеновского снимка индивида, как описывал этот процесс Франк. Проективные данные предполагают, ка­ким образом человек представляет себя в отношениях с физической и социальной средами, когда стремится превратить их в собственные лич­ные потребности и ценности. Исследование карточек ТАТ убеждает, что они внимательно отобраны и предназначены для предоставления ряда необычайно богатых и разносторонних стимульных полей. Использова­ние данных ТАТ часто предоставляет нам возможность построить надеж­ную схему заключений о том, каким образом данная личность старается установить связь с другими людьми. Из-за характера стимульных полей, предоставляемых ТАТ, проективные данные, выявляемые в результате

-,„„ Л1-ГЛ1-ТПЯКУГ немалую пользу в пости-

жении межличностных ориентации субъекта и позволяют клиницисту вывести приемлемые умозаключения, относящиеся к межличностным установкам и чувствам, испытываемым субъектом к большинству значи­мых фигур в своей жизни.Конечно, проективные тесты применялись главным образом в изу­чении и диагностике личности. Однако клиницисты нередко обнаружи­вают терапевтическую ценность проективного теста для самого тестиру­емого1. Если общая тенденция нашей теории перцепции обоснована для проективной психологии, то не стоит удивляться этому результату, Дей­ствительно, мы можем допустить, что предъявление субъекту серии раз­личных стимульных полей посредством проективных методов может дей­ствительно оказать ему помощь в снижении его уровня тревоги; давая возможность для катарсиса. Я полагаю, стимульные материалы требуют, чтобы субъект подводил себя к новым взаимоотношениям с его физи­ческой и социальной средами. В процессе достижения новой ориентации приводится в действие проективный механизм, и может происходить снижение тревоги.НЕКОТОРЫЕ ПОСТУЛАТЫ О ЛИЧНОСТИНа фоне относительной бесплодности многих попыток современ­ной теоретической психологии среди американских психологов возрас­тает тенденция к поиску выхода из создавшегося положения посредством более интенсивного и серьезного изучения личности. Важно то, что за последние два десятилетия объем литературы по психологии личности вырос до громадных размеров. Отчасти это происходит из-за растущей неудовлетворенности прогрессом лабораторной науки, а отчасти из-за практического интереса к потенциалу научной психологии в кризисном возрасте. Как предположил Розенцвейг, в последние годы наблюдалась постепенная конвергенция теоретических взглядов, касающихся сущно­сти личности. Вопреки факту, что эти теоретические формулировки воз­никали из абсолютно разных методологических и концептуальных пози­ций, большей частью их можно свести к весьма ограниченному числу постулатов о сущности личности, которые, несмотря на некоторые ого­ворки, способны принять сторонники проективной точки зрения.Мы считаем эти пробные формулировки примерами некоторых наименее общих знаменателей, очевидно, так или иначе обслуживаю­щих гипотезы многих клиницистов, которые тесно связывают себя *с про­ективной психологией. Концепции личности, экспериментально сфор­мулированные мною, необходимо рассматривать только как гипотезы, функции которых — инспирировать и вести исследования личности в1 Как говорилось ранее, первоначально индивид часто реагирует повышением тре­воги. Однако по мере раскрытия методики теста его поведение стабилизируется, и напр;ь женность вместе с тревогой переходят на тот уровень, какой был до теста. Главным образом в исследовательской части теста, где это используется, может происходить об­суждение чувств с последующей редукцией тревоги. В принципе подобная ситуация мо­жет развиваться с любым психологическим тестом.проективной психологии. Единственная санкция, позволенная этим ги­потезам в настоящее время, — оказывать проективному психологу по­мощь, подстраивая данные, полученные при использовании проектив­ных тестов, под значимые модели, которые могут принести пользу в толковании проективного поведения.Можно сформулировать несколько следующих полезных для про­ективной психологии постулатов, касающихся сущности личности.1. Личность — это система, функционирующая в индивиде в роли ор­ганизации между стимулом и реакцией, которые она стремится связать воедино. Этот постулат акцентирует условную и относительную сущность стимула и предполагает, что любой стимул обладает эффективностью в вызывании реакции в той степени, в какой он связан с функционирую­щим организмом. Стимул приобретает способность к установлению свя­зи с функционирующим организмом посредством научения этого орга­низма.Стимулы, на которые человек может научиться реагировать, зави­сят от специфических и индивидуальных потребностей и ценностей это­го человека. Стимулы, способные согласовываться с потребностями ин­дивида, имеют тенденцию вызывать реакции, и одна из функций лично­сти как системы, функционирующей внутри индивида между стимулом и реакцией, состоит в отборе из бесчисленных стимулов, постоянно по­сягающих на человека, тех, которые благодаря удовлетворению потреб­ностей, приводят к редукции на мотивациот-шом уровне.На феноменологическом уровне отбор стимулов, на которые может реагировать индивид, осуществляется посредством процесса, называемо­го нами «селективным вниманием». Процесс селективного внимания явля­ется деятельностью перцептивных механизмов. Стимулы, вызывающие реакции, отбираются в качестве функции содействия выживанию и бла­госостоянию индивида, рассматриваемой в самом широком смысле. Про­цесс селективного внимания представляет собой деятельность личности, заставляющую индивида проявлять восприимчивость к стимулам, кото­рые способствуют его благополучию и целостности, а также развивать в себе бесчувственность к стимулам, не способствующим этой цели.Так же как индивид приобретает селективное внимание к классам стимулов в ходе своего научения тому, как организовывать и интегриро­вать свои отдельные опыты, мы можем допустить, что он развивает «се­лективное невнимание» (Салливан), процесс, не являющийся в узком смысле функцией перцептивных механизмов, происходящий, по наше­му предположению, вне осознания человека1.2. Личность как организация является динамичной и мотивационной по своей сути. Ее способности отбирать и интерпретировать стимулы, с одной стороны, и контролировать и фиксировать реакции — с другой, опре-1 В формулировки Саллпвапа «селективное невнимание» — это прием, используе­мый системой «я» с целью управления объемом испьпываемой треноги. Салливан считает этот процесс происходящим вне осознания, однако он мог бы унести нас слишком дале­ко, показывая, каким образом его,концепция паратаксического искажения, значимая в тюм контексте, связана с процессом селективного невнимания.деляют ее целостность и единство как функционирующей системы. Этот постулат можно рассматривать как ключевой во взгляде Оллпорта на лич­ность, и принятие его проективным психологом означает фактическое развенчание стимула и уверенное представление личности как совокуп­ности «посредничающих переменных» и соотносящихся систем по ста­рой бихевиористской формуле S—R.Личность как динамическая организация, находящаяся между сти­мулом и реакцией, несет ответственность за психологический гомеос-таз, происходящий в поведении. Поведение, можно сказать, нарушает­ся, когда, к примеру, личность как динамическая и мотивационная система или организация неспособна соотнести стимул и реакцию. Вслед­ствие утраты психологического гомеостаза прежние перцептивные ре­активные тенденции индивида, усвоенные главным образом через на­учение, больше не функционируют. Человек теряет способность отби­рать из физической и социальной реальности те стимулы, на которые он привык реагировать. «Закономерность» прежнего поведения нару­шается, и человек вынужден использовать новые и часто неадекватные реактивные тенденции. Мы допускаем тем не менее, что использование новых реактивных паттернов закономерно и должно пониматься в тер­минах потребности индивида отстаивать свою целостность и последова­тельность на новой основе.3. Личность — это конфигурация. Личность состоит из множества психологических функций и процессов, и мы считаем, что формирова­ние личности следует законам гештальт-психологии, применяющимся к рагвитию любой другой конфигурации.Проективный тест нельзя рассматривать как предназначенный для «оценки» всей личности, а непроективное исследование личности нельзя воспринимать как оценку личности во всем богатстве ее организации и дифференциации как процесса. Вместо этого мы должны предположить, что сравнительно ограниченные участки личностной конфигурации оце­ниваются сочетанием всех инструментов как проективных, так и непро­ективных, которые доступны для нас в данное время. Поскольку лич­ность можно считать растянутой во времени конфигурацией, задача ис­следования личности или ее оценки подразумевает крайне сложную про­цедуру с привлечением многих оценочных методов, с тем чтобы полу­чить серии картин поперечного среза, с помощью которых выстраивает­ся ряд заключений о продольном характере личностного процесса.Конфигурационный характер личности является оправдательным обстоятельством для многомерного подхода к анализу, представляемото некоторыми проективными процедурами. Каждый аспект конфигурации, называемой личностью, который пытаются осветить тем или иным про­ективным методом, необходимо считать лишь отдельным выражением всей личности как процесса и рассматривать его в свете других поведенческих проявлений индивида.4. Рост и развитие личности основаны как на дифференциации, так и на интеграции. Этот постулат утверждает, что рост и развитие личности подчинены двум фундаментальным процессам: научению и созреванию.Научение и созревание сообща отвечают за дифференциацию и интегра­цию, которые по-разному характеризуют личностный процесс на тех или иных стадиях его развития.5. Личность в своем росте и развитии во многом находится под вли­янием факторов окружающей среды. Культурные факторы обладают пер­востепенной важностью в числе окружающих факторов. Этот постулат не отрицает роли и значимости наследственных факторов в качестве детер­минантов личности, но акцентирует утверждение, что окружающие де­терминанты личности обладают существенным влиянием на предостав­ление индивиду возможности организовывать свои отдельные опыты и направлять свое поведение к адекватному удовлетворению личных по­требностей.Польза этих пяти постулатов о сущности личности для проектив­ной психологии заключается, я думаю, в том, что их используют как системы эталонов в суждении о личности. Они могут также помогать кли­ницисту так систематизировать проективную продукцию своих испытуе­мых, чтобы проективные данные могли получить больше смысла. Ясно, что принятие даже некоторых из гипотез о сущности личности обязывает проективного психолога использовать множество процедур, проектив­ных и непроективных, исследуя богатство личности.Очевидно, эти сформулированные выше постулаты представляют лишь начало развития теории личности, которая должна иметь первосте­пенное значение для проективной психологии в целом, если мы хотим, чтобы проективные методы, применяемые сегодня, пользовались более широким признанием психологического содружества. Теоретические пси­хологи не только имеют право, но обязаны настаивать, чтобы клини­цист расширял и оглашал идеи и концепции, которыми он руковод­ствовался в своих исследованиях с применением проективных методик. Несмотря на другие присущие ей черты, наука является человеческой деятельностью, процедуры и операции в которой должны быть открыты­ми и повторяемыми. Сегодня, как и всегда, психолога как ученого нельзя оправдать, если он вместо публичных оперирует концепциями, извест­ными лишь посвященным. Необходимо делать направляющие концепции проективной психологии ясными и доступными, чтобы в конце концов их подвергли экспериментальной проверке и поместили в группу под­твержденных заключений.Конечно, следует признать, что некоторые теоретические форму­лировки о личности предлагались к рассмотрению, и, возможно, наибо­лее исчерпывающая из них принадлежит Меррею. Общая особенность всех этих теорий личности, однако, состоит в том, что они не пользова­лись широким одобрением среди тех, кто работает в рамках проективной схемы. В теории личности крайне нуждаются клиницисты, работающие с проективными тестами, и их повседневные опыты предоставляют воз­можность проверить ценность такой теории, когда под нее подводят про­ективные данные. Такая теория оправдана не только из-за системы, не­обходимой нам, но скорее потому, что она может стимулировать и вести ряд решающих экспериментов, которые могут иметь в качестве своейконечной функции развитие совершенно новых перспектив и концеп­ций, касающихся личности.ЗАКЛЮЧЕНИЕВ этой статье я стремился описать теоретическую атмосферу, в ко­торой развивается неоперившаяся еще проективная психология, и рас­сказать о некоторых из наиболее важных концепций, придававших ей своим действием форму пригодного и респектабельного подхода к изу­чению и диагностике личности. Не все факторы, моделировавшие про­ективное направление в психологии, имеют равную значимость, и я выделил в качестве существенных те из них, которые легче всего согла­суются с моими личными убеждениями. Другие, весьма вероятно, выде­лили бы другие и совершенно несхожие тенденции. Однако какой бы ни была формулировка новой сферы проективной психологии, я не считаю преждевременным предположение о том, что проективное направление представляет отличный и уникальный подход к сфере прикладной пси­хологии личности, который может привлекать психологов как экспери­ментального, так и клинического убеждения.Я представил набросок перцептивной теории, которая может быть полезной для понимания проективной психологии. Несомненно, другие формулировки сущности и роли перцептивных процессов и возможны, и пригодны, но я считаю, что предложенный мною подход к восприя­тию может помочь понять, почему оно является чем-то вроде via regia для исследования потребностей, ценностей, желаний, фантазий, импульсов и всего остального в индивиде, что может стать доступным для нас по­средством нескольких проективных методик. Я изложил условия, при которых, по моему мнению, функционируют перцептивные процессы, поддерживая уровень тревоги у индивида, и предложил теорию о том, как приводится в действие проективный механизм.Пять постулатов о личности, которые используются в качестве ги­потез, проверяемых клиническими и проективными данными, представ­ляют лишь каркас, вокруг которого должна быть возведена полностью пригодная и исчерпывающая теория личности. Они были предложены только вследствие моей убежденности в том, что проективная психоло­гия отвечает за то, чтобы делать как можно более ясными используемые концепции личности. Очевидно, что клиницисты используют в работе с проективными тестами много имплицитных концепций, однако они обя­заны их излагать. Концепции эти, вероятно, представляют скорее их соб­ственные теоретические пристрастия, чем взгляды, в связи с которыми можно легко прийти к некоторому взаимному соглашению1.1 Пока клиницисты на самом леле не сделают свои концепции ясными и доступ­ными широкой общественности, мы не будем иметь никакого представления, насколько их можно объединить в теорию проективной психологии в том виде, к каком она сфор­мулирована сегодня. Подозреваю все же, что многие из имплицитных концепций клини­цистов, работающих с проективными тестами, неодинаково способны к легкой интегра­ции в современные концепции проективной психологии.Я показал важность усилий, приложенных мной к развитию тео­рии личности, которая может сослужить особую службу проективным психологам. Нет сомнений, что в ее отсутствие проективным тестам, по всей вероятности, трудно достичь такой зрелости, которая вполне по­зволила бы им состязаться наравне с более давними подходами к изуче­нию личности. Проективные психологи все еше ошущают собственную незащищенность, вызванную не столько начальным этапом развития их направления, сколько некой слепой и упорной нерасположенностью, оказываемой теоретическими психологами, которые настаивают на том, что прежде чем принять проективные тесты в главное течение американ­ской психологии, необходимо доказать валидность и надежность точно так же, как доказывалась ценность непроективных тестов.Я придерживаюсь мнения, что проективные тесты развивались из атмосферы мнения, столь радикально отличного от того, которое сдела­ло возможным существование других методик оценки личности, что их валидность и надежность никогда не смогут быть установлены теми же способами. Это требование, относящееся к проективным методам, про­сто нельзя удовлетворить.Проективные тесты совершенно ясно показали, что мы должны быть готовы отказаться от ошибочного разграничения количественных и качественных данных. При изучении личности возникают оба вида дан­ных, и мы должны разработать такие способы их трактовки, которые позволят нам обсуждать и тот и другой. К счастью для проективной пси­хологии, признание существующей ситуации постепенно возрастает; и мы можем надеяться, что следующие несколько лет работы дадут необ­ходимые навыки более адекватного обращения с любыми показателями личности.Гордон У. ОлпортТЕНДЕНЦИИ В ТЕОРИИ МОТИВАЦИИТеория мотивации сегодня благополучно выходит на широкую до­рогу научного прогресса. В попытке описать смену направления особое внимание я бы хотел уделить проблеме психодиагностических методов, так как именно успехи и неудачи в их развитии могут многое рассказать нам в плане психодинамических теорий.Начнем с вопроса, почему проективные методы так популярны сегодня как в диагностической, так и в исследовательской практике? Ответ, на мой взгляд, нужно искать в истории развития мотивационной теории в прошлом веке. Шопенгауэр со своей доктриной примата слепой воли не испытывал особого уважения к рациональным объяснениям, которые находит человеческий разум для оправдания собственного по­ведения. Он был уверен, что мотивы нельзя оценивать по их внешним проявлениям. За ним следовал Дарвин со своим законом выживания силь­нейшего. Мак-Даугалл (McDougall) усилил дарвиновский акцент на ин­стинкт, сохранив в своей целенаправленной работе привкус шопенгауэ­ровской воли. Итак, Дарвин со своей борьбой за'выживание, Бергсон (Bergson) с жизненным порывом, Фрейд с либидо — все эти авторы были иррационалистами. Они были убеждены, что в мотивации самым важным является внутренний генотип, а не лежащий на поверхности фенотип. Все они реагировали на наивное рационализаторство своих пред­шественников и на попытки смертных оправдать свое существование и' В своем изящном анализе Оллпорт бросает вызов тем, кто утверждает, что толь­ко «глубинные» методы могут предоставить средства обойти защитные механизмы испы­туемого. Он говорит, что обычный человек с готовностью пойдет на общение и с боль­шой экономией времени сам расскажет то, что с помощью батареи проективных методик пришлось бы выведывать часами. И наоборот, если субъект совсем не хочет раскрывать чего-то, он просто не обратит внимания на соответствующий материал, если только тестирующий не будет изобретательнее. То есть проективные методы следует использо­вать только вместе с прямыми методами, чтобы можно было сравнивать разные виды данных.Несомненно, эта статья заставляет серьезно задуматься и ставит ряд вопросов для размышления. Действительно ли не существует связи между невротиками и нормальны­ми субъектами, как подразумевает Оллпорт? Если большинству индивидов присущи не­вротические тенденции, в состоянии ли они верно оиенпть свои проблемы, когда их об этом спрашивают? Осознают ли здоровые свои трудности настолько, чтобы суметь доне­сти эту информацию до других? Утверждение сомнительное. Многие считают, что такое осознание самого себя не слишком распространено.Что касается мнения Оллпорта насчет неспособности проективных методик про­биться через защиту относительно нормального субъекта, то большая часть данных из литературы подтверждает это. Однако использование более тонких критериев предостав­ляет возможность дифференцировать относительно нормальных субъектов на основании их реакций на проективные тесты, несмотря на защитные механизмы личности.объяснить поведение. Среди этих иррационалистов, доминировавших в психологии прошлого века, Фрейд, конечно, был ведущей фигурой. Он, как и другие, отдавал себе отчет в том, что истоки поведения могут быть недоступны для понимания.В добавление к иррационализму современная динамическая психо­логия отличается еще одним характерным признаком. Решающая роль в процессе онтогенеза приписывается врожденным инстинктам либо опы­ту, приобретенному в раннем детстве. В этом взгляды ведущих нединами­ческих школ и психологии в рамках двучленной системы «стимул—реак­ция» совпадают со взглядами динамической теории. Все они соглашают­ся с тем, что наблюдаемые нами мотивы у взрослых людей обусловлены, подкреплены, сублимированы или, иначе, развились на основе инстинк­тов, влечений, или ид, структура которого, как говорил Фрейд, «никог­да не меняется».Ни одна из ведущих теорий не считает, что мотивы могут претер­петь существенные изменения в течение жизни. Мак-Даугалл полностью исключает эту возможность, утверждая, что мотивационная структура закладывается на основании имеющегося набора инстинктов раз и на­всегда. Новые объекты могут добавляться через научение, но мотиваци­онная сила все время остается одной и той же. По существу, позиция Фрейда идентична этой. Концепции сублимации и смешения объект-ка-тексиса ответственны главным образом за всяческие видимые изменения. Психология «стимула—реакции» также настаивает на «дистанционном» контроле, базирующемся на прошлом. Мы реагируем только на те объек­ты, которые связаны с первичными влечениями прошлого, и только в той степени, в какой наши реакции были тогда вознаграждены или дос­тавили нам удовольствие. С точки зрения теории «стимула—реакции», трудно сказать, что индивид вообще что-то пытается делать. Он просто «реагирует» сложной системой навыков, выработанных ранее. Господ­ствующий взгляд на мотивацию как на стремление к «редукции напря­жения» или «поиску равновесия» перекликается с этой точкой зрения, но едва ли соответствует действительности.Широкое распространение подобных взглядов порождает нечто вроде презрения к внешним проявлениям психической жизни. Осознан­ные рассказы клиентов отвергаются как не стоящие доверия, а разбору текущих проявлений мотивов предпочитают прослеживание поведения субъекта на более ранних стадиях развития. Индивид потерял право на доверие. И в то время когда он занят обустройством своей жизни в насто­ящем и будущем, большинство психологов заняты раскопками его прош­лого.Теперь становится понятно, почему методы, изобретенные Юн-гом, Роршахом, Мерреем пользуются такой популярностью у психоди­агностиков. Эти методы не требуют от субъекта рассказа о его интересах, о том, что он хочет и что пытается сделать. Они также и не спрашивают напрямую о его отношениях с родителями и другими значимыми людь­ми. Они делают выводы об э.тих отношениях полностью на основании вымышленных идентификаций. Этот непрямой, скрытый подход к моти-вации настолько популярен, что многие клиницисты и университетские центры уделяют подобным методам диагностики гораздо больше време­ни, чем любым другим.Однако иногда клиент может шокировать своего «проективного» психолога вторжением своего неожиданного сознательного отчета. Мне рассказали об истории пациента, который отметил, что карточки теста Роршаха наводят его на мысли о половых сношениях. Клиницист, рассчи­тывая зацепить скрытый комплекс, спросил почему. «О, —– ответил паци­ент, — да потому, что я думаю о сексе всегда и везде». Едва ли для выяс­нения этой мотивации клиницисту на самом деле требовался Роршах.Большинство психологов предпочитают подступать к потребнос­тям и конфликтам личности окольными путями. И объясняется это, ко­нечно, тем, что каждый человек, даже невротик, достаточно хорошо приспосабливается к требованиям реальности и только в бесструктурной проективной ситуации проявляет свои истинные потребности и тревоги. «Проективные тесты, — пишет Стегнер (Stagner, 1951), — более диагно-стичны, чем реальные события». На мой взгляд, это бескомпромиссное заявление представляет собой кульминацию столетней эры иррациона­лизма и недоверия. Неужели субъект не имеет права на доверие?Для начала рассмотрим исследование, проведенное во время вой­ны, с привлечением 36 добровольцев, которые провели шесть месяцев на полуголодной диете (Brozek, Gnetzkow, Baldwin and Cranston, 1951). Их диета была настолько скудна, что каждый из них за полгода потерял в среднем четверть собственного веса. Потребность в пище была невыно­симо велика, беспрестанный голод мучителен. В то время, когда они не были заняты какими-либо лабораторными заданиями, они обнаружива­ли себя почти всегда думающими о еде. Вот типичная фантазия, расска­занная одним из испытуемых: «Сегодня у нас меню № I. Но это же, кажется, самое маленькое меню! Что мне сделать с картошкой? Если я словчу, то смогу добавить больше воды… Если я буду есть чуть-чуть быс­трее, пища дольше будет оставаться теплой, а я люблю теплое. Но все равно она так быстро заканчивается». Любопытнейший факт: в то время как все устремления испытуемых были очевидно сосредоточены только на еде, а вся энергия направлена на реализацию этой потребности, это никак не отразилось в проективных методиках. Исследователи сообща­ют, что из использованных тестов (свободные словесные ассоциации, тест начальных букв, анализ сновидений, тесты Роршаха и Розенцвей-га) только один тест свободных ассоциаций дал ограниченные*свиде-тельства об озабоченности едой.Это открытие чрезвычайной важности. Наиболее сильный, захва­тывающий мотив совершенно не обнаружил себя в проективных методи­ках. Однако он был легко доступен в сознательных отчетах. Возможно, частично это объясняется тем, что в лабораторных занятиях испытуемые пытались найти временное отвлечение от навязчивого мотива. Они реа­гировали на проективные тесты бог знает на что пригодным, привыч­ным ассоциативным материалом. Еще больше сбивает с толку то, что анализ сновидений тоже не раскрыл такого весомого внутреннего моти-ва. Вряд ли это может быть приписано сознательному сдерживанию. Од­нако оба результата предполагают, что возможен следующий закон: до тех пор пока мотив остается неподавленным, он не особенно влияет на восприятие и реагирование при прохождении проективных тестов. Еще рано говорить об обоснованности этого обобщения, но в любом случае эту гипотезу стоит проверить.Другие исследования в ситуации голода подтверждают эти данные (Levine, Chein and Murphy, 1942; Sanford, 1936). Авторы этих исследова­ний наблюдали такую тенденцию, что количество явных ассоциаций с пищей в проективных тестах явно уменьшалось тем более, чем дольше продолжалось голодание. Очевидно, это происходило потому,-что мотив постепенно становился полностью осознанным и не подавлялся. Правда, инструментальные ассоциации (способы получения пищи) продолжали проявляться в словесных реакциях чаще с возрастанием чувства голода. Это, однако, вполне согласуется с гипотезой, что, когда голод полнос­тью осознан, субъект в экспериментальной ситуации удерживается от поиска его удовлетворения и, следовательно, подавляет свои инстру­ментальные тенденции.Данные другого характера мы находим в работе И. У. Гетцеля (I. W. Getzel, 1951). Используя в своих исследованиях две формы теста «За­вершение предложений» (одну с формулировкой от первого лица, а вто­рую — от третьего), он составил пары следующего типа:гКогда Фрэнка попросили быть за старшего, он.,. Когда меня попросили быть за старшего, я…Когда Джо знакомится с новым человеком, он обычно… Когда я знакомлюсь с новым человеком, я обычно…Конечно, в эксперименте утверждения были перемешаны. Всего было 20 диагностических утверждений каждого типа. В исследовании при­нимали участие 65 демобилизованных военнослужащих, 25 из них диаг­ностировались как адекватно адаптирующиеся, а 40 психоневротиков были уволены со службы по причине нетрудоспособности, связанной с лич­ностными нарушениями.Оказалось, что адекватно адаптированные испытуемые в большин­стве случаев давали идентичные окончания как для первого, так и для третьего лица. Если мы принимаем, что окончание предложения от тре­тьего лица — это «проективный метод», то полученные результаты по­чти идеально соответствуют прямому, от первого лица, вопросу. С другой стороны, психоневротики в большинстве случаев изменяли варианты окончаний. Они давали один ответ, когда вопрос задавался напрямую («Когда меня попросили быть за старшего, я согласился»), и другой на проективный вопрос («Когда Джона попросили быть за старшего, он испугался»). Прямое окончание фразы от первого лица заставляет психо­невротика использовать защитные механизмы и извлекает просто шаб­лонно-правильные реакции.Таким образом, прямые ответы психоневротиков нельзя толковать по их внешнему значению. Защитные барьеры высоки, истинные мотивыглубоко спрятаны и могут быть выявлены только посредством проектив­ных методик. Но нормальные субъекты дадут в точности одинаковые ре­акции при использовании как прямых, так и проективных методов, по­скольку эти индивиды целостны. Поэтому у них внешние мотивы можно принимать за истинные, все равно, как ни пытайся, существенных от­личий не обнаружишь.Это исследование прибавляет веса к экспериментальному сужде­нию, сформулированному нами на основе случая голодавших субъектов. Только не интегрированный индивид, не осознающий свои мотивы, рас­крывает себя при прохождении проективных тестов. Это невротические личности, которые за внеТиними проявлениями скрывают подавленные страхи и враждебность. Такой субъект не защищен от проективных при­емов, но хорошо адаптированный субъект не выдает существенных от­личий.Есть, однако, одно различие между этими двумя исследованиями. Голодающие субъекты избегали какого-либо проявления своего домини­рующего мотива в проективных методиках. А адекватно адаптированные демобилизованные военнослужащие давали одинаковую реакцию при прямом и проективном тестировании. Возможно, это различие в резуль­татах объясняется неоднородной природой использованных тестов. Но эта небольшая деталь не стоит долгих размышлений. Действительно, суть этих исследований заключается в том, что при изучении мотивации пси­ходиагност всегда должен использовать прямые методы наряду с проек­тивными. Иначе он никогда не сможет быть уверен, что у субъекта отсут­ствует сильная сознательная мотивация, ускользающая из поля зрения проективной ситуации (как в случае с голодавшими субъектами).Итак, представленные мною факты свидетельствуют о следующей тенденции. Нормальный, адекватно приспособленный субъект с четкой направленностью может реагировать на проективные методы двумя спо­собами. Он либо дает материал, идентичный сознательному отчету, либо никак не проявляет свои доминирующие мотивы. Особое значение про­ективное тестирование имеет тогда, когда в проективных реакциях обна­руживается эмоционально нагруженный материал — он противоречит сознательным отчетам. И мы не можем с уверенностью заявлять о нали­чии или отсутствии невротических тенденций, если не используем оба диагностических подхода и не сравним результаты.Возьмем, например, диагностику тревожности. Используя различ­ные реакции на карточки Роршаха и ТАТ, клиницист может сдела-ть вы­вод о высоком уровне тревожности. Однако сам по себе этот факт нам почти ничего не говорит. Субъект может быть чрезвычайно эффективным в жизни, потому что использует свою тревожность. Он может прекрасно знать, что он беспокойный, путающийся, тревожный человек, который всегда добивается большего, чем ему предсказывают. Тревожность — это ценное качество в его жизни, и он достаточно умен, чтобы понимать это. В этом случае данные проективных тестов будут соответствовать данным прямых методов. Особой необходимости в использовании проективных методик нет, но и вреда это не принесет. Или, как в случае с голоданием,по протоколам проективных тестов мы не обнаружим тревожности, хотя на самом деле имеем дело с таким же беспокойным, путающимся и тре­вожным субъектом, как и первый, но жестко контролирующим свои нер­вы. В таком случае мы понимаем, что высокая степень контроля над собой позволяет ему справиться с проективными тестами с помощью умствен­ных усилий, не относящихся к его тревожной натуре. Но мы также можем обнаружить, и в этом огромное преимущество проективных методов, что внешне спокойный и уверенный человек, отрицающий какую-либо тре­вогу, показывает глубокое беспокойство и страх в реакциях на проектив­ный материал. Это тип рассогласованности личности, который могут ди­агностировать проективные тесты. Однако при* этом прямые методы тоже должны быть задействованы.Так часто упоминая «прямые» методы, я подразумеваю главным образом «сознательные отчеты». Вопрос о мотивах, которыми руковод­ствуется человек, это не единственный прямой метод, который мы мо­жем использовать, но и он вовсе не плох, особенно для начала.Когда мы начинаем изучать мотивационную сферу личности, мы прежде всего хотим узнать, что этот человек пытается сделать в своей жизни, включая, конечно, то, чего он пытается избежать и что старает­ся оставить. Не вижу причин, почему наше исследование нельзя начать с просьбы рассказать, как сам клиент ответил бы на эти вопросы. Если в приведенной форме они кажутся слишком абстрактными, их можно пе­ределать. Особенно диагностичны ответы человека на вопрос: «Что вы хотели бы сделать в следующие пять лет?» Подобные же прямые вопросы могут быть сформулированы для выяснения тревог, привязанностей и неприязней. Большинство людей, как я подозреваю, в состоянии отве­тить, чего они хотят от жизни с неменьшей степенью валидности, чем это определяется с помощью проективных инструментов, хотя некото­рые терапевты и пренебрежительно относятся к прямым вопросам.Но под «прямыми методами» я также имею в виду и стандартизо­ванные опросники, такие как «Опросник устойчивых интересов» (Strong Interest Inventory) и недавно переработанную «Шкалу ценностей» (Allport-Vernon-Lindzey Study of valyes). Сейчас нередко случается, что данные, полученные по этим методикам, несут информацию, не совсем иден­тичную «сознательному отчету» (consious report). Субъект, например, может не знать, что его ценности в значительной степени теоретически и эс­тетически направлены, а его интересы в области экономики и религии ниже средних. Результат по шкале ценностей вычисляется просто сумми­рованием отдельных сознательных выборов, которые субъект сделал в 45 гипотетических ситуациях. Даже если его словесный отчет будет непол­ным, он будет соответствовать этим отдельным выборам и в основном будет внешне валиден. Люди с определенной направленностью интере­сов, выявленной тестом, действительно делают характерный професси­ональный выбор и в своем ежедневном поведении поступают в соответ­ствии с полученными данными.Подведем итоги. Прямые методы включают в себя нечто вроде со­общения, полученного от индивида посредством интервью. Это можетбыть обычное психиатрическое интервью, либо используемое в профес­сиональном или личностном консультировании, либо в недирективной беседе. Автобиографические методы, оцениваемые по внешним показа­телям, тоже относятся к прямым, а также и все виды тестирования, где окончательный результат представляет собой сумму или паттерн серий сознательных выборов, сделанных субъектом.Сегодня модным термином «психодинамика» часто обозначают пси­хоаналитическую теорию. Проективные методики относят к психодинами­ческим, потому что считается, что они затрагивают глубинные структур­ные и функциональные слои психики. Мы уже показали причины для со­мнений в обоснованности такого предположения. Многие из самых дина­мических мотивов более точно можно выявить с помощью прямых методов1. И, наконец, выявленная проективными методами информация не может быть правильно интерпретирована без учета данных прямых методов.Приверженцы психодинамической теории утверждают, что ника­кие данные не имеют значения, пока не исследована сфера бессозна­тельного. Это изречение мы находим в весьма ценной книге Кардинера и Овеси (Kardiner and Ovesey, 1945) «Знак гнета» (The Mark of Oppression), описывающей серьезно нарушенные и конфликтные мотивационные си­стемы негров в одном из городов на Севере. Возможно, я сильно ошиба­юсь, но, по-моему, своими психоаналитическими поисками авторы от­крыли очень мало или даже ничего нового, что было бы очевидно в данной ситуации. Искалеченное сознание негров в нашем обществе, эко­номическая нищета, упадочническое состояние семьи, горечь и отчая­ние обусловливают болезненное психодинамическое развитие индиви­да, о котором в большинстве случаев ничего большего не выяснишь даже посредством глубинного анализа.Большинство психодинамических данных, приводимых Кардине-ром и Овеси, фактически являются прямыми выписками из автобиогра­фических описаний. Такое использование этого метода вполне приемле­мо, и их поиски очень поучительны. Но их теория, по-моему, расходится с обоими используемыми ими методами и полученными данными. Пси­ходинамика — это не обязательно скрытая динамика.'Для данного обсуждения простое разграничение на «прямые» и «непрямые» ме­тоды является, на наш взгляд, вполне адекватным. Психодиагностика, однако, требует более тонкой классификации и описания используемых методов. Прекрасное начало это­му положил Розенциейг (1950), который разделил методы на 3 группы, каждая из кото­рых приспособлена отслеживать определенный уроиень поведения. «Субъективные» мето­ды, по Розенцвейгу, требуют от субъекта наблюдения за собой как за объектом (опрос­ники, автобиографии). «Объективные» методы требуют исследования через наблюдение за внешним поведением. «Проективные» методы требуют как от исследователя, так и от испытуемого «пойти другим путем* и основываются на анализе реакций испытуемого на кажущийся «личностно-нейтральный» материал. Иначе говоря, розенмвейговские «объек­тивный» и «субъективный» методы соответствуют тому, что я называю «прямыми» мето­дами, а «проективные» — «непрямыми».Особенно следует отметить утверждение автора о значении проективных методов. Он говорит, что его сложно определить до тех пор, пока данные субъекта, полученные по проективным тестам, не будут проверены в свете данных субъективных и объективных методов.Этот момент хорошо обозначил психиатр Дж. К. Уайтгорн (J. С. Whitehorn, 1950), который совершенно верно утверждает, что психоди­намика — это обшее знание о мотивации. Ее широким принципам могут соответствовать и специфические требования, и понимание психоана­литиков. Уайтгорн настаивает, что лучший подход к психотичным паци­ентам, особенно страдающим от шизофренических или депрессивных нарушений, осуществляется через еще сохраненные каналы. Наиболее пристального внимания требуют к себе не области нарушений, а те пси­ходинамические системы, которые остаются сильными и здоровыми, приспособленными к реальности. Уайтгорн утверждает, что психотера­певт должен искать, как «активизировать и использовать ресурсы паци­ента, и тем самым выработать более удовлетворительный стиль жизни, менее акцентируя ограниченные возможности» (1950).Иногда можно услышать, что психоаналитическая теория не до конца оправдывается в психоаналитической практике. Имеется в виду, что в процессе терапии аналитик много времени посвящает прямому обсуждению с пациентом его внешне проявляемых интересов и ценнос­тей. Аналитик должен внимательно и с позиции принятия слушать, кон­сультировать или советовать относительно этих важных и открытых пси­ходинамических систем. Во многих примерах, как в случаях, предостав­ленных Кардинером и Овеси, мотивы и конфликты рассматриваются по их внешней значимости. Таким образом, психоаналитическая практика не всегда подкрепляется теорией.Ничего из вышесказанного не отрицает ни существования ин­фантильных систем, ни мучительных вытеснений или невротических образований, ни возможности самообмана, рационализации и других защит личности. Я только утверждаю, что методы и теории, работаю­щие с этими запутанными явлениями, представляют в совокупности широкую концепцию психодинамики. Нужно предполагать в клиенте осознание до тех пор, пока он не докажет обратного. Если вы спросите сотню человек, подошедших к холодильнику за тем, чтобы перекусить, зачем они это сделали, наверняка каждый из них ответит: «Я был голо­ден». В девяносто девяти случаях мы обнаружим, неважно, насколько глубоко будем копать, что это чистая правда. И этот ответ можно при­нимать таким, какой он есть. Однако в сотом случае мы обнаружим, что имеем дело с навязчивым перееданием, что этот тучный субъект ищет инфантильной безопасности и в отличие от большинства на самом деле не понимает, что пытается сделать. Он ищет именно умиротворенности и покоя, возможно — материнской утробы, а вовсе не вчерашнюю кот­лету. В этом случае и в меньшинстве других я признаю, мы не можем принять его внешнее поведение и его объяснения по внешнему значе­нию.Фрейд был специалистом по мотивам, которые нельзя прини­мать по их внешнему значению. Он считал, что сфера мотивации — это только ид. Сознательная часть личности, которая осуществляет прямые взаимодействия с миром, а именно эго, по Фрейду, лишена динами­ческих сил.К сожалению, Фрейд умер, не успев исправить эту однобокость в своей теории. Даже самые преданные его последователи говорят сегодня, что его психология личности осталась незавершенной. В последние годы многие из них работали над восстановлением равновесия. Без сомнений, сегодня психоаналитическая теория движется в сторону более динами­ческого эго. Эта тенденция явно наблюдается в работах Анны Фрейд, Гартманна, Френча, Хорни, Фромма, Криса и многих других. В своем докладе Американской психоаналитической ассоциации Крис указыва­ет, что попытки ограничить сферу толкования мотивации областью ид представляет собой «устаревший образ действий». Современное понима­ние эго не связывает себя только анализом защитных механизмов. И боль­ше почтения оказывается тому, что он называет «поверхность психики». Современные психоаналитические методики связывают «поверхность» с «глубиной» (Kris, 1951). В том же духе высказывается Рапапорт (Rapaport, 1951), утверждая, что подлинная степень свободы может быть приписа­на только эго.Чтобы проиллюстрировать этот момент, возьмем какой-нибудь психогенетический аспект зрелости, например религиозное чувство. Взгляд Фрейда на религиозность хорошо известен. Для него религия, по суще­ству, — индивидуальный невроз, форма личностного бегства, в основа­нии которого лежит образ отца. Следовательно, религиозное личностное чувство нельзя рассматривать по его поверхностному значению. Более урав­новешенная позиция в этом отношении будет звучать следующим обра­зом: иногда это чувство нельзя рассматривать по его поверхностному зна­чению, но иногда можно. Только тщательное изучение индивидуальной ситуации прояснит дело. Если религиозный фактор служит для очевидно эгоцентрических целей — как талисман, как самооправдание, — можно сделать вывод, что это невротическое или, по крайней мере, незрелое образование в личности. Его инфантильный и избегающий характер не осознается личностью. И наоборот, если человек постепенно развивал ведущую философию своей жизни, и религиозное чувство представляет в ней основную движущую силу, определяющую нормы поведения и придающую смысл жизни в целом, то здесь мы можем заключить, что это особое эго-образование не только является доминирующим моти­вом, но и может рассматриваться по своему поверхностному значению. Это руководящий мотив и эго-идеал, форма и сущность которых явля­ются тем, чем они представляются в сознании (Allport, 1950).Возьмем последний пример. Всем известно, что мальчики в возра­сте от четырех до семи лет идентифицируют себя с отцами. Они всячески подражают им. Среди прочего они могут выказывать профессиональную склонность к отцовской работе. Многие мальчики, вырастая, действи­тельно идут по стопам отца.Возьмите политиков. Во многих семьях политиками были и отец, и сын: Тафты, Лоджи, Кеннеди, Ла Фоллетты, Рузвельты. И это далеко не все. Какой мотивацией руководствуется сын в зрелом возрасте, скажем в пятьдесят—шестьдесят лет? Продолжает ли он прорабатывать свою ран­нюю идентификацию с отцом или уже нет? Если рассматривать поверх-ностное значение, то интерес сына к политике кажется всепоглощаю­щим, самостоятельным, доминирующим мотивом в его собственной эго-структуре. Короче говоря, это кажется зрелым и здоровым мотивом. Но ученый, строго придерживающийся взглядов генетизма, скажет: «Нет, он сейчас политик из-за фиксации на своем отце». Имеет ли он в виду, что ранняя идентификация с отцом пробудила в нем интерес к полити­ке? Если так, то мы, конечно, согласимся. Все мотивы берут где-то свое начало. Или он имеет в виду: «Эта ранняя фиксация сейчас, сегодня, удерживает сына в сфере политики*. С этим согласиться трудно. Полити­ческие интересы теперь являются значительной частью эго-структуры личности, а эго является источником энергии здорового человека. Если быть точным, могут быть случаи, когда человек в зрелом возрасте все еще пытается встать на место отца, заменить его для матери. Клиничес­кое обследование политика второго поколения может показать, что его поведение является навязчивым отождествлением с отцом. Тогда его ежед­невное поведение будет настолько навязанным, не соответствующим потребностям реальной ситуации, несоразмерным, что его легко диаг­ностирует любой более-менее опытный клиницист. Однако такие приме­ры относительно редки.Итак, в мотивационной теории необходимо более точно разграни­чивать инфантильность и мотивацию, то есть и своевременность, и соот­ветствие возрасту.Я полностью осознаю неортодоксальность своего предположения о том, что в ограниченных пределах существует разрыв между нормальной и аномальной мотивацией, что необходимо подвести теоретические ос­нования под этот факт. Отсутствие преемственности не популярно в пси­хологической науке. Одна из теорий аномалий говорит, что они лежат на предельных точках линейного континуума. Некоторые культурологи на­стаивают на том, что понятие аномалии (анормальности) относитель­но, оно меняется в зависимости от культурно-исторического периода. К тому же существует множество пограничных случаев, когда даже опыт­ные клиницисты не могут с полной уверенностью сказать, норма это или аномалия. В итоге наиболее важным следует признать тот факт, что многие нормальные люди, если достаточно глубоко копнуть, обнаружат некоторый инфантилизм в мотивации.Приняв все эти знакомые аргументы, мы все равно видим бездну различий, если не между нормальными и ненормальными субъектами, то между здоровыми и нездоровыми механизмами, участвующими в раз­витии мотивации. То, что мы называем интеграцией первой системы, представляет собой целостный механизм, поддерживающий мотиваци-онную систему на уровне современных требований. Похоже, что на обра­зование мошвационных паттернов влияют как внутренняя согласован­ность, так и реальная внешняя ситуация. Эффективное подавление так­же является здоровым механизмом, не только безвредным для индиви­да, но и делающим возможной организацию иерархии мотивов (Belmont and Birch, 1951, McGranahan, 1940). С помощью эффективного подавле­ния индивид перестает действовать в инфантильной манере. Среди урав-новешивающих механизмов можно упомянуть инсайт, образ «я» и мало понимаемый фактор гомеостаза.Как показывает эксперимент Гетцеля, здоровые люди проявляют себя целостно и в прямых, и в проективных методах. Дальнейшее опре­деление «нормальности» — к сожалению, оно еще не разработано пси­хологами — может лежать в области соответствия экспрессивного пове­дения (выражение лица, жесты, почерк) основам мотивационной струк­туры личности.'Есть данные о том, что рассогласованность между созна­тельными мотивами и экспрессивными проявлениями — это неблаго­приятный признак (Allport and Vernon, 1933). Это следует изучить более подробно.В нездоровой мотивации ведущую роль играют несбалансирован­ные механизмы. Всегда одновременно существует несколько видов дис­социации. Когда индивид неэффективно управляется со своими мотива­ми, подавленные влечения прорываются в аутистических жестах, вспыш­ках раздражения, ночных кошмарах, навязчивых персеверациях, возможно в параноидальном мышлении. Более того, имеет место недостаток само­понимания во многих жизненных сферах.На мой взгляд, в норме ведущую роль играют сбалансированные механизмы. Иногда, в случаях особо сильных нарушений, верх одержи­вают механизмы неуравновешенности. Время от времени мы обнаружи­ваем их частичное действие и в здоровых в другом личностях. Когда слу­чается сбой в механизмах, диагностика проводится с помощью проек­тивных методик. Однако когда личностная система, по сути, гармонич­на, проективные методы немногое могут рассказать нам о причинности мотивации.Из всего вышесказанного ясно, что удовлетворительная концеп­ция психодинамики должна обладать следующими характеристиками:1) она всегда подразумевает использование проективных методов для глубинного анализа совместно с прямыми методами, то есть прово­дится полная диагностика;2) она соглашается с тем, что большая часть мотивов здоровой личности может рассматриваться по своему поверхностному значению;3) она принимает, что нормальная мотивация индивида направ­лена на будущее и настоящее и не всегда адекватно может быть пред­ставлена на основе изучения прошлой жизни. Другими словами, теку­щая психодинамика может быть в значительной степени автономной, хотя и связанной с более ранними мотивационными образованиями (Allport, 1950);4) о то же время она поддерживает эпохальные открытия Фрейда о возможности влияния инфантильных фиксаций и одобряет использова­ние непрямых методов в добавление к прямым для проверки сознатель­ных отчетов.Но прежде чем такая адекватная концепция будет найдена, нужно разобраться с некоторыми положениями, прочно укоренившимися в теории мотивации. Я имею в виду расхожее утверждение, что все мотивы имеют своей целью «редукцию напряжения». Эта доктрина, существую-щая в инстинктивизме, психоанализе и стимульно-реактивной психоло­гии задерживает развитие теории на примитивном уровне.Конечно, мы не можем отрицать, что базовые влечения действи­тельно направлены на редукцию напряжения. Примерами могут служить потребность в кислороде, голод, жажда, угроза физического уничтоже­ния. Но эти влечения не являются подходящей моделью для всех мотивов нормального взрослого человека. Гольдштейн отмечает, что те пациен­ты, которые ищут только редукции напряжения, явно нездоровы. Они находятся в раздраженном состоянии, от которого хотят избавиться. В их интересах нет ничего творческого. Они не могут принять страданий, сдер­живания или фрустрации как случайные инциденты на пути достижения реализации ценностей. Нормальные люди, напротив, руководствуются главным образом мотивом самоактуадизации. Их психогенетические ин­тересы определенным образом поддерживают и направляют напряже­ние, а не способствуют его избеганию (Goldstein, 1940).Я думаю, нам следует согласиться с утверждением Гольдштейна о том, что поиск редукции напряжения не является адекватным состояни­ем зрелых психогенетических мотивов. В момент своей инаугурации в ка­честве президента Гарварда Джеймс Конант (James Conant) отметил, что он принимает обязанности «радостно, но с тяжелым сердцем». Он понимал, что, приступая к новой работе, он не снизит напряжения. На­пряжение будет возрастать и возрастать, а временами окажется просто невыносимым. Несмотря на то, что ежедневно ему придется иметь дело с огромным количеством дел и чувствовать облегчение, обязанности будут все прибавляться и даже огромные траты энергии не смогут привести к какому-либо равновесию. Психогенические интересы заставляют нас бес­конечно усложнять нашу жизнь и вносить в нее напряжение. «Стремле­ние к равновесию», «редукция напряжения», «влечение к смерти» — все это тривиальные и ошибочные представления о мотивации нормального взрослого.Как я уже говорил, в последние годы в теории произошел некий переворот. Некоторые специалисты по военным неврозам пишут о ре­дукции напряжения. Они говорят об «устойчивой эго-структуре» и «сла­бой эго-структуре». Гринкер и Спайгель утверждают: «Когда эго стано­вится сильнее, терапевт требует со стороны пациента уменьшения неза­висимости и активности» (Grinker and Spiegel, 1945).После успешной терапии эти и другие авторы иногда отмечают, что «теперь эго находится под контролем». В таких выражениях, как это — а они встречаются все чаще и чаще, — мы имеем дело с постфрейдистской психологией личности. Правда, особенности таких теорий варьируют. Иногда они не признают эго как рациональное, самостоятельное и самоуправля­емое образование. Но иногда, как в процитированном примере, они идут даже гораздо дальше. Они не только заключают, что в норме эго избегает злокачественных вытеснений влечений, хронических состояний и ригид­ности, но и утверждают, что оно является дифференцированной динами­ческой структурой — синтезом психогенетических мотивов, которые мо­гут рассматриваться по своему поверхностному значению.Не следует опасаться концепции «активного эго». Насколько я по­нимаю, термин «эго» не относится к гомункулусу, это просто краткое выражение, используемое для того, что Гольдштейн называет «ведущие паттерны». Термин обозначает, что в норме здоровая личность обладает различными системами психогенетических мотивов. Их количество не ограниченно, хотя на самом деле у хорошо интегрированного взрослого их можно пересчитать по пальцам, иногда даже одной руки. Часто то, что человек делает-с повторяющейся настойчивостью, является удивительно отрегулированным и структурированным образованием, присущим его внутренней структуре. Как называть эти ведущие мотивы—желания, ин­тересы, ценности, чувства, особенности — не играет особой роли. Глав­ное, мотивационная теория обязательно должна учитывать существова­ние этих структур при диагностике, терапии и в научных исследованиях.Лоуренс К. ФранкПРОЕКТИВНЫЕ МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ ЛИЧНОСТИИзначально трудность в, изучении личности заключается в отсут­ствии сколько-нибудь ясно очерченного, адекватного понимания того, что должно исследоваться.Ситуация такого рода у каждого вызывает разные реакции в зави­симости от профессиональных предпочтений и лояльности. Ясно, что официальные заявления будут встречены враждебно, если не насмешли­во, в то время как полемика и апологетика лишь усилят путаницу. Возни­кает вопрос, можно ли как-то пролить свет на эту ситуацию путем изу­чения процесса развития личности, для того чтобы прийти к более пло­дотворным концепциям и более приемлемым методам и процедурам.ЛИЧНОСТЬ КАК РЕЗУЛЬТАТ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ, СОЦИАЛИЗАЦИИ И ИНДИВИДУАЛИЗАЦИИПредположим, что мы представляем появление личности как ре­зультат взаимодействия культурных агентов и индивидуального в ребен­ке. В условиях ограниченного пространства я могу лишь коротко и кон­спективно изложить главные аспекты этого процесса, в котором мы мо­жем распознать организм индивида с органической наследственностью, постепенно растущий, развивающийся и созревающий под опекой ро­дителей и педагогов, которые стремятся сформировать его в соответ­ствии с культурно предписанными и социально санкционированными поведением, речью и убеждениями.Как я уже неоднократно говорил в других своих работах, ребенок — это не инертное тело, но реагирующий организм с собственными чув­ствами, как и родители, сиделки и учителя, воспитывающие его. Он обу­чается предписанным культурным и социальным нормам действия, речи и убеждения в соответствии со своими личными пристрастиями и чув­ствами и принимает это обучение с разной степенью исполнительности, всегда своеобразно и с определенными чувствами по отношению к сво­им наставникам. Таким образом, то, что мы наблюдаем, представляет собой двойственный процесс социализации с достаточным конформиз­мом во внешнем поведении, позволяющем принимать участие в общем социальном мире, с одной стороны, и индивидуализации с прогресси­рующей организацией внутреннего мира и чрезвычайно уникальными содержанием, значениями и чувствами, которые более реальны и непре­одолимы, чем культурный и физический мир, — с другой.Сказанное не подразумевает какой-либо субъективной двойствен­ности или другой традиционной дихотомии; это попытка простого из-ложения хорошо известной и общепринятой точки зрения, что во всех явлениях наблюдаются как сходства, или однородность, так и индивиду­альные девиации. Мы можем обращать больше внимания на единообра­зие и игнорировать существующие индивидуальные компоненты, как поступаем при измерении температуры, давления и других свойств газа, или можем заглянуть за пределы совокупной однородности, обратив­шись к индивидуальному, отдельным молекулам, атомам и электронам, которые, как нам теперь понятно, крайне беспорядочны, непредсказуе­мы и далеки от описанного статистически единообразия поведения. Та­ким образом, мы можем наблюдать подобную антитезу между группо­вым единообразием экономических, политических и социальных собы­тии и специфическим индивидуальным поведением каждого граждани­на, проявляющих сообща это единообразие и конформизм.Культура обеспечивает нас социально предписанными моделями действия, речи и убеждения, которые делают жизнь группы такой, ка­кой мы ее наблюдаем; однако каждый человек в группе представляет собой индивидуальность, исполняющую эти социальные предписания и использующую эти модели характерным для него образом, со специфи­ческими личностными модуляциями, акцентом и намерениями. Строго говоря, только тот является индивидуальностью, кто отвергает и иска­жает культуру; но с нашей традиционной озабоченностью единообрази­ем мы предпочитаем акцентироваться на однородности статистических совокупностей всех видов деятельности как на реальности и трактовать индивидуальные девиации как что-то вроде неизбежной, но досадной ошибки природы, чтобы оправдать свои ожидания. Эти девиации необ­ходимо признавать, но лишь как незначительные недостатки и помехи на пути к научным истинам, к которым мы стремимся!Подобные идеи процветали в научной работе вообще вплоть до 1900—1905 годов, когда были открыты рентгеновские лучи, квантовая физика, закон относительности и стали развиваться другие открытия, благодаря которым более ранние представления вышли из употребле­ния, за исключением некоторого числа дисциплин, все еще хранящих верность девятнадцатому веку. Поэтому в некоторых кругах с научной точки зрения заслуживает уважения признание, что однородность — это статистическое групповое понятие, перекрывающее чрезмерно беспоря­дочную, неоднородную массу индивидуального, дискретные явления которого просто не подчиняются научным законам!В целях удобства обсуждения индивидов лучше рассматривать: Г) как организмы, существующие в общем открытом мире природы; 2) как чле­нов своей группы, занимающихся своей деятельностью в социальном мире культурно предписанных моделей и практик, но при этом 3) существую­щих как личности во внутренних мирах, созданных под штиянием опыта.Эти три аспекта человеческого поведения и существования облада­ют большим значением в научном исследовании и поэтому требуют по­нимания.Так как организмы открыто и физиологически реагируют на окру­жающие воздействия, человеческая деятельность представляет проблемунаблюдения и оценки, сходную с проблемой в отношении всех других организмов и явлений. Человеческое тело передвигается вдоль и поперек географического пространства, впитывает, хранит и высвобождает энер­гию и т.д. Как члены группы, индивиды проявляют определенные пат­терны действий, речи и убеждений, которые могут быть объединены в более крупные категории единообразия культурных и групповых норм; по крайней мере, мы обнаруживаем некоторые резко выраженные, час­то комплексные формы в их открытых наблюдателю действиях, в кото­рых они склонны соответствовать социальным и культурным предписа­ниям.При исследовании личностного процесса внутренних миров инди­видов мы сталкиваемся с некоторого рода специфической проблемой, поскольку наша цель — не узнать культурные и социальные нормы еди­нообразия органической активности, но, скорее, выявить особенный, индивидуальный способ организации опыта и чувств, который и подра­зумевает личность.В этом контексте мы можем подчеркнуть доступность личности как процесса или действия индивида, организующего опыт и эмоционально реагирующего на ситуации. Процесс этот динамический в том смысле, что личность индивида приписывает общему внешнему миру явлений (называемому нами природой) свои смыслы и содержания, организа­ции и модели и наделяет ситуации, структурированные таким образом, аффективным значением, на которое реагирует в характерной манере. Этот организующийся динамический процесс будет по мере необходи­мости отражать полученный от культуры урок, и поэтому до тех пор пока индивид не захочет отгородиться от социальной жизни, как бывает при психозах, он будет использовать санкционированные группой паттерны действия, речи и убеждения, но в усвоенной им индивидуальной манере и в соответствии с тем, что он чувствует по отношению к ситуациям и людям, на которых реагирует.Если бы процесс личности легко поддавался пониманию, можно было бы считать его чем-то вроде жесткого штампа, который человек накладывает на каждую ситуацию, придавая ей конфигурацию, в кото­рой он нуждается как индивидуальность; поступая таким образом, он обязательно игнорирует или подчиняет многие аспекты ситуации, яв­ляющиеся для него нерелевантными и лишенными смысла, и избира­тельно реагирует на личностно значимые аспекты. Другими слонами, личностный процесс можно рассматривать как чрезвычайно индивиду­альную практику общей работы всех организмов, селективно отвечаю­щих на фигуру на фоне, реагируя на конфигурации в окружающем кон­тексте, которые являются релевантными для их жизненного занятия.Любопытно представить, как ученые пытались разрешить проблему индивидуальности методами и процедурами, предназначенными для ис­следования единообразия и норм, игнорирующих или подчиняющих индивидуальность, обращаясь с ней как с причиняющей беспокойство девиацией, умаляя достоинства реальной, исключительной и единствен­но важной центральной тенденции, формы и т.д. Нет основания дляпересмотра этих методов, и автор не правомочен критически их оцени­вать; однако можно указать некоторые аспекты методологических за­труднений, встречающихся сегодня в общепринятой количественной процедуре.Поскольку индивиды, как говорилось ранее, обучаются соглаше­нию с социально санкционированными паттернами действия, речи и убеждения (со своими индивидуальными пристрастиями и особенностя­ми), можно устанавливать социальные нормы для групп схожего хроно­логического возраста, пола и так далее, а также создавать стандартизи­рованные тесты и статистически вычислять их валидность (то есть дей­ствительно ли они измеряют или оценивают то, что должны для каждой группы) и надежность (то есть насколько хорошо или достоверно они измеряют или оценивают работу групп).Хотя стандартизированные тесты, как правило, считаются изме­рителями индивидуальных различий, было бы правильнее сказать, что они оценивают степень сходства с культурными нормами, проявляемы­ми человеком, поскольку от него как от члена того или иного общества ожидают соответствия групповым паттернам. Другими словами, стандар­тизированный тест не слишком много говорит об индивидуальном в че­ловеке, но скорее о том, насколько он приблизился к нормальному вы­полнению культурно предписанных задач, для чего применяется более или менее произвольная, но внутренне неизменная схема количествен­ных оценок. Благодаря использованию всеохватывающей общей таблицы имеется возможность определять цифровую оценку для индивида в раз­личных категориях достижения, навыка, конформности и так далее, как то: успевающий, средний или умственно отсталый; мануальная или вер­бальная сноровка и т.д. Когда человека определяют в ранговом порядке в группу или класс в соответствии со стандартизированным тестом, его индивидуальное отбрасывается, и к нему применяется подходящая ин­терпретация. История стандартизированных тестов показывает, как их использовали для распределения индивидов в различные классифика­ции, удобные для управления, коррективной работы и терапии или для изоляции с целью социального контроля, не заботясь при этом о пони­мании классифицированного подобным образом индивида или раскры­тии его личностных особенностей.Таким образом, справедливо сказать, что стандартизированные тесты представляют собой процедуры оценки индивидов с точки зрения их социализации и степени приближения к принятию и использованию культурно предписанных паттернов убеждения, действия и речи, для которых могут быть рассчитаны статистические нормы из фактических наблюдений функционирования групп индивидов, в соответствии с воз­растом, полом и т.д.Для применения этих и более современных количественных мето­дов изучения личности возникла необходимость принять концепцию личности как совокупность измеримых дискретных черт, факторов или Других отделимых реальностей, представленных в индивиде в разных количествах и организованных в соответствии с личностными паттерна-ми. Но поскольку личность — это больше, чем внешняя активность, необходимо каким-то способом постигнуть то, что лежит в ее основе. Потребность в количественных данных привела к использованию куль­турно стандартизованных, социально санкционированных норм речи, а также убеждений и установок, в которых и с помощью которых индивид должен выражать свою личность, например, в анкетах, опросниках, рей­тинговых шкалах и т.д.Желательно было бы, имея в распоряжении достаточно времени, исследовать в более полной форме смысл процедуры, пытающейся вы­явить индивидуальность человека путем использования социальных сте­реотипов языка и мотивов, обязывающих индивидуальность подчиняться социальному конформизму, подчеркивая схожесть и единообразие груп­повых паттернов. Этот вопрос обретает еще большую значимость, когда мы вспоминаем, что одни и те же действия и речь каждым индивидом могут использоваться по-своему, и наоборот, абсолютно различные дей­ствия и речь могут иметь почти идентичный смысл и значение для раз­ных индивидов, демонстрирующих их. Более того, нормативные черты, мотивы и цели, выведенные из традиционных представлений о челове­ческой сущности и поведении, могут обладать значениями, часто чуж­дыми для исследователя, использующего их как данные. Слова являют­ся обобщенными символами, обычно затемняющими сущность, если не искажающими ее, уникальной личности индивида, произносящей эти слова.Далее следовало бы заметить, что многие процедуры для изучения личности полагаются на самодиагноз субъекта и раскрытие им собствен­ного внутреннего мира личностных смыслов и чувств, которые соци­альная ситуация заставляет индивида скрывать, даже если в порядке ис­ключения он имел бы четкое представление о самом себе. Когда индиви­да спрашивают, что он думает или чувствует, либо просят указать свою принадлежность к какой-либо категории, это социальное давление соот­ветствия групповым нормам искажает его ответ и насильно помешает в категории исследования или анкеты, предложенной для самодиагноза.Более того, как заметил Генри А. Меррей, самым важным в инди­виде является то, чего он не может или не станет говорить. Закон давно признал свидетельские показания ненадежными и подлежащими приня­тию только после множественного контроля и проверок в виде сформу­лированных юридических доказательств.Здесь у читателя может возникнуть чувство смятения, если не воз­мущения, поскольку дискуссия привела к кажущемуся тупику, из кото­рого нет пути для изучения личности общепринятыми методами и про­цедурами современной количественной психологии. Более того, настой­чивое утверждение об уникальном своеобразном характере личности, очевидно, выводит ее из зоны научного исследования, представляемого как поиск обобщений, единообразия, инвариантных взаимосвязей и т.д. Таким образом, предполагается обсуждение некоторых последних разра­боток научных концепций и методов, а также поднятых ими новых про­блем с целью нахождения выхода из этого кажущегося тупика.КОНЦЕПЦИЯ ПОЛЯЦелесообразно вспомнить, что единообразие и законы природы являются статистическими показателями предполагаемых событий и вза­имосвязей, происходящих среди совокупности явлений, в числе кото­рых индивидуальные весьма беспорядочны и непредсказуемы. Теорети­ческая физика адаптировалась к концепции вселенной, обладающей ста­тистической правильностью и порядком, а также индивидуальным бес­порядком, при котором законы совокупности не соблюдаются в инди­видуальной деятельности, составляющей эти совокупности. Это позво­ляет принять квантовую физику и статическую механику, а также мно­гие другие подобные противоположности без тревоги относительно их научной респектабельности. Дискретное индивидуальное явление может рассматриваться и рассматривается как индивидуальное, к которому пря­мые методы и измерения применяются лишь в ограниченном порядке. Следовательно, интерес к индивидуальному признается научной проб­лемой и находит определенную поддержку.Другой недавней разработкой является концепция поля в физике и ее использование в биологии. Здесь концепция поля важна, поскольку дает возможность представить ситуацию отдельной части и целого, кото­рую так смешивали и запутывали наши прежние концепции. Вместо це­лого, преобладающего над частями, которые неким непостижимым об­разом должны организовывать целое, мы начинаем думать о совокупно­сти единиц, составляющих при взаимодействии поле, которое оказывает воздействие на паттерн этих единиц. Части не являются дискретными, отдельными, самостоятельными реальностями, организованными целым, а целое — это не высший вид реальности с феодальной властью над своими частями; например, несколько железных опилок, притянутых к магниту, будут располагаться таким образом, что каждый кусочек желе­за связан с другими кусочками и с магнитом, и эти связи составляют целое; уберем несколько кусочков, и модель изменится, и то же самое произойдет, если мы добавим опилки или кусочки другого металла. По­добным образом газ можно рассматривать как поле, в котором отдель­ные молекулы, атомы и электроны сформированы общими взаимодей­ствиями всех частей в групповую активность, называемую нами газом. Экология изучает это взаимодействие разных организаций в обозначен­ной жизненной зоне, или поле, которое они составляют1.Это понятие поля чрезвычайно важно, поскольку ведет к общему представлению, что любая «реальность», отобранная нами для наблюде­ния, участвует в поле; любое наблюдение должно подводиться под поле, в котором оно делается; или, как мы говорим, каждое наблюдение или изме­рение связано с системой отсчета, или полем, в котором оно происходит.Здесь можно было бы обсудить много других далеко идущих изме­нений в понятиях и методах, однако вышесказанное достаточно хорошо'Примерами других полей «часть—целое» являются пламя свечи, струя фонтана, течение воды и т. д.показывает, что изучение личности индивида можно воспринимать как подход к некой беспорядочной и изменчивой активности, происходя­щей в поле, называемом нами культурой (т. е. совокупность взаимодей­ствия индивидов, чьи поведения формируются принадлежностью к ней). Более того, наблюдения за личностью индивида должны быть направле­ны на его поле и жизненное пространство. Мы должны также считать самого индивида совокупностью деятельности, которую паттернируютего части и функции.Здесь мы должны остановиться, чтобы отметить, что в прежней практике выведения сущности из данных возникало много надуманных и иррелевантных и, следовательно, неразрешимых проблем.'В прошлые годы было привычным трактовать данные температуры, света, магнетиз­ма, излучения, химической активности как отдельные реальности, не­зависимые друг от друга. Однако более современная точка зрения видит в этих данных свидетельства трансформации энергии, сообщенные в раз­ных величинах, результатах и таким образом появляющейся как темпе­ратура, свет, магнетизм. Этот взгляд имеет самое прямое отношение к изучению личности и предупреждает нас от практики наблюдения за действиями индивида и последующего овеществления этих данных в сущ­ности, называемых чертами (или каким-либо другим дискретным тер­мином), которые затем мы должны каким-то образом организовывать в живую целостную личность, проявляющуюся в опыте как единый орга­низм. На фоне этих или других, более общих изменений в научных про­цедурах позвольте нам исследовать некоторые более конкретные разра­ботки, релевантные для нашей темы.За последние годы появились новые процедуры, раскрывающие без дезинтеграции или разрушения целого не только элементы или час­ти, составляющие целое, но также способ их расположения и организа­ции в целое. Применяются рентгеновские лучи не просто для показа на снимках или флуоресцентном экране невидимых частей внутри организ­ма или любого другого объекта, но также для дифракционного анализа, в котором рентгеновские лучи паттернируются внутренней организаци­ей какого-либо вещества, раскрывая этим его молекулярную и атомную структуру. Спектрографический анализ выявляет химические компонен­ты в качественном, а теперь и количественном отношении, а также их соединения при помощи света, распределяющегося по непрерывной це­почке толстых и тонких спектральных линий, каждая из которых опреде­ляет отдельный элемент или изотоп. Спектроскоп массы дает другой, чрезвычайно чувствительный способ определения состава любого веще­ства, излучающего радиацию, посредством которого измеряются элект­роны или скорость их движения и выводится состав вещества.Тем не менее рентгеновские лучи — это лишь один из новейших методов, посредством которых можно выявить компоненты и органи­зацию любой совокупности, часто количественно, при помощи соот­ветствующего способа. Недавно было обнаружено, что химический со­став различных веществ, особенно белков, можно установить путем от­ражения светового луча от тонкого мономолекулярного слоя протеино-вого вещества, нанесенного на водно-масляный слой, расположенный на металлической поверхности. Кроме того, открыт способ анализа ме­таллических руд и угля, то есть выявление химического состава и дру­гих свойств при помощи «угла влажности», угла отражения или цвета луча, отраженного от слоя жидкости на поверхности неизвестного ма­териала.Поляризованный свет также стал инструментом для раскрытия химического состава веществ, позволяющий не прибегать к обычным методам дезинтеграции или химического разложения. Через вещества –газообразные, жидкие, или твердые — пропускают также электрические токи, раскрывающие, что они содержат и в какой форме. На самом деле можно не без основания говорить о вполне вероятном преобладании этих косвенных методов раскрытия состава и организации веществ, совокуп­ностей и организмов над прежними деструктивными аналитическими способами, поскольку они не разрушают или не нарушают вещество или живой организм, подвергаемый исследованию.В этой связи необходимо также упомянуть разработку биологичес­ких проб, где живой организм, растение или животное используют для установления состава различных веществ и соединений, а также опреде­ляется эффективность, к примеру, витаминов, гормонов, вирусов, ле­карств, излучения, света, магнетизма и электрических токов (включая электрофорез для отделения без повреждения или изменения состава различных групп клеток, химических веществ, и т.д.). В этих методиках реакция живого организма служит индикатором, если не фактической оценкой того, о чем собирают информацию, в том числе структуры, состояния, развития и т.д. тестируемого организма. Необходимо также заметить, что физики тоже пользуются подобными изобретениями, та­кими как паровая камера Вильсона и счетчик Гейгера, получая данные об отдельной электрической частице, обнаруживающей свое присутствие и энергию прослеживаемой траекторией в водяном паре или активацией счетчика при невозможности ее наблюдения или прямого измерения.Эти методологические процедуры совершенствуются и расширя­ются вследствие своих возможностей устанавливать то, что или непости­жимо, или неопределимо другими способами, поскольку прежние мето­ды анализа разрушали объект исследования частично или полностью. Их признают пригодными и заслуживающими доверие, прежде всего пото­му, что они более созвучны поиску неделимых совокупностей и функци­онирующих организмов, а также предоставляют больше информации об организации, на которой сосредоточены современные научные исследо­вания. Они также отражают современные понятия целого и частей и их взаимосвязей, больше не используя представление о частях как дискрет­ных сущностях с навязанной вышестоящим целым организацией, а ис­пользуя вместо этого концепцию поля. И, наконец, они дают возмож­ность исследовать специфическую, дифференцированную индивидуаль­ность организованных структур и конкретных явлений, которые игнори­руются или затмеваются прежними количественными определителями совокупностей.Поскольку отправной пункт любого научного усилия состоит в ус­тановлении смыслов и значений для данных, получаемых каким-либо методом наблюдения и измерения, необходимо заметить, что непрямые методы раскрытия состава и организации веществ и структур основыва­ются на экспериментальных и генетических, а не статистических спосо­бах определения надежности и обоснованности. То есть можно сказать, что эти новые процедуры устанавливают значение каждого исходного факта путем применения на субстанции или структуре известного соста­ва, часто распоряжаясь таким образом, что становится возможным под­твердить, что исходная кривизна, моделирование, распределение света, излучения и т.д., если обнаруживаются в неизвестном составе, являются обоснованными и надежными показателями субстанции или структуры. Следовательно, эти методы определения обоснованности и надежности являются генетическими в смысле наблюдения или прослеживания их происхождения и развития объекта проверки, с тем чтобы исторически установить его наличие или действие; они зависят также от параллельно­го использования других процедур, которые будут обеспечивать анало­гичными данными в одном и том же соединении, подтверждая их внут­ренней согласованностью и соответствием показателей.Психология разработала статистические процедуры установления надежности и валидности, поскольку единственными доступными дан­ными были отдельные наблюдения или измерения, взятые однократно у каждого субъекта. Из-за отсутствия в распоряжении сведений о предше­ствующей истории и развитии субъектов надежность должна была опре­деляться статистической манипуляцией самими этими тестовыми мате­риалами, поскольку кроме них других данных о функциях и деятельнос-тях субъекта не было; таким образом могла определяться только статис­тическая валидность. По-видимому, эти тесты надежности и валиднос­ти, разработанные для разрешения проблемы отсутствия других данных, теперь сами препятствуют использованию любых тех методик для изуче­ния личности, в которых надежность и валидность для каждого субъекта проверяются другими нестатистическими методами.Можно назвать многообещающими методы временной валиднос­ти, позволяющие проверять валидность данных для конкретного субъек­та в пределах определенного промежутка времени, а также метод сопос­тавления данных, полученных разными способами от одного и того же субъекта, который дает больше возможностей для проверки надежности любых данных конкретного субъекта. Здесь необходимо вспомнить, что общепринятые методы проверки надежности и валидности тестов, ис­следований и пр. предлагают показатели только для группы, а не для отдельного индивида в этой группе.Следовательно, проблему личности можно рассматривать на языке недавно появившихся идей и концепций, а также учитывать применение непрямых процедур при выявлении состава и организации веществ и совокупностей энергии.Как указывалось ранее, личность можно рассматривать как дина­мический процесс организации опыта, «структуризации жизненногопространства» (Левин) в соответствии с уникальным внутренним миром индивида. Эта концепция становится ясной и операциональной, если представить индивида и его изменчивую окружающую среду как серии полей, возникающих благодаря взаимодействию личности индивида (с его избирательным осознанием, сформированными реакциями и уни­кальными чувствами) с состояниями предметов, событий и других лю­дей в окружающем мире. Полевая организация, или конфигурация, проистекает из такого взаимодействия, где человек, как предполагается, искажает ситуацию в той мере, в какой она поддается, внутри конфигу­рации своего внутреннего мира, но должен адаптироваться к ситуации до тех пор, пока она сопротивляется искажению и навязывает личности свои требования. То, что мы назвали личностью и неумело пытались фор­мулировать как общие реакции индивида в целом, добавляя к этой сход­ные концепции, становится более понятным и доступным для исследо­вателя, когда воспринимается как процесс существования в поле, со­зданном индивидом и окружающей ситуацией.Объективный мир предметов, организмов и явлений подобным образом можно рассматривать как поля взаимодействия объективных ситуаций с действующими культурными паттернами поведения челове­ческих существ, которые именно по причине усвоенных паттернов со­здают культурные поля взаимодействия человеческого поведения. Чрез­вычайно важно заметить, что любое наблюдение должно подводиться — в условиях количественной и качественной интерпретации — под поле, в котором оно происходит, и это лишает смысла и делает бесплодной идею чистой объективности, если она подразумевает факты неискажен­ные, не подчиненные и не связанные с полем, в котором наблюдаются. В соответствии с этим концепция стимула, когда он описывается и изме­ряется отдельно от поля и организма в этом поле, несостоятельна1. «Оди­наковые» стимулы будут различаться в каждом поле и для каждого поля и организма, селективно создающих собственные стимулы в каждой си­туации. На самом деле эта динамическая концепция личности как про­цесса подразумевает, что не существует никаких стимулов (отличных от физических и физиологических воздействий) для поведения, за тем ис­ключением, что личность селективно создает и реагирует на них в своих уникальных паттернах. Другими словами, стимулы — это функции поля, созданного индивидом, взаимодействующим с ситуацией.Таким образом, происходит продвижение в различных сферах на­учной работы к признанию концепции поля и изобретению процедур, способных регистрировать не просто данные, но поля, в которых они наблюдаются, и находить их значение. Тем, кого пугает кажущаяся анар­хия такой трактовки, можно напомнить, что сегодняшние стандарты научной работы и методов являются частью эволюции, которая неиз-'См. Выготского Л. С. (1936): «Исследователь, используюший эти методы, подобен человеку, который, чтобы ответить, почему вола гасит огонь, раскладывает воду на кис­лород и водород и с удивлением обнаруживает, что кислород способствует процессу горения, а водород горит сам по себе. Этот метод разложения целого на элементы не является истинным анхтнзом. применимым к решению конкретных проблем».бежно превратит в устаревшие и сегодняшние идеи и процедуры. Вспом­ним, как химия по праву гордилась достижением количественных опре­делителей состава веществ; и насколько грубыми кажутся те первые ко­личественные методы и открытия сегодня, когда стремятся обнаружить не просто, что и сколько, а пространственное расположение составляю­щих, как в стереохимии, где одинаковые атомы в одних и тех же количе­ствах производят разные вещества в соответствии со своим простран­ственным расположением. Стоит также вспомнить, что к началу двадца­того века у молодых физиков не было проблем, за исключением более точных измерений давления, температуры и других свойств газа, и их вполне удовлетворяли эти грубые количественные показатели. Более того, сегодня биологи считают банальным, что одни и те же пищевые компо­ненты — аминокислоты, углеводы, жиры, минеральные вещества и ви­тамины — избирательно перевариваются, усваиваются и по-разному уча­ствуют в метаболизме в каждом виде и организме каждого индивида. К тому же, признано различие протеинов в каждом виде и у каждого инди­вида с вероятностью почти неограниченного числа разных протеиновых молекул, где одни и те же основные элементы организованы в уникаль­ные пространственно-временные конфигурации, соответствующие орга­ническому полю индивидуального организма.ПРОЕКТИВНЫЕ ТЕХНИКИПодходя непосредственно к теме проективных методов изучения личности, мы можем сказать, что динамическая концепция личности как процесса организации опыта и структурирования жизненного про­странства в поле ведет к проблеме выявления способа организации опы­та личности, чтобы раскрыть или, по крайней мере, проникнуть в сущ­ность внутреннего мира смыслов, значений, паттернов и чувств, свой­ственных индивиду.Эта проблема сходна с обсуждавшимися ранее, где для установле­ния паттерна внутренней организации и состава используются непрямые методы без дезинтеграции или искажения предмета, который заставляют гнуться, преломляться, искажаться, организовываться тем или другим способом, моделируют часть или все поле, где он находится, как, напри­мер, свет и рентгеновские лучи. Таким же образом мы можем подходить к личности и побуждать индивида к раскрытию собственного способа орга­низации опыта, предоставляя ему поле (предметы, материалы, пережива­ния) с относительно слабой структурой и культуральным моделировани­ем, чтобы личность могла проецировать на это пластичное поле свое виде­ние жизни, свои смыслы, ценности, паттерны и особенно свои чувства. Таким образом, мы получаем проекцию внутреннего мира личности че­ловека, поскольку он должен организовать поле, интерпретировать мате­риал и аффективно реагировать на него. Говоря более конкретно, проек­тивный метод для изучения личности представляет собой стимульную си­туацию, запланированную иди выбранную потому, что будет означать для субъекта не то, что должна была бы означать в соответствии с произволь-ным решением экспериментатора (как в большинстве психологических экспериментов, в порядке «объективности» использующих стандартизи­рованные стимулы), а скорее то, что должна означать для личности, при­дающей или наделяющей ее собственным уникальным значением и орга­низацией. Тогда субъект будет реагировать на собственное значение пред­ставленной стимульной ситуации какой-либо формой действия и чувством, отражающим его личность. Такие ситуации могут быть конструктивными, когда субъект придает структуру, форму или конфигурацию (гештальт) аморфному, пластичному, неструктурированному веществу, такому, как глина, краски для рисования пальцами или частично либо наполовину организованным полям, таким, как карточки Роршаха; либо они могут быть интерпретативными, когда субъект рассказывает, что означает для него стимульная ситуация на картинке; либо они могут быть катартинес-кими, когда субъект разряжает эмоцию или чувство на стимулъную ситуа­цию и находит эмоциональное облегчение, заключающееся в проявлении его аффективных реакций по отношению к жизненным обстоятельствам, воплощенным в стимульной ситуации, как во время игры с глиной или игрушками. По-другому субъект может выразить себя путем конструктив­ной организации, когда он строит что-нибудь из предложенных ему мате­риалов, моделью конструкции раскрывая некоторые из организующих концепций своей жизни в этот период, как, например, при строительстве из кубиков.Важным и определяющим процессом является личность субъекта, воздействующая на стимульную ситуацию так, как если бы она имела абсолютно личное значение для него одного или совершенно пластич­ный характер, который делает ее доступной управлению субъекта. Это доказывает, как уже предполагалось, что личность — это способ, кото­рым индивид организовывает и формирует жизненные ситуации, а так­же эффективно на них реагирует, структурируя свое жизненное про­странство, поэтому благодаря проективным методам мы выявляем под­линный процесс личности, каким он развит к данному моменту1. По­скольку образ организации и моделирования индивидом жизненных си­туаций наделяет его внутренний мир значением и эмоционально реаги­рует на ситуацию окружающего мира и других людей, а также борется за сохранение своей личной версии от принуждения или препятствования со стороны других, очевидно, что личность — это устойчивый образ жизни и чувствования, который, несмотря на смену средств, инстру­ментов и органический рост и развитие, по-видимому, будет моделиро­ваться неизменно и точно.При ближайшем рассмотрении актуальных процедур, которые мож­но назвать проективными, мы обнаруживаем одну общую цель исполь­зования множества техник и материалов: выявить у субъекта то, что «он не может или не станет говорить», часто из-за незнания себя и неосоз­нанного раскрытия себя через проекции.1 Индивид может выражать свои чувства, блокированные заболеванием или физио­логическими нарушениями.В последующем изложении не делается попыток полностью рас­смотреть все использующиеся в данное время проективные техники, поскольку такое обсуждение не входит в настоящие намерения автора. Предлагается лишь несколько иллюстраций проективных методов, пока­зывающих их разнообразие и масштаб в надежде заручиться дальнейшим интересом и способствовать лучшему пониманию их особенностей и пре­имуществ. .Чернильные пятна Роршаха, на которые субъект реагирует расска­зом о том, что «видит» в нескольких различных пятнах, наверное, явля­ются самыми известными из этих методик. В Европе и Соединенных Штатах они использовались обычно в психиатрических клиниках-и больницах для выявления конфигураций личности, обнаруживая при этом свою возрастающую ценность. Там, где были доступны истории жизни и пси­хиатрические и психоаналитические исследования субъектов, проходив­ших диагностику Роршаха, интерпретации чернильных пятен все боль­ше подтверждались этими клиническими данными. Сопоставимые дан­ные обладают величайшей ценностью, поскольку подкрепляют друг дру­га и выявляют согласованность или противоречия различных интерпре­таций и диагнозов личности.Схожий метод затемненной картинки Вильгельма Штерна вызывал у субъекта проекции на более бесформенной основе с преимуществами, по мнению создателя, над пятнами Роршаха. Чем более бесформенной или неструктурированной является основа, тем больше чувствительность методики, которая все же теряет в точности, как это бывает у большин­ства инструментов. Следовательно, менее чувствительные в сравнении с затемненными картинками и глиной пятна Роршаха отличаются большей точностью и определенностью. Как чернильные пятна, так и затемненные картинки предоставляют основу, которую субъект наделяет или на кото­рую проецирует «увиденные» им конфигурационные модели, поскольку он видит только то, что сам ищет или «воспринимает» на этой основе. Отдельные детали реакции тем не менее важны лишь в контексте всего ответа на каждое пятно и значимы только для определенного субъекта. Это предполагает не отсутствие повторяющихся форм и значений у разных субъектов, но скорее то, что одни и те же буквы традиционного алфавита могут повторяться во множестве разных слов, и одни и те же слова можно использовать во множестве предложений, передавая чрезвычайное разно­образие формулировок, которые надо понимать в данном контексте и учи­тывая конкретного выражающего их в этом случае человека1.Возрастает применение игровых техник в клинической диагности­ке и изучении личностного развития детей. Субъекту могут быть предъяв­лены в качестве материалов почти любые игрушки или игры либо про­стые деревянные кубики для свободной игры или выполнения некоего1 Поскольку каждая личность должна использовать социально предписанные куль­турные паттерны в своем поведении и коммуникации, она во многом будет проявлять повторяющееся единообразие, значимое, однако, только для выявления моделей орга­низаций или конфигураций, с помощью которых она структурирует свое жизненное пространство.запланированного действия, к примеру, постройки дома, классифика­ции по группам, установки сцены для спектакля или другой организа­ции игровых материалов в определенную конфигурацию, выражающую для субъекта эмоционально значимую модель. Необходимо помнить, что дети меньше прячутся за скрытыми и защитными механизмами и мень­ше осознают степень своего самораскрытия в игре. Исследователь не ста­вит задачу оценивать действия относительно навыков или по другой шкале достижений,'поскольку его цель — выявить тот способ «организации жизненного пространства» субъектом, который он считает для себя под­ходящим. Следовательно, важно любое исполнение вне зависимости от качества игровой конструкции или деятельности, и оно интерпретирует­ся, а не оценивается, чтобы раскрыть видение и чувствование субъектом своих жизненных ситуаций, изображенных в игровых конструкциях и последовательностях. Вопрос о значимости определенной деятельности решается не критерием ее частоты или так называемыми объективными критериями, но всей игровой конфигурацией отдельного субъекта, пред­положительно выполняющего это определенное действие или использу­ющего конкретную конструкцию в качестве выражения видения, и ощу­щения, и реагирования на жизнь, то есть своей личности. Кроме того, степень релевантности имеет контекст того, что предшествовало и что последует, а также контекст силы выражаемых чувств. При незначитель­ности, субъективности и недостаточной достоверности этих критериев могут возникнуть препятствия к использованию различных методов рас­крытия состава и структуры неизвестного вещества, через которое про­пускают свет, электрический ток или излучение, располагающиеся оп­ределенным образом или давая спектральный снимок, в котором поло­жение, количество, интенсивность линий и характер структуры показы­вают состав неизвестного вещества, его внутреннюю организацию и т.д. Конечно, проективные методы не подвергаются столь же обширному изучению, и используемые субъектами модели не исследованы так же хорошо. Важно то, что в исследовании личности открыт путь к развитию методов, сходных со спектроскопическими и дифракционными.Если сказанное не кажется достоверным, то вспомним, что линии на спектроскопической пластине определялись не статистическими, но экспериментальными способами, благодаря которым химически тестиру­емое вещество было подвергнуто спектроскопической проверке, в ходе чего было установлено точное местонахождение, а потом и определенное название идентифицирующей линии, Благодаря многочисленным данным также установлено, что ребенок, переживающий известный эмоциональ­ный опыт, будет выражать это чувство в игровой ситуации, которое таким образом можно опознать. Поэтому дети, утратившие любимого родителя или ухаживающего за ними человека либо испытывающие тревогу в связи с приучением к туалету либо неуверенность и враждебность из-за ревнос­ти к единокровным брату или сестре и пр., будут проявлять эти чувства в своих игровых конфигурациях. Вызванные этим нарушения личности мо­гут быть установлены экспериментальным способом, и их серьезность ис­следуется с помощью последующих игровых форм и выражений. Болеетого, догадки, полученные из игровых конфигураций, приводят к интер­претациям, обладающим не только терапевтическим эффектом, но и про­гнозирующим проявления ребенка в ближайшем будущем.Используются не только игровые предметы, но также различные аморфные материалы, такие, как глина для лепки, мука и вода, грязь, а также другие вещества подобной консистенции, позволяющие субъекту, свободно обращаясь с ними, превращать их в различные предметы. В этих игровых ситуациях субъект часто переживает катарсис, выражает эмоции, которые иначе могли оставаться подавленными или замаскированными, либо символическое освобождение от обид и враждебности, которые дол­гое время перекрывались внешне хорошим поведением. Разборные куклы можно использовать для вызывания подавляемой враждебности и агрес­сии против родителей и сиблингов. Театральная сценическая игра с игру­шечными фигурами и декорациями также служит основанием для выявле­ния субъектом своих личностных трудностей и разрешения многих эмоци­ональных проблем. Маленькие пациенты лепят из глины фигурки, через которые выражают острейшие тревоги и искажения. Необходимо упомя­нуть эйдетическое воображение, которое, как сказано в конституциональ­ных исследованиях Е. Р. Джейнша (Е. R. Jaensch), показывает один из аспек­тов выражения субъекта, входящий в особенности его личности или спо­соба организации его жизненного пространства.Художественные средства дают другой ряд богатых возможностей для проективных методов изучения личности. Рисование пальцами во многом позволило проникнуть в сущность личностных особенностей и сложностей ребенка. Обнаружена чрезвычайная польза рисования при изучении характера личности и ее эмоциональных нарушений. Сообща­ется о других клинических способах использования рисования, дополня­ющих клиническое интервью и вызывающих реакции, зачастую более информативные, чем вербальные. Кукольные спектакли вызывают у па­циентов из числа детей одновременно и диагностические, и терапевти­ческие реакции, поскольку сила драматического переживания побужда­ет ребенка к интенсивному выражению своих чувств к авторитету и к родителям, а также подавляемых желаний обидеть других. Индивидам дают роли, а затем просят экспромтом их разыграть, выявляя таким об­разом степень спутанности и сдержанности чувств. Обнаруживается так­же, что освобождение подавленных эмоций может привести личность к пониманию своих трудностей. Драматические педагоги находят ключи к личности в способе изображения индивидами данных им ролей. Музыка предоставляет сходные и часто более мощные возможности для выраже­ния аффектов, выявляющих личность. Интересно заметить, что по мере достижения терапией успеха по освобождению пациента, его художе­ственное выражение — рисование, лепка, музыка и драматическое ис­полнение — приобретает большую целостность и раскрепощение.Как видно из предыдущего, индивид редко отдает себе отчет или осознает значение своей деятельности. В методах тематической перцеп­ции эта неосознанность дает возможность вызвать весьма важные проек­ции у субъектов, которых просят написать или составить рассказ по се-рии картинок, демонстрирующих персонажей, с кем они могут отожде­ствить себя, и тех, кто имеет к ним непосредственное личностное отно­шение. Тем же самым образом субъекты проецируют многие аспекты своей личности при завершении рассказов и предложений, при создании ана­логий, сортировке и классификации предметов, к примеру игрушек, и в остальных методиках, где субъект раскрывает то, «что он не сможет или не станет говорить».Выразительные движения — к примеру, почерк — предоставляют другой подход к пониманию личности, так хорошо раскрывающей свое видение жизни в привычных жестах и двигательных паттернах, выраже­ниях лица, позе и походке. Они отвергаются многими психологами, по­скольку не удовлетворяют психометрическим требованиям валидности и надежности, однако их применяют в совокупности с клиническими и другими исследованиями личности, обнаруживая возрастающую обосно­ванность при сопоставлении результатов одного и того же субъекта при независимом тестировании каждым из этих способов. В эту группу мето­дов необходимо включить наблюдение за всеми видами тиков и технику танца, так как они выявляют напряженность, тревогу и другие частично сдерживаемые чувства.Если мы будем рассматривать проблему личности во всем ее комп­лексе как активный динамический процесс, который и подлежит изуче­нию как процесс, а не как реальность или совокупность черт или факто­ров либо как статичная организация, тогда эти проективные методы да­дут много преимуществ для получения сведений о процессе организации опыта, специфичного для каждой личности и помогающего понимать ее на протяжении всей жизни. Кроме того, проективные методы предостав­ляют возможности для использования доступных проникновений в лич­ность, которые отвергаются с кажущейся нарочитостью держащими паль­му первенства количественными методиками.Здесь можно еще раз подчеркнуть, что исследование личности не ставит задачу единичного измерения отдельных переменных в большой группе индивидов и последующего стремления оценки статистическими методами корреляции, а также не выуживает и не устанавливает количе­ственной оценки нескольких факторов. Цель требует скорее применения разнообразных методов и процедур, которые будут выявлять многие гра­ни личности и показывать, как индивид «структурирует свое жизненное пространство» или организовывает опыт, стремясь разными способами удовлетворять личные потребности. Если окажется, что индивид проеци­рует одни и те же паттерны или конфигурации на широчайшее разнообра­зие материалов и раскрывает ряд опытов своей жизненной истории, де­лающих проекции психологически значимыми для его личности, тогда можно судить о достаточной валидности методик, чтобы оправдать даль­нейшее экспериментирование и усовершенствование в этой связи. Уве­ренность и поддержку при проведении таких исследований эксперимен­татор и клиницисты находят в том, что их концепции и методы получа­ют всевозрастающее признание и одобрение в научной сфере, а это се­годня служит доказательством наибольшей плодотворности.

---

Аннелиз Ф. Корнер

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПРЕДЕЛОВ ВОЗМОЖНОСТЕЙ ПРОЕКТИВНЫХ МЕТОДИК
Дело, дорогой Брут, не в звездах, а в нас самих, в нашей слабости.
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ
Изначальное предположение, на котором строятся проективные методики, заключается в том, что все поведенческие проявления, как наиболее, так и наименее значительные являются выражениями лично­сти индивида (Rapaport, 1942).
Если это утверждение верно, то становится ясно, что, во-первых, любой пример поведения, выявленный любой методикой, потенциаль­но отражает некое личностное качество; во-вторых, качество различных методик в значительной мере варьирует в зависимости от степени разра­ботанности и осведомленности тестирующего о тех поведенческих про­явлениях, которые может выявить данная методика. Огромное количе­ство новых методик показывает, что далеко не все разделяют этот взгляд. Вместо того чтобы осознать, что все методики действуют по одинаковым принципам и, тщательно исследовав несколько методик, связать их с теорией личности, мы изобретаем все новые безделушки, требующие стандартизации и валидизации.
Достоинство теста зависит не только от того, насколько изучены его границы и возможности (хороший пример тому, возможно, наибо­лее информативный тест Роршаха, который является в то же время и наиболее тщательно исследованным), но также от умений и интуиции интерпретатора. Этот факт очень тревожит тех, кто хотел бы видеть в тесте абсолютно объективные данные о свойствах личности, а потому заглушает свои сомнения с помощью перевода данных в количественные системы подсчета. Хотя на самом деле подсчет баллов позволяет всего лишь описать поведение в более удобном для обработки виде. Важно по­нимать, что тесты дают нам только запись поведенческих проявлений. Мы же в клиническом процессе можем на их основе делать только пред­положения. Причем это требует от интерпретатора подробнейшего зна­ния психодинамической теории. Анализируя результаты теста, мы всегда должны осознавать, что то, что мы видим, присуще не самому тесту, а основным чертам личности тестируемого. Например, когда по результа­там теста Роршаха мы видим, что тестируемый склонен замечать мелкие детали, это не потому, что в чернильных пятнах много мелких деталей,
а потому, что тестируемому присуща такая поведенческая персеверация и при выполнении других тестов, и во всем, что он будет делать. По­скольку клинические заключения во многом строятся на основе резуль­татов тестов, тестирующий должен знать не только то, как шизофрения, истерия или навязчивые состояния проявляют себя при тестировании, но также и то, как вообще себя ведут шизофреники, истерики и люди с поведенческими персеверациями, а также их основные проблемы и за­щиты, которые они могут использовать. Отсюда становится понятно, что для интерпретатора подробное знание психодинамической теории также важно, как и знание тестов, которые он использует для выявления осо­бенностей поведения. Именно здесь становится наиболее очевидна тес­ная связь теории и практики. Ведь то, что мы наблюдаем по результатам тестов, — это всего лишь личностные характеристики, которые прояв­ляются и в других ситуациях.
Так почему же мы используем для их определения именно тесты? Нельзя ли сделать то же самое через опрос? Истина заключается в том, что ситуация интервью гораздо менее определенная и имеет бесчислен­ное множество вариантов развития как со стороны интервьюируемого, так и со стороны исследователя. Главное преимущество тестов в том, что они состоят из стандартных наборов стимульного материала, с помощью которого легко определить и сравнить типичные особенности мышле­ния, речи и восприятия. Благодаря стандартизации становятся легко за­метными нюансы поведения, которые легко упустить в менее опреде­ленной ситуации. Кроме того, это позволяет вести статистику, устанав­ливать норму и сравнивать индивидов между собой.
Второе положение, на которое опираются проективные тесты, за­ключается в том, что они позволяют собрать такую информацию, кото­рая не может быть полумена никаким другим путем. В отличие от опрос­ников проективные методики содержат заведомо неоднозначный сти-мульный материал, поэтому для тестируемого он может вовсе не обозна­чать того, что задумал экспериментатор. Хотя на самом деле для интер­претатора это не важно. Столкнувшись со столь неоднозначным матери­алом, испытуемый выбирает собственную форму самовыражения и че­рез это наиболее ярко и характерно проявляет себя. То есть предполагает­ся, что субъект, поглощенный попытками интерпретировать вроде бы ничего субъективно не значащий материал, не замечает, как раскрывает свои волнения, страхи, желания и тревоги. Таким образом, значительно снижается сопротивление при раскрытии личных, иногда очень болез­ненных проблем.
Следующее предположение, на котором основываются проектив­ные методики, — это психологический детерминизм. Утверждается, что в реакциях и словах человека нет ничего случайного. Все, что он делает и говорит, обуслоатено определенным сочетанием воздействий на него. На это часто возражают, что вместо того чтобы раскрывать личностно зна­чимый материал, человек может просто пересказать содержание только что виденного фильма или недавно прочитанной книги. Однако подоб­ные возражения не учитывают того факта, что при этом человек исходит
прежде всего из своего личного опыта. Он выбирает для запоминания и
пересказа совершенно определенные веши, которые тоже наполнены личностным значением. Некоторые проективные методики основывают­ся исключительно на идее, что именно и насколько правильно запоми­нается, дает ключ к разгадке черт личности индивидуума. Например, Десперт (Despert, 1938) просит детей пересказывать известные народ­ные сказки и анализирует отклонения от оригинала, акценты и упуще­ния. Дьюи (Duess, 1944) использует похожую методику для установле­ния наличия терапевтического прогресса у своих маленьких клиентов. Она предлагает им шесть незаконченных историй, в каждой из которых заложен базовый конфликт. По настойчивости, с которой ребенок пред­почитает повторять окончания при последующих предъявлениях, она су­дит о силе его сопротивления.
ВОЗМОЖНОСТИ И ОГРАНИЧЕНИЯ
Вернемся к вышеперечисленным положениям, лежащим в основе проективных методик. Наверное, первое из них наиболее четко указыва­ет на достоинства и недостатки. С помощью наборов стимульного мате­риала проективные методы подробно и полно выявляют образцы пове­дения, которые требуют тщательного анализа и клинического сравнения. Этот анализ должен раскрыть характерные способы, посредством кото­рых индивид организует незнакомый и неоднозначный материал. Пред­полагается, что это позволяет узнать, каким образом индивид решает новые задачи и усваивает новый опыт, а также раскрывает структурные аспекты языка и речи испытуемого, что, в свою очередь, дает ценные сведения о личностных чертах испытуемого и некоторые диагностичес­кие данные о нем. По анализу речи можно многое узнать о пациенте в соответствии с тем, насколько она является обстоятельной, спутанной, уклончиво-неопределенной или понятной, откровенной или извиняю­щейся, бессвязной или эксцентричной. Кроме того, эти методики дают наглядную картину перцептивных процессов, которые изменяются при малейших проявлениях шизофрении, органических поражениях мозга и деградации.
В доказательство приведем случай 52-летнего мужчины, который был отправлен на разовое психологическое обследование с диагнозом «параноидальная шизофрения». Диагноз был поставлен на основании жалоб пациента. Он утверждал, что чрезвычайно много людей стремятся устранить его из бизнеса. Однако тест Роршаха не выявил у него прису­щего шизофреникам запутанного мыслительного процесса, зато обнару­жил навязчивые повторения и искажения, которые обычно наблюдают­ся у людей с органическими поражениями мозга. Тщательные невроло­гические исследования подтвердили внутричерепную патологию. Его ма­ния преследования развилась на основе совершенно реальной ситуации, а именно из-за его неспособности справиться с высокой ответственнос­тью и высокой конкуренцией^ сфере его профессиональной деятельно­сти в качестве страхового агента.
Это только один случай, демонстрирующий возможности теста Роршаха в дифференцированной диагностике. Существуют и более ши­рокие исследования (Benjamin and Ebaugh, 1938; Hertz, 1945; Hertz and Rubenstein, 1939), доказывающие высокий уровень валидности этой ме­тодики. Это не удивительно в свете того факта, что клинический диаг­ноз, может быть поставлен не только на основе анализа жизни пациента и содержания его конфликта, но и через анализ его образа мыслей, ко­торый отображает симптомы, характерные для различных клинических групп.
В круг возможностей проективных методов, в частности Темати­ческого Апперцептивного Теста и подобных ему, входит также изуче­ние фантазий и установок, притязаний, половой идентификации и оза­боченности. Как правило, фантазии, обнаруженные при тестировании, имеют очень высокую корреляцию с фантазиями, вскрытыми в ходе серии психиатрических интервью. Обратимся к случаю двенадцатилет­ней девочки, которая в ответ на предъявление карточек ТАТ рассказала огромное количество фантастических сказок. Почти во всех ее историях имелась тема исполнения желаний. Девочка была незаконнорожденным, депривированным ребенком, лишенным какого-либо ухода. Воспиты­валась она вместе с двумя младшими недоразвитыми сиблингами от­цом-алкоголиком. В возрасте около десяти лет у нее произошла с отцом инцестуозная связь. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, отец же­нился на женщине намного старше его. Ее фантазии, высказанные при проведении ТАТ, совпадали с тем, о чем она рассказывала в серии игровых интервью, и с теми симптомами, которые проявлялись в ее действиях. В своих играх и рассказах она пыталась занять место мачехи, идентифицируясь с ней. Она представляла себя исполняющей все до­машние обязанности; матерью, имеющей детей; путешествующей с му­жем; живущей в красивых домах; имеющей возможность есть все, что пожелает. В основе большей части ее действий лежали те же фантазии. Она принимала на себя роль взрослой женщины, стремилась делать так много домашних дел, сколько ей разрешала приемная мать, пекла пи­роги и сидела с соседскими детьми, предпочитая эти занятия походам в кино. Девочка крала у матери деньги, хотя она имела собственные сэкономленные сбережения, копила всякие безделушки, бумагу, наде­вала ее украшения, несмотря на то, что женщина покупала специально для нее точно такие же. Девочка проявляла ревность по отношению к любому, кто овладевал вниманием ее отца, и открыто заявляла, что никогда не выйдет замуж. Во всех фантазиях было видно, что она хочет занять место мачехи.
Многие психиатры считают ТАТ весьма информативным методом, и иногда даже предпочитают его тесту Роршаха, так как извлеченные с его помощью фантазии очень близки к тем, которые выявляются во вре­мя психиатрических интервью. Относительная легкость, с которой выяв­ляются эти фантазии, совершенно не удивительна, если принять во вни­мание, что испытуемый дает реакции на неопределенный стимульный материал, казалось бы, не имеющий к нему самому никакого отноше-
ния, а потому не осознает, что говорит о себе. Это явление, а также то, что он производит личностно значимый для него выбор из бесчисленно­го количества вариантов, и делает его фантазии легко доступными.
Итак, установлено, что проективные методы имеют высокую ди­агностическую валидность, а также валидны при исследовании содержа­ния фантазий. Следующая задача, стоящая перед нами, состоит в том, чтобы выяснить, пригодны ли проективные тесты для прогнозирования реального поведения. Психологи часто избегают этого вопроса, либо бы­вают излишне оптимистичны, либо наоборот. Мы попытаемся прояс­нить некоторые проблемы, связанные с прогнозированием.
Нас заинтересовал этот вопрос, когда мы изучали взаимосвязь про­явлений враждебных фантазий в игровых ситуациях и реального враж­дебного поведения в группе детей дошкольного возраста (Korner, I949). Выражения враждебности у этих детей наблюдались во всех игровых тех­никах. Однако никакого устойчивого враждебного поведения в реальных ситуациях не обнаружилось. Результаты исследования показали, что на основании наблюдения детской итры нельзя сделать вывод о степени или форме проявления враждебности ребенка в реальной жизни. Инте­ресно, что половина детей в изучаемой выборке сохраняли последова­тельность в любых ситуациях, в которых наблюдались, то есть они либо все время были очень враждебными, либо миролюбивы. А другая поло­вина меняла позицию: была очень враждебна в игровых ситуациях и ми­ролюбива в настоящем поведении, и наоборот. Поскольку вероятность последовательности и непоследовательности поведения была одинако­вой, то ясно, что прогнозирование оказалось невозможным.
То же самое отсутствие зависимости между фантазиями и реаль­ным поведением в более широких масштабах наблюдал Сэнфорд (Sanford, 1943). Он изучал взаимосвязь выявленных по ТАТ потребностей и внеш­него поведения. Средняя корреляция оказалась равна 0,11, из чего он заключил, что потребности, проявившиеся в ТАТ, не обязательно будут выражены в поведении. В этой области проводилось не так много иссле­дований, однако клинический опыт вновь и вновь убеждает, что не су­ществует определенной зависимости между фантазиями и реальным по­ведением. Наши исследования в одном из западных университетов, про­веденные по Роршаху, обнаружили тревожное число шизофреников сре­ди клинически благополучных клиентов. Аналогичные результаты были получены и в других университетах. И наоборот, клинические психотики часто по тесту Роршаха показывали меньше шизофренических процес­сов, чем шизофреники. Другими словами, исследователи постоянно стал­кивались с несоответствием между психопатологией и клиническим по­ведением.
Вопрос о прогнозировании реального поведения можно опустить, если согласиться с тем, что не это является целью исследования в про­ективных методиках.
Это утверждение может быть вполне приемлемым для врачей-кли­ницистов, которые ежедневно сталкиваются с внешне адекватно адап­тированными пациентами, имеющими, однако, сильнейшую скры-
тую патологию. Но большинство психологов не готовы принять этот факт. И это видно хотя бы из того, что предпринимается огромное коли­чество попыток определить валидность проективных методик в отноше­нии корреляции их результатов с реальным поведением. Противники этих методов в доказательство их невалилности постоянно используют неспо­собность проективных тестов предсказывать поведение. И исследователи, работающие в этом направлении, постоянно предоставляют такого рода данные. Например, Томкинс (Tomkins, 1947). составивший подробное описание Тематического Апперцептивного Теста, утверждает, что ос­новное предназначение любой методики — успешное прогнозирование реального поведения. В одной из более поздних своих статей (Tomkins, 1949) он с очевидным удивлением сообщает, что наблюдал случаи, ког­да по ТАТ невозможно было определить причину нарушений поведения или даже асоциальных действий. Во многих других работах, посвященных проективным методам, также прослеживается желание выйти на про­гнозирование поведения. Например, суицидальные наклонности и склон­ность к убийству изучаются не по клиническим синдромам, приведшим к такому намерению, а по вторичным паттернам конфигурации, выяв­ленными при помощи теста Роршаха. Проективные методы используют и при отборе на работу, и для определения пригодности в какой-либо сфере деятельности. Так, с помощью проективных методов пытались про­гнозировать (часто безуспешно) профпригодность в таких областях, как мореплавание, инженерное дело, пилотирование; а различные психо­аналитические институты пробовали использовать их для отсева канди­датов. Довольно часто, когда они использовались как отборочный тур при соискании вакансии, работодатель при принятии решения руковод­ствовался только наличием или отсутствием патологии, что в целом нео­правданно. В клинической практике часто делают прогнозы, но они мо­гут быть полезны и даже верны, если мы принимаем их только как пред­положение. То есть такие прогнозы необходимы и желательны тогда, когда мы принимаем их за рабочую гипотезу, требующую тщательной провер­ки. Однако слишком часто под подобным прогнозом понимают всего лишь буквальную запись высказанных пациентом фантазий. Вероятно, трудность осознания того факта, что прогнозирование не является ос­новной целью проективных методов, существует еще и потому, что об­щепринято ставить под сомнение ценность психологической работы, если не могут быть получены подобные прогнозы. Мы поймем, что на самом деле для этого нет оснований, проанализировав причины их ненадежно­сти. Кроме того, использование этих методик оправданно и необходимо уже потому, что они валидны и очень значимы в сфере диагностики и при изучении фантазий.
Почему же на основании данных проективных методов так сложно делать прогнозы? Каковы теоретические и практические факторы, обус­лавливающие низкий процент правильных прогнозов? Этот фактор опять же выводится из первого положения, а именно, что эти тесты выявляют главным образом образцы поведения, на основании которых строятся пред­положительные заключения. Строго говоря, предположения не являются
исключительной прерогативой проективных методов, они присущи пси­хиатрии и психодинамической теории личности в целом. То есть выводы, которые может делать интерпретатор, зависят не только от степени его знакомства с психодинамическими принципами, но и от современного состояния данной науки. Каждый день психологи и психиатры сталкива­ются со случаями необъяснимой и непредсказуемой связи причин и след­ствий в тонкой душевной организации индивида. Устанавливая в каждом конкретном случае последовательный ход развития существующей пато­логии, мы прекрасно понимаем, что владеем информацией лишь об очень небольшой части вовлеченных-в процесс факторов. Это происходит не только потому, что практически любая детская ситуация, почти любое родительское отношение могут послужить причиной плохой приспособ­ленности, но и потому, что степень психических травм и нарушений слиш­ком мало соответствует реально существующей личности. Как часто мы бываем поражены, когда, выслушав историю пациента, рассказ о перене­сенных травмах, обнаруживаем относительно интегрированную личность; или бываем озадачены, вскрыв с помощью теста Роршаха внутреннюю патологию в, казалось бы, клинически здоровом индивиде. Мы часто за­даемся вопросом: «Что является причиной этого?» И наоборот, часто тщетно пытаемся найти достаточно вескую причину для появления глубинных нарушений при детской или взрослой шизофрении. Каждый день мы стал­киваемся с тем, что один и тот же симптом может быть следствием совер­шенно разных болезней, и в то же время одна болезнь может проявляться огромным количеством различных симптомов. Итак, мы подошли к проб­леме, которая до сих пор не решена в психиатрии и является основным вопросом в психологии личности. Не слишком ли дерзко и неразумно мы себя ведем, когда ожидаем от проективных методик того, чего все еще не может сделать клиническая психиатрия? Не пытаемся ли мы наделить их магической силой в несбыточной надежде, что они могут снабдить нас «недостающим звеном», самым важным на сегодняшний день в психоло­гии личности?
Для того чтобы делать прогнозы, психология личности должна ре­шить две серьезные проблемы, проблемы настолько сложные, что, возможно, их решение никогда не будет найдено. Первая включает в себя нахождение всех бесчисленных обстоятельств, влияющих на процесс адап­тации индивида. Скорее всего, важны не только сами обстоятельства, но их взаимодействия, которые определяют форму адаптации. Вторая проб­лема заключается в раскрытии тайны эго-синтеза, который, возможно, тоже включает в себя больше, чем просто сумму факторов, и который, возможно, обусловливает все вышеперечисленные несоответствия.
К сожалению, большинство современных исследований не реша­ют эти проблемы. Слишком многие из них посвящены только выявлению неких общих факторов в определенных экспериментальных или клини­ческих группах. Хотя мы уже упоминали, что совпадение двух факторов не является гарантией одинаковых следствий из них, тем не менее мы не можем довольствоваться лишь этим впечатлением. Такие исследования предполагают, что все переменные, кроме изучаемых, остаются посто-
янными. Это может привести к полному игнорированию наиболее важ­ных для прогнозирования факторов, тех, которые обусловливают реак­цию.
Возможно, пока психология личности находится в таком несовер­шенном состоянии, наиболее благодатным полем для исследования яв­ляются индивидуальные случаи. Если проанализировать паттерны пове­дения индивида за длительный период времени, мы сможем вычислить определенную внутреннюю последовательность и поведенческие зако­ны, которые позволят нам делать достаточно точные прогнозы для дан­ного индивида. Конечно, этот подход пригоден для психоаналитика. Воз­можно, обширная картотека историй болезни и тщательный анализ по­требностей и защитных механизмов пациентов дадут основания для вы­деления неких кластеров взаимодействующих факторов, которые будут использоваться не только для данного индивида, но и для других, обла­дающих подобными кластерами.
Возвращаясь к проективным техникам, отметим: если мы понима­ем, что между потребностями индивида и его реальной адаптацией к действительности стоит огромное количество факторов, то мы не долж­ны ожидать, что поведение индивида обязательно будет соответствовать его фантазиям или патологии. При этом будет ошибкой подвергать со­мнению достоверность наблюдения реального поведения или данных те­стирования. По этой же причине мы считаем ошибкой не брать в расчет сведения, полученные по тесту Роршаха, если они не соответствуют на­шим клиническим впечатлениям. В таких случаях часто возникает соблазн сказать, что тест Роршаха не дает точной картины. Например, частенько тест Роршаха выявляет патологию в относительно нормальных с клини­ческой точки зрения детях, чьи родители, однако, показывают серьез­ные психиатрические нарушения. Обычно тест Роршаха обнаруживает у этих детей уровень патологии, совершенно несоизмеримой с уровнем, отмечаемым путем наблюдения. Несоответствие между результатами тес­та Роршаха и клиническим поведением не обязательно бросает тень на валидность этого теста, скорее, наоборот, предоставляет помощь в раз­гадке любопытнейшего феномена детей, которые по необъяснимым при­чинам остаются психически относительно нормальными несмотря на силь­ную невротичность родителей. Поскольку неблагоприятное воздействие родителей должно каким-то образом влиять на детей, данные теста Рор­шаха можно истолковать как показатель скрытой патологии, которая может проявиться в результате возрастных изменений или эволюции дет-ско-родительских отношений. Возможно, именно этот факт позволит нам объяснить, почему часто терапевтические улучшения у родителей влекут за собой возникновение очевидных трудностей у детей, и наоборот, по­ложительные изменения в ребенке настолько изменяют структуру интер­акций между детьми и родителями, что родители, основной проблемой которых были нарушения поведения детей, вдруг обнаруживают все симп­томы и невротических затруднений у себя самих.
Эти соображения важно учитывать при выборе средств и методов терапии. Если мы не будем отмахиваться от данных тестов Роршаха, как
от неточных или преувеличенных, а примем их во внимание как потен­циал, существующий внутри пациента, то это, возможно, позволит пра­вильнее оценивать то, что может произойти, и тем самым уменьшит число терапевтических неудач.
Сказанное иллюстрирует история мужчины 35—40 лет. Он и его жена были направлены для прохождения теста Роршаха, чтобы выяс­нить, какие различия в темпераменте послужили причиной их несовме­стимости. Запрос исходил со стороны жены. Муж ранее проходил психи­атрическое лечение, но через короткое время прервал его. Кроме неко­торых личностных проблем, тест Роршаха явно показал наличие у этого пациента органической патологии мозга. У него были сильные тенден­ции к персеверации, заметная ригидность, полная неспособность к из­менению паттернов мышления и очевидные нарушения в абстрактном и критическом мышлении. Кроме того, он не различал цвета. По клини­ческим наблюдениям внутричерепную патологию заподозрить было не­возможно. Тщательное исследование установило, что структурный де­фект был характерен для этого человека с рождения. Он всегда испыты­вал трудности с формированием понятий и не понимал того, что читает. Он свободно решал практические и конкретные задачи, но был настолько бессилен в индукции и дедукции, что даже не мог отвлеченно понять правила, которым следовал при решении этих задач. Он знал о своем недостатке, никому об этом не рассказывал. Ему удалось не проявить своего дефекта за три года учебы в колледже? скрывать его на работе, и он никогда не упоминал о нем своему первому психиатру. Этот случай весьма поучителен, потому что внешне этот пациент испытывал чисто невротические трудности, которые легко поддаются психоаналитичес­кой терапии. Однако открытие этого структурного дефекта, сопутствую­щей ему невротической ригидности и его неспособности к классифика­ции внесло серьезные сомнения относительно эффективности подобной терапии.
Аналогично можно серьезно ошибиться в процессе планирования терапевтического процесса на фоне явно невротической клинической картины, не приняв во внимание данных теста Роршаха, говорящих о шизоидной направленности. Эти данные могут свидетельствовать о по­тенциальных тенденциях, которые должны обнаружить себя, когда ос­лабнут защитные механизмы. Если бы подобные потенциальные тенден­ции не игнорировались, можно было бы в значительной мере избежать терапевтических рискованных решений.
Из всего сказанного следует, что проективные методики не могут быть бесполезными. Они не покажут скрытую патологию, если ее не су­ществует. Однако их несовершенство может явиться источником серьез­ных недоразумений, особенно в сфере прогнозирования поведения. Если бы проективные методики были более приспособлены для обнаружения защитных механизмов, они бы обеспечивали более точное прогнозиро­вание.
В заключение мы хотели добавить, что, по нашему мнению, помо­жет проективным техникам действительно выполнять задачи прогнози-
рования. Однако это в большей степени зависит не от самих методик, а от общего состояния теоретической науки. Она должна устанавливать основные критерии, а не заниматься бесконечными экспериментами по усовершенствованию проективных методов. Это значит, другими слова­ми, что вначале нужно определить, какие качества необходимы для хо­рошего инженера, пилота или психоаналитика, теоретически и клини­чески нужно выяснить, какие потребности, паттерны саморегулирова­ния полезны,-а какие вредны в данных видах деятельности. После того как эти критерии будут достоверно установлены, проективные методы станут хорошим подспорьем при кадровом отборе.
Более того, проективные методы могут быть использованы как от­личный инструмент в исследованиях по психологии личности: Вместо того чтобы сожалеть о несоответствии фантазии и реального поведения, мы должны их изучать и анализировать фантазии в свете настоящего и прошлого поведения субъекта. Ведь в действительности личность реали­зует свои фантазии и потребности через адаптацию, компромиссы и уре­гулирование в соответствии с требованиями окружающей реальности.

Ричард С. Лазарус
НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ И ОДНОЗНАЧНОСТЬ В ПРОЕКТИВНЫХ МЕТОДИКАХ
За последние несколько лет многие психологи интенсивно прово­дили эксперименты, посвященные тому, как варьируется форма воспри­ятия человеком различных видов стимульного материала. Некоторые из этих исследований значительно укрепили позиции предположений, зало­женных в основу проективных методик. Однако другие аспекты этих ис­следований так и не получили достойного объяснения в клинической ли­тературе. К тому же далеко не все идеи экспериментальных проектов на­шли применение в практической деятельности. Данная статья направлена на то, чтобы обратить внимание читателя на конкретную проблему при­менения концепций потребностей и восприятия в психодиагностике.
Проективные методики всегда были основаны на представлении крайне неопределенного стимульного материала. Неоднозначные чер­нильные пятна, незавершенные предложения, изображения людей и тому подобный стимульный материал преобладал в психодиагности­ческих тестовых методиках. Само представление о неоднозначности, как было указано в других статьях, судя по всему, основывается на опреде­ленном количестве разумных интерпретаций, которые могут быть даны стимульному материалу некой выборкой испытуемых. Например, если кто-то воспринимает некую стимульную картинку как изображение двух дерушихся людей, то такой стимул не является неоднозначным вооб­ще, либо его неопределенность минимальна. Вариантов восприятия здесь быть не может. Соответственно стимул не в состоянии выявить потреб­ности или защитные механизмы испытуемых в отсутствие вариантов интерпретации этого стимула. Но если возможны несколько вариантов интерпретации того или иного стимульного материала, такой стимул получает название неоднозначного и находит применение в диагности­ке, так как различные интерпретации могут быть отнесены к личност­ным динамикам.
Применение крайне неопределенных стимулов в диагностике пред­ставляет собой весьма серьезную проблему. Испытуемый, чье восприя­тие явно отклоняется от нормы, не вызывает у нас затруднений. Напри­мер, человек может постоянно составлять насыщенные агрессией рас­сказы по стимульному материалу ТАТ. Его истории могут постоянно вра­щаться вокруг семейных скандалов, соперничества сиблингов и подоб­ных тем. Поскольку подобные рассказы встречаются не так уж часто, мы вполне можем начать подозревать, что у данного испытуемого существу­ют проблемы, связанные с агрессивными потребностями.
Тем не менее возникают особые трудности с выводами относи­тельно личностных динамик на основе ответов по проективным методи­кам, если мы обнаруживаем протоколы, которые не выходят за рамки интра– и интериндивидуальных норм. При таких обстоятельствах трудно сделать вывод, что у человека данная область не является проблемной. Всегда существует вероятность того, что отсутствие враждебных настро­ений и эмоций в ответах является следствием действия защитных эго-механизмов Человека, которые функционируют ради избегания враж­дебности. Недавнее мое исследование с применением теста Роршаха обес­печило подтверждение клинической гипотезе о том, что отсутствие аг­рессивных интерпретаций чернильных пятен говорит о существовании эмоциональных проблем в этой сфере. Сходные данные были получены при исследовании ТАТ. Но в связи с тем что стимульный материал, при­меняемый в проективных методиках, потенциально обладает существен­ной неопределенностью, трудно сказать, по какой причине не проявля­ются агрессивные интерпретации: из-за отсутствия интереса или благо­даря действиям эго-механизмов защиты, направленных на нейтрализа­цию агрессивных импульсов. В такой ситуации мы можем взять за основу качественную информацию, например, сведения об эмоциональности, барьерах и т.д. Например, появление эмоциональных реакций на карточ­ку № 6 Роршаха мы часто относим к очевидному на этой карточке сексу­альному символу. Но такое объяснение, прямо скажем, не очень досто­верно, так как спровоцировать появление подобной эмоциональной ре­акции могли и другие аспекты ситуации. Данный стимул являет собой неопределенную и двусмысленную угрозу эго.
Мы говорим о том, что предъявление только наиболее неопреде­ленных стимулов при проведении проективных методик приводит к не­уверенности в том, когда то или иное толкование избегается по причине действия вытесняющих защитных механизмов, а когда просто игнориру­ется ввиду отсутствия проблем в этой сфере. Мы хотим понять, в каких случаях некоторые потребности настолько сильны и выражены, что от­ражаются словесно и фигурируют в фантазиях. И мы также хотим знать, какие потребности настолько скрыты от восприятия, что приводят к избеганию и искажениям. Неоднозначные стимулы не слишком хорошо подходят для работы с этой последней ситуацией. Что нам нужно, так это тестовые стимулы, которые варьируются от максимально неопреде­ленных до наименее двусмысленных. Наибольшего эффекта мы смогли бы достичь, если бы могли предъявить испытуемому эмоционально на­сыщенный стимульный материал и понаблюдать, как он будет с ним работать. Насколько далеко он заходит в искажении того, что легко вос­принимается другими людьми? Какие искажения присутствуют в его вос­приятии? В чем заключается функция защитных механизмов: в создании преграды узнаванию к препятствии воспроизведению опасной инфор­мации или же в обеспечении максимально быстрого распознавания и содействии и облегчении вспоминания?
Беллак не открыл ничего нового, когда предложил термин «адап­тивный» для характеристики одного из аспектов проективного поведе-
ния. Но при создании проективных методик, за исключением словесно-ассоциативного теста, эта концепция во внимание вряд ли принималась. Литература, посвященная потребностям и восприятию, изобилует ссыл­ками на «постоянную защиту». Экспериментальная литература по про­блеме выборочного забывания применяет это понятие в ситуации реше­ния проблемы и последующего выявления слабых и сильных сторон вы­борочного запоминания. Несмотря на то, что зашита от опасности была рассмотрена с чуть ли не со всех возможных точек зрения, далеко не все психологи сумели решиться на прямое применение очевидно содержа­щего угрозу материала при психодиагностике. Возможно, они не хотели расстраивать пациента или боялись напугать его. При проведении тера­певтической беседы такой угрожающий материал обычно не использует­ся, причем вполне оправданно.
Одна иллюстрация, заимствованная из экспериментальной лите­ратуры, поможет нам понять, в чем должно заключаться тестирование с использованием недвусмысленно содержащего угрозу стимульного мате­риала. Было проведено исследование, в рамках которого изучалось аудио-перцептивное распознавание эмоционально окрашенных и неэмоцио­нальных предложений. Одной из диагностических техник стал тест неза­вершенных предложений, результаты которого соотносились с точнос­тью восприятия эмоциональных и неэмоциональных предложений. Не­которые задания в методике незавершенных предложений были весьма неопределенными в том смысле, что трудно было предположить агрес­сивную реакцию на заданные предложения (одна из контент-категорий). Остальные в этом отношении были достаточно однозначны. Примером первого типа предложений можно назвать следующее: «Он очень хотел…», а второго — «Он ненавидел…». Большинство испытуемых предлагали аг­рессивное завершение последнего типа предложений, например: «Он не­навидел свою сестру», «Он ненавидел подлецов», и все в таком духе. Ответы такого рода были в первую очередь обусловлены эмоциональной насыщенностью стимульного материала. Тем не менее некоторые испы­туемые так завершали это предложение: «Он ненавидел попадать под дождь, если у него не было зонтика» или: «Он ненавидел вставать по утрам». Почти все ответы такого рода отличались тем, что испытуемые шли на всевозможные ухищрения, лишь бы только избежать необходи­мости выдать агрессивный ответ. Такого рода задания — наилучшее сред­ство для выявления всех защитных механизмов, имеющих отношение к враждебности, связанной с отрицанием или избеганием. Они ставят ис­пытуемого лицом к лицу с угрозой, в результате чего он может либо принять ее, либо отказаться воспринимать ее такой, как она есть. Такой подход имеет что-то общее с процедурой проверки ограничений в тесте Роршаха или с предъявлением специально подобранных картинок ТАТ. Знание стимульной ценности материала позволяет заметить отклонения от типичных ответов.
Как крайне неопределенные, так и относительно однозначные сти­мулы могут найти применение в проведении психодиагностики при по­мощи проективных методик. Предъявление неопределенного стимульно-
го материала позволяет без труда обнаруживать случаи, когда значимые интерпретации появляются сами по себе, без всякой связи со стимуль-ным материалом. Мысли и фантазии с ярко выраженным агрессивным уклоном имеют тенденцию проявляться в быстрых и часто встречающих­ся агрессивно окрашенных реакциях. Нежелательные агрессивные им­пульсы, которые подавляются при помощи механизмов вытеснения, ско­рее всего, найдут отражение в том, что агрессивно окрашенные ответы будут встречаться –редко, несмотря на прямую агрессивную направлен­ность стимульного материала или преобладание ответов такого рода у большинства испытуемых. Отсутствие напряжения в отношении опреде­ленной потребности должно выразиться в отсутствии девиаций реагиро­вания, то есть интерпретациях, которые не отличаются ни повышенной частотой упоминаемости определенных областей, ни чрезмерным избе­ганием и искажениями.
Стмульный материал проективных методик может быть предъяв лен для перцептивного распознавания либо для заучивания и воспроиз­ведения Важно то, что стимулы могут быть как высокоструктурирован­ными так и крайне неопределенными по своему характеру, и что о большом количестве испытуемых можно собрать значительный объем нор­мативной информации. В отношении любой требуемой переменной, на­пример, агрессии, потребности в достижении успеха, зависимости от других в решении проблем, применение хорошо отработанного много­значного стимульного материала приведет к более точному определению силы потребности и характера защитных механизмов эго.
Г. М. Прошанский
КЛАССИФИКАЦИЯ ПРОЕКТИВНЫХ МЕТОДОВ
Первая классификация проективных методов была предложена Франком. Его целью было исследование характера реакций испытуемо­го, хотя Зубин (Zubin) и другие указали, что категории, выделенные Франком, заданы характером самого стимульного материала и целью исследования. Эти замечания были приняты во внимание автором при создании справки, к которой мы вернемся позже. Между тем классифи­кацию Франка, в некоторых случаях неудовлетворительную, стоит рас­смотреть более детально, руководствуясь историческим интересом и в связи с тем, что она акцентирует внимание на различных аспектах про­ективного опыта. Читатель, незнакомый с деталями некоторых техник, может счесть необходимым, обратиться к последующему материалу, где они обсуждаются.
Франк выделил следующие категории:
Конститутивная. Техники, входящие в эту категорию, характеризу­ются ситуацией, в которой от испытуемого требуется создание некой струк­туры из неструктурированного материала. Примером может служить лепка из пластилина или сходного вещества — род активности, который быст­рее всего приходит в голову. В качестве другого примера Франк приводит технику рисования пальцами, тщательно разработанную Наполи (Napoli) и претендующую на статус методики, хотя на деле она не пользовалась популярностью в качестве теста. Техники незаконченного рисунка, такие как тест Вартегга (Wartegg) или VAT60, также входят в эту категорию. В отличие от Франка, который здесь отводит тесту Роршаха второстепен­ную роль, Зубин делает ссылку на него как на лучший пример конститу­тивного метода. Включение теста Роршаха в эту категорию зависит от того, как много «структур» готов увидеть человек в чернильных пятнах.
Конструктивная. Различие между этой категорией и конститутив­ной аналогично различию между «сырым» и «переработанным» материа­лом. Последний, в форме строительных кубиков, кусочков мозаики и тому подобного, поддается скорее упорядочиванию, нежели моделиро­ванию по шаблону. Может быть, это различие покажется слишком тон­ким, но каждый сам определяет уровень сложности. Примером, относя­щимся к данной категории, может служить тест «Рисунок человека» или другие формы рисуночных заданий, отличные от «свободного выраже­ния» согласно собственным склонностям.
Интерпретативная. Это название дается ответам, в которых испыту­емый приписывает собственное значение стимульной ситуации. ТАТ и тесты словесных ассоциаций — оба непосредственно принадлежат к этой категории.
Катартическая. Здесь мы видим смещение акцента с процесса на результат. Игровые техники задействуют фантазию испытуемого, и пото­му, являются типичным примером данной категории. Похоже, что моза­ика Ловенфельд, конструктивная с точки зрения вовлеченности испы­туемого в актуальный процесс, по функции равна катарсису.
Рефрактивная. Эта категория была добавлена Франком при после­дующем анализе. Она освещает феномен, описанный Оллпортом как «эк­спрессивные» характеристики поведения. Графологию также можно вклю­чить в эту категорию, если рассматривать ее как проективный метод. Хорошо известная ранее «миокинетическая диагностика» — техника, ос­нованная на изучении изменений в линиях, нарисованных в соответ­ствии с инструкцией, — может быть рассмотрена как контролируемая и строго ограниченная форма графологии. Еще один пример — Бендер-Гештальт тест.
Помимо множества пересечений между категориями, выделенными Франком, сомнение возникает и относительно их положения в классифи­кации. Нет однозначного объяснения, почему характер ответа берется им за основу классификации, особенно после того как было замечено, что ответ во многом определяется характером самого стимула. Возможно, ос­новное различие между проективными техниками заключается в цели их применения, хотя и здесь не исключены частичные совпадения.
Я попытался проследить все эти различия в трехступенчатой схеме анализа (что возможно предпочтительнее классификации) проективных техник. Главные пункты этой схемы — в которой непроективные методы рассмотрены наряду с проективными, — отражены в последующем из­ложении.
Что касается стимульного материала, то отмечается, что наряду с почти всеми аспектами переживаний (по крайней мере для большинства людей), проективные техники по характеру в преобладающей степени являются визуальными. Две главные техники — тест Роршаха и ТАТ — подходящий тому пример. И хотя Франк отнес их к разным категориям в классификации, они по сути представляют даже при поверхностном ана­лизе одну и ту же задачу — вербальную интерпретацию визуального ма­териала. Стимульный материал теста «Завершение предложений», по­скольку обычно предъявляется в виде отпечатанных на бумаге незавер­шенных предложений, также можно считать визуальным, хоть он и име­ет существенное отличие, которое соответствует разнице между изобра­жением объекта и его символическим словесным представлением. Таким образом, вербальный стимульный материал образует отдельную катего­рию, независимую от классификации, основанной на сенсорной мо­дальности.
Визуальные техники, конечно, могут быть подразделены в соот­ветствии с характером детализации их стимульного материала. Конти­нуум может быть установлен на основе степени «структурированности» или того, что может быть названо «репрезентативным» качеством. Дру­гими словами, стимулом может служить все — от реалистичной кар­тинки до простого геометрического контура или абсолютно аморфных
либо сплошных участков цветов или света и тени. Не следует слишком углубляться в этот момент, но он, вероятно, все же заслуживает вни­мания: на «иллюстративном» конце указанной шкалы возникают про­блемы, относить ли туда фотографии или любые условные изображе­ния.
Если простое двухмерное предъявление чем-то дополняется, то общая ситуация может радикально измениться. Так, если картинка заме­няется реальными или игрушечными (обычно небольшими) объектами, это почти неизбежно приводит к появлению у испытуемого желания «что-нибудь с ними сделать». Поэтому желательно выделить отдельную кате­горию «конкретных» стимульных материалов. Дополнительные возмож­ности имеет использование изменяющихся визуальных стимулов, други­ми словами, фильмов и их эквивалентов. Насколько известно автору, только один такой детский фильм (Rock-a-bye~Baby) широко использо­вался в англоязычных странах. Это звуковой кукольный фильм, после просмотра которого детей просят придумать собственное окончание. Та­ким образом, это техника «завершения историй», ближайшей паралле­лью которой среди наиболее известных и часто используемых является методика рисуночной фрустрации Розенцвейга, хотя можно найти близ­кую аналогию и в баснях Десперта. Рабин и Хэйворт (Rabin and Haworth) выделяют французский Кино-тематический тест, однако то, что в нем используется немое кино, делает этот тест более близким ТАТ.
Событием второй половины XX века с*тало распространение, хотя пока еще не слишком значительное, принципов ТАТ на аудиоматериал. Полушутливые идеи по созданию обонятельных проективных техник можно оставить без комментариев, но возможности основания методов на тактильных и кинестетических ощущениях могут рассматриваться бо­лее серьезно. Тем не менее поскольку невизуальные модальности в тех­никах используются сравнительно редко, достаточно будет выделить че­тыре категории в рубрике стимулов: вербальная, визуальная, конкретная и другие модальности.
При переходе к классификации ответов, возможно, простейшим и наиболее эффективным способом самоориентации является разделение на основе устаревших вундтовских терминов импрессивных и экспрессив­ных методов. Происходящие непосредственно из вундтовских экспери­ментальных исследований ощущений и эмоций, эти термины использо­вались иногда в отношении психофизического опыта, в контексте кото­рого термин «адаптация» заменялся иногда термином «экспрессия». Им-прессивный метод (своеобразно используемый Вундтом), заключался в том, что испытуемый отчитывался о своем опыте, по возможности ис­пользуя простые ответы (да/нет) или их эквиваленты. Противополож­ным ему был экспрессивный метод, в котором влияние стимула оцени­валось с помощью таких инструментов, как пневмограф или динамо­метр, либо испытуемого просили самого приспособить стимул под неко­торое установленное требование, например видимое равновесие. Толко­вый словарь определяет исходное значение слова «экспрессия» — «что-то, что делает организм; при этом подразумевается, что любой акт де-
терминирован природой самого организма». Среди множества определе­ний данного термина можно выбрать это как наиболее подходящее в данном контексте, поскольку оно отражает характер типа проекции, ярче всего противопоставляющегося обычной интерпретации или по-прежнему простому отчету о стимуле. Отчасти из-за неопределенности в употребле­нии и отчасти из-за двойной смысловой нагрузки слова «экспрессия» в повседневном языке (например, «экспрессивное поведение» у Оллпор-та) термину «манипулятивный» был предпочтен термин «экспрессив­ный» в контексте «делания» в качестве отделения от типа ответов, свя­занных с «говорением». При этом для определения последних был пред­ложен термин «интерпретативные».
Однако необходимо выделить дополнительный тип вербального ответа, называющийся «ассоциативным», так как можно доказать, что интерпретативные ответы отражают одновременно различные психоло­гический процессы, для исследования которых годятся и техника Рор-шаха, и ТАТ. Метод Роршаха иногда иронически называют техникой, в которой испытуемый ассоциирует себя с чернильными пятнами. Обще­признанно, что сам Роршах использовал термин «ассоциация» довольно часто, и Экснер (Ехпег) вслед за Беком (Beck) употребляет словосочета­ние «период свободных ассоциаций» в отношении ответа испытуемого во время первого предъявления пятен. Однако цель Роршаха заключалась в другом. Форма его вопроса «Чем это может быть?» предполагает акт перцепции, и если испытуемый свободно ассоциирует, как иногда слу­чается, выявленная информация может иметь клинический интерес, но является строго «фоновой», поскольку речь идет о тестовых данных как таковых. Отчасти точно также в ТАТ испытуемый иногда «ассоциирует себя» с картинкой, вместо того чтобы рассказывать историю, и в то время как это поведение имеет диагностическое значение или может даже рассматриваться как форма конститутивного ответа, по Франку, оно не относится к прямой рассматриваемой задаче.
Однако ассоциация представляет собой тип ответа, очевидно, име­ющий прямое отношение и на деле составляющий самую суть словесно-ассоциативных техник. Она также является основой Реактивного теста Брука — техники, изначально придуманной для использования в сфере профориентации, но одновременно имеющей претензию на проектив­ную функцию.
Проективные задания или тесты обычно предоставляются в нео­граниченной условиями форме, то есть испытуемый может свободно вы­разить свою интерпретацию или ответ. Для подстраховки обычно также упоминается о том, что «правильных» ответов не существует, даже если этот тест на деле все же чем-то ограничен. Иными словами, ни одно ценное рассуждение не проходит мимо исследователя. С другой стороны, многие техники требуют особых форм полезных высказываний со сторо­ны испытуемого. Поэтому в качестве отдельной категории выделяется тип ответа, который включает выбор, ранжирование или другое распре­деление некоего числа стимулов. Среди только что упомянутых тестов только Сонди подпадает под эту категорию. Однако были сделаны по-
пытки по введению структур с готовыми вариантами ответа в другие существующие техники, например в технике Роршаха. Это изобретение заметно уменьшает количество проблем по анализу получаемой инфор­мации, но вместе с тем готовые ответы ограничивают возможный диа­пазон ответа самого испытуемого и могут помешать ему в выражении своего реального переживания в отношении отдельных стимулов. Кроме того, они могут приписывать субъекту опыт положительной перцепции, которого он в действительности не имел. Проиллюстрируем это на при­мере теста Сонди: распространенной является реакция, когда испытуе­мый отмечает, что, говоря по правде, он не может сказать, что какое-то из лиц ему «нравится» — на самом деле он все находит отталкивающими. В правилах к данной технике говорится о том, как избежать такой ситуа­ции, но это примечание теряется при оценке. Поэтому большинство про-ективистов скептически настроены по отношению к введению структур с готовыми вариантами ответа в методы, что, по сути, нельзя назвать полностью проективной техникой.
Техники, базирующиеся на распределении стимульного материала или на его выборе, конечно, не обязательно искажают оценку опыта ис­пытуемого. Исходя из целей классификации следует сгруппировать такой тип ответов, как содержащих элементы обоих вундтовских методов — и «импрессивных», и «экспрессивных». Последнее особенно очевидно, если испытуемому требуется разложить стимульные объекты в определенном порядке в смысле физического соседства в соответствии с предпочтени­ями или какими-то другими критериями.
Это возвращает нас к техникам, требующим «манипулятивных» типов ответа, которые были охарактеризованы выше. Подвиды внутри этой категории различаются по аналогии с «конститутативной» и «кон­структивной» категориями у Франка. Однако это указывает, что точное разграничение в реальности невозможно. Скорее всего ответы, предпо­лагающие манипулирование с материалами и пр., распределяются по шкале, крайними точками которой являются «творчество» и «репро­дукция». Ограничение в данном случае может налагаться как характе­ром стимульного материала, так и инструкциями, получаемыми испы­туемым. При этом трудно определить, является ли моделирование из глины более творческим процессом, чем работа с мозаикой по тесту Ловенфельд. Гораздо меньше сомнений вызывают техника «Рисунок человека» и подобные ей, образующие группу, которая, кстати, не мо­жет быть классифицирована на основе характера стимульного материа­ла, если не принимать во внимание образно-визуальный стимул или если не считать за стимул бумагу и другие материалы для рисования. На другом полюсе располагаются техники, требующие «репродукции», или копирования чертежей или рисунков, представляющие собой отдель­ную проблему. Как и в случае с «незаконченными предложениями», могут возникнуть сомнения в том, достаточно ли оснований, чтобы называть эти техники проективными. Характерной чертой проективно­го метода считалось то, что при его проведении значение того, что делает испытуемый не так очевидно, как в техниках «самоотчета». Как
бы то ни было, большинство проективных техник требуют по крайней мере немного того, что можно назвать «вовлеченностью», которая не всегда может быть произвольной, но все же личностно окрашенной. С другой стороны, если основное внимание при выполнении задания уделяется точности или какой-то форме «усилия», то, по-видимому, образуется установка на непринужденность.
К техникам такого типа относится Бендер-гештальт тест, проектив­ные функции которого оцениваются весьма высоко. Полное (и подлин­ное) название этой техники «Визуально-моторный гештальт-тест» указы­вает на ее характер и в какой-то мере отражает ее функции. Материал тестов состоит из девяти рисунков, располагающихся по порядку — от тех, где точки распределены равномерно по всей поверхности листа, до тех, в которых изображенные фигуры напоминают субтест Бине «Мо­делирование по памяти». Однако в методе Бендера рисунки испытуемо­му предоставляются по одному, а затем копируются им. При этом вни­мание уделяется как готовому рисунку, так и позам и движениям ис­пытуемого в процессе рисования; этим объясняется употребление сло­ва «моторный» в названии теста. Данный тест был предназначен для клинической диагностики особых форм личностных расстройств, а также для изучения психических отклонений и органических повреждений моз­га. Анастази обсуждает этот тест в одной из глав своей книги «Измере­ние умственного расстройства». В подобных областях исследования ука­занные техники будут иметь несомненную ценность, хотя взаимосвя­занность умственных и психических функций становится в большей степени признанной.
Между крайней «творческой» и «репродуктивной» позициями, обозначенных нами, располагается группа «манипулятивных» техник, к которым применим термин «распределяющие». Они довольно легко под­даются классификации, хотя даже здесь могут быть выделены подгруппы и опять в зависимости от очень широкого характера материала. Если ма­териал реалистичен (или «репрезентативен»), то ведущими становятся игровые функции, и возможность психометрической оценки понижает­ся. Если материал более формальный, или «абстрактный», то имеют ме­сто противоположные тенденции, но и в этом случае «экспрессивная» функция не исчезают полностью.
Как уже отмечалось выше, техники «манипулятивного» типа –лучший пример ответов, относящихся к категории «катартических» у Франка. Однако отмечается, что в данном контексте не совсем коррект­но использование термина «ответ». Все это подводит нас к рассмотрению последнего измерения в нашей трехступенчатой классификации, кото­рому трудно подобрать точное название. В качестве наиболее близкого можно предложить слово «цель».
При обращении к ситуации, сложившейся в настоящее время в области оценки личности, автор стремится привлечь внимание к различ­ным, иногда противоположным, точкам зрения, где, с одной стороны, характер личности представляется подверженным различным измерени­ям, а с другой — ее измерительный анализ игнорируется. В последнем
случае оценка личности делается на основе предсказания. Как бы там ни было, расхождение между двумя позициями углубляется. Это расхожде­ние аналогично описанному Дильтеем конфликту между «объяснитель­ной» и «анализирующей» функциями психологии.
Применяя данную идею к функциям проективного тестирования, можно заметить, что некоторые техники приспособлены так, что допус­кают постановку диагноза или определения их типа или позиции в кон­тинууме, тогда как другие, хотя фактически они могут использовать ту же терминологию и категории классификации, таковы, что их находки удобнее всего фиксировать в форме так называемого отчета. Если мы обратимся к практике военного отбора, то увидим, что во время актив­ной деятельности Департамента по отбору на военную службу для кадро­вых психологов было обычной практикой использование проективного и другого доступного печатного материала при составлении «личных дел». Впоследствии, данные стали записывать в пятибалльной системе между 20 и 30 «профильными полями». На практике перемены представляли собой продвижение от «глобальной» трактовки, по существу, одних и тех же данных, к «мерной», что облегчало их последующий анализ и исследование. Между тем прогностические оценки не отменялись полно­стью: психологу, занимающемуся отбором, необходимо было предска­зать, как изменится данный кандидат при переходе с одной ступени на другую в последующей служебной карьере. (К сожалению, результаты этих прогнозов, насколько известно автору,-в настоящий момент недо­ступны.)
Проективные и схожие с ними техники можно также классифици­ровать в соответствии с типом выявляемой информации, что в общих чертах определяется как диагностика или описание. Замечу, что приме­нение этих техник полезно и интересно не только для исследователя или клинициста, но и для самого испытуемого. Ранее мы выразили недоволь­ство по поводу включения «катартической» категории в иерархию отве­тов у Франка. Тем не менее функции катарсиса заложены в игровых тех­никах, и о них можно упомянуть в классификации, основанием для ко­торой служит «цель». К тому же кроме активизации фантазии человека, как это видно при использовании «манипулятивных» техник, любая те­стовая ситуация предполагает взаимодействие испытателя и испытуемо­го, и не исключает возможности «переноса» этих отношений. В некото­рых проективных методах терапевтическая цель становится главной или единственной; среди исключений наиболее известными являются Про­ективные картинки Пикфорда, в которых терапевтические цели предше­ствуют диагностическим.
Итак, краткое резюме нашей трехступенчатой классификации про­ективных методик выглядит следующим образом:
стимулы:
вербальный; визуальный; конкретный; другие модальности;
ответ:
ассоциативный; интерпретативный; манипулятивный; свободный выбор; цель:
описание; диагностика; терапия.
Особенностью данной классификации является то, что последний пункт каждой категории, выпадает из общего строя или является проти­воположностью другим пунктам. Не исключено, что это явление — ис­точник частичных совпадений между категориями, о которых говори­лось ранее.
P. Хappоуэp ТЕСТ РОРШАХА
ВСТУПЛЕНИЕ
Тест чернильных пятен Роршаха назван по имени его создателя швейцарского психиатра Германа Роршаха (1884—1922). Его ключевой труд «Психодиагностика», где он изложил основы и опыт применения методики, увидел свет в 1921 году.
Новизна данной методики состояла в том, что ответы испытуемый давал самостоятельно, а не выбирал из числа предложенных, что позво­ляло избежать внешней детерминированности ответов, которые в дан­ном случае в большей степени оказываются обусловленными особенно­стями восприятия и прошлым опытом испытуемого. Таким образом, ока­залось возможным, по мнению Роршаха, установить связь между проду­цируемым фантазийным материалом и типом личности.
Если до Роршаха при толковании чержщьных пятен исследователи опирались на содержательный аспект ответов, то он сосредоточился на процессе продуцирования ответов, то есть на том, как испытуемый вос­принимает стимульный материал, на какие характеристики пятен он при этом опирается (форма пятен, очертания, цвет, оттенки и т.д.).
Анализируя ответы, полученные как от здоровых индивидов, так и от страдающих различными психическими заболеваниями, Роршах от­метил, что таким образом можно оценить уровень интеллекта испытуе­мого, дифференцировать ответы здоровых и психически больных, а сре­ди последних выделить ответы, типичные для больных шизофренией, эпилепсией, маниакально-депрессивным психозом, слабоумием.
В ходе исследования Роршах выделил ответы, характерные для двух типов восприятия: по движению и цвету, т.е. «двигательный» и «-цвето­вой» тип. Тип восприятия, или, как назвал их Роршах, «тип пережива­ния», соотносится с интроверсивной или экстраверснвной тенденцией личности. Преобладание ответов по движению он соотнес с интровер­сивной тенденцией, а преобладание ответов по цвету — с экстраверсив-ной. При наличии аналогии с типологией Юнга, Роршах отмечает и су­ществование отличий. По его мнению, данные тенденции характеризуют не столько уровень адаптации индивида, сколько индивидуальные меха­низмы ее реализации. А основным различием между пнтроверсией и эк­страверсией считал зависимость либо от внешних переживаний, либо от внешних впечатлений.
Роршах разработал базовые принципы анализа п интерпретации от­ветов, создав практически универсальный тест, который за период своего
существования почти не изменился; вся осуществлявшаяся в эти годы ра­бота касалась уточнения значения тех или иных показателей, дальнейшей разработки способов кодирования и т.п. Вместе с тем тест Роршаха, явля­ясь первым и наиболее выдающимся достижением в проективном тести­ровании, остается и поныне наряду с ТАТ самым авторитетным источни­ком, откуда черпаются идеи для создания и усовершенствования других проективных техник. Поэтому если не овладение, то по крайней мере оз­накомление с тестом Роршаха должно быть актуально для любого желаю­щего научиться приемам проективного тестирования.
ОПИСАНИЕ ТЕСТА И ПРОВЕДЕНИЕ ЭКСПЕРИМЕНТА
Стимульный материал представляет из себя 10 стандартных таблиц с черно-белыми и цветными симметричными аморфными изображения­ми — «пятнами».
Обстановка при проведении эксперимента должна быть спокойной и располагающей, испытуемый должен чувствовать себя как можно бо­лее непринужденно. Необходимо предварительно ознакомиться с его физическим и психическим состоянием, удостовериться в его готовнос­ти к полноценной работе. Как и в случае работы со многими другими методиками, важно установить с испытуемым раппорт в процессе ввод­ной беседы.
Никаких предварительных сведений о цели эксперимента не сооб­щается. На вопрос испытуемого, не является ли эта методика тестом на интеллект, следует ответить отрицательно. Вполне допустимо согласить­ся с предположением, что это исследование воображения. Следует сооб­щить испытуемому, что он может давать любые ответы, все сказанное им не будет оцениваться с позиции правильности или неправильности, что же касается уточняющих вопросов со стороны испытуемого, то от них следует уклоняться.
В целом эксперимент состоит из нескольких этапов.
1. Процедура проведения. Экспериментатор садится таким образом, чтобы иметь возможность видеть таблицы одновременно с испытуемым. Таблицы до предъявления лежат рядом с экспериментатором изображе­нием вниз и предъявляются испытуемому последовательно с 1 по 10 в основном положении.
Испытуемому задается вопрос: «Что это вам напоминает, на что это похоже?», после чего ему предоставляется полная самостоятельность. Если испытуемый сомневается, колеблется, можно сказать, что непра­вильных ответов не бывает, все ответы индивидуальны. Вполне допусти­мо поворачивать таблицы, также допустимы поощрения, но ни в коем случае не подсказки. Испытуемого не ограничивают во времени. После того, как он завершает свои спонтанные высказывания, ему задают до­полнительные вопросы: «Что еще?», «Что вы можете добавить?».
Все полученные от испытуемого ответы заносятся в протокол, где также отмечаются восклицания, мимика и поведение испытуемого в це­лом, а также временные показатели.
2. Опрос. Цель этого этапа — уточнение ответов. Опрос ориентирован на выявление того, как испытуемый пришел к формулировке того или иного ответа, где, на каких деталях фиксируется его внимание, почему выб­ран именно этот образ. Соответственно, вопросы, при формулировке кото­рых следует избегать прямых или наводящих вопросов, звучат примерно так: «Покажите где находится…», «Как у вас возникло такое впечатление?», «Почему вы подумали именно об этом?». Дальнейшие вопросы будут зави­сеть от ответов испытуемого, важно постараться не внушить ему ответы, которые не соответствуют его видению перцептивных образов.
Для уточнения локализации ответа можно предложить испытуемо­му нарисовать на отдельном листе бумаги указанную часть фигуры.
3. Определение границ чувствительности. Данный этап можно счи­тать дополнительным. Необходимость в нем зависит от того, насколько содержательными и продуктивными оказались предыдущие этапы экс­перимента. Чем богаче первичная часть протокола, тем меньше необхо­димости в данном этапе.
Здесь на испытуемого оказывают давление, задают все более и бо­лее конкретные вопросы, привлекают его внимание к тем или иным элементам пятна или подсказывают возможные интерпретации, чтобы четко выявить некоторые моменты, которые были затронуты или избе­гались ранее, а также то, может ли он видеть отдельные детали и спосо­бен ли воспринимать за ними целостный образ: человеческие очертания или движение, цвет и светотень, а также популярные образы.
Экспериментатор пытается как бы раздвинуть, прощупать грани­цы восприятия испытуемого, определить его слабые стороны с этой точ­ки зрения, действуя от обратного. В тех случаях, когда испытуемый дает исключительно целостные ответы, его просят сосредоточиться на от­дельных деталях. («Попробуйте увидеть что-нибудь в отдельных частях таблицы, у некоторых людей это получается».) Если это не помогает, можно указать на конкретную деталь и спросить, на что это похоже и даже подсказать, что именно видят в этом другие люди. («Некоторые считают, что это похоже на паука».)
Попросив испытуемого рассортировать таблицы по тому или ино­му признаку (в том числе на приятные и неприятные), определяют, ре­агирует ли он на цветовой стимул.
ШИФРОВКА (КОДИРОВАНИЕ) ОТВЕТОВ
Под кодированием подразумевается оценка и классификация от­ветов с учетом следующих категорий: локализация, детерминанты, со­держание, оригинальность—популярность, уровень формы.
Цель шифровки — формализация ответов для последующего ана­лиза и интерпретации.
Следует отличать ответ от комментария или замечаний. За ответ признают те высказывания, которые сам испытуемый признает в каче­стве ответов и которые продуцированы спонтанно. Замечания и коммен­тарии ответами не считаются.'
1. ЛОКАЛИЗАЦИЯ ОТВЕТОВ
Локализация ответов определяется соотнесением образа с той или иной частью пятна. Если испытуемый интерпретирует таблицу целиком, охватывает все пятно, ответ считается целостным и обозначается буквой W (whole). Типичные ответы: «летучая мышь» (табл. V), «шкура животно­го» (VI). Существуют более сложные варианты целостных ответов, на­пример, когда испытуемый не продуцирует спонтанно четкий ответ, а приходит к кему постепенно, несколько образов сменяют друг друга, пока не группируются в нечто единое. Целостным можно считать ответ, когда отдельные небольшие части пятна игнорируются.
Если испытуемый использует почти все пятно (по крайней мере 2/3), ответ считается почти целостным и обозначается символом w (усеченное W; cut-off whole).
Ответ определяется как конфабуляторный целостный (DW), когда строится с опорой на какую-то одну изолированную деталь и домысли­вается до целого без учета остальной части пятна.
Существуют ответы на обычные детали, (D), в которых восприни­маются крупные, хорошо заметные детали, замечаемые чаще всего. Сюда же включаются и не очень крупные, но имеющие отчетливую форму и поэтому бросающиеся в глаза фрагменты пятен. Некоторые исследовате­ли выделяют подобные небольшие по размерам, но часто воспринимае­мые детали в отдельную категорию и обозначают буквой d, — ответы на мелкие обычные детали.
К ответам на необычные детали (Dd) относятся те из них, которые подразумевают не целое пятно, не обычные детали и не белое простран­ство, а редко воспринимаемые фрагменты. Например, мелкие, незначи­тельные детали, обособленные от основной части пятна.
Ответы на белое пространство регистрируются, если в качестве фигры используются не детали пятна, а свободные промежуточные об­ласти (S), а само пятно выступает в качестве фона. В тех случаях, когда белое пространство воспринимается в комбинации с темными фрагмен­тами пятна, в зависимости от того, какая деталь первична, ответы обо­значаются как WS или DS.
2. ДЕТЕРМИНАНТЫ
К детерминантам относятся качественные характеристики ответа по форме, движению, цвету, оттенкам. Детерминанты характеризуют способ восприятия испытуемого, его избирательность по отношению к тем или иным аспектам окружающего мира. Один из детерминант стано­вится основным, а остальные считаются дополнительными.
Форма (F). Детерминанта F свидетельствует о том, что ответ обус­ловлен формой пятна, его контуром. Выделяются ответы с хорошей фор­мой (F+), когда фигурируемый в ответе образ соответствует конфигура­ции пятна. Другой вариант определения ответа с хорошей формой дается согласно статистическому критерию, когда «хорошими формами» счита­ются те, которые чаще всего даются здоровыми испытуемыми.
К. ответам с плохой формой (F-) относятся неточные и неопреде­ленные. В первом случае отсутствует сходство с пятном, во втором — отсутствует определенность («облако», «след», «какое-то животное», «ка­кая-то карта»).
Движение (М). Данная детерминанта непосредственно не вытекает из свойств самого пятна, за ней всегда стоит идентификация. Ответы по движению возникают под влиянием прежде виденных или испытанных самим испытуемым движениях. Как субъект воспринимает пятно — в статике или движении — нередко выясняется во время опроса. Основа­нием для диагностирования М-ответа считается переживание движения или идентификация с определенным положением тела. В эту же катего­рию входят ответы, описывающие движение не только человеческих фигур, но и отдельных частей тела, а также животных, статуй и неоду­шевленных предметов.
Символом М шифруются ответы, в которых передается человечес­кая деятельность, даже если она приписывается животным, статуям или персонажам мультфильмов или карикатур.
Движения, свойственные животным, обозначаются FM. А движе­ния неодушевленных предметов, абстрактных, механических, символи­ческих сил шифруются символом т.
Цвет (С). Детерминанта «цвет» включает ответы, которые акцен­тируются на цвете пятна. Ответы по цвету дифференцируются в зависи­мости от сочетания с формой и соответственно шифруются.
FC — доминирует форма, а цвет выступает в подчиненной роли («красные носки»).
CF — ведущую роль играет цвет, а форма хоть и наличествует, но на втором плане и является неопределенной («облака»).
Как С шифруются ответы, детерминированные только цветом (кровь на красное пятно, небо на голубое и т.д.). Если же в ответе при­сутствует перечисление цветов, при отсутствии содержания, он шиф­руется как Сп.
Ахроматические цветовые ответы, т.е. опирающиеся на черные, белые, серые фрагменты пятен (С'), также могут выступать в комбина­циях с формой и шифроваться аналогично хроматическим цветам FC' и C'F.
Оттенки. Данная детерминанта соответствует ответам, в которых фигурируют хроматические или ахроматические светотени, благодаря которым образ приобретает глубину, структуру или перспективу. Подоб­ные ответы дифференцируются по следующим основным категориям. Если отпет передает впечатление поверхности или текстуры, то в зависимости от степени выраженности он обозначается как Fc, cF, с. Fc — поверх­ность или текстура четко выражены, либо ответ вместе с поверхностны­ми, текстурными качествами передает конкретную форму («женщина в прозрачной юбке», «плюшевый медведь»), К той же категории относятся ответы с названиями предметов из мрамора, стали, меха животного.
cF — поверхностный эффект в ответе слабо дифференцирован, сочетается с объектом неопределенной формы. Если испытуемый игно­рирует форму и сосредотачивается исключительно на эффекте поверх­ности и подобный тип ответа встречается более двух раз, ответ шифрует­ся как с, при этом следует иметь в виду, что такой тип ответов свиде­тельствует о сложной патологии. Пример — «снег», «нечто металличес­кое».
Если в Ответе выражается впечатление трехмерности, глубины, он шифруется как К, FK, KF. Ответы, упоминающие нечто диффузное, бесформенное, обозначаются символом К («туман», дымка», мгла», «дым»). Ответы, в которых оттенки передают эффект глубины, сочетание нескольких измерений, разница в оттенках между которыми создает оп­ределенный образ (деревья в воде, объекты, находящиеся один перед другим), шифруются как FK. Оценка KF применяется к ответам, в кото­рых определенная форма включена в концепцию диффузии («облака, похожие на людей»).
Ответы, характеризуемые восприятием трехмерного простран­ства, проецируемого на двухмерную плоскость, а именно — рентге­новские снимки и топографические карты шифруются как Fk, kF, k. Символом Fk обозначаются ответы о рентгеновских снимках или кар­тах, представляющих определенный объект (позвоночник, грудная клетка и ребра, карта конкретной страны); kF — карта не соотносится с какой-то конкретной страной, а рентгеновский снимок не указыва­ет на определенное анатомическое образование; k — ответ «рентгено­вский снимок» вовсе не подразумевает никакой формы и дается не менее чем на три таблицы.
5. СОДЕРЖАНИЕ ОТВЕТОВ
На этом этапе ответы соотносятся с той или иной категорией клас­сификации: человеческие фигуры, целые или почти целые — Н; челове­ческие фигуры, изображенные не как реальные персонажи, а как карика­туры, шаржи, скульптуры или как мифологические, сказочные существа-духи, чудовища, ведьмы и т.п., — (Н); части человеческой фигуры, пред­ставленные как карикатуры или детали фантастических фигур, — Hd; фи­гуры животных, целые или почти целые — А; фигуры мифологических зверей, чудовищ, карикатуры зверей — (А); детали тела животных — Ad; детали тела фантастических животных — (Ad); внутренние органы челове­ка — At; внутренние органы животного — Aat; половые органы, указания на тазовую область или сексуальную деятельность — Sex; предметы Obj; предметы, выполненные из животного материала, — Aobj; пища (за ис­ключением фруктов и овощей, которые относятся к растениям) — Food; пейзаж, ландшафт, вид высоты — N; карта, острова — Geo; всевозмож­ные растения, включая деревья, части растений, овощи, фрукты, пло­ды — Р1; архитектурные объекты — Arch; детский рисунок без конкрет­ного содержания — Art; абстрактные понятия: «власть», «любовь», «кра­сота» и т.п. — Abs; кровь ~– В1; огонь — Ti; облака — С1. Редкие отпеты, не попадающие под конкретную категорию, обозначаются целыми словами.
Оригинальность—популярность ответов. Ответы дифференцируют­ся на две категории: наиболее распространенные (популярные) и наи­более редкие (оригинальные) ответы. По мнению Роршаха, популярны­ми (Р) можно считать ответы, которые даются каждым третьим испыту­емым, хотя строгие статистические данные отсутствуют, поскольку та­кая информация в значительной степени определяется этнографически­ми факторами. Некоторые исследователи приводят списки ответов. Б. Клопфер таковыми считает следующие ответы:
Табл. I (целое или часть). Любое существо с телом в центре D и крыльями по бокам (летучая мышь, бабочка), в движении или нет.
Табл. II (черная область, часть или целое) Любое животное цели­ком или часть тела животного.
Табл. III (черная область целиком). Два человека или животные в облике людей, возможно в движении.
Табл. III (красное в центре D). Галстук-бант, бабочка.
Табл. IV. По мнению Клофера, не имеет универсально популярных ответов.
Табл. V (целиком). Любое существо с телом в центре D и крыльями по бокам, в движении или нет.
Табл. VI (целиком или без верхней или нижней части). Шкура жи­вотного, где оттенки передают впечатление меха или кожи с узором.
Табл. VII. Не имеет универсально популярных ответов.
Табл. VIII (боковое розовое D). Любое животное в движении. Рыба или птица (-^Р).
Табл. IX. Не имеет универсально популярных ответов.
Табл. X.(боковое голубое D). Любое животное с большим количе­ством ног (краб, паук).
Табл. X. (центральное зеленое D). Любое продолговатое зеленое жи­вотное (змея, гусеница). Цвет должен использоваться.
Табл. X. (светло-зеленое D). Голова любого животного с длинными ушами или рогами.
Следует отметить, что все ответы могут быть зашифрованы соглас­но этой категории.
Оригинальными ответами (О) считаются встречающиеся прибли­зительно один раз на 100 ответов. В зависимости от четкости восприятия оригинальные ответы дифференцируются на О+ и О—. Выявление ори­гинальных ответов требует значительного опыта работы с методикой, в случае сомнений можно ограничиться указанием на тенденцию к ориги­нальности (->О).
Уровень формы. Оценка уровня формы производится по трем ком­понентам: (1) четкость ответов; (2) разработка ответов; (3) организация. По первому пункту все ответы делятся на четкие, неопределенные и нечеткие. Если в ответе определенная форма соответствует указанной форме пятна, его очертаниям — ответ считается четким. Неопределен-
ные ответы подразумевают ссылки на предметы, сами по себе не имею­щие конкретной формы, так что почти любая часть пятна или пятно в целом могут соответствовать им (цветы, облака, острова и т.п.). В нечет­ких ответах предмет, имеющий определенную форму, относится к части пятна несхожей конфигурации, либо наоборот, неопределенная конфи­гурация относится к пятну или его части, имеющих специфическую форму.
Разработка (спецификация) может снизить или повысить четкость ответа. Конструктивная разработка, при которой форма пятна сравнива­ется более тщательно, конкретизируется, используются детерминанты (цвет, оттенки, движение) — свидетельствует о высокодифференциро­ванной перцепции. Имеют место разработки, которые не снижают, но и не повышают четкость, ничего не добавляя к ответу, т.е. иррелевантные разработки. Встречаются разработки, которые снижают уровень формы.
Если испытуемый тем или иным образом объединяет, группирует части пятна в более общую, осмысленную концепцию, такая процедура признается увеличением уровня формы.
Форма оценивается по шкале от —2,0, через 0,0 до +5,0. Сперва вы­носится основная оценка, затем либо добавляется 0,5 очка за каждую кон­структивную разработку или успешную организацию, либо отнимается 0,5 за каждую разработку, ухудшающую уровень формы, что касается ос­новной оценки, оценка 1,0 присваивается форме, соответствующей «от­четливому ответу». Это: (а) популярные ответы; (б) ответы популярного уровня, часто даваемые на совершенно очевидные части пятна; (в) отве­ты, не требующие особого воображения или организационных способ­ностей. Оценка 1,5 присваивается за концепции, превышающие мини­мальное требование четкости, такая оценка подразумевает 4 или более существенных характеристик формы, тогда как оценка 1,0 — лишь 3 или даже 2. В оценке учитывается не только сложность формы, но и пропор­ции. Например, название конкретной породы в ответе представляет со­бой более отчетливую форму, чем просто «собака». Оценка 0,0 присваи­вается ответам неопределенным по форме (С, Сп, с, С\ К, k и т.д.), а оценка 0,5 присваивается ответам, не отрицающим форму полностью (CF, C'F, cF KF, kF). Оценка —0,5 присваивается в том случае, если определенному полю приписывается неопределенная концепция; если ис­пытуемый все же делает некоторые попытки сопоставить концепцию с фор­мой, но не дотягивает до минимальных для этого требований. Оценка —1,5 присваивается конфабулярным ответам. (DW). Если концепция не совпадает с пятном и не производится никаких усилий к сопоставлению, дается оценка 2,0. Как уже отмечалось, к основной оценке добавляют 0,5 балла к каж­дой конструктивной организации и конструктивной разработке. Чаше всего такие добавления осуществляются к основным оценкам 1,0 или 1,5, и реже к 0,0 или 0,5. Любая снижающая разработка ведет к уменьшению основной оценки на 0,5 баллов. Если основная оценка уже имеет знак минус, дальнейшего вычитания не производят.
Считается, что уже один ответ, оцененный 4,0, указывает на очень высокие интеллектуальные способности, ответ с оценкой 3,0 — на вы­сокие, с оценкой 2,0 — на средние или несколько выше.
С помощью взвешенной оценки формы оценивается уровень об­щих способностей испытуемого. Все оценки, равные 2,5 или выше, при этом умножаются на 2 и к ним плюсуются все оценки ниже 2,5, а полу­ченная сумма делится на общее количество ответов. Уровень формы от 1,0 до 1,4 выражает средний интеллект, от 1,5 до 1,9 — интеллект выше среднего, 2,0 — очень высокий интеллект.
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Значение локализации показателей. Локализация ответа (пятно в целом или детали) свидетельствует о том, как индивид подходит к по­знанию объектов и явлений окружающей реальности, демонстрирует ли он стремление охватить ситуацию во всем ее масштабе с учетом взаимосвязи всех ее компонентов, или интерес направлен прежде всего к частному, конкретному. Количество целостных ответов по Роршаху является показателем склонности индивида к усложненной действи­тельности, абстрактной или комбинационной. Преобладание целост­ных ответов (более 7) в сочетании с четкой формой (WF+) свидетель­ствует о высоком уровне интеллекта, указывает на склонность к фанта­зии, творческой деятельности и на честолюбие. Малое количество це­лостных ответов отмечается у слабоумных, педантичных индивидов или может указывать на состояние депрессии или легкую форму шизофре­нии. Поскольку целостные ответы рассматриваются как признак интел­лекта, синкретичные, конфобулярные ответы (DW), не соответствую­щие форме пятна (WF—), являются показателями интеллектуальных на­рушений или критичности. Они наблюдаются у дебилов, маниакаль­ных больных, у страдающих эпилепсией, шизофренией или в случае органического поражения мозга. Нормальное соотношение целостных ответов составляет 20—30% от общего числа ответов. Большое количе­ство W при незначительном числе D указывает на склонность индивида к абстрактному мышлению, фантазированию, неприятию повседнев­ности с ее мелочностью и суетой. Преобладание в ответах акцентов на крупных и мелких деталях говорит о конкретной практической ориен­тации мышления. Испытуемые, дающие много D-ответов при среднем количестве W-ответов, тяготеют к логике и здравому смыслу. Нормаль­ные показатели D — 45—55%, d — 5—15%. Преобладание мелких дета­лей (d>15%) может указывать на излишний педантизм или симптом навязчивости. Редкие детали (Dd) могут указывать на неуверенность, тревожность. В случае отсутствия иных свидетельств аффективных нару­шений (Dd), это означает любознательность, оригинальность мышле­ния (при F+). Ответы, акцентирующиеся на крошечных деталях (dd), интерпретируют как признак мелочности, педантичности, навязчивос­ти либо в позитивном плане как знак тонкой наблюдательности.
Ответы с опорой на белый фон (S, WS, DS) в случае с экстравер­тами свидетельствует о негативизме и противостоянии окружающему миру, а в случае с интровертами — о неуверенности и чувстве неполно­ценности. Если ответы на фон сочетаются с указанием на цвет, то, по
мнению некоторых исследователей, это говорит об агрессивности, на­правленной вовне, а в случае сочетания с ответами на движение — об агрессии, направленной на себя.
Ответы F+ считаются одним из важнейших компонентов интел­лекта, поскольку являются показателями четкости ассоциативного про­цесса, устойчивости внимания и способности к концентрации.
Интерпретируется и такой фактор, как последовательность, то есть порядок восприятия при толковании таблиц. Если испытуемый сперва дает целостный ответ, а затем переходит к деталям — придерживается строгой последовательности, никогда не называя мелкую деталь перед крупной, — то такая последовательность указывает на упорядоченный подход к реальности, в то же время, будучи постоянной и неизменной, она свидетельствует о ригидности, стереотипности мышления. Если от­веты на все таблицы начинаются с W, но при этом имеют место одна-две нерегулярности, то такая последовательность называется упорядо­ченной. Если же преобладает нерегулярность, при которой нельзя усмот­реть вообще никакого порядка, то речь идет о беспорядочной, бессвяз­ной последовательности, которая, по-видимому, может быть связана с нарушениями адаптации.
Значение основных детерминант. Форма (F) чаше всего обуславли­вает ответы испытуемых. Ответы F+ выступают как проявление созна­тельных конструктивных тенденций личности, способность контролиро­вать свои побуждения, силы эго. Ответы F+ считаются одним из важней­ших компонентов интеллекта, поскольку являются показателями четко­сти ассоциативного процесса, устойчивости внимания и способности к концентрации. С другой стороны, подавляющее преобладание F-ответов, доходящее до 100%, при небольшом количестве М, FC, Fc-ответов сви­детельствует о ригидности, чрезмерном самоконтроле, отсутствии спон­танности. Такой высокий процент ответов F+ наблюдается у педантов и депрессивных больных. Противоположное положение, т.е. низкий про­цент F (менее 20%) указывает на недостаток контроля. Понижение F+ отмечается у эпилептиков, олигофренов, лиц с органическим пораже­нием мозга.
Движение (М), в отличие от таких детерминант, как цвет или фор­ма, изначально заложенных качествах пятна, привносится самими ис­пытуемыми. На основании этого говорят, что этот показатель является проекцией глубинных слоев личности, ее бессознательного. Восприни­мая движение, которого на самом деле нет, испытуемый подключает свое воображение, поэтому М-ответы рассматриваются как свидетель­ство идеомоторнон активности. Таким образом, ответы по движению свя­зывают с творческими способностями, развитым интеллектом и вообра­жением.
Роршах считал, что М-ответы связаны с интраверсивной тенден­цией личности. Кроме того, рассматривая в целом М как многомерную концепцию, Роршах считал М-ответы показателем интеллекта. В норме число таких ответов прямо пропорционально продуктивности интеллек-

та, богатству ассоциаций, способности образовывать новые ассоциатив­ные связи. Кинестетические ответы могут быть показателем эмоциональ­ной стабильности, чем больше ответов по движению, тем более стаби­лен аффект. Другие исследователи установили зависимость этого показа­теля от адаптированности, умения реализовать аффективные побужде­ния во внешнем поведении, также человеческие движения признаются свидетельством осознания и принятия индивидом своей внутренней жизни: своих мотивов, потребностей, самооценки и т.д., то есть «внут­ренней психической активности».
Роршах различал активные кинестезии (фигура в движении), ука­зывающие на активную жизненную установку, направленность вовне, и пассивные кинестезии (кинестезии сгибания), указывающие на пассив­ные бегство от мира, стремление к избеганию проблем. Здоровые, хоро­шо адаптированные, зрелые испытуемые должны дать по меньшей мере 3 М-ответа в процессе эксперимента.
Отпеты по движению животных (FM) могут указывать на незре­лость личности, существование плохо контролируемых, отвергаемых ис­пытуемым влечений.
Цвет (С, С'), выступающий в качестве детерминанты ответов, рас­сматривается как признак экстравертированной тенденции. Цвет при­нято интерпретировать в сочетании с формой, которая указывает на степень зрелости аффекта, его социальной приемлемости. Ответы FC свидетельствуют о хорошо контролируемой-эмоциональности и, как следствие, об адекватности межличностных отношений, способности к эмоциональному контакту, сопереживанию. CF-ответы свидетельству­ют о несколько менее поддающейся контролю эмоциональности, аф­фективной спонтанности, раздражительности, чувствительности и вну­шаемости; С-ответы — о импульсивности, близкой к патологии. Испы­туемые со стабильным аффектом, как правило, дают мало цветовых ответов, а то и вообще не замечают цвет. Много ответов по цвету дают лица с нестабильностью аффектов, чем больше указаний на цвет, тем более лабильна эффективность.
Роршах описал феномен, называемый «цветовой шок», заключаю­щийся в том, что при переходе от черных таблиц к цветным некоторые люди испытывают эмоциональный и ассоциативный ступор. Подобный «цветовой шок» расценивается Роршахом, как признак невротического угнетения аффекта».
Ответы, ориентированные на ахроматичный цвет (С'), указывают на пессимизм, тревогу. Роршах считал ответы С' свидетельством плохой адаптированности.
Оттенки в ответах указывают на восприимчивость испытуемого к тонким нюансам его отношений с окружающими. Рассматриваемые в совокупности с формой оттенки указывают на то, каким образом инди­вид разрешает потребность в привязанности и зависимости. Ответы Fc указывают на актуальность для испытуемого данной потребности, а так­же его способность учитывать потребности других; потребность в попыт­ках находиться под контролем– и выражается в социально приемлемых
формах. Большое количество ответов Fc указывает на пассивность испы­туемого, зависимость, несамостоятельность. Ответы cF свидетельствуют об открытой, слабо контролируемой потребности в контактах, в том числе физических, а с-ответы — о неконтролируемой, недифференцируемой потребности в опеке, физических контактах.
Ответы на перспективу (FK, KF, К) указывают на то, как испыту­емый справляется с тревожностью: большое количество FK-ответов сви­детельствуют в том, что индивид осознает состояние тревоги и находит эффективные пути ее преодоления; ответы KF и К являются показателя­ми того, что тревога возникает вследствие фрустрации потребности в привязанности. Если количество К-ответов более 3, это указывает на то, что уровень фрустрации довольно высок и испытуемый не имеет адек­ватных способов ее преодоления.
Некоторые другие показатели. Категория «популярные ответы» рас­сматривается как признак стереотипного, консервативного мышления, а также хорошей социальной адаптации. Количество популярных отве­тов, достигаемое 25%, считается оптимальным. Уменьшение этой цифры отмечается при некоторых формах шизофрении и может интерпретиро­ваться как признак отчужденности от окружающего мира. Оригинальные ответы свидетельствуют о направленности интересов и общем развитии испытуемых.
Движение неодушевленных предметов в ответах считается призна­ком внутренней напряженности и конфликта, перед лицом которых ис­пытуемый чувствует страх и беспомощность. По мнению некоторых ис­следователей, такие ответы встречаются почти исключительно у шизоф­реников и шизоидов.
Здоровые испытуемые дают ответы с описанием целых человечес­ких фигур или животных, если же преобладает упоминание их частей, то это расценивается как признак уровня интеллекта, депрессии, состоя­ния тревожности.
В случае нормы около 40% всех ответов приходится на 3 последние таблицы. Этот показатель считается признаком реактивности на эмоцио­нальные стимулы от окружения. Превышение этой цифры говорит о том, что цвет оказывает на испытуемого стимулирующее воздействие, что является признаком экстратензии. Напомним, что Роршах описывает экстратензивную личность как тип высокочувствительный к своему ок­ружению, обладающий репродуктивным интеллектом, лабильностью аффекта, гибкой моторикой, широким кругом общения, высоким.уров-нем адаптированности. Если же этот показатель меньше 30%, то можно говорить о преобладании интраверсивной тенденции личности, характе­ризуемой развитой функцией воображения, ориентацией в большей мере на внутреннюю жизнь, чем на внешний мир, замкнутостью, стабильно­стью аффекта, незначительным числом социальных контактов, низкой адаптированностью.
Что касается последовательности, то многие исследователи сходят­ся в том, что строгая последовательность типична для педантичных инди­видов, упорядоченная — для здравомыслящих, а свободная — для твор-
ческих, импульсивных, склонных к фантазированию лиц. Бессвязная пос­ледовательность характерна для шизоидов, психопатов. Обратная — для тревожных, осторожных испытуемых.
Дети часто упоминают о перевернутых объектах, у взрослых же упоминание таких объектов может быть свидетельством инфантилизма. Выражением враждебности и тревожности считаются ответы с указате­лями на агрессивные, деструктивные действия. Сексуальные ответы ха­рактерны как для здоровых, так и для больных испытуемых, разница между ними в том, что психически здоровые формулируют такие ответы четко и правильно, а для больных с расстройствами мышления харак­терны неопределенность, неправильная терминология, ссылки на поло­вые акты.
О нарушении мышления могут свидетельствовать ответы, в кото­рых подразумевается прозрачность объектов, когда сквозь одежду видит­ся тело, а сквозь внешнюю ткань — внутренние органы.
Ответы с фабулизированными комбинациями, т.е. соединением в целое различных частей живых существ («кролик с крыльями») или нереальными связями и неадекватными видами активности, так же как и сексуальные ответы, могут приводиться и здоровыми, и больными испытуемыми. Разница опять же в оттенках высказываний: здоровые го­ворят об этом с юмором, а больные — серьезно и некритично.
Если испытуемый высказывается в том духе, что речь в той или иной форме идет о его персоне, это может свидетельствовать об органи­ческой форме умственной отсталости, шизофрении, эпилепсии.
Несмотря на широкие диагностические возможности методики, тест Роршаха — это прежде всего проективная техника. Сталкиваясь с мало­структурированным объектом, испытуемый проецирует на него свой способ восприятия, свое отношение к жизни, свои стремления, моти­вы, комплексы, переживания. Необходимость организовать неструктури­рованное поле приводит к созданию проекции индивидуального мира личности. Таким образом, с помощью проективной методики испытуе­мый выражает то, что скрывает или не может сказать, отчасти потому, что сам не знает и не осознает.
Наибольшим проективным потенциалом обладают ответы на дви­жение и «динамические форменные ответы». Приписывая в ответе объекту некую активность, испытуемые как бы «вживаются» в движущийся объект. Движение или поза переживается испытуемым в самом себе, он иденти­фицируется с этим движением.
Чаще всего на пятно проецируется тот тип движения, к которому наиболее склонен испытуемый. Ввиду этого ответы на движение, как пра­вило, выражают отношение к себе, окружающим и миру в целом. При этом наибольшее внимание следует уделять качеству движения. Если в от­вете фигурирует человек с поднятыми руками, то это может означать как угрозу, так и просьбу о помощи. Последнее характерно для зависимых людей ц не встречается у активных, самоуверенных испытуемых. Если в ответе фигурирует не один человек, а несколько, то в этом случае важно выяснить, каковы, по мнению испытуемого, отношения между ними.
Другой аспект кинестетических ответов — это уровень энергети­ческих затрат, т.е. сколько сил и энергии требует то или иное движение. Поза спящего, например, не требует почти никаких усилий. Другое дело, какое-нибудь физическое упражнение. Таким образом, кинестетические ответы указывают на субъективное чувство силы испытуемого, его энер­гетический потенциал, на уровень его активности, позиции по отноше­нию к миру.
К «динамическим форменным ответам» исследователи относят те вербализации, которые отражают связь воспринимающего и восприни­маемого им объекта. Самооценка испытуемого, например, отражается в том, каким видится испытуемому животное — большим, сильным или маленьким и слабым. Под воспринимаемой ситуацией борьбы, агрессии может скрываться враждебное отношение, под преувеличенными про­порциями и размерами — чувство собственной незначимости, под вос­приятием объектов маленькими, безвредными — завышенная самооценка.
Естественно, следует различать стереотипность в ответах испытуе­мых. Чем более стереотипен ответ, тем меньше вероятности того, что он несет в себе личностные характеристики индивида. Основной критерий информативных в плане проекции ответов — это их оригинальность, эмоциональность их выражения.
Надо отметить, что на степень самораскрытия испытуемого, про­ективную продуктивность методики колоссальное влияние оказывают такие факторы, как ситуация, обстановка тестирования, атмосфера, от­ношения, установившиеся между тестирующим и тестируемым.
ПРИМЕНЕНИЕ МЕТОДА РОРШАХА В ГРУППЕ: ГРУППОВОЙ ТЕСТ РОРШАХА И ТЕСТ МНОЖЕСТВЕННОГО ВЫБОРА
Прошло немало лет с того момента, когда первые эксперимен­тальные модификации священного и неприкосновенного теста Роршаха приобрели вид групповых Роршах-техник. За эти годы работа с группами стала традиционной и признанной техникой, так что сейчас трудно сно­ва воссоздать тот скептицизм и некоторые случаи враждебности, с кото­рыми было встречено ее появление, или представить себе ту атмосферу, которая вызывала необходимость педантично детализированного и тща­тельного отчета за каждый новый шаг в этом направлении, вкупе с.еще и довольно жесткой стандартизацией инструкций и процедуры.
Мы все уже привыкли к тому, что групповое тестирование по методу Роршаха представляет собой демонстрацию чернильных пятен Роршаха в виде слайдов в полутемной комнате, которая, при условии, что все сиденья установлены в центре, может вместить в себя не меньше нескольких сотен человек. На демонстрацию каждого слайда отводится три минуты, при этом испытуемые записывают все, что они смогли уви­деть в кляксах. Вслед за первой демонстрацией слайды предъявляются еще раз, что дает возможность тестирующему выявить различные типы данных, в зависимости от поставленных им перед собой задач.
Как и следовало ожидать, реакции на восприятие одного и того же объекта варьируются от односложных ответов, лишенных объяснений, до занимающих целую страницу описаний. Кроме того, эти ответы принима­ют хорошую и плохую форму, имеют богатую и экспрессивную динамику наряду с очевидным и неограниченным использованием цвета и разнооб­разными реакциями на светотени. И хотя многие исследователи, обраща­ясь к этой методике, испытывали определенные сомнения и даже скепти­цизм, они поняли, что в этом отношении Роршах не особенно требовате­лен. Правильно проведенное тестирование обеспечивает исследователя всеми данными, необходимыми для диагностической оценки.
Подробную информацию об инструкции по проведению и иссле­дованию результатов можно найти в моей работе «Проведение масштаб­ного тестирования по методике Роршаха». Однако мой многолетний опыт подсказывает, что стереотипизированные инструкции не приносят осо­бой пользы, и любой, кто хорошо знаком с этой методикой и не раз проводил ее индивидуально, знает, что, предлагая ее различным груп­пам людей, он добьется гораздо лучших результатов, если будет общать­ся с группой спонтанно, объяснять смысл процедуры, не заглядывая и не обращаясь к различным источникам или «точным» инструкциям. В большой степени успешность проведения группового тестирования, равно как и индивидуального, зависит от установления хорошего раппорта между исследователем и испытуемыми, психологом и его пациентами. Общение с группой сильно отличается от общения с отдельными людь­ми, и любой исследователь, проводящий групповые методики, должен прежде всего направить свои усилия на установление хороших группо­вых отношений.
Не вызывает сомнения, что в связи с этим допускается отклоне­ние от инструкции, и еше, как мне кажется, изменение самой процеду­ры проведения исследования; была разработана достаточно жесткая стандартизация для слайдов, пригодных для групповой демонстрации. Последние семь лет эти слайды делает профессиональный фотограф док­тор М. Е. Димер. Принимая во внимание значительные сложности, воз­никшие с получением качественной пленки в военное время, нельзя не отметить удивительную однородность и поразительное мастерство ис­полнения материала. За редким исключением, наборы слайдов отлича­лись друг от друга не сильнее, чем различные издания карточек стимуль-ного материала к тесту Роршаха.
Хотя идентичность брошюр, которые испытуемые используют для записи своих ответов, не имеет особого значения по сравнению с вопро­сом стандартизации слайдов, мы в течение последних пяти лет позабо­тились о распространении брошюры, главным отличием которой была вкладка с подробными и тщательно прорисованными черно-белыми ко­пиями чернильных пятен Роршаха, на которых следует отмечать локали­зацию ответов. Для удобства на оборотной стороне брошюры приведен контрольный список, составленный Монро.
Таким образом, в результате проведения групповой методики ис­следователь получает точно такую же информацию, какую он получил
бы в результате индивидуального тестирования, при условии успешного проведения процедуры группового тестирования. Далее он может рабо­тать с этими данными так же, как и с данными индивидуального тести­рования: просматривать записи в поисках ответов, в которых наиболее явно отражены нарушения. Или, как прекрасно продемонстрировала на практике Монро, при помощи ее контрольного списка он может осуще­ствить промежуточный просмотр и подсчет результатов, которые спо­собны оперативно выявить определенные нетипичные особенности от­ветов, для чего совершенно необязательно осуществлять полную оценку материала. Но ничто не мешает исследователю осуществлять подсчет ре­зультатов традиционными способами и произвести затем дифференци­рованную оценку на основе тщательной обработки результатов.
Если появление группового тестирования по методу Роршаха было встречено с заметным удивлением и некоторым пренебрежением, то появление Теста множественного выбора натолкнулось на еще более про­хладный прием. Соответственно, здесь следует особо подчеркнуть тот факт, что этот тест представлен не в форме разновидности методики Роршаха, а в качестве самостоятельного, отличного от него теста. Несомненно, для всех заинтересованных в этом вопросе было бы лучше, если бы этот тест был издан в качестве совершенно новой продукции со своим аль­тернативным набором чернильных пятен.
Тест на множественный выбор может проводиться как в группе, так и индивидуально. Однако раз мы говорим о групповых методах, опи­сание теста будет приведено в том виде, как он проводится в группе. В этом случае слайды с чернильными пятнами Роршаха демонстрируются на экране, но испытуемый, вместо того чтобы записывать свои разнооб­разные впечатления, выбирает из списка 30 возможных вариантов отве­тов те 3, которые ближе всего к тому, что он сам увидел в конкретной кляксе. В то время, как мы открыто заявили о том, что наш тест не явля­ется аналогом методики Роршаха, и несмотря на то, что окончательный вариант этого теста, скорее всего, еще не разработан, наш тест имеет свои неоспоримые преимущества и является не оппозицией тесту Рор­шаха, но самостоятельной методикой.
Явное различие здесь между выбором из списка ответов и записью спонтанных впечатлений заключается в игнорировании всех подробнос­тей методики Роршаха и психологического знания со стороны механи­ческого «обработчика» информации, так что делается возможной оценка нескольких сот или даже нескольких тысяч бланков ответов при помоши технических средств, которая к тому же могла бы осуществляться за до­вольно короткий срок. Мы еще будем говорить в дальнейшем о том, что некоторые исследователи достигли такого уровня, на котором можно загружать ответы на Тест множественного выбора в компьютер для под­счета, что говорит о том, что мы стоим на пороге времени, когда станет возможным статистически надежный анализ с учетом возрастной кате­горизации, профессиональной принадлежности и разнообразных психо­патологических образований. Именно такая процедура была разработана в соответствии со спецификой требований к отбору и проверке в воен-
нос время. Существовала потребность в модификации теста Роршаха с тем, чтобы получить возможность осуществлять подсчет результатов тех­ническими средствами, и, хорошо это или плохо, для достижения этой цели был разработан Тест множественного выбора. Время не позволяло осуществлять отбор ответов статистическими способами. Я посвятила несколько лет просмотру ответов, на основе которого на каждую конк­ретную карточку был составлен список из пятнадцати ответов, наиболее часто встречающихся в записях нормальных людей, и пятнадцати отве­тов, взятых из записей испытуемых с разнообразными типами психопа­тологии. Таким образом, тестовый результат испытуемого складывается на основе того, сколько раз он спонтанно обратился к «нормальным» ответам, а сколько — к ответам психопатологической группы.
Я выдвигаю в качестве соответствующей «критической точки» слу­чаи, когда более сорока процентов ответов сходны с теми, которые дали люди с различными типами психических расстройств.
Вполне вероятно, что возможность подсчитать результаты теста при помощи технических средств является его наименьшим достоин­ством. По мере того, как тестирующий все отчетливее начинает пред­ставлять себе общий принцип, лежащий в основе проективных методик, он начинает видеть его главное достоинство в ценности и значении каж­дого ответа и группы ответов.
В качестве иллюстрации я привожу тридцать ответов по хорошо известной карточке (I из теста Роршаха:
Жук, на которого кто-то наступил
Ничего не вижу
Две злые собаки
Маленькие лица по бокам
Позвоночник в крови
Снежная вершина
Взрывающаяся бомба
Два слона
Два клоуна
Красные и черные чернила
В
Шкура животного
Два медведя чешут носы
Лица индейцев по бокам
Кровь
Ничего не вижу
Белая лампа
Взрывающаяся шутиха, фейерверк
Красная бабочка
Два человека играют в ладушки
Красные и черные пятна
С
Две ведьмы
Черная и красная краска
Медвежьи головы Пустая нора
Высеченные в камне лица Легкие и кровь Белый скат
Маленький храм по центру Ничего не вижу Извержение вулкана
Посмотрим, на каких вариантах остановились испытуемые А, В и С. Сначала ответы, которые выбрал А:
Взрывающаяся бомба
Черные и красные чернила
Кровь
Черная и красная краска
Пустая нора
Легкие и кровь
Извержение вулкана
Вот что выбрал В:
Ничего не вижу
Два медведя чешут носы
Две ведьмы
А вот ответы С:
Два клоуна
Два медведя чешут носы
Два человека играют в ладушки
Две ведьмы
Красная бабочка
Испытуемый А прошел тестирование по четырем другим психо­логическим методикам: полный Роршах, рисование человека, анализ почерка и тест Векслера—Бельвью. Полный анализ полученной инфор­мации показал наличие острого психотического приступа. На основе данных батареи тестов и психиатрической беседы испытуемому был по­ставлен диагноз: острая шизофрения с параноидальным уклоном. Под­робное обследование испытуемого В показало, что он испытал первич­ный цветовой шок на полном Роршахе и проявил некоторую невроти­ческую тревожность, что ни в коей мере не ограничивает его право– и дееспособность. Испытуемым С был «нормальный» сотрудник клини­ки, который набрал высшие баллы по тесту Векслера—Бельвью и при подробном всестороннем обследовании личности получил оценку «пре­восходно».
Дью, Райт и Райт (Due, Wright and Wright) привели достоверные данные, указывающие на ограничения Теста множественного выбора при постановке тех или иных диагнозов.
Теперь, когда вашему вниманию были представлены описания двух групповых методик, предлагаю рассмотреть варианты их применения в различных областях.
ПРИМЕНЕНИЕ ГРУППОВЫХ МЕТОДИК на ПРОИЗВОДСТВЕ
Введением к этому разделу может служить следующее изречение Штайнер (Steiner, 1947);
За последние десять лет на производстве повысился интерес к пси­хологическому тестированию. Несмотря на то, что касаемо пользы подоб­ных программ высказалось бесчисленное количество как их противников, так и сторонников, люди, применяющие тестирование, пришли к выводу, что их результаты с пользой для дела дополняют информацию, получен­ную на собеседовании, из заявления о приеме на работу и других источ­ников. Тестовые программы на производстве состояли по большей части из тестов на определение личностных качеств, преимущественно в форме опросников, что, скорее всего, объясняется легкостью их проведения, быстротой подсчета результатов, а также тем, что их интерпретация не требует особого специализированного обучения. Однако теперь, когда кадровые работники осознают все недостатки большинства подобных лич­ностных опросников, когда результаты, полученные при проведении тес­та Роршаха, стали все чаще публиковаться в периодических изданиях и когда все больше психологов проходят обучение по применению теста Роршаха, грядет бум на профессиональные исследования с применением данной проективной методики, сравнимый по масштабности с тем, что происходит в клинической сфере.
В качестве иллюстрации достижений в этой области я собираюсь привести здесь результаты, полученные Штайнер в течение четырехлет­него периода экпериментирования и исследований в компании «Джене­рал Электрик», и результаты деятельности Кокса в Канаде.
Последние данные, полученные Штайнер на основе исследования 920 бланков с ответами по групповому тесту Роршаха, позволяют прове­сти любопытное сравнение между различными профессиональными груп­пами, на которых она имела возможность провести тестирование: она сопоставляла инженеров, канцелярских служащих, рекламщиков и ху­дожников рекламы. На основе данных своей весьма адекватной выборки она делает следующие выводы:
Инженеры. У представителей этой группы большой процент W-ответов, что говорит о склонности к абстрактному мышлению и указы­вает на хорошую способность к синтезу. Также имеются свидетельства хороших аналитических способностей, хотя некоторые давали по боль­шей части шаблонные ответы. В целом можно отметить незначитель­ное количество ответов по движению людей, много М-ответов встреча­ется только у недавних выпускников. Процент F-ответов превышает норму, что указывает на хороший культурный контроль. Несмотря на небольшое количество ответов по цвету, при сравнении FC и CF-отве-тов преобладают первые, что было обнаружено при тестировании ис­пытуемых студенческого возраста во время предварительного исследо­вания.
Канцелярские служащие. Ответам канцелярских служащих характе­рен низкий процент W-ответов, высокий процент D и d, а также dd и S-ответов. По сравнению с другими группами, наблюдается уменьшение
количества ответов по движению человека. FM-ответы встречаются в два раза чаще, чем М-ответы. Отмечается высокий в пределах нормы конт­роль и эмоциональная реактивность, количество FC-ответов приблизи­тельно равно количеству CF-ответов.
Рекламщики. Создатели рекламы продемонстрировали склонность к абстрактному мышлению и заинтересованность практической деятель­ностью. Наиболее яркой характеристикой этой группы является большое количество М*-ответов. Другими отличительными чертами ответов этой группы были: оригинальность, высокая продуктивность, сензитивность, тенденция к интроспекции (самоанализу, самонаблюдению) и ощути­мое напряжение. Процент F-ответов среди представителей этой,группы ниже, чем во всех остальных профессиональных группах. Средняя реак­тивность в отношении к окружающему миру.
Художники рекламы. Отличительные характеристики ответов этой группы таковы: огромное количество ответов, многие из которых ориги­нальны; много W-ответов (однако не так много, как указывали другие исследователи); средняя встречаемость ответов по крупным деталям, зато редким деталям уделяется повышенное внимание. Процент F-ответов пре­вышает норму, М-ответы превосходят по численности FM-ответы, на­блюдается огромное количество Fc и с-ответов при том, что CF-ответы встречаются в два раза чаше, чем FC-ответы, и это главное отличие этой группы от остальных.
Я полагаю, что в подобных исследованиях групповое тестирование по Роршаху находит наилучшее применение. В тех случаях, когда должны быть выявлены групповые характеристики, где важны минимальные от­клонения от намеченного плана действий и где необходимо протестиро­вать большую выборку с тем, чтобы получить достоверные результаты, проведение группового тестирования становится необходимостью.
В своей работе К. А. Кокса (К. А. Сох) пишет о применении Теста множественного выбора при тестировании продавцов:
«Мы думаем, что Тест множественного выбора Харроуэр может применяться в промышленной сфере, при условии, что будут установле­ны критерии для классификации сотрудников по группам с высоким и низким рейтингом, на основе которых будет выполняться анализ ответов попунктно с целью определения пунктов, вызывающих расхождение. Вы­яснив эти вопросы, мы получим возможность на основе ответов испыту­емых составить личностный профиль каждого из них, определив таким образом, какие типы личности свойственны сотрудникам с высоким и низким рейтингом. Подобные данные должны быть получены для каждой конкретной локальной ситуации, ведь даже в другом филиале одной и той же компании те же самые тестовые пункты могут и не выполнять диффе­ренцирующую функцию, так как имеются данные относительно того, что опросники могут прекрасно работать в одном филиале и вообще не дей­ствовать в другом. Это заставляет нас думать, что тесты должны состав­ляться для каждого конкретного филиала компании; это явление вызыва­ет необходимость проведения дальнейших исследований, в которых сле­дует задействовать профессиональных социальных психологов, знакомых с промышленной средой».
Определенные несоответствия в выводах различных исследовате­лей, применявших Тест множественного выбора в его первоначальном виде, могут быть отнесены на счет этого фактора. Например, Лоуш и Фостер (Lawshe and Forster) обратили наше внимание на тот факт, что значимые различия по половому признаку при подсчете результатов и выборе пунктов говорят о необходимости введения разных ключей для подсчета результатов для мужчин и для женщин.
Использование проективных методик для нужд производственной сферы, очевидно, находится еще в зачатке. Исследования Штайнер и Кокса, несомненно, являются предшественниками большого числа мас­штабных исследований. Производственная сфера представляет огромное поле для деятельности. Уильяме (Williams) сформулировал идею насущ­ной необходимости подобной работы в своем высказывании:
«Человеческая личность в наши дни представляет собой более слож­ный материал, чем сырье и продукция, она сложнее самого сложного механизма, который был когда-либо создан. Для того, чтобы мы могли определить, как же сложная личность, в которой ювелирно взаимодей­ствуют интеллектуальные и эмоциональные факторы, будет реагировать на определенные ситуации, возникающие с процессе профессиональной деятельности, которым неизбежно сопутствуют стрессы и напряжение, мы должны провести массу серьезных исследований».
Генри Мерреи
ПРИМЕНЕНИЕ ТЕСТА ТЕМАТИЧЕСКОЙ АППЕРЦЕПЦИИ*
Мне бы хотелось посвятить все отведенное мне время тесту, с ко­торым иногда связывают мое имя, как будто этот тест был только моим детищем. Основные идеи ТАТ исходили от успешной студентки факуль­тета анормальной психологии в Редклифе, миссис Сесилии Роберте (Cecilia Roberts), и на первых этапах его внедрения большая часть работы по отбору и анализу, руководству и интерпретации была проделана мис­сис Кристианой Д. Морган (Cristiana D. Morgan). С тех пор доктора Уайт, Сэнфорд, Томкинс, Беллак, Генри, Рапапорт, Штейн, Розенцвейг и другие преуспели более, чем я, в определении его характера.
Сегодня, с вашего позволения, я обобщу роль главного предмета и, для остроты аргументов, приведу нелепое суждение, что психиатр — а в особенности психиатр, прошедшей психоаналитическую подготовку, –должен учиться простому искусству применения и интерпретации ТАТ.
Мой первый аргумент в пользу этого высказывания носит характер эгоистичного суждения. Имея определенные сентиментальные отношения к ТАТ, я обеспокоен тем, что у юной леди есть все возможности для обработки и в конечном итоге показа своего природного шарма и таланта. Без помощи психоаналитика, этой цели вряд ли можно достичь, так как аналитик не только находится в относительно благоприятной позиции,
" В этой статье у Меррея есть возможность на основе обширного опыта проведения Теста Тематической Апперцепции высказать свое мнение по поводу того, что можно и чего нельзя сделать при помощи этого метода. Он показывает, что при помощи рассказов можно с точностью судить не только о поведении, но также и о том, какие свои стороны субъект не может и/или не будет показывать. Следует отметить противоположную пози­цию Оллпорта (Allport), который утверждает, что проективные тесты применимы только к невротикам, в то время как нормальные индивиды беседуют достаточно открыто, что бы ни вытекало из этих проективных записей. По мнению издателя, исследование пока подтверждает точку зрения Оллпорта в отношении содержания применяемого анализа. Осталось только показать, способен ли формальный анализ успешно проникать сквозь защитные установки людей, относительно здоровых в эмоциональном плане.
Читатель должен также отметить достаточно скромное предположение, высказан­ное далее Мерреем, в сравнении с другими приверженцами ТАТ. Беллак (Bellak), напри­мер, не согласен с Мерреем в том, что ТАТ может содержать много лишней информации. С его точки зрения (Bellak, 1950), вся информация имеет определенный смысл, если правильно ее истолковывать. Аргумент скорее словесный, нежели реальный. Что имеет, а что не имеет смысл, зависит от того, что мы ищем. Возможно, другие учения смогут показать все ответы, которые не так очевидны сейчас. Вопрос заключается в том, каково качество этого смысла (информации), получаемого путем анализа ответов, в сравнении с затратами (анализом)? Принимая во внимание этот критерий, придется согласиться, что большая часть полученных при помощи ТАТ данных содержит солидную порцию лишней информации.
чтобы проявить все возможности пациента для рассказа проективных ис­торий, но вкупе со знаниями, получаемыми из анализа свободных ассо­циаций и сновидений, он больше чем кто бы то ни было способен отде­лить смысл от лишней информации и, таким образом, извлечь факты, необходимые для построения зависимых принципов интерпретации.
Какими бы ни были специфические достоинства ТАТ, если тако­вые вообще имеются, они будут раскрыты, не со стороны, как некото­рые могли подумать, своей силы отражать очевидное поведение или вы­являть то, что пациент знает и желает поведать, а скорее со стороны способности открывать вещи, о которых пациент не желает или не спо­собен рассказать, потому что они во многом бессознательны. Так как только внимательный врач в своей работе регулярно выявляет компо­ненты индивидуальности, которые являются бессознательными, только внимательный психотерапевт утверждает наиболее существенные выво­ды, сделанные из историй ТАТ. Таким образом, дальнейший прогресс развития этой техники зависит в значительной степени от того, действи­тельно ли несколько компетентных психотерапевтов решат, что ТАТ станет стратегическим инструментом для исследований глубинных умственных процессов.
Более определенно и более убедительно я рекомендовал бы ис­пользовать эту технику в начале, в середине и в конце курсов терапии: прежде всего, как помощь в идентификации подавленных и подавляе­мых склонностей и конфликтов и в определении, как предложил Беллак (Bellak, 1950), характера сопротивлений пациента этим склонностям; во-вторых, как терапевтическое средство, так как истории, подобно снови­дениям, представляют собой замечательные отправные точки для сво­бодных ассоциаций; в-третьих, как средства оценки эффективности те­рапии; в-четвертых, как инструмент исследования, особенно при пси­хосоматических расстройствах.
ПРИМЕНЕНИЕ
Хотя ТАТ редко применяется там, где, по моему мнению, должен применяться, техника очень проста, если Вы — человек, который рас­положен поощрять людей в их творческих усилиях. Все, что Вам нужно сделать, — это рассказать вкратце простые инструкции и с ободряющим выражением — я не стану называть это усмешкой — вручить пациенту картинку № I
Чтобы избежать слишком частого возникновения более или ме­нее несоответствующих реакций — типа простых описаний частей кар­тины, — мы в Гарвардской клинике требуем от пациента, чтобы тот тщательно рассмотрел рисунок в течение приблизительно 20 секунд и затем отложил его в сторону.
Также, чтобы способствовать появлению у пациента единственной индивидуальной точки ориентации через идентификацию с выбранной фигурой, мы просим его выбрать подходящее имя для главного героя перед тем, как продолжить историю.
Часто бывает необходимым после завершения первой истории по­вторить некоторые из главных моментов инструкции, объясняя пациен­ту, что каждая история, которую он рассказывает, должна состоять из частей с определенным окончанием. Но после этого — исключая случай­ные наводящие комментарии и разумные похвалы — тестирующий не должен проронить ни слова, пока не будут рассказаны все десять исто­рий и не пройдет час.
При «разминке», проведенной должным образом, большинство па­циентов (проинструктированных в том, что необходимо посвятить прибли­зительно 5 минут каждому ответу) обычно рассказывают истории, включа­ющие 200 или более слов (судя, скажем, по диктофонным записям). Хотя есть, конечно, некоторые психотики и случайные невротики, которым не хватает стимула при обычных обстоятельствах — скажем, без применения лекарственных средств, — чтобы рассказывать такие длинные истории или даже говорить вообще, мы полагаем, что истории, составляющие в среднем меньше 200 слов, обычно указывают на то, что связь между исследователем и пациентом и/или «разминка» являются недостаточными.
В настоящее время мы проверяем эффективность других способов. Вместо одного длинного рассказа мы просим пациента объяснить каждый рисунок при помощи представления как можно большего числа рассказов. Хотя что-то и теряется при применении этого метода, что-то и достигает­ся: мы получаем приблизительно семьдесят тем вместо двадцати.
ТЕСТОВЫЙ МАТЕРИАЛ
Объективно говоря, как вы должны знать, ТАТ — это ни больше, ни меньше чем набор из 19 картин и одного пустого бланка, заполняе­мого в определенном порядке.
Преимущества сохранения условий стимулъного материала единой формы — скажем, тот же набор неизменных рисунков в постоянной пос­ледовательности — в основном известны и оценены. Сегодня нет необ­ходимости приводить аргументы в пользу этого принципа, несмотря на факт, что большинство пользователей ТАТ, насколько я могу знать, не соблюдают его.
Если мы не воспринимаем стандартизации в такой мере, у нас не будет возможности делать то, что мы так часто хотим сделать: сравнить ответы одного субъекта, или класса субъектов, или одной социальной группы с ответами других субъектов, классов, социальных групп. Каж­дый пользователь ТАТ знает, что ответы — в этом случае рассказы, — которые он получает, в значительной степени определяются соответ­ствующими характеристиками рисунков. Чтобы увеличить пропорцию, скажем, тем убийства и самоубийства, можно добавить лишь один но­вый элемент в одном рисунке — ружье, прислоненное к стене.
Ввиду подобных соображений, мы, пользователи ТАТ, могли бы придерживаться стандартного набора рисунков, если бы многие из нас не были убеждены, что некоторые из этих рисунков не так провокационны, как могли бы быть. Едва ли мы можем сомневаться, например, в справед-
ливости заявления Томсона (Thompson) и Бахраха (Bachrach, 1949), что цвет увеличивает стимулирующее воздействие рисунков. Введение двух или трех абстрактных или символических рисунков — менее определенных, менее структурированных — также могло бы улучшить ряд.
Есть вероятность, что более глубокие слои фантазии успешнее от­реагировали бы на рисунки, которые не так близко связаны с установка­ми и персонажами повседневной жизни американцев. Иностранный пей­заж, сцена из сказки или портрет животного могли бы снизить защиту, в противовес некоторым рисункам, которые сейчас используются. Кроме того, как было указано Шейкоу (Shakow) и другими, что определенные зачастую критические состояния — такие как конкуренции сиблингов, отделение от поддерживающей персоны и т.д. — не предлагаются ни од­ним из рисунков из существующей коллекции. Наконец, чтобы избежать антагонизма субъектов, которые слишком привередливы в эстетическом плане, некоторые рисунки, используемые в Гарвардской клинике, оче­видно, должны быть перерисованы, и все они нуждаются в более прием­лемой репродукции.
Таким образом, у нас есть две противоречивые цели: одна — ут­вердить стандартный набор рисунков и согласиться с его использовани­ем, и вторая — усовершенствовать существующий набор. Эти цели, как я их вижу, могут быть разрешены только при возложении ответственности на избранный комитет, который должен решить, действительно ли каж­дый новый рисунок, включаемый в серию, бялее эффективен, чем са­мый плохой рисунок в данном наборе.
С точки зрения каких критериев следует вносить это изменение? По моему мнению, самые очевидные критерии — такие как длина, живость и драматическая интенсивность рассказов — критерии, предложенные Сай-мондсом (Symonds, 1949), Томсоном (Thomson), Бахрахом (Bachrach, 1949) и другими, — не совсем надежны. Что мы действительно должны выяснять — это то, какой вклад каждый рисунок обычно вносит в пони­мание скрытых, подавляемых и бессознательных склонностей пациента. Так как ТАТ разработан не для того, чтобы выявлять явные паттерны действия людей, любой рисунок почти полностью не соответствует дан­ным свойствам. Если комитет ТАТ согласится с этим мнением, данные, которые им необходимы для оценки эффективности любого рисунка, могут быть получены только путем обширного изучения тайн личности большо­го количества субъектов, прошедших через этот тест.
Помимо улучшенного набора от 20 до 30 картинок для общего пользования я настоятельно рекомендовал бы несколько специальных наборов, по 4 или 5 рисунков в каждом для проверки наличия опреде­ленных наклонностей или комплексов.
КОМПОНЕНТЫ ИСТОРИЙ ТАТ
Эффективность ТАТ, как и эффективность большинства проектив­ных тестов, зависит от того, насколько правильными являются следую­щие предположения.
1. Через характеристику главного героя истории и описание его действий и реакций рассказчик обычно использует, сознатель­но или нет, некоторые фрагменты собственного прошлого или представляет свою личность — например, предположение, идею, чувство, оценку, потребность, план или фантазию, которые он пережил или которые его занимали.
2. Через характеристику других главных действующих лиц повество-
вания и описание их действий и реакций рассказчик обычно использует некоторые личностные характеристики (в том виде как он их понимает) людей — таких как родители, сиблинги, соперники, объекты любви, — тех, с кем у него были или есть тесные взаимодействия.
Зачастую некоторые из изображенных качеств и реакций дру­гих главных героев будут вытекать из однажды придуманных пер­сонажей, придуманных воображением ребенка, а не из воспри­ятия реально существующих людей; или они могут вытекать из собственных индивидуальных особенностей рассказчика (как в первом пункте). То есть взаимодействия в истории могут вклю­чать две различные части — две подсистемы — внутри самого индивида.
3. Когда рассказчик выстраивает отдельные эпизоды, описывая уси­лия героя, его отношения с другими главными персонажами, результаты и конечные последствия этих усилий и взаимодей­ствий, он обычно использует, сознательно или нет, следы, ко­торые оставили в его сознании некоторые реальные или вы­мышленные события, оказавшие существенное влияние на его становление.
Заметьте, что это не просто очень скромные предположения, но и факты того, что эти предположения неоднократно подтверждались.
В соответствии с тремя вышеизложенными суждениями только не­значительная часть — как правило, очень небольшая — совокупности всех слов, фраз и предложений, из которых выстраиваются истории, включает важные компоненты (определенные выше) прошлого пациен­та или компоненты, представляющие его личность. Как правило, боль­шая часть полученного мате риала состоит из утверждений, которые не содержат ничего из того, что необходимо было бы включить в описание личности. Короче говоря, большая часть протокола содержит лишнюю информацию, меньшая — полезную информацию. Такая важная пробле­ма, как извлечение этой полезной информации из общего содержания рассказа, будет обсуждаться ниже.
Предположение, что набор рассказов по карточкам ТАТ должен содержать достаточное количество смысла — а иногда и большой объем полезной информации, — нельзя проверить путем наблюдения за пове­дением субъекта в повседневной жизни. Паттерны воображения и пат­терны социального поведения скорее всего являются более контрастны­ми, чем согласующимися. Но психиатр может доказать себе и другим, сколько реального смысла сокрыто в рассказе ТАТ, подождав несколько
месяцев, пока не накопится достаточное количество информации и он не освоится в потоке сознания своего пациента. Если тогда, на более позднем этапе, он исследует набор рассказов, обращая внимание на каж­дую символическую возможность, он, конечно же, обнаружит, что мно­гое из того, что узнал в течение анализа, скрывалось в рассказах между строк.
Конечно, некоторые важные вещи, о которых говорили Томкинс (Tomkins, 1949) и Беллак (Bellak, 1950), в рассказах отсутствуют. Двух часов рассказа не достаточно, чтобы отразить все важные потенциаль­ные возможности человека; помимо этого, эго имеет свои защитные механизмы, которые действуют, даже когда сознание наполовину от­ключилось в процессе создания драматических рассказов.
Если, скажем, в середине анализа психиатр использует крити­ческие элементы и инциденты в рассказах как отправные точки для свободных ассоциаций и при помощи тактичных вопросов выявляет известные источники стольких тем, скольких возможно, а затем добав­ляет эту информацию к знанию, которое уже имеется, он поймет, что содержание — то есть важные персональные ссылки в рассказах — мож­но приписывать к одному или больше из ниже перечисленных перио­дов жизни.
1. Тестовый период. Протокол ТАТ, вероятно, включит некоторые указания на апперцепцию, оценку и реакции пациента в связи с тестовой ситуацией целиком и/или, более конкретно, в связи с тестирующим.
2. Текущий период. Во многих случаях полезная информация пред­ставляет собой прямые или искаженные представления, компо­ненты, которые историки называют «ложное настоящее». То есть она представляет собой оценки пациента, эмоциональные ре­акции и ожидания в отношении текущих событий — событий, которые в последние дни, недели или месяцы наиболее часто или интенсивно воздействуют на субъекта.
3. Прошлые периоды. Из них, возможно, наиболее важен с терапев­тической точки зрения период детства.
Согласно нашему опыту, почти все протоколы ТАТ имеют содер­жание, которое может интерпретироваться как символические представ­ления событий детства. Я бы удивился, если бы существовало какое-то травмирующее событие или комплекс, известный в детской психоло­гии, которое не было бы найдено в замаскированной форме в протоко­лах ТАТ.
Вот все, что касается компонентов рассказов ТАТ и периодов жиз­ни, из которых они обычно проистекают.
Давайте теперь обратимся к пока еще нерешенным, или решен­ным только частично, проблемам, касающимся того, как выбрать суще­ственные элементы и формы из массы бесполезной информации, когда познания об истории жизни пациента и его характере равны нулю.
Я буду краток. Полагаю, что наиболее надежные критерии для раз­личения полезных элементов-и форм в наборе рассказов следующие.
1. Символическое значение: то есть элемент или тематическая струк­тура, которая некоторым образом похожа на элемент или тему, являющуюся обычно очень важной в детстве. Здесь я обращаюсь к возможным заключениям, основанным на нашем знании прин­ципов толкования сновидений.
2. Повторение: то есть элемент или тема, которая повторяется три или большее количество раз в ряде рассказов.
3. Уникальность: обратившись к набору норм, опубликованных Ро-зенцвейгом (Rosenzweig, 1949), неопытный толкователь может для начала использовать этот критерий.
4. Взаимосвязь: то есть элемент или тема, которая, как стало извес­тно, должна быть взаимосвязанной с элементом или темой, уже определенной как значимая (согласно одному из трех вышепе­речисленных критериев).
5. Сопричастность субъекта: то есть признаки того, что субъект эмоционально вовлечен (затронуты его интересы или защиты) при упоминании определенного элемента или в процессе рабо­ты над всем рассказом или его части.
Это что касается предмета диагноза.
Вот и подходит к концу выделенное мне для доклада время, а с ним и заканчивается самое краткое резюме, которое я мог посвятить Тесту Тематической Апперцепции и его применению.
Леопольд Беллак
КЛИНИЧЕСКОЕ ПРИМЕНЕНИЕ ТЕМАТИЧЕСКОГО АППЕРЦЕПТИВНОГО ТЕСТА
Тематический Апперцептивный Тест, в дальнейшем ТАТ, представ­ляет собой методику исследования личностных динамик в том виде, как они проявляются в межличностных отношениях и в апперцепции или смыс­ловой интерпретации окружающей среды. В последней редакции тестовый материал представляет собой набор из 31 картинки. Испытуемые получа­ют инструкцию составить рассказы по некоторым из этих картинок, кото­рые предположительно смогут выявить особенности их личного, индиви­дуального восприятия умышленно неоднозначного стимула.
Впервые ТАТ был описан Морганом (Morgan) и Мерреем (Murrey) в 1935 г. Томкинс (Tomkins) указывает на тот факт, что еще раньше психиатрами и психологами предпринимались попытки вызвать содер­жательную реакцию людей на картинки. К таким исследователям отно­сятся Бриттейн (Brittain), опубликовавший свой вариант в 1907 г., Либ-би (Libby), проводивший идентичную с Бриттейном процедуру на детях в 1908 г., и, наконец, Шварц (Schwartz), применявший свой Тест соци­альных ситуаций в 1932 г. Никто из предшественников не смог добиться такого же успеха, как ТАТ, который на данный момент разделяет веду­щее положение с тестом Роршаха.
Вряд ли ТАТ и Роршах могут считаться конкурирующими или вза­имоисключающими методиками. Тест Роршаха неоценим в качестве фор­мальной перцепт-аналитической методики; лучше, чем любой другой тест, он раскрывает внешнюю, экспрессивную природу мыслительных процессов и процессов эмоциональной организации. Кроме того, он вы­являет паттерны, в большей или меньшей степени типичные для опре­деленных психических заболеваний, и ход развития болезни. Контент-анализ теста Роршаха, несомненно, имеет определенные ограничения в
За последние несколько лет появилось огромное количество публикаций, по­священных Тематическому Апперцептивному Тесту. Существует множество подходов к интерпретации ТАТ, но именно способ, предложенный доктором Беллаком, придает тесту особую ценность в клинической практике, так как позволяет нам получить инфор­мацию об апперцептивных искажениях, имеющих место в межличностных отношениях пациента. Беллак хочет предложить вашему вниманию относительно простой и эконо­мичный по времени метод интерпретации протоколов теста, в то время как раньше при­менение Тематического Апперцептивного Теста было связано с массой неудобств по причине трудности процедуры проведения и громоздких способов интерпретации. Эта статья представляет вашему вниманию разработанную самим Беллаком систему интер­претации, которая нашла применение не только на практике проведения теста, но и оказалась особенно полезной в психотерапии в качестве механизма продвижения тера­певтического процесса вперед.
применении, но данная методика заслуживает куда более точного ана­лиза, чем тот, что могут обеспечить большинство существующих интер-претативных техник.
ТАТ же имеет дело с содержанием. Он в первую очередь и более подробно, чем любой другой ныне известный тест, раскрывает актуаль­ные динамики межличностных взаимоотношений. Сам характер картинок позволяет собрать основные данные касаемо отношения испытуемого к авторитетным фигурам мужского и женского пола, сверстникам обоих полов и часто может дать представление о развитии с точки зрения отношений в семье. Пусть он не является столь же эффективным в выявлении страхов по сравнению с Роршахом, зато может позволить определить их характер (страх отсутствия поддержки или страх перед нападением мужчин в опре­деленных ситуациях) и помогает выстроить иерархию потребностей и струк­туру компромиссов между эго, ид и суперэго. ТАТ лишь в некоторых слу­чаях и без особого успеха может выполнять роль средства диагностики, если под диагностикой понимается отнесение некого расстройства, обна­руженного у пациента, к определенной нозологической группе. Для этого лучше подойдут клиническая беседа, тест Роршаха и другие методики.
С 1935 г. ТАТ претерпел уже три редакции картинок, предъявляе­мых при проведении тестирования. Помимо добавленных и изъятых кар­тинок, картинки из второй и третьей серии стали в два раза больше по размеру по сравнению с первым изданием, что, возможно, облегчает настройку испытуемого на содержание стимульного материала.
БАЗОВЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ, ПОЛОЖЕННЫЕ В ОСНОВУ ТАТА
В настоящее время ТАТ считается проективной методикой, осно­ванной на следующем предположении: рассказы, составленные испыту­емым по каждой из картинок, представляют собой проекцию, то есть приписывание чувств и настроений, потребностей и побуждений чело­века, которые возникают в качестве реакции на стимульный материал, в данном случае — картинки. В соответствии с проективной гипотезой, механизм проекции используется эго в качестве защиты от враждебных сил и отчасти относится к сфере бессознательного.
Рассказы, составленные испытуемым по картинкам ТАТа, могут быть отнесены под довольно узкое определение проекции лишь отчасти; наша клиническая и экспериментальная практика навела нас на мысли о необходимости переоценки всей концепции проекции. В какой-то из работ я говорил о том, что будет намного более корректно и эффективно использовать термин «апперцепция» применительно ко всем видам вос­приятия, которые в той или иной степени находятся под влиянием из­бирательных личностных побуждений, а потому оказываются искажен­ными по сравнению с предположительно чисто когнитивным восприя­тием. Я считаю, что существует огромное количество процессов различ­ных уровней сложности, которые искажают исходное восприятие.
Проекция в том смысле, на котором настаиваю я, относится ис­ключительно к наиболее сильным искажениям действительности; к это-
му применимо приведенное выше определение. Это не только в большей степени бессознательный процесс, он даже не может быть выведен на сознательный уровень, за исключением тех случаев, когда пациенты на­чинают отдавать себе в этом отчет в результате продолжительного курса психотерапии. Мы можем также причислить сенситизацию и аутическое восприятие к менее сложным апперцептивным искажениям, которые не нуждаются в детальном рассмотрении в рамках данной работы. Я остав­ляю термин «экстернализация» для таких апперцептивных процессов, которые действуют на предсознательном уровне и потому могут легко быть выведены на сознательный уровень. Экстернализация — это явле­ние, характеризующее основные тенденции реакции на ТАТ; например, в процессе тестирования испытуемый догадывается, по крайней мере частично, о том, что он в рассказанных им историях говорил о себе, хотя он отмечает и тот факт, что не осознавал этого, когда составлял историю. Мы можем предположить, что значительный процент предсоз-нательного содержания подобного рода имеет бессознательные детерми­нанты.
Психологический детерминизм — это еще одно положение, явля­ющееся абсолютно необходимым для интерпретации данных ТАТа. Ги­потеза психологического детерминизма представляет собой особый слу­чай закона причинности, то есть говорит о том, что все написанное или рассказанное в качестве реакции на определенную ситуацию-стимул, как и любой другой психологический продукт, имеет динамическую причи­ну и смысл. В этой связи нельзя не принимать в расчет принцип сверхде­терминации, так как он предполагает, что каждая порция проецируемо­го материала может иметь не одно, а несколько значений, относящихся к разным уровням личностной организации. В качестве примера полезно будет напомнить о том, что история вполне сознательно может быть за­имствована из недавно увиденного кинофильма, может быть рассказана только потому, что она является отражением важного для человека кон­фликта на предсознательном уровне и потому, что в то же самое время она может обладать значимым символическим смыслом на бессознатель­ном уровне. Таким образом, данное действие может иметь несколько раз­личных значений, каждое из которых имеет смысл по отношению к лич­ности в целом.
Этот принцип может вызвать немалое удивление у бихевиорис-тов, поэтому стоит добавить, что он имеет смысл и в рамках естествен­нонаучных дисциплин. Например, в физике перелет предмета сквозь атмосферу является результатом взаимодействия множества факторов, таких как его размер, вес, форма, а также скорость ветра. Говоря совре­менным языком, его конечная траектория сверхдетерминирована. Точ­но так же и психологический акт представляет собой результат некото­рого количества психологических процессов. Когда мы говорим о том, что некое психологическое явление может быть многозначным, мы имеем в виду всего лишь тот факт, что каждое явление можно рассмот­реть в причинной связи с некоторым количеством разнообразных фак­торов.
ПРОВЕДЕНИЕ ТАТ
Как и в процессе проведения любой другой методики, испытуе­мый должен чувствовать себя свободно, между ним и тестирующим дол­жно быть установлено соответствующее непринужденное взаимопони­мание. Испытуемый может либо сидеть на стуле, либо лежать на кушетке. Обычно проводящему тест желательно расположиться за спиной испы­туемого. Не стоит и говорить о том, что тестирующий должен находиться сзади и в стороне от испытуемого, так как в этом случае он окажется вне поля зрения испытуемого, зато сможет спокойно наблюдать за мимикой пациента. Не рекомендуется выбирать такое положение при проведении методики на подозрительном или тревожном пациенте или ребенке.
Инструкции к проведению ТАТ применимы только к клиническим условиям, и они специально сделаны менее формальными по сравнению с теми, которых придерживались некоторые экспериментаторы. Не вызы­вает сомнения тот факт, что эта процедура не принесет особой пользы исследованию, в котором будут взяты за основу более жесткие правила, являющиеся обязательными для беспрекословного выполнения.
Испытуемому можно дать инструкцию с неформальной формули­ровкой, например, такую: «Я буду показывать вам картинки, и я бы хотел, чтобы вы рассказали мне, что происходит на каждой из них, что было до этого и чем все это закончится. Я хочу, чтобы ваши истории были интересными, яркими, чтобы вы импровизировали». После этого вам, возможно, придется ответить на вопросы испытуемого; старайтесь избегать приказного тона. Вполне позволительно подбодрить испытуемо­го после того, как он рассказал первую историю. По необходимости до­пустимо напоминать испытуемому, что нам нужен рассказ о том, что происходит на картинке, что к этому привело и чем все закончится.
В соответствии со стандартной процедурой испытуемый должен был рассказывать свои истории в устной форме, а тестирующий при этом дол­жен был записывать его слова от руки, при помощи звукозаписывающего устройства или тайком от испытуемого привлекая к работе стенографиста. Экономичнее будет давать испытуемому отобранные карточки, инструк­ции можно написать на них или дать устно, обращая его внимание на то, что он не должен брать больше одной карточки за раз, а потом попросить его записать свои рассказы на нелинованной бумаге в офисе, дома или даже в группе, членам которой картинки ТАТ будут демонстрироваться на экране. Полезно сообщить пациенту о том, что каждый его рассказ должен включать в себя порядка трехсот слов и быть как можно более спонтанным. Приведенные ниже инструкции могут быть отпечатаны на лицевом внут­реннем развороте набора стимульного материала, который вы вручите испытуемому для самостоятельного выполнения теста.
ИНСТРУКЦИИ К САМОСТОЯТЕЛЬНОМУ ВЫПОЛНЕНИЮ ТЕСТА
1. Напишите, пожалуйста, рассказ по каждой из картинок в этой папке.
2. Не смотрите на картинки, пока вы не будете готовы начать пи­сать.
3. Берите только одну картинку за раз в том порядке, в котором они разложены, и напишите рассказ о том, что происходит на картинке, что было до этого и чем все закончится. Импровизи­руйте, записывайте свои спонтанные идеи в том виде и сразу же, как только они приходят вам в голову, не заботясь о литера­турных изысках. Пишите драматическое произведение, представь­те, что вы пишете сценарий к фильму.
4. Нет необходимости тратить больше семи минут на каждый рас­сказ, но вы можете уделить им и больше времени, если считаете это нужным.
5. Постарайтесь, чтобы ваша история состояла приблизительно из 300 слов или занимала где-то один печатный лист, если вы пи­шете от руки. Если это возможно, постарайтесь после перепеча­тать свою рукопись, ничего в ней не меняя, в двух экземплярах через два интервала по одному рассказу на странице.
6. По ходу работы, пожалуйста, нумеруйте страницы, а затем на обложке напишите свою фамилию.
Очевидные преимущества этой экономичной с точки зрения вре­мени процедуры в некоторой степени меркнут на фоне ее недостатков, среди которых возможность потери спонтанности испытуемого, невоз­можность контролировать длину рассказов ц. отсутствие возможности вмешаться, если испытуемый не будет сотрудничать с вами при выпол­нении задания. Тем не менее, в психологической и психиатрической ча­стной практике метод самостоятельного прохождения тестирования за­рекомендовал себя вполне достойно.
Опять же по практическим соображением все больше входит в тра­дицию предлагать испытуемому только десять или двенадцать картинок. Ими могут быть первые десять, а лучше если это будет выборка, кото­рая, скорее всего, окажется лучшим индикатором и сможет выявить под­робности предположительных проблем пациента. (Описание конкретно­го назначения каждой картинки и особых черт личности, которые она должна выявлять, приведено ниже.) Это особенно эффективно в тех случаях, когда проведение ТАТ запланировано в качестве одного из эта­пов клинической терапии, так как при таком условии терапевт просто обязан обладать определенным объемом информации о своем подопеч­ном еще до того, как будет проводить тестирование, к тому же он имеет большую свободу выбора действий по получению материала для личного пользования.
Расспрос испытуемого по поводу рассказов после их завершения имеет большое значение. Крайне полезно в данной ситуации наличие у тестирующего предварительного опыта интерпретации, тогда он будет знать, о чем спрашивать. Обычно у испытуемого спрашивают о свобод­ных ассоциациях или мыслях относительно всевозможных мест, дат, имен людей и любой другой конкретной или нетипичной информации, кото­рую он предоставил.
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ТАТ
Если мы согласимся с положением о детерминизме психологичес­кого поведения, то из этого следует, что умозаключения относительно личности человека можно выводить на основе любого вида деятельности. Именно это позволяет чуть ли не каждому разработать собственный тест и доказать его определенную пригодность. Можно попросить испытуе­мых постоять'на головах, потом совершенно серьезно делать выводы на основе их реакции на такое предложение и его выполнение. К тому же при анализе любого теста можно брать за основу великое множество ас­пектов, а так как по определению каждый критерий представляет собой функцию личности испытуемого, то уж какие-нибудь результаты обяза­тельно будут получены. Несомненно, в этой связи труднее всего соеди­нить максимальную пригодность с максимальной валидностью, надеж­ностью и экономичностью. Кроме того, нам нужны только те аналити­ческие переменные или категории оценки, которые сделают возможным получение максимального объема информации при том, что затрачен­ные усилия будут минимальными.
Было разработано множество способов интерпретации ТАТ. Самой простой является техника обзора. Часто можно просто пробежаться по со­держанию рассказов, рассматривая их в качестве значимых психологичес­ких сообщений; нам нужно просто подчеркивать все, что кажется значи­мым, характерным или нетипичным. Когда опытный исследователь читает таким образом обработанные истории во второй раз, он может без какого-либо усилия обнаружить повторяющийся паттерн, встречающийся в них во всех, или же в разных историях он заметит определенные факты, кото­рые соединяются в осмысленное целое. Этот метод тем проще дается, чем больше у человека тренировки в интерпретации ТАТ или чем он более опытен в клинической, особенно психологической практике.
В одном из источников говорится о том, что в психиатрической практике весьма полезно давать пациенту копии рассказов по ТАТ, ори­гинал психотерапевт берет себе, с тем чтобы предложить пациенту рас­сказать, какие общие ассоциации возникают у него в связи с этими историями, и попытаться сделать собственную интерпретацию.
В качестве системы отсчета для предлагаемой мной техники интер­претации протоколов ТАТ я хочу вкратце рассмотреть и охарактеризо­вать основные интерпретативные техники, рекомендуемые к примене­нию другими исследователями. Для получения максимально полной ин­формации касаемо тщательно разработанной завершенной системы ин­терпретации читателю следует по каждому из вопросов ознакомиться с оригинальными источниками.
Оригинальная техника, применяемая Мерреем и его коллегами, была основана на анализе истерий по схеме «потребность-пресс». За под­робным изложением концепции о потребностях и прессах лучше обра­титься непосредственно к работе Меррея, здесь же будет вполне доста­точно сказать о том, что каждое предложение анализируется с точки зрения потребностей главного действующего лица (героя) и внешних
сил (прессов), воздействию которых он подвергается. В качестве элемен­тарного примера: он (герой) любит ее, но она его ненавидит (потреб­ность (в любви) сталкивается с (прессом) ненавистью).
Таким образом, в соответствии с потребностями и прессами ана­лизируется каждый рассказ и подсчитывается средневзвешенный резуль­тат по каждой потребности и прессу. После этого может быть создана стройная иерархическая система потребностей и видов прессов и состав­лена соответствующая таблица. Параллельно с этим проводится изуче­ние иерархии взаимоотношений потребностей на основе таких выведен­ных Мерреем понятий, как конфликт потребностей, субсидиация по­требностей и смешение потребностей, описание которых приводится ниже. Здесь дана также одна из чуть ли не дюжины возможных схем категори­зации, разработанная Мерреем и Беллаком в 1941 г. в Гарвардской пси­хологической клинике (см. таблицу 1). Руководство к тесту и интерпрета­ции были разработаны на основе своего предшественника, созданного Сэнфордом и Уайтом (Sanford and White). В бланке On и Опр означают «потребности объекта» и «прессы объекта», то есть такие потребности и прессы, которые приписывались не самому герою, а другому персона­жу, который предположительно являлся вторым объектом идентифика­ции для рассказчика, но более отдаленным. Помимо страницы для запи­си количественных данных по потребностям-прессам существует также страница для записи'самых основных качественных данных, не подходя­щих под определенные категории, описанные в рекомендации по интер­претации, приведенные ниже.
Схема интерпретации по потребностям и прессам является весьма ценной для экспериментов, в которых главным объектом внимания вы­ступают детали, а время проведения неограниченно. Метод также стал весьма популярен и в клинических исследованиях, несмотря на то что разобраться в концепции потребностей не так уж легко, а интерпрета­ция двадцати картинок занимает в среднем четыре—пять часов. В связи с этими сложностями было предпринято множество попыток разработать новый метод интерпретации ТАТ. Уайетт (Wyatt) в великолепном обзоре способов обработки данных и анализа ТАТ-рассказов особенно выделяет методы Рапапорта (Rapaport), Генри (Henry), Роттера (Rotter), Томкин-са и собственный метод, отличный от анализа потребностей-прессов.
Роттер предлагает три этапа для интерпретации ТАТ; первый из них связан с одиннадцатью аспектами рассказов, которые предстоит интерпретировать. Вот эти аспекты:
1. Автобиографичность, связность, согласованность, преобладаю­щее настроение, подход к вопросам пола и секса; окончания и их соот­ношение с рассказами, повторяющиеся темы, употребление нетипич­ных слов, отношение к миру, характеристики центрального персонажа, типичные способы решения проблем, персонажи, которых можно иден­тифицировать с матерью, отцом, сыном и так далее.
2. Второй этап провозглашает пять принципов интерпретации: час­тота встречаемости идеи, оригинальность (сюжета, языка, ошибок в уз­навании), тенденции идентификации, тенденции стереотипизации, пред-
Интерпретативные категории Меррея и Беллака к ТАТ
КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ ДАННЫЕ
Таблица J
Картинка №

Потребности
II
Оп
Взв. оценка
Пресс
V
Оир
Взв.
ошнка

Уничижение: подчинение

Личное давление

интраагрессия: словесная

Овладение: социальное

физическая

асоциальное

достижение

Аффилиация: ассоциативная

Приобретение: социальное

эмоциональная

асоциальное

Агрессия: вероальная

Аффилиация: ассоциативная

физическая: социальная

эмоциональная

асоциальная

Агрессия: вербальная

jllObOnblTCTBO

физическая: социальная

Повиновение: уступчивость

асоциальная

уважение

деструкция

Доминирование: принуждение

Автономия: свооода

ограничение

негативизм

Демонстрация

асоциальная

Ьзятка

изоегание порицаний

Опека

Изменение

Наказание

Компетенция

итвержение

Преодоление трудностей

Усвоение

1 1овиновение: уступчивость

Секс

уважение

Поиск помощи

Доминирование

Ьезличное давление

Возбужден ие

Аффилиаиия: психологическая

демонстративность

физическая

избегание опасности

Клаустрофобия

изоегание неудачи

Смерть

ипека

Навязанное упражнение

ь пище и воде

Необеспеченность

игранизация

Физическая опасность: активная

Пассивность

необеспеченность

игры, развлечения

Физическая травма

признание

Нужда

итвержение

Потеря

Усвоение

Удача: везение

Уединение

невезение

чувственность: эпикурейство

идноооразие

эстетическая

LCKC

Провал

Поиск помощи

Выполнение

Близкие
Оппозиционные

Пресоны
М
Ж
М
Ж

Вышестоящие

Родители

Правительство

1'авные

С и 5л инги

Ьрачные партнеры

Любовники

Группы

Подчиненные

Потомство

ложение альтернативных интерпретаций (выбор между двумя возмож­ными вариантами интерпретации).
3. Третий этап представляет собой предложения для качественного анализа личностных тенденций, что и является заключительным этапом интерпретации.
По словам Уайетта, интерпретация по Рапапорту представляет со­бой исследование качества клише рассказов; таким образом, отступле­ние человека от клише выступает в качестве основного ориентира. С «точки зрения» Рапапорта на оценку существует два основных класса:
A. Формальные характеристики структуры рассказа, которые долж­ны затрагивать три аспекта: .
1. Подчинение инструкции (опускание деталей и искажения; невер­ное смещение акцента; сосредоточенность на картинке, а не на ситуации, введение персонажей и предметов, не представлен­ных на картинках).
2. Внутренняя логика рассказов испытуемого (межличностная согла­сованность, заметная из отклонений в экспрессивных и агрес­сивных качествах; отклонение от общепринятого значения кон­кретной картинки, а также отклонения, связанные с языком и формой повествования; внутриличностная согласованность).
3. Характеристики вербализации.
B. Формальные характеристики содержания рассказа.
1. Тон повествования.
2. Персонажи — как результат распознавания картинки и взятые из
памяти.
3. Стремления и установки.
4. Препятствия.
Генри, представивший наиболее развернутый и подробный план анализа, вслед за Мерреем разводит характеристики по форме (А) и характеристики по содержанию (В).
А. Характеристики по форме разбиты на шесть основных катего­рий, каждая из которых в свою очередь делится на несколько подклассов.
1. Количество и характер имагинальной продукции (длина расска­за, объем и характер содержания; живость, яркость образов, оригинальность; ритм и легкость изложения; вариации в согла­совании всех этих факторов).
2. Структурные качества (наличие или отсутствие предшествующих
ситуации событий и исхода рассказа; уровень структурирован­ности; связность и логика; манера подхода к центральной идее повествования; добавление обобщений и подробностей; вариа­ции в согласовании всех этих и других факторов).
3. Острота идей, наблюдений и их интеграция.
4. Языковая структура (темп, сюжетная линия, определения, опи­сательные слова и так далее).
5. Интрацепция — экстрацепция.
6. Связь рассказанной истории и общего задуманного содержания
(конденсация, подавление).
В. Характеристики по содержанию.
1. Основной тон (позитивный и негативный характер изложения; пассивность или агрессивность изложения; описанный или под­разумеваемый конфликт; описанные или подразумеваемые дру­жеские, гармоничные отношения между людьми или действия и мысли о единении).
2. Позитивное содержание (включенные в рассказ персонажи; меж­личностные отношения; развитие событий в рассказе).
3. Негативное содержание (то, о чем рассказчик умолчал; что он мог бы рассказать согласно ожиданиям).
4. Динамическая структура (содержания, символы, ассоциации).
Что касается соотношения характеристик по форме и по содержа­нию, то рассматриваются восемь областей: психический подход; креа­тивность и воображение; поведенческий подход; семейные динамики; внутренняя согласованность; эмоциональное реагирование; половая адап­тация; итоговое описание и интерпретация.
Томкинс в рамках систематической попытки логически согласую­щегося анализа фантазии выделяет четыре основных категории:
1. Векторы, включенные потребности или качество стремлений «ради», «против», «под», «за», «прочь», «от», «из-за».
2. Уровни, такие, например, как уровни желаний, мечтаний.
3. Обстоятельства, которые могут быть обусловлены как внешними
силами (прессами по Меррею), так и внутренними состояния­ми, такими как тревожность или депрессия. Обстоятельства от­носятся не к целям стремлений, а к определенным состояниям, которые человек обнаруживает внутри себя или в окружающем мире.
4. Качества, такие как напряженность, случайность (достоверность),
временные соображения.
Принцип, лежащий в основе данной системы анализа, заключает­ся в том, что каждый класс может быть соотнесен с любым другим клас­сом. Каждый вектор может быть объектом любого другого вектора (жела­ние для действия, например).
Сам же Уайетт использует пятнадцать переменных в анализе ТАТ: 1) непосредственно рассказ, 2) восприятие стимульного материала, 3) отступление от типичных ответов, 4) противоречия в самом расска­зе, 5) временные тенденции, 6) уровень интерпретации, 7) характер повествования, 8) качество повествования, 9) центральный, образ, 10) остальные персонажи, 11) межличностные отношения, 12) стрем­ления, избегания, 13) пресс, 14) исход, 15) тема.
РЕКОМЕНДУЕМЫЙ МЕТОД ИНТЕРПРЕТАЦИИ ТАТ
Так как я уверен, что эффективность ТАТ обусловлена его способ­ностью выявлять содержание и динамики межличностных отношений и психодинамические паттерны, то и предлагаемые мною техника интер­претации и категории оценивания направлены на получение именно этой
информации и только в малой степени имеют отношение к формальным характеристикам.
Главное, что необходимо иметь в виду при интерпретации ТАТ, это следующее: с психологической точки зрения картинки ТАТ лучше всего воспринимать как ряд социальных ситуаций и межличностных от­ношений. Вместо того, чтобы описывать реальных людей в реальных си­туациях, испытуемый имеет дело с людьми на картинках, которые он в своем воображении воспринимает как определенные социальные ситуа­ции. Здесь менее ощутим сдерживающий эффект условностей или давле­ние действительности, а потому повышается вероятность того, что рас­сказы испытуемого будут отображением его внутренних переживаний. Таким образом, мы получаем доступ к актуальным паттернам его пове­дения и можем определить их происхождение. Интерпретация представ­ляет собой процесс поиска общего знаменателя для актуальных и гене­тически заложенных поведенческих паттернов человека.
Помимо всего прочего, такое определение интерпретации указы­вает еще и на факт, заслуживающий самого пристального внимания, особенно со стороны новичков: вряд ли вообще возможно ставить диаг­ноз на основе данных, полученных из одного лишь рассказа. Впечатле­ния, собранные на основе единичного повествования, могут считаться только лишь пробой пера, а потому следует пытаться найти им подтвер­ждения в других рассказах, источником которых должен выступать уже не ТАТ. Повторяющийся паттерн — лучший показатель того, что вы име­ете дело не с артефактом.
С целью получить более точную систему отсчета для обработки ре­зультатов и достойную объективного сравнения схему интерпретации я разработал систему, которую Психологическая корпорация выпускает под названием «ТАТ-бланк и бланк для анализа по Беллаку» (см. таблицу 2). Я уверен, что эта система достаточно проста и поэтому является од­ной из самых легких в применении, может служить в качестве руковод­ства и системы отсчета, а также предоставляет возможность вычленить самую важную информацию из всех десяти рассказов на основе стимуль-ного материала ТАТ за каких-то полчаса.
КАК ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ТАТ-ьрошюрой
ТАТ-брошюра Беллака — это шестистраничный проспект, к кото­рому прилагаются Бланки для записей и Бланки для анализа, которые представляют собой копию одной из страниц проспекта. Обложка пред­назначена для записи данных о клиенте и итогового отчета по заверше­нии анализа.
Предположим, исследователь хочет, чтобы клиент рассказал ему десять историй, и собирается записывать их самостоятельно по ходу по­вествования. Первая история будет записана на 2 странице ТАТ-брошю-ры, вторая — на обратной стороне бланка для анализа. Третья история записывается на оборотной стороне другого бланка для анализа и так далее до тех пор, пока не будут записаны все рассказы. Теперь исследова­тель имеет рукописи всех десяти историй, одна из которых записана на
Таблица 2
Бланк для анализа, используемый для работы с ТАТ-брошюрой Беллака
Им></emphasis>Рассказ ></emphasis>(Картинка ТАТ ></emphasis>)
1. Лейтмотив:
2. Главный герой (героиня): возрастпол</emphasis>професси></emphasis>
и нтерес ></emphasis> .. .
черты характер></emphasis>.
с пособ н ости.—,
адекватность(V,VV,VVV></emphasis>....
3. Отношение к вышестоящим персонам (родительским образам) или к обществу: (V,VV,VVV)
автономия., уступчивост></emphasis>уважени></emphasis>преданност></emphasis>
благодарност></emphasis> угрызения совест></emphasis> конкуренция
сопротивлени></emphasis>агрессия></emphasis>стра></emphasis>
4. Введенные персонажи: (V)
каратель></emphasis>преследователь благодетел></emphasis>
другреформатор</emphasis>любовниксторонник
вра></emphasis>„. ...,.
5. Введенные объекты (символы?):
6. Упущенные детали:
7. Атрибуция ответственности: (V,VV,VVV)
несправедливост></emphasis>безразличие . ></emphasis>
строгост></emphasis>деприааии></emphasis>дурное влияни></emphasis>
8. Значимые конфликты: (V,VV,VVV)
суперэго — и></emphasis> пассивность — противодействи></emphasis>
уступчивость — автономия .. достижение — удовольствие </emphasis>
9. Наказание за проступки: (V,VV,VVV)
справедливое, чересчур сурово></emphasis>
немедленно></emphasis> отсутствуе></emphasis>
10. Отношение к герою: (V,VV,VVV)
отстраненность и объективность ></emphasis>,
критика и оскорбления
вовлеченность и эмпати></emphasis>
11. Показатели сдерживания агрессии, сексуальных инстинктов и тому подобного: (V,VV,VVV)
пауз></emphasis> смена тендении></emphasis>.
12. Исход: (V,VV,VVV)
благоприятный неблагоприятный . реалистичны></emphasis>
13. Паттерн удовлетворения
потребностей: (V) 14. Сюжет: (V,VV,VVV)
конфликт потребносте> структурированный</emphasis>. неструктурированный</emphasis>
субсидиаиия потребност></emphasis> реалистичны></emphasis>
смешение потребностей завершенный незавершенны></emphasis>
внутренней стороне обложки брошюры, а девять на оборотной стороне нескрепленных бланков для анализа. Если их сложить по порядку сторо­ной с печатным текстом вверх и положить сверху на 3 страницу ТАТ-брошюры, нетрудно понять, что, переворачивая каждый лист, мы име­ем перед глазами бланк для анализа соответствующего рассказа. Бланк для анализа рассказа № 1 находится на лицевой стороне бланка, на ко­тором записан рассказ № 2, бланк для анализа рассказа № 2 находится на лицевой стороне бланка, на котором записан рассказ № 3, и так далее. Анализ рассказа № 10 (или последнего рассказа, если было задей­ствовано большее или меньшее количество картинок) будет проводить­ся на бланке для анализа, который напечатан на 3 странице шестистра-ничной брошюры.
Инструкции по применению бланков для анализа представлены в следующем разделе данной статьи.
После того, как все рассказы проанализированы в описанной ма­нере, исследователь может написать резюме к каждому из них; для этого предусмотрено свободное место на 4 странице. (Если было задействовано больше картинок, то остальные конспекты можно разместить на оборот­ной стороне 4 страницы.) Лучше всего переходить к резюме после того, как будет проведен анализ каждого рассказа, так как это является одним из этапов формального интегрирования содержания анализа каждой кон­кретной истории. Составив конспект каждой истории на 4 странице, вы можете приступать к приготовлению итоговопГотчета. При этом, согнув брошюру, вы можете смотреть как на страницу, где вы пишете итоговый отчет, так и на страницу с резюме.
Закончив выполнение этого этапа работы, вы можете скрепить раз­розненные листы с брошюрой для удобства хранения, а итоговый отчет будет расположен на обложке для быстрых справок.
Как было отмечено выше, некоторые исследователи предпочита­ют, чтобы их пациенты сами записывали свои рассказы. В связи с тем, что пациенты не должны иметь доступ к схеме бланка для анализа, они должны записывать свои рассказы на нелинованной бумаге размером А-4. Если рассказы вашего испытуемого настолько коротки, что он запи­сывает их по нескольку на лист, то бумагу можно разрезать и либо на­клеить, либо прикрепить к оборотной стороне бланков для анализа та­ким образом, что в итоге все будет скомпоновано именно так, как если бы рассказы были записаны на их оборотных сторонах самим исследова­телем. Если на каждый рассказ отведен отдельный лист бумаги, то про­спект станет более пухлым, если, конечно, не нанять машинистку, ко­торая перепечатала бы копии рассказов на оборотные стороны бланков для анализа.
По некоторым пунктам, представленным на бланке для анализа, должна быть вписана определенная информация в виде либо коротких фраз, либо ключевых слов, что значительно облегчит процесс анализа. Для остальных, отмеченных на бланке знаком V, предусмотрена система отметок — галочек. Одна галочка может показывать незначительное при­сутствие той или иной установки, конфликта или какой-то иной катего-
рии анализа. Двойная галочка (VV) или тройная галочка (VVV) будут означать уровень повышенной значимости данной конкретной пробле­мы, который должен быть отражен при составлении резюме рассказа. Я надеюсь, что подобный подход к переводу в количественную форму ста­нет основой для дальнейшего изучения и проверки надежности межис­следовательской интерпретации наряду с повышением адаптивности формы анализа. На бланке предусмотрены свободные места для добавле­ния категорий или тем, не представленных в схеме.
КАТЕГОРИИ ОБРАБОТКИ
Могут быть полезными следующие предложения относительно при­менения и интерпретации отдельных категорий обработки ТАТ-брошю-
ры.
1. Лейтмотив. Лейтмотив представляет собой попытку переформу­лировать суть рассказа. (Необходимо помнить о том, что в одном рассказе по ТАТ можно выделить не единственную базовую тему.) В связи с тем, что новички, применяя тест, в большинстве случаев при интерпретации сбиваются с основной темы, можно предложить разбивку основной темы на пять уровней1:
а) описательный уровень. На данном уровне тема должна пред­ставлять собой элементарное переложение кратко законспекти­рованной сути рассказа, выявление общих тенденций, представ­ленное в сокращенной форме и простых словах;
б) интерпретационный уровень;
в) диагностический уровень;
г) символический уровень;
д) уровень уточнения.
Примером может послужить следующий рассказ (картинка № 6ВМ).
«Это молодой инженер. Он единственный ребенок у своих родите­лей; его отец умер, а с матерью они очень близки. Он работает в нефтяном бизнесе, и ему предложили контракт, он должен ехать за границу в Ост-Индию. Он подписал контракт и скоро уезжает. Он прощается с ней, и они расстаются, сильно расстроенные. Через какое-то время ей становит­ся совсем одиноко, и она принимает решение последовать за своим сы­ном в Ост-Индию. Это происходит в военное время, и каким-то образом она умудряется пробраться на корабль, плывущий на остров, на котором находится ее сын. Корабль, на котором она плывет, топит вражеская под­водная лодка, и она погибает. Ее сын не знал о том, что она собиралась предпринять путешествие, и сам собрался без предупреждения навестить ее. Он неожиданно решает вернуться домой. Корабль, на котором он плы­вет, идет по тому же маршруту, что и корабль его матери. В том же самом месте, где погибла его мать, его корабль атакует другая вражеская под­водная лодка, и он тоже погибает».
1 Новичку полезно заставить себя пройти все пять уровней. Однако совсем не обя­зательно записывать весь этот процесс. Описательный уровень — основа для всего, на этом уровне достаточно только мысленно сформулировать тему. Интерпретационный уровень должен быть отражен на каждом бланке для анализа, а диагностический и остальные выс­шие уровни могут послужить основой для формулирования итогового резюме.
На описательном уровне тема может вкратце выглядеть так: сын живет один со своей обожаемой матерью и покидает ее. Когда они оба делают попытку воссоединиться, они погибают в одном и том же месте. На ин­терпретационном уровне мы можем сделать следующий шаг и предста­вить суть в общем виде, предполагая смысл, кроющийся за содержанием рассказа: пациент уверен, что если кто-то1 позволяет себе (инцестуоз-ные) фантазии, например, жизнь с матерью, то обе стороны должны умереть. На диагностическом уровне эти впечатления принимают форму конкретного утверждения: у этого человека существуют инцестуозные проблемы и Эдипов конфликт, что вызывает у него сильное чувство вины. На символическом уровне можно перейти к интерпретации символов на основе психоаналитических гипотез; на этом уровне следует порекомен­довать действовать особенно сдержанно и осторожно, так как на данном этапе человек слишком мало опирается на твердые факты. В нашем при­мере исследователь, возможно, захочет проинтерпретировать торпеды как отеческие фаллические символы, которые несут в себе опасность и уничтожают и мать, и сына за их запретные попытки соединиться.
На уровне уточнения исследователь должен получить от испытуемо­го уточнения и свободные ассоциации к конкретным данным, таким как «Ост-Индия», «инженер», любым собственным именам или датам и во­обще любые ассоциации, возникающие у пациента.
2. Главный герой. Главный герой рассказа — это тот персонаж, о котором сказано больше всего, чьи чувства и субъективные представле­ния и взгляды являются основной темой для обсуждения, в общем, это персонаж, с которым рассказчик, судя по всему, идентифицирует себя. Если возникают неясности с объектом идентификации, то главным ге­роем следует считать персонажа, наиболее приближенного к пациенту по полу, возрасту и другим характеристикам. В некоторых случаях мужчи­на может идентифицировать себя с «главным героем» женского пола; если это повторяется периодически, то может быть расценено как пока­затель скрытой гомосексуальности. Тогда как практически все молодые люди идентифицируют себя с девушкой на переднем плане с картинки № 2, только некоторые считают, что на картинке № ЗВМ изображена женщина. Профессия, интересы, черты характера, способности и адек­ватность главного героя в большинстве случаев отражают реальные или желаемые качества пациента.
Под адекватностью героя мы подразумеваем его способность решать проблемы в сложных внешних и внутренних условиях социально, мораль­но, интеллектуально и эмоционально приемлемыми способами. Адекват­ность героя часто соответствует паттерну поведения, проходящему через все рассказы, и часто имеет прямое отношение к силе эго пациента.
Также следует отметить, что в некоторых рассказах может иметься и не один герой. Пациент может вводить второго персонажа, с которым он может идентифицировать себя, помимо легко узнаваемого главного
1 Интерпретационный уровень почти всегда может быть сформулирован в виде условного предложения, начинающегося со слов «Если кто-то…».
героя. Такое встречается довольно редко; обычно таким образом появля­ется персонаж, не изображенный на картинке, и приписываемые ему чувства и побуждения вызывают у пациента еще большее неприятие, чем те, которые относятся к главному герою. (Для того, чтобы эмоцио­нально диссоциироваться от рассказа, пациенты могут перенести дей­ствие в географически и/или во временном отношении отдаленные мес­та, например, события могут разворачиваться в России в средние века.)
3. Отношение к вышестоящим персонам (родительским образам) или обществу. Связанные с этим установки обычно ясно проявляются в рас­сказах по ТАТ. Их можно найти в рассказах, составленных по картинкам, на которых возрастная разница персонажей очевидна, а также в большин­стве случаев по картинке, на которой изображен мальчик со скрипкой. Предлагаемые подкатегории не нуждаются в разъяснении, а поведенчес­кий паттерн будет все четче вырисовываться от рассказа к рассказу.
4. Введенные персонажи. Если персонаж не изображен на картин­ке, а испытуемый вводит его в свое повествование, то мы вдвойне мо­жем быть уверены, что этот персонаж имеет для него огромное значение и что он олицетворяет собой некую жизненно важную потребность или же сильный страх. Мы можем обратить внимание на то, какую роль этот персонаж играет в динамике рассказа (например, преследователь, сто­ронник), и наряду с этим отметить, появляется ли он как мужчина или как женщина, как родитель или как сверстник и так далее.
5. Упомянутые детали. Именно потому, что только разум испытуе­мого, а вовсе не стимульная картинка, определяет, какие предметы по­явятся в рассказе, детали заслуживают особого внимания. Часто в рас­сказах появляется один класс предметов, например, книги, произведе­ния искусства, оружие или же деньги; такие предметы должны интер­претироваться соответствующим образом.
6. Упущенные детали. Эта категория связана со значимой неспособ­ностью включить в рассказ предметы, которые прекрасно видны на кар­тинке. Некоторые испытуемые упускают винтовку на картинке № 8ВМ, другие не замечают пистолета на картинке № ЗВМ или полуобнаженную женщину на заднем плане картинки № 4 и так далее. В таком случае мы должны искать другие признаки проблем, которые у пациента могут быть связаны с агрессией или сферой сексуальных отношений и которые за­ставляют его исключать эти или другие предметы из восприятия.
7. Атрибуция ответственности. Качества и силы, которые по мне­нию испытуемого стали причиной неудачи или трагедии в его повество­вании, во многих случаях становятся прекрасными ключами к понима­нию его представления об отношении окружающего мира к нему самому. В бланке приведены наиболее часто встречающиеся характеристики; не­достающие можно вписать.
8. Значимые конфликты. Конфликт суперэго—ид и в самом деле является наиболее обширным из всех, приведенных под этим заголов­ком; он отражает основной класс конфликтов, в то время как остальные три предоставляют более характерные свидетельства основных отклоня­ющихся тенденций. Тем не менее, все эти виды конфликтов имеют дело
скорее с молярным уровнем основных конфликтных тем, в то время как конфликты потребностей, введенные под категорией № 13, относятся по большей части к молекулярным паттернам всевозможных потребнос­тей, упоминающихся в рассказе.
9. Наказание за проступок. Соотношение характера проступка и суровости наказания дает нам прекрасную возможность постичь стро­гость суперэго; герой рассказа, составленного психопатом, может во всех связанных с убийством историях выходить сухим из воды, сделав лишь вывод о том, что он получил урок, который ему пригодится в дальней­шем; невротик же может придумывать рассказы, в которых герой оказы­вается случайно или преднамеренно убит, или покалечен, или умирает от болезни, причиной чего оказывается малейшее нарушение или про­явление агрессии.
10. Отношение к герою. Испытуемый может выражать собствен­ные конфликты, заставляя героя говорить определенные вещи или со­вершать определенные поступки по ходу рассказа, а потом, выйдя за рамки повествования, подвергать жесткой критике эти действия. Иног­да циничные замечания испытуемого относительно собственных рас­сказов представляют собой простой процесс защиты от истинной эмо­циональной вовлеченности. Обсессивно-компульсивные интеллектуалы в большинстве случаев будут проявлять отстраненное отношение, пред­лагая экспериментатору несколько разных возможных сюжетов разви­тия событий, каждый из которых у него самого вызывает сомнения. Истерики, маниакальные и гипоманиакальные пациенты часто оказы­ваются драматически вовлеченными в свои эмоционально насыщенные рассказы.
11. Показатели сдерживания агрессии, сексуальных инстинктов и тому подобного. Иногда паузы имеют настолько большое значение, что иногда стоит засекать их продолжительность с целью получить представ­ление о силе сдерживания испытуемого. Смена направления развития сюжета или переход к абсолютно новой истории — это несомненные свидетельства того, что с конфликтным материалом стало слишком трудно справляться. Заминки, вычеркивания, опускание из виду фрагментов картинки, отказ от всей картинки или ее фрагмента, жесткая критика картинки также представляют собой моменты, на которые следует обра­тить внимание в этой связи.
12. Исход. Исход дает нам представление о доминирующем настро­ении пациента и его приспособленности, а также является показателем силы его эго. Следует обратить внимание, приходит ли герой к достойно­му решению в итоге реалистичной продолжительной борьбы или же пользуется помощью deus ex machina1, чтобы достичь элементарного удо­вольствия, что несомненно происходит на уровне фантазийного осуще­ствления желаний и мало связано с проявляющимся, нескрываемым стремлением к достижению цели. Если пациент оказывается не в состоя­нии прийти к приемлемому завершению, то причиной этому могут быть
Бог из машины (лат.). — Прим– пер.
особо значимые, практически непреодолимые проблемы, что должно быть оценено согласно переменным по структуре сюжета, категория 14. 13. Паттерн удовлетворения потребностей. Идея конфликта между разнообразными потребностями не нуждается в каком-либо пояснении. На практике одна история может показать все группы конфликтов, воз­никающих между разнообразными потребностями различной степени
значимости.
Разработанная Мерреем концепция смешения и субсидиации по­требностей поможет пониманию мотивационных систем данной лично­сти. Например, герой хочет купить ресторан, потому что желает кормить людей более здоровой и качественной пищей и в то же время получить хорошую прибыль в качестве дохода от своего публичного предприятия; в этом случае мы говорим о смешении потребности героя в опеке с его потребностью в приобретении. С другой стороны, герой может иметь желание купить ресторан, так как он считает его хорошим источником дохода, который ему необходим для того, чтобы содержать семью. В этом случае мы должны говорить о том, что его потребность в приобретении (зарабатывании денег) субсидирует потребность в опеке; иначе говоря, он хочет заработать денег ради того, чтобы иметь возможность обеспечи­вать свою семью. При помощи этих двух понятий мы можем составить полную иерархию мотивов на основе данных ТАТ.
14. Сюжет. В некотором смысле здесь может оказаться полезным формальный анализ рассказов ТАТ.
Несмотря на то что некоторые авторы, такие как Балкен (Balken) с коллегами и Уайетт, используют интенсивный формальный анализ рас­сказов ТАТ, я уверен, что эффективность такого подхода весьма и весь­ма незначительна, так как он в большей степени применим к тесту Pop-шаха и другим подобным методикам. Категории структуры, эксцентрич­ности и законченности рассказа могут позволить произвести вполне снос­ную адекватную оценку полноценности мыслительных процессов и спо­собности эго контролировать эмоциональные проявления.
РЕЗЮМЕ и итоговый ОТЧЕТ
Проанализировав все рассказы в соответствии с категориями, мы сразу же еще раз их просматриваем и составляем краткий конспект ос­новных моментов каждого их них на отведенной для этой цели странице в брошюре. Брошюра организована таким образом, что страница для ре­зюме постоянно находится в поле зрения, когда экспериментатор про­сматривает рассказы. При этом повторяющийся паттерн, встречающийся в них, выявляется почти автоматически.
Форма итогового отчета, разумеется, будет зависеть от того, кому он должен быть адресован. Обычно считается, что он должен состоять из двух частей, одна из которых включает в себя по большей части информацию общего характера, описание личности испытуемого и его особых качеств. Вторая часть должна быть более конкретизированной и иллюстративной. Мы можем проиллюстрировать перечисленные нами общие характеристики фактическим материалом, полученным на ос-
нове анализа рассказов, что поможет придать информации больший вес в глазах человека, кому отчет адресован, а также не позволит ув­лечься построением умозрительных гипотез. Не должно быть ни едино­го утверждения, которое нельзя подтвердить конкретной ссылкой на материал рассказов. Апперцептивные искажения нередко встречаются у испытуемых, но, horribiie dictu', могут появляться и у интерпретато­ров! Можно также систематически просмотреть все рассказы, собирая повторяющиеся темы, выискивая менее заметные детали и строя гипо­тетические предположения.
Если стоит необходимость поставить диагноз, или психолог хочет его поставить, я предлагаю использовать следующую формулировку: «Дан­ные, полученные в результате проведения ТАТ, совместимы с диагно­зом…» Такая формулировка согласуется с моим убеждением в том, что ТАТ не является в первую очередь диагностическим тестом, а диагноз в принципе не должен ставиться на основе проведения единственного те­ста. Более того, нельзя ставить диагноз только на основе результатов те­стирования, не обладая при этом дополнительной информацией, полу­ченной в ходе клинической беседы.
ОТБОР КАРТИНОК ДЛЯ ИНДИВИДУАЛЬНОГО ТЕСТИРОВАНИЯ
В связи с тем, что я предпочитаю отводить всего один сеанс на проведение ТАТ, чтобы сэкономить время как на проведение, так и на интерпретацию, а также из-за своей убежденности в том, что, как пра­вило, оптимальный объем информации можно получить на основе деся­ти или двенадцати картинок, необходимо сказать несколько слов о кри­териях отбора картинок для каждого конкретного случая. Ниже я приво­жу общие данные по рассказам, которые я обычно слышал от своих испытуемых по каждой из картинок этого набора.
Не только возраст и пол испытуемого, но и ряд других критериев играет роль при выборе той или иной картинки. Например, таким факто­ром будет наличие сиблингов; далее, если кто-то из членов семьи умер, это также будет являться фактором отбора; если имеется информация о клинических проблемах, то должны быть отобраны те картинки, кото­рые могут выявить гетеросексуальные проблемы или проблемы, уходя­щие корнями в детство, и так далее.
До сих пор еще не было точно установлено единых стандартов по­вествования для «нормальных» и даже для тех или иных диагностических групп, несмотря на то что постоянно ведется работа над тем, чтобы предоставить фактические данные по модальным характеристикам чле­нов различных групп. Приведенные ниже замечания хоть и не доказаны экспериментально, зато имеют под собой твердые эмпирические под­тверждения.
Страшно сказать (лат.). — ПрЬм. ред.
КАРТИНКА № 1
Эта картинка обычно вызывает идентификацию с мальчиком и выявляет отношения к родительским фигурам. Таким образом, становит­ся вполне очевидно, считал ли испытуемый своих родителей агрессив­ными, понимающими, доминирующими, оказывающими помощь или обеспечивающими защиту. Помимо информации об отношении испыту­емого к родителям мы также сможем выявить, какие конкретно отноше­ния существовали между пациентом и каждым из родителей. В некоторых случаях мы можем видеть следы конфликта между автономией и подчи­нением власти во всех его разнообразных проявлениях и многочислен­ных вариациях. Например, один человек может попытаться уклониться от выполнения родительских указаний упражняться в игре на скрипке, сбежав гулять на улицу, но в конце концов он поймет, что он должен вернуться и играть на скрипке; либо он может убежать из дома; либо описываемый герой может не подчиняться родительским указаниям и делать все по-своему. Впоследствии его ждут неудачи, обусловленные его непослушанием. Таким образом испытуемый может показать, что авто­номия вызывает у него чувство вины, а в других случаях у отделившегося от семьи персонажа все идет хорошо. В связи с этим данная карточка особенно эффективна при работе с подростками.
Еще одной потребностью, которую затрагивает эта карточка, яв­ляется потребность в достижении. Необходимо обратить внимание на то, как был достигнут успех, только ли на уровне фантазии или же на реаль­ном уровне. И наконец, иногда испытуемый может выдать символичес­кие сексуальные реакции на эту картинку. Игра на струнах скрипки, игра на скрипке часто становится символическим олицетворением темы мас­турбации, а страхи кастрации проявляются в том, что пациент настаива­ет на том, что струны порваны, Я хочу подчеркнуть, что нужно быть крайне осторожным, чтобы не выискивать несуществующие символы в рассказах и не переоценивать их значения даже в тех случаях, когда на них ставится особое ударение.
КАРТИНКА № 2
Это изображение деревенской сцены в большинстве случаев обес­печивает прекрасную возможность составить представление о взаимоот­ношениях между членами семьи испытуемого. Даже мужчины часто иден­тифицируют себя с центральной фигурой картинки — молодой девуш­кой, так как это очень отчетливая фигура на переднем плане. И снова очень часто встречаются вариации на тему противоборства независимос­ти от семьи и подчинения консервативному, отсталому существованию. Эти темы показывают тип разногласий между испытуемым и его семьей.
Для наших целей крайне важным является то, что испытуемый говорит о прислонившейся к дереву женщине, которую очень часто при­нимают за беременную. Огромное количество информации может быть получено на основе того, как человек воспринимает беременность. Он может либо полностью ее игнорировать, либо высказать свои взгляды по этому вопросу, что крайне информативно для любого возраста.
На эту картинку, одну из тех, на которых представлено довольно много предметов, обсессивно-компульсивные пациенты реагируют пе­речислением мелких деталей, таких, например, как озеро и крошечная фигурка на заднем плане, наряду с остальными деталями, так что это позволяет продиагностировать компульсивные тенденции. То, как опи­сываются отношения двух женщин и мужчины, изображенного практи­чески на переднем плане — наемный ли он работник, нанятый женщи­ной, или отец, муж, брат, — позволяет составить представление о взгля­дах пациента на половые роли.
КАРТИНКА № 7ВМ
Эта картинка также относится к наиболее полезным. Большинство мужчин видят в скорчившейся фигуре мужчину; если мужчина видит в ней женщину, то это говорит о том, что мы должны принять к сведению (не поставить диагноз, а принять к сведению) возможность наличия скры­той гомосексуальности, предположение, которое будет подтверждено появлением на других картинках соответствующих подтверждений. То, как воспринимается предмет слева, часто позволяет получить важную информацию обо всем, что имеет отношение к агрессии. Официально этот предмет считается пистолетом. Некоторые испытуемые признают в нем пистолет; при этом стоит обратить внимание на то, как человек представляет агрессию — направляет ли он ее вовне (экстра-агрессия; например, главный герой кого-то застрелил) или же внутрь (интра-аг-рессия: главный герой был застрелен или покончил с собой). Если про­является экстра-агрессия, то стоит посмотреть, что стало с главным ге­роем. Был ли он сурово наказан или избежал наказания — это указывает на силу суперэго испытуемого. При другом сюжете мы должны получить информацию о том, что же вызвало депрессивный паттерн, итогом чего стало самоубийство. Очевидно, что эта картинка должна быть обязатель­но предъявлена депрессивным пациентам. Иногда испытуемые называют пистолет игрушечным, делая его таким образом безвредным. В этом слу­чае необходимо поискать наличие подобных тенденций в других расска­зах, чтобы проверить, является ли это проявившимся в рассказе легко­мысленным бегством от реальности или говорит всего лишь о том, что испытуемый просто-напросто здоров и не испытывает ни экстра-, ни интра-агрессии. И опять, человек, который пытается подавить скрытую агрессию, может полностью отрицать наличие на картинке пистолета, элементарно не говоря о нем, видя дырку в полу, пачку сигарет или вообще ничего не замечая на его месте. В некоторых случаях значитель­ный конфликт в связи с агрессией, особенно если он вылился в появле­ние компульсивного паттерна, будет проявляться в том, что человек до­вольно долго будет ломать себе голову над тем, что бы это могло быть.
КАРТИНКА № JCF
Эта картинка также может помочь выявит депрессивные эмоции. Но в большинстве случаев оказалось эффективнее показывать женщинам кар­тинку № ЗВМ, с которой они с легкостью могут себя идентифицировать.
КАРТИНКА 11° Ч
Картинка с изображением мужчины, которого пытается удержать женщина, выявляет разнообразные потребности и чувства, имеющие отношение к взаимоотношениям между мужчиной и женщиной. Часто появляются темы супружеской неверности, могут проявиться представ­ления мужчины о роли женщины. Она может представляться как защит­ница, которая пытается удержать его от необдуманного поступка, или испытуемый решает, что она злонамеренно пытается задержать его. Точ­но так же может проявиться отношение женщины к мужчинам как к потенциальным агрессорам, представляющим для нее опасность.
В связи с тем, что женщина выглядит несколько странно, ее часто относят к национальным меньшинствам; таким образом можно получить представление о взглядах испытуемого по этому вопросу.
Еще одним интересным объектом на этой картинке является изобра­жение полуобнаженной натуры на заднем плане, на которое обращают вни­мание более чем две трети испытуемых. Если человек его не замечает или не говорит о нем, то это может указывать на наличие проблем в сексуальном плане. Другие испытуемые могут видеть в нем плакат или реального челове­ка на заднем плане, развивая темы ревности и любовного треугольника. Могут ли различия в пространственном восприятии, обусловливающие вос­приятие плаката или живой женщины, рассматриваться в качестве сколь-нибудь ценного отличительного критерия, до сих пор до конца не ясно.
КАРТИНКА № 5
Женщина средних лет, заглядывающая в полуоткрытую дверь, ча­сто интерпретируется в качестве матери, которая может наблюдать за разными видами деятельности. В некоторых случаях это превращается в символическую историю о страхе быть замеченным за мастурбацией; а иногда мать может оказаться доброжелательной, она пришла поинтере­соваться, как дела у ее ребенка; она может и отчитывать кого-то за то, что он поздно проснулся. Часто появляются темы вуайеризма, в связи с чем в рассказах в завуалированной форме встречаются интимные сцены. Вновь страх нападения, особенно у женщин, отражается в рассказах об ограблении, тогда как у мужчин эта картинка может вызывать «фантазии о спасении» в психоаналитическом смысле.
КАРТИНКА № 6ВМ
Эта картинка незаменима при тестировании мужчин, так как она отражает все проблемы, связанные с взаимоотношениями между сыном и матерью и все отклонения в отношениях с женами и другими женщи­нами. Часто появляются темы, связанные с Эдиповым комплексом. Рас­сказы, составленные по этой картинке, затрагивают настолько огром­ный диапазон фундаментальных проблем в этой сфере, что их достойное описание возможно лишь в монографии.
КАРТИНКА № 6CF
Эта картинка была задумана в качестве двойника картинки № 6 из мужского набора и должна была отражать отношение женщин к отцу.
Однако, возможно, по причине очевидно незначительной разницы в возрасте, мужчина на картинке, по крайней мере явно, не восприни­мается в роли отца; он кажется скорее сверстником, которому, таким образом, могут быть приписаны любые амплуа — от агрессора и со­блазнителя до делающего предложение руки и сердца. Часто этого муж­чину называют дядей, и он, судя по всему, олицетворяет идеализиро­ванный образ отца, примеры чего нередко встречаются в фольклоре (например, дядя Сэм). Ну а в целом это не самая информативная кар­тинка.
КАРТИНКА № 7ВМ
Картинка, изображающая старика и молодого мужчину, незаме­нима для выявления взаимоотношений отца и сына и отклонений (у мужчин) в сфере установок по отношению к авторитетным персонам мужского пола.
КАРТИНКА № 7CF
Эта картинка поможет определить взаимоотношения между мате­рью и ребенком в восприятии женщин. Судя по всему, эта картинка провоцирует негативные эмоции по отношению к матери, потому что девочка смотрит скорее в пространство, чем на мать. Кукла же, в свою очередь, может вызвать озвучивание ожиданий испытуемого по отноше­нию к детям. „
КАРТИНКА № 8ВМ
Это весьма полезная картинка. Обычно испытуемые-мужчины иден­тифицируют себя с мальчиком на переднем плане. Основные темы, об­суждение которых вызывает эта картинка, имеют отношение либо к аг­рессии (кто-то был ранен, и теперь его оперируют на заднем плане), либо к честолюбивым устремлениям (мальчик мечтает стать доктором, например). Тот факт, была ли замечена винтовка слева на картинке, и в каком виде она предстала, имеет отношение к тем же проблемам, что и пистолет на картинке № ЗВМ. То, как испытуемый описывает персона­жей, например, его отношение к доктору как к более взрослому челове­ку или к человеку, переносящему операцию, может пролить свет на про­блемы, связанные с Эдиповым комплексом, если воспринимать этих людей как родительские образы.
КАРТИНКА ISs 8CF
Вряд ли эта картинка способна спровоцировать какую-либо тему, кроме как поверхностного, умозрительного характера. Сам я редко ее использую.
КАРТИНКА № 9В1И
Еще одна незаменимая картинка, выявляющая взаимоотношения –мужчин со своими сверстниками. С одной стороны, она может обеспе­чить общее представление о социальных отношениях, а конкретно — с
кем из представленных на картинке мужчин испытуемый сеоя иденти­фицирует. Испытуемый может идентифицировать себя со стоящим в сто­роне от группы человеком, который искоса смотрит на остальных, мо­жет быть частью группы или даже ее центром. И снова, в рассказах по этой картинке могут проявиться гомосексуальные влечения и страхи. Проявиться могут и социальные предрассудки, например, в рассказах о бродягах.
КАРТИНКА № 9CF
Весьма ценная картинка, позволяющая составить представление об отношении женщины к женщине, особенно эффективна в выявлении сестринского соперничества или враждебных отношений между матерью и дочерью. Велика значимость этой картинки в тех случаях, когда есть основания подозревать существование депрессии и суицидальных наклон­ностей, так как нередко в таких случаях девочка, изображенная внизу, воспринимается как в панике бегущая к морю. И опять, как минимум подозрение может вызвать упоминание о злобных взглядах, которые один персонаж бросает на другого.
КАРТИНКА № 10
Эта картинка выявит массу фактов, связанных с взаимоотношени­ями мужчины и женщины. Если испытуемый видит на картинке объятия двух мужчин, то это будет серьезным свидетельством наличия у него скрытого гомосексуализма или даже явных проблем в этой области. Если мужчина или женщина видит на картинке мужчину и женщину, то стоит обратить внимание на то, будет ли это история возвращения или расста­вания, причем тема расставания отражает скрытые враждебные импуль­сы
КАРТИНКА №11
Она выявляет многие детские и первобытные страхи, так как часто такие эмоции находят выход в связи с животными. Если пациента мучает страх нападения, то эта картинка будет весьма полезна, так как на ней присутствуют детали, способные выявить страх нападения, например, фаллический символ — дракон. Часто в рассказах проявляется оральная агрессия; к тому же эта картинка может помочь составить впечатление о настрое пациента: смогут ли они спастись, если да, то как.
КАРТИНКА № 12М
Самая эффективная картинка для выявления отношения более юного мужчины к более взрослому, особенно в связи с пассивными го­мосексуальными страхами и страхом оказаться в подчинении власть иму­щих персон.
КАРТИНКА № 12F
Может помочь выявить представления о материнском образе, но в целом это не та картинка, которой я нахожу полезное применение.
КАРТИНКА № 12BG
Эта картинка также не находит широкого применения в моей прак­тике, разве что в случаях испытуемых с суицидальными наклонностями или находящихся в глубокой депрессии. По этой картинке чаше всего со­ставляются рассказы о том, как кто-то выпал или выпрыгнул из лодки.
КАРТИНКА № 15MF
Эта картинка превосходно справляется с задачей выявить конф­ликты в сексуальной сфере как у мужчин, так и у женщин. У крайне замкнутых людей она может вызвать «сексуальный шок», который про­явится в рассказах. У женщин она может выявить страх стать жертвой изнасилования, нападения или иного оскорбления со стороны мужчины. У мужчин эта картинка часто провоцирует чувство вины, связанное с сексуальной деятельностью. Еще в рассказах четко проявляется отвраще­ние к гомосексуалистам. Может быть обнаружена проекция чувств мужа и жены. По этой картинке нередко встречаются рассказы об экономичес­кой депривации, а при обсуждении груди проявляются оральные тен­денции. Это одна из картин, на которых присутствует довольно большое количество деталей, поэтому обсессивно-компульсивные тенденции най­дут выражение в повышенном внимании к деталям.
КАРТИНКА № 17В
Эта картинка, хоть и не настолько эффективно, как картинка с изображением мальчика со скрипкой, провоцирует рассказы о детстве. Она имеет весьма незначительную ценность, разве что при работе с ма­ленькими мальчиками.
КАРТИНКА № 15G
Я не нашел широкого применения этой картинке в своей практике.
КАРТИНКА № 14
Этот мужской силуэт может быть одним из наиболее полезных изоб­ражений. С одной стороны, стоит обратить внимание на определение половой принадлежности персонажа. Во многих случаях эта картинка выявляет школьные страхи темноты. Эта картинка также должна быть обязательно предъявлена испытуемым с суицидальными наклонностя­ми, которые могут проявиться в рассказе о том, что кто-то выпрыгивает из окна. Чаше она провоцирует рассказы, отражающие простое созерца­ние, чем выявляет склонность пациента к философским размышлениям. В некоторых случаях она выявляет эстетические интересы и может вызы­вать истории об исполнении желаний. Может служить основой для рас­сказов об oi i аблении, если испытуемый видит человека выбирающимся из окна.
КАРТИНКА №15
Эта картинка, изображающая некую фигуру посреди кладбища, имеет особую ценность при работе с человеком, пережившим смерть
кого-либо из членов семьи, если терапевту надо выяснить, какие пере­живания вызвала у него эта смерть. Эта картинка имеет ценность еще и потому, что она способна выявить представления и страхи, касающиеся смерти, в любом испытуемом. Отчетливо проявляются депрессивные тен­денции.
КАРТИНКА № 16
Белый лист представляет собой особую ценность при работе с людь­ми с хорошо подвешенным языком, которые могут действительно рас­слабиться, а проекции даются им легко. Однако если своими предыду­щими рассказами испытуемый зарекомендовал себя как человека, ис­пытывающего трудности с облечением в слова тем из своих фантазий, то предъявление белого листа не имеет смысла.
КАРТИНКА № 17ВМ
Эта картинка имеет много полезных аспектов. В рассказах о спасе­нии от физической травмы, например из огня, или о спасении бегством от мужчины могут проявиться страхи. Последний сюжет во многих случа­ях отражает страхи, связанные с Эдиповым комплексом; особенно явно это проявляется у детей, которые могут увидеть на этой картинке некого человека, убегающего от «короля» или «принца». Эта картинка также с легкостью выявляет гомосексуальные наклонности, которые проявля­ются даже в деталях описания. Нередки истории соревновательного ха­рактера; их авторы воспринимают картинку как состязание атлетов или что-то в этом роде. Для мужчин эта картинка часто оказывается индика­тором того, как они воспринимают свое тело: считают ли они себя силь­ными, мускулинными и так далее.
КАРТИНКА № 17CF
Это еще одна картинка, которая представляет ценность в том слу­чае, если есть основания подозревать суицидальные наклонности в жен­щине, так как она провоцирует истории о прыжках с моста. В других случаях большое количество историй может быть составлено по картин­ке № 17ВМ, хотя я и не вижу в ее применении особой ценности, кроме как в вышеописанных целях.
КАРТИНКА № 18ВМ
Эта картинка очень эффективна для выявления и диагностики любого вида тревожности в мужчинах. Отчетливо проявляется страх на­падения, особенно гомосексуального характера. Вообще, если у челове­ка присутствует некая тревожность, то она не может не отразиться на рассказах по этой картинке. С другой стороны, история может оказаться совершенно безобидной, например, рассказ о мужчине, который на­пился до того, что его несут домой друзья. То, как испытуемый рас­сматривает тему многочисленных рук, может представлять определен­ный интерес в связи с тем, что указывает на особенности мыслитель­ного процесса человека.
КАРТИНКА № 18GF
Эта картинка позволяет составить полное представление о том, как женщина справляется с агрессией. Женщина может полностью избегать любых проявлений агрессии, отрицая присутствие акта агрессии на дан­ной картинке. Иногда для того, чтобы избежать упоминания об агрес­сии, женщины рассказывают, как одна женщина помогает другой под­няться по лестнице или с пола. Отчетливо проявляются конфликты меж­ду матерью и дочерью.
КАРТИНКА №19
Эта картинка не представляет особого интереса и может приме­няться разве что в некоторых случаях при работе с детьми.
КАРТИНКА № 20
Испытуемый может увидеть в фигуре у фонарного столба как муж­чину, так и женщину. Мы не имеем сколь-нибудь определенных данных по истолкованию вариантов половой идентификации. Женщины могут рассказывать истории о страхе перед мужчинами и о боязни темноты. Противоположный пол будет проявлять свои страхи через построение гангстерской истории. Но и эту картинку можно превратить в безобид­ную ситуацию, если рассказать историю о вечернем свидании.
ПРОБЛЕМА ЯВНЫХ И СКРЫТЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ В ТАТ
Интетерпретатору рассказов по ТАТ часто приходится сталкивать­ся с необходимостью определить, относится ли потребность, выражен­ная в истории, только к фантазийному уровню, или же она должна най­ти удовлетворение в реальности; например, потребность в агрессии или в достижении цели. Психолог должен иметь доступ к самой полной кли­нической и биографической информации о пациенте. Терапевтам не ре­комендуется рассматривать клиническую ситуацию в качестве полигона для проверки методики на надежность. Проблемы валидности ТАТ изу­чаются в экспериментальных условиях, вот и решаться они должны там же. Если экспериментатор обладает достаточным объемом информации о пациенте, то рассказы по ТАТ будут представлять собой дополнение к полученным поведенческим данным. Например, в случае, если испытуе­мый чрезвычайно стеснителен и застенчив, а в его рассказах агрессия бьет через край и по отношению к персонажам постоянно появляется чувство вины, динамики скрытого смысла очевидны.
С другой стороны, внутритестовые ситуации представляют опреде­ленные данные, позволяющие нам строить предположения касательно обнаруживающихся в поведении или скрытых потребностей, выражен­ных в рассказах по ТАТ. Например, в историях на тему достижения цели необходимо проследить, строятся ли они по принципу deus ex machina (то есть в надежде на счастливый случай), или же условия для успеха на самом деле собираются по крупицам, что говорит о том, что они отно­сятся к поведенческой потребности человека в достижении успеха.
Р. Н. Санфорд (R. N. Sanford) впервые сформулировал некоторые важные правила, касающиеся взаимоотношений воображаемых и пове­денческих потребностей. Он предположил, что существуют определен­ные потребности, которые обычно осуществимы в фантазии, но не вы­держивают столкновения с реальностью; в общем, это те потребности, открытое проявление которых обычно запрещено и ограничивается дав­лением культурной среды. Это в основном относится к потребностям агрессивного характера, потребности в приобретении, автономии и по­ловых контактах, желание быть окруженным заботой и потребность из­бежать опасности (причем последние две особенно строго подавляются культурой в мужчинах). С другой стороны, некоторые потребности могут практически не появляться на фантазийном уровне, зато требования реальности делают их весьма заметными в поведенческих проявлениях; такими потребностями являются потребность в порядке, избегании об­щественных обвинений, в обучении. Кроме этого имеется класс потреб­ностей, которые могут проявляться как на поведенческом уровне, так и на уровне фантазии, что говорит о том, что в то время, как такие по­требности дозволены и получают поощрение культурной среды, они могут быть достаточно фрустрированы для того, чтобы нуждаться в полном удовлетворении на фантазийном уровне. К таким потребностям в част­ности относятся потребность в достижении успеха, в дружбе и в домини­ровании.
ИССЛЕДОВАНИЯ, ПОСВЯЩЕННЫЕ ВАЛИДНОСТИ И НАДЕЖНОСТИ ТАТ
Я посвящаю этот раздел обзору исследований валидности и надеж­ности ТАТ не для того, чтобы оценить их. Было предпринято огромное количество попыток установить валидность и надежность этого теста, но, по-моему, этого не может быть достаточно для того, чтобы дать до­стойные ответы хотя бы на некоторые основополагающие вопросы в этой области. Я предлагаю читателю, которого интересуют серьезные вопросы и проблемы, связанные с валидностью и надежностью ТАТ, обратиться к работам, специально посвященным этой теме.
Здесь же я хотел бы обратиться к одной частной проблеме, связан­ной с валидностью ТАТ, а конкретно — к потенциальному влиянию актуальных эпизодов и настроения на валидность рассказов по ТАТ. Не­которые мои ранние эксперименты были посвящены искусственному вызыванию агрессии у испытуемого путем провокации или постгипно­тических установок на переживание агрессии, Когда после этого испыту­емых просили составить рассказы по картинкам ТАТ, не вызывал сомне­ния тот факт, что они будут проецировать некоторую агрессию в расска­зы. Тем не менее частичное сравнение пяти рассказов, составленных в данных обстоятельствах, и пяти рассказов, составленных до внушения агрессии, показало, что основные личностные характеристики устояли под воздействием искусственной ситуации. Испытуемые сильно различа­ются в способе управления агрессией, выражая ее либо в виде экстра-
либо интра-агрессии, реагируя появлением чувства вины или как-либо еще. В другом эксперименте я таким же образом исследовал депрессив­ные переживания и радость. И снова влияние на рассказы по ТАТ оказа­лось таким, которое оставило базовую структуру личности незатронутой. Влияние актуальных переживаний на рассказы по ТАТ изучалось на материале случая Юлия Штрейхера и Альфреда Розенберга, на кото­рых во время Нюрнбергского процесса доктор Дж. М. Гилберт проводил ТАТ. Я хочу обратить внимание на следующий факт: несмотря на то, что оба испытуемых переживали полное крушение всех своих определяющих жизненных целей и стояли перед лицом неизбежной казни, они прояви­ли самые разнообразные личностные факторы.
НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ПО ПОВОДУ ОПРЕДЕЛЕННЫХ ГРУПП ДИАГНОЗОВ В ТАТ
Несмотря на мои слова о недоверии тому, что основная функция ТАТ заключается в его способности диагностировать заболевания, при­надлежащие к различным нозологическим группам, я могу предполо­жить, что ТАТ может применяться для подобного рода диагностики. Я опасаюсь приводить здесь в качестве примеров несколько историй, так как твердо убежден в необходимости батареи рассказов и не люблю при­водить единичные истории в качестве свидетельств существования той или иной тенденции. Мне не хватит места для того, чтобы изложить пол­ные версии протоколов рассказов; в связи с этим я выбираю из двух зол меньшее, предлагая вашему вниманию особые истории, и предостере­гаю читателя по этому поводу.
В подавляющем большинстве случаев мы можем заметить, что об-сессивно-компульсивные испытуемые уделяют внимание мелким деталям изображения, они же часто предлагают больше одного варианта рассказа на одну картинку. Мы часто замечаем, что рассказчик занимает отстра­ненную позицию и саркастически отзывается о главном герое, пребывая в состоянии эмоциональной изоляции. Истерики и гипоманики, в свою очередь, реагируют со значительной долей аффекта и живо идентифи­цируют себя со своим главным героем.
Я заметил среди открытых гомосексуалистов тенденцию к частому упоминанию темы сексуальных отношений и постоянному смещению идентификации не только с мужчин на женщин, но и среди представи­телей одного пола. Результатом этого является значительное затруднение обработки их рассказов.
Маньяки часто проявляют склонность к оральному инкорпориро­ванию; бросаются в глаза многочисленные упоминания еды и приобре­тения вещей (хотя это, конечно, ни в коем случае не представляет собой симптоматику). У депрессивных пациентов могут наблюдаться темы суи­цида, общее подавленное настроение и самоунижение наряду с осталь­ными показателями весьма сильного суперэго.
Ниже приводится рассказ маниакально-депрессивной девочки в период ремиссии, в котором оральные тенденции выражаются в трех
упоминаниях пищи в одной короткой истории. Эта картинка редко вы­зывает ассоциации с едой; чаще встречаются истории с нападением.
ПРОТОКОЛ к КАРТИНКЕ № 11
«Дело было в Техасе около пяти тысяч лет назад. Цивилизация вы­мерла. Все уничтожила атомная бомба, и теперь все на Земле начинается заново».
«Остатки цивилизации — это испанская арка в правом нижнем углу. Наверху несколько птичек ищут еду. Слева гора, из пещеры выползает какое-то животное с телом змеи и лапами, как у утки. Оно собирается сбить птичек, съесть их и в хорошем настроении пойти своей дорогой в поисках, чего бы еще съесть».
Я не думаю, что применение ТАТ для тестирования очевидно пси­хотических пациентов, а особенно шизофреников, может принести пользу, так как их бессознательные мотивы и так проявляются вполне очевидно. На начальных стадиях ТАТ может оказаться весьма эффектив­ным в обнаружении тенденций. Чаше всего расстройства мышления ста­новятся очевидны в манере построения предложений и отсутствии струк­туры в сюжете. Эксцентричность сюжета и страхов, общая беспомощ­ность героя, наводящая на мысли о слабости эго, также относятся к шизофреническому паттерну. Наряду с этим данный синдром приводит к тому, что герой зачастую не испытывает никаких переживаний, на­блюдается очевидное отсутствие эмоциональной сердечности. Ниже при­веден рассказ по картинке № 17, составленный шизофреником, прохо­дящим амбулаторное лечение: он был направлен психиатром для поста­новки диагноза.
ПРОТОКОЛ к КАРТИНКЕ № 17ВМ
«Мужчина взбирается по веревке. Его преследует толпа народа. Он что-то видит. Наверное, смотрит на море. Ждет, когда приплывет лодка. Он — один из тех, кто должен доставить груз на корабль. Он взбирается по стенке здания. Люди преследуют его, потому что он на стене. Он торопит­ся; он попал в забавное положение. Люди смеются над ним — на нем вообще нет никакой одежды. Ходит по улицам голый. Это какой-то исто­рический персонаж. Брут. В конце концов он перестанет искать лодку — он просто удирает от толпы. Они за ним гонятся. Он взял их деньги. Он хочет внезапно разбогатеть и вернуться. Он отрывается от них — он не выглядит озабоченным. Забирается на самую крышу здания. Он уходит по дороге. У него нет денег — вот он и уходит просто так, без денег».
ТАТ весьма эффективен при работе с детьми, так как детские рас­сказы всегда оказываются намного более откровенными, чем составлен­ные взрослыми. В этом отношении у них много общего с детскими сна­ми, особенно по причине свободного использования элементарного сим­волизма и присутствия в них очевидной направленности на исполнение желаний. Ниже приводится повествование смышленого мальчика шести лет и семи месяцев от роду; придуманная им история имеет явную Эди­пову окраску.
ПРОТОКОЛ к КАРТИНКЕ № 16ВМ
«В одном французском королевстве жил-был принц. У него был любимый слуга по имени Родриго. Однажды слуга сказал: «Ваше Величе­ство, я объехал всю землю и наконец встретил девушку, которая достой­на стать Вашей женой*. «Веди ее ко мне сейчас же», — сказал принц. Тот привел девушку. Она была просто уродиной. Она вся была покрыта черны­ми волосами и усыпана прыщами. Принц сказал: «Да как ты посмел при­вести мне такую уродливую женщину!» «Ваше Величество, когда я ее уви­дел, она была очень хорошенькая», — ответил бедный Родриго. «Что за наглая ложь! Я не верю ни единому твоему слову», — сказал принц. «Пусть он спустится по веревке с виселицы, или он будет повешен». (Такое нака­зание принц назначал всем злым, нехорошим и ленивым.) Оказалось, что Родриго был очень сильным. Он даже был самым сильным мужчиной в королевстве. А принцесса и в правду была очень хорошенькой. Они с Родриго сговорились, что она выйдет за него замуж, если тот привезет ее в свое королевство, свергнет короля и убежит с ней. Она подарила ему волшебные духи; каждый, кого он ими брызгал, падал замертво. Принц заставил Родриго спуститься по веревке, и Родриго прекрасно справился с его заданием, потому что он привык выполнять грубую работу. Как только он спустился вниз, он вытащил из кармана флакончик духов и запустил им в короля. Король тотчас же упал замертво. Родриго схватил принцессу, и они убежали в лес. Там они построили бревенчатую хижину посреди поляны, которую окружали такие густые заросли, что никто, кроме Род­риго, не мог сквозь них пробраться. Там он женился на принцессе, кото­рая к тому времени вновь приняла свой истинный облик, и они стали жить долго и счастливо».
Четко прослеживается Эдипова тема: король (отец); принцесса (мать), мать, которая неким магическим способом украдена у отца.
В рассказах, которые составляли по ТАТ психопаты, крайне редко можно встретить наказание за какой бы то ни было акт агрессии, совер­шенный героем по сюжету, что является свидетельством слабо интегри­рованного суперэго.
ПРИМЕНЕНИЕ ТАТ В РАЗЛИЧНЫХ ОБЛАСТЯХ
Использование ТАТ в психотерапии. Я думаю, что функциональ­ную психотерапию можно представить в виде процесса, включающего в себя четыре основных компонента: сообщение (от пациента терапевту), интерпретация, инсайт и проработка.
Психотерапевт может получать сообщения пациента через свобод­ные ассоциации, игры, проективные методы и так далее.
Интерпретация предполагает выделение психотерапевтом общих знаменателей, под которые он подводит поведенческие паттерны паци­ента. Если пациент сможет «увидеть» эти общие знаменатели самостоя­тельно, при том, что раньше он даже не подозревал об их существова­нии, то это будет называться инсайтом. Проработкой будет называться процесс дальнейших интеллектуальных и поведенческих попыток паци­ента обнаружить оставшиеся паттерны, подходящие под этот общий зна-
менатель, и привести свое поведение в соответствие с более рациональ­ным паттерном.
Ниже будут рассмотрены примеры случаев, когда пациент либо совсем не мог общаться, либо стиль его общения вообще не позволял психотерапевту обнаружить какие-либо общие знаменатели. Я считаю, что для подобных случаев ТАТ является идеальным терапевтическим сред­ством. ТАТ состоит из разнообразных картинок, что позволяет с его по­мощью выявить "реакции пациента на множество жизненных ситуаций, и тем самым его применение дает психотерапевту возможность обнару­жить общие знаменатели. Если при этом ТАТ проводится в виде беседы, в качестве свободно-ассоциативного материала, то пациенту можно пре­доставлять его интерпретации в нужном объеме в оптимальные моменты времени. В то же время, пациент при помощи этого стимула можег дос­тичь инсайта и начать проработку по упомянутой выше схеме.
Указания: во-первых, ТАТ можно использовать в качестве общего базиса для краткосрочной психотерапии. В тех случаях, когда необходимо продвигаться вперед так быстро, насколько это возможно, традиционная психотерапевтическая процедура получения информации о поведенчес­ких паттернах, конфликтах пациента может создать массу проблем тера­певту, так как она требует слишком много времени. При помощи ТАТ психотерапевт может составить представление о динамиках мыслительных процессов пациента и его поведения в довольно короткий срок, что по­зволит ему без промедления перейти к этапу ознакомления пациента с паттернами, определяющими его поведение, и более специфическим те­рапевтическим фазам курса. Необходимо особо подчеркнуть важность со­блюдения крайней осторожности при проведении данной методики. Пре­красной иллюстрацией к этому предостережению будет история ветерана войны, который обратился к психотерапевту в крайне обеспокоенном со­стоянии, так как тем утром в порыве ярости он убил своего кота и после этого опасался, что может покалечить своих жену и детей. После проведе­ния ТАТ он намного скорее, чем это было бы возможно при применении любого иного приема, смог осознать, что истинным объектом, на кото­рый была направлена его агрессия, была его мать. Эта интерпретация бы­стро избавила его от величайшего эмоционального напряжения, в то вре­мя как потребовался бы значительный объем тщательной работы для из­менения динамической структуры данного состояния.
Во-вторых, ТАТ может быть полезен в тех случаях или эпизодах случаев, когда пациент испытывает трудности со свободными ассоциа­циями или когда ассоциаций недостаточно. Вместо того чтобы тратить массу времени и усилий на то, чтобы дождаться, пока пациент сможет преодолеть этот барьер, или пытаться стимулировать его на дальнейшее ассоциирование, терапевт может провести ТАТ (весь или предъявить толь­ко некоторые картинки) для того, чтобы получить результаты, с кото­рыми пациент может проводить ассоциации или которые сами по себе могут быть такими же откровениями для пациента и для терапевта, как и сами ассоциации, для обнаружения которых потребовалось бы значи­тельно больше времени.
В-третьих, ТАТ может применяться в тех случаях, когда пациент с явным неприятием встречает интерпретации терапевта. Проведение ТАТ моделирует ситуацию, которая создает у пациента впечатление абсолют­ной объективности, так как это именно его просят рассказывать истории. Пациент почти наверняка окажется способным понять и принять интер­претацию своего рассказа по картинке ТАТ в том ракурсе, в котором этот рассказ имеет отношение непосредственно к нему. Он не может не согласиться с тем фактом, что это производное проекции его собствен­ных мыслей, к восприятию которого можно подойти с гораздо более объективной точки зрения. При этом он не в состоянии принять интер­претации своих же ассоциаций, паттерны которых могут оставаться для него тайной за семью печатями. Интерпретация его свободных ассоциа­ций строится исходя из его мыслей и поведения, о которых аналитик составлял представление на протяжении многих сеансов, ассоциаций, которые сам пациент не сможет ни с чем соотнести по множеству при­чин. Тем не менее, имея перед глазами свой рассказ по стимульному материалу ТАТ, он обычно принимает собственные результаты, что дает возможность ознакомить его с мыслями и лежащими в их основе пове­денческими процессами, которые были спроецированы в рассказ.
В-четвертых, к ТАТ можно обратиться в том случае, когда пациент испытывает потребность в защищенности и приводит только поверхнос­тные и нейтральные ассоциации. В таких случаях, в связи с тем что ТАТ считается объективной ситуацией, пациент не сразу осознает, что его рассказы являются плодом его же собственного мышления, а потому являются настолько же личностными, как и его ассоциации. Однако по окончании составления рассказов заставить его воспринимать собствен­ные истории в качестве проекций не составит особого труда. В большин­стве таких случаев ТАТ помогает разрушить защитный барьер пациента, и, если нужно, он сможет продолжать психотерапию на основе свобод­ных ассоциаций. Если же в ходе курса психотерапии вновь приходят в действие защитные механизмы, следует снова обратиться к ТАТ.
В-пятых, ТАТ можно проводить в тех случаях, когда пациент нахо­дится в состоянии депрессии и говорит либо мало, либо вообще молчит. В таких случаях ТАТ представляет собой один из немногих методов нала­дить с пациентом психотерапевтический контакт. Что касается депрес­сивных пациентов, проведение ТАТ во время беседы с введением натрия амитала (снотворного, успокоительного) часто приносит значительную пользу, особенно если пациент не мог реагировать на ТАТ и на натрия амитал отдельно. Сюда же можно отнести оральное введение полутора гранов нембутала за полчаса до начала сеанса.
Способы проведения ТАТ в психотерапии. ТАТ, применяемый в качестве психотерапевтического средства, может быть проведен разны­ми способами. Если пациент прошел батарею тестов, среди которых был и ТАТ до прихода к терапевту, то можно воспользоваться традиционной формой методики. Даже в при таких обстоятельствах одного сеанса с предъявлением десяти картинок будет вполне достаточно для достиже­ния большинства целей.
Проводимый уже после начала терапевтических сеансов и в слу­чаях, оговоренных ниже, ТАТ может принимать форму традиционной версии, но может предъявляться по-разному. Если заранее было реше­но провести ТАТ, то весь сеанс или его часть должны быть посвящены записи. Обычно в таких случаях достаточно предъявить всего десять кар­тинок. Это можно осуществить в кабинете психотерапевта, когда тести­рующий записывает рассказы традиционным способом, а можно дать пациенту эти картинки на дом, чтобы он сам написал истории. Как было отмечено ранее, обе эти процедуры имеют свои достоинства и недостатки.
Если ТАТ проводится исключительно с целью снять временный барьер, который, судя по всему, связан с некой конкретной ситуацией или паттерном, тестирующий может отобрать одну или несколько кар­тинок, которые кажутся наиболее подходящими, и предъявить их в нуж­ный момент. Терапевту не составит труда отыскать именно ту картинку или несколько картинок, позволяющих пациенту осуществить проекцию собственных мыслей, которые каким-то иным способом он выразить не мог.
Еще один способ применения ТАТ в такой ситуации: предложить пациенту посмотреть на потолок и спроецировать картинку туда. Некото­рые пациенты считают такую ситуацию настолько же объективной, что и сам ТАТ, и потому способны осуществить это без особого труда. В опре­деленных случаях такая ситуация может иметь массу преимуществ по сравнению с ТАТ по причине своей полной неструктурированности. Если разрушить барьер такими способами невозможно, картинки ТАТ могут быть предъявлены как обычно или же в сочетании с только что описан­ным методом. Это будет выглядеть приблизительно так: пациенту пока­зывают картинку, просят посмотреть на потолок, спроецировать туда эту картинку, описать картинку, которую он там видит, и составить по ней рассказ. Изменения, которые он делает в процессе проецирования кар­тинки на потолок, имеют большое значение для анализа и интерпрета­ции, к тому же они могут предоставить в ваше распоряжение дополни­тельную информацию.
Я обозначил только некоторые способы проведения ТАТ, многие терапевты смогут сами обнаружить другие подходы, применяя ТАТ на практике.
Интерпретация и применение в терапии. Анализ и интерпретацию результатов ТАТ большинство считает длительной и запутанной проце­дурой. Однако, применяя ТАТ в психотерапевтической практике, тера­певт может, всего лишь прочитав рассказы пациента, получить необхо­димый ему объем содержательной информации, которая понадобится ему для дальнейшего обсуждения этих рассказов с пациентом.
Проводя ТАТ непосредственно во время психотерапевтического сеанса, лучше всего повременить несколько минут после начала сеанса, Прежде чем предъявлять историю или истории пациенту. За это время терапевт сможет определить, нет ли у пациента каких-то особых, требу­ющих немедленного решения проблем по сравнению с материалом ТАТ.
Но если нет ничего более срочного, а особенно если пациента тяжело раскачать, или же он не в состоянии долго сосредоточиваться на пред­мете обсуждения, тогда наступает время перейти к ТАТ. И еще, важно успеть прекратить интерпретирование ТАТ за несколько минут до окон­чания сеанса, чтобы дать пациенту возможность вывести на обсуждение материал, имеющий меньшее отношение к рассматриваемым на сеансе проблемам,.или обратить внимание на актуальные проблемы, о которых он раньше не вспомнил.
Способов анализа и интерпретации результатов ТАТ перед паци­ентом так же много, как и способов проведения теста. Если ТАТ был проведен в полном или слегка сокращенном виде, то предпочтительно заготовить по две копии каждого рассказа, чтобы пациент мог читать свой рассказ, когда тот обсуждается во время психотерапевтического се­анса. Метод выбора в терапевтическом применении рассказов подразу­мевает, что пациент прочитывает рассказ, потом, если может, подробно его разбирает, затем обсуждает и выдает свободные ассоциации. После того как ассоциации исчерпываются, приходит очередь терапевта, кото­рый вновь обсуждает материал и дает новую интерпретацию. На каждом сеансе можно уделять время одному или нескольким рассказам. При этом ход терапии определяется в соответствии с обнаруженными в рассказах ТАТ паттернами.
Еще один способ: если было написано несколько дополнительных рассказов, то обращаться к ним стоит только тогда, когда один или не­сколько из них имеют отношение к проблеме, которая в данный конк­ретный момент беспокоит пациента. При этом пациенту также следует предоставить копию рассказа, прочитав который он с большой долей вероятности сможет самостоятельно обнаружить паттерны и дать интер­претацию рассказа и своих откровений, таким образом достигая опти­мального инсайта. Если у него это не получается, терапевт может пред­принять попытки помочь ему: он может просто перечитывать сюжет, вызывая у пациента свободные ассоциации. С анализом следует повреме­нить до определенного времени. Методика должна быть, разумеется, стан­дартной.
Терапевту следует рассматривать материал с той же точки зрения, что и сны, фантазии, и анализировать его соответственно. Иногда он может принять вид практически прямой ссылки на биографические дан­ные или продемонстрировать эмоциональное содержание поведенческих паттернов. В тех случаях, когда пациента просят спроецировать картинку на потолок, это сходство со сном, с мечтой еще более разительно, по­этому и интерпретировать результаты стоит именно с такой позиции.
Г. М. Прошанский
ПРОИЗВОДНЫЕ ТАТ CAT, ОРТ, SPST, РРР, ТЕСТ РИСУНОЧНОЙ ФРУСТРАЦИИ РОЗЕНЦВЕЙГА
Вариации на тему интерпретации картинок или работы воображе­ния в качестве реакции на стимул-картинку практически безграничны. Поэтому было решено включить в эту статью только те методики, в тре­бованиях к которым присутствует хоть что-нибудь из области составле­ния рассказов, причем испытуемый не должен что-либо «делать», на­пример, осуществлять некие манипуляции с материалами методики или совершать выбор или какую-либо иную форму оценки. Также сюда не включены методики, которые применимы для исследования весьма ог­раниченной специфической области, например, отношение к семье или восприятие личности. Таковы две в общих чертах установленные группы методик:
(1) В той или иной степени соответствующие оригиналу адаптиро­ванные версии методики ТАТ, в большинстве случаев разработанные для работы с некоторыми выборками, например, с детьми или опреде­ленными этническими или профессиональными группами.
(2) Более вольные модификации, разработанные в соответствии с требованиями теоретической направленности или согласно терапевти­ческим или иным потребностям такого рода. Некоторые методики, вхо­дящие в эту последнюю группу, далеко не досконально соответствуют характеристикам ТАТ.
ДЕТСКИЙ АППЕРЦЕПТИВНЫЙ ТЕСТ THE CHILDREN'S APPERCEPTION TEST (CAT)
В стандартный ТАТ включены картинки, специально разработан­ные для детей. На самом деле из двадцати карточек набора только две (под номерам 12 и 13) предназначаются непосредственно для изучения детей. В своем руководстве к тесту Меррей отвергает возможность тести­рования ребенка до 14 лет и ссылается на Сенфорда (Sanford) для под­тверждения точки зрения о том, что при проведении методик с детьми не обязательно строго придерживаться принципа, согласно которому ребенок может легко «идентифицироваться» с каждой картинкой, если на ней изображен человек соответствующего возраста и пола. С другой стороны, Меррей предупреждает о том, что дети как правило намного легче справляются с заданием после того, как несколько сеансов были отведены придумыванию и рассказыванию устных рассказов с привлече­нием глины и игрушек.
Представляя CAT, Беллак высказывает свое отношение ко второй проблеме; по его мнению, при любой возможности CAT должен прово­диться как игра, а не как тест. Далее от рассматривает вариант, когда ребенок знает, что это тест; в этом случае дети, воспитанные в рамках относительно строгой образовательной системы, сталкиваются с труд­ностями в том плане, что не могут отделаться от идеи, что существует «самый хороший» или «правильный» ответ на любой вопрос. К этой теме мы еще вернемся.
CAT отличается тем, что в стимульном материале фигуры живот­ных заменили изображения людей. Это ясно отражает несогласие Белла-ка со взглядом Сенфорда на идентификацию, которая уже-была приве­дена выше. Беллак высказывает сомнения и по поводу основной идеи CAT, которую провозгласил Эрнст Крис (Ernst Kris), а именно, «фак­та», что детям легче идентифицировать себя с животными, чем с людь­ми. В доказательство этого факта выступали такие аргументы, как попу­лярность игрушек в виде животных, животных-персонажей в детских фильмах и мультиках, а также роль животных в фольклоре. Подтвержда­ют ли детские ответы по ТАТ утверждение Криса, мы также предполага­ем рассмотреть далее.
Образы животных во всех вышеописанных ситуациях могут быть как полностью естественными, правдоподобными, так и абсолютно ан-тропоморфичными, если животные носят человеческую одежду, разго­варивают и вообще ведут себя как человечеЪкие существа. Что касается изображений на картинках, то в CAT и его приложении, CAT-S, пред­ставлены все степени реализма.
Тест предназначен для работы с детьми от 3 до 10 лет.
Стимульный материал CAT состоит из 10 картинок, эмпиричес­ким путем отобранных из первоначального набора из 18. Сами карточки несколько меньше по размеру по сравнению со стандартным ТАТ, на большинстве карточек картинки занимают практически все простран­ство. CAT содержит картинки следующего содержания:
(1) Три цыпленка с ложками в руках сидят за столом, на котором стоит большая миска с едой. На заднем плане виден расплывча­тый силуэт «большой курицы».
(2) Два медведя перетягивают канат, с одной стороны помогает маленький медвежонок (см. рис. 1.).
(3) Лев с трубкой в руке сидит, закинув ногу на ногу, к подлокот­нику его кресла прислонена трость. Неподалеку от него выгля­дывает из норки в стене мышь.
(4) Мама-кенгуру в причудливой шляпке с корзинкой для поку­пок и малютка-кенгуру с шариком в руке в ее сумке. Кенгуренок постарше едет на велосипеде рядом.
(5) Два медвежонка в детской кроватке в изножье большой дву­спальной кровати — возможно, занятой?
(6) Медвежонок (?) лежит у входа в берлогу; два больших медве­дя, очевидно, спящие, лежат в ее глубине.
(7) Ощетинившуюся обезьяну атакует прыгающий тигр.

Рис. 1. Картинка № 2 CAT
(8) Взрослая, возможно, женского пола обезьяна журит молодую обезьяну; еще две обезьянки-«леди» сплетничают за чаем, сидя на диване на заднем плане.
(9) Белый кролик сидит на постели в темной комнате, дверь от­крыта настежь.
(10) Щенок спаниеля лежит на коленях взрослой собаки. На зад­нем плане — туалет.
Животные в своем истинном виде изображены только на картинках № 6 и 7. На всех остальных картинках присутствуют явно выраженные чело-

Рис. 2. Картинка № 2 САТ-Н
веческие черты, а во многих случаях (особенно на картинках № 8 и 10) ситуации настолько конкретезированы, что практически оставляют мини­мум возможностей для появления вариантов интерпретации. Тот факт, что Беллак слишком много внимания уделяет определенным психоаналитчес-ким концепциям, со всей очевидностью проявляется в таких его высказыва­ниях, как, например, отзыв на картинку !0: «Часто рассказывают истории о том, как детей учат пользоваться туалетом, а также о мастурбации» (курсив Прошанского). И опять же, интерес к «первичной сцене» (родительским со­вокуплениям) упоминается в связи с картинками № 5, 6 и 9. Страхи кастра­ции, по мнению автора, провоцируются картинками № 2 и 7.
Среди других типичных тем названы: соперничество сиблингов (кар­тинки N° 1 и 4), идентификация с отношением к родителям/родителю (картинки № 1, 2, 3, 4, 8), «оральность» (картинки № 1, 4, 8).
Анализ ответов по CAT осуществляется по той же схеме, что и анализ ТАТ по системе Беллака (см. соответствующую статью).
CAT-S появился в 1952 г., годом позже после выхода CAT. Это было сделано для того, чтобы добавить ряд новых картинок, не обяза­тельно имеющих отношение к универсальным проблемам. Предполага­лось, что любая из них или все они будут использоваться в качестве дополнения к стандартному CAT с учетом обстоятельств и индивидуаль­ных особенностей тестируемого ребенка. К тому же предполагалось, что материал можно будет применять в качестве игровой методики. С учетом этого карточки отпечатаны в виде картинок*, расположенных группами по три-четыре рисунка на плотной бумаге, которую можно свободно крутить в руках как угодно.
Следующее описание картинок включает также некоторые указа­ния на специфические проблемы, на которые, как предполагается, эти сюжеты смогут пролить свет:
(1) Четыре маленьких грызуна (мышата?) на крутом склоне. Темы рассказов по большей части концентрируются вокруг подчинения нормам при несколько опасной физической деятельности и т.д.
(2) Три маленькие обезьянки в школе, одна из них стоит и читает вслух. Общие школьные проблемы,
(3) Два мышонка играют в «домик» с куклой-человеком (!) в ко­ляске. Фантазии идентификации со взрослыми.
(4) Мам а-медведица нянчит своего медвежонка в почти челове­ческой позе. Темы зависимости.
(5) Кенгуру на костылях, ее хвост и нога в гипсе. Отношение к физическим травмам или недостаткам с возможностью после­дующего отвержения обществом.
(6) Четыре лисенка бегут наперегонки; один из мальчиков-лисят бежит первым, другой — четвертым. Друзья, либо соперниче­ство или конкуренция сиблингов.
(7) Кошка, стоя на задних лапах, любуется собой в зеркало. Пред­ставления о теле, эксгибиционизм и подобные темы.
(8) Кролик-доктор осматривает со стетоскопом крольчонка. Отно­шение к больнице, болезням и т.д.
(9) Олененок сидит на табуретке в ванной, одевает ботинки и рас­сматривает взрослого оленя, принимающего душ. Вуайеризм, об­наженность, сексуальные интересы и так далее (предмет, под­разумевающий клизму, дети в нашей стране вряд ли узнают).
(10) Беременная, с большим животом кошка, стоящая на задних лапах. На ней фартучек и бусы на шее. Идеи о том, откуда берут­ся дети, отношение к ожидаемому появлению новорожденного и так-далее.
Имеются также ссылки на мастурбацию (картинки № 2, 9), на темы кастрации или фаллические темы (№ 5, 7). Некоторые детали данного варианта картинок (например, обезьянка, играющая со своим хвостом, на картинке № 2) были, очевидно, введены с явным намерением спрово­цировать рассказы подобного рода. В обзоре самых частых ответов, приве­денном в работе Фиара и Стоуна (Fear and Stoun), эти темы не отмечены.
Вид откровенно американизированной стилистики многих образов животных и бытовых ситуаций должен вызвать в вас недоумение в связи с тем, сколько написано о широкой применяемости CAT в качестве те­стовой методики в различных уголках мира с, разумеется, немодифици­рованными картинками. Однако существуют адаптированные версии CAT для Индии и Японии, приведенные Беллаком и Аделманом (Adelman) в сборнике Рабина и Хейворта (Rabin and Haworth) под названием «Ис­пользование проективных методик при работе с детьми» («Projective Techniques with Children»). Изменения, в общем, довольно незначитель­ны; наиболее очевидными из них являются замена обезьяны на кенгуру (велосипед и шарик при этом убрали) на индийской карточке и измене­ние типа мебели и растительности на некоторых японских картинках.
В печати активно обсуждался вопрос, причем зачастую с опорой на довольно сомнительные данные, о детском интересе к животным и иден­тификации с ними по сравнению с человеческими образами. Так, Мер-штейн (Murstein) приводит цитату Амена (Amen), одного из пионеров применения проективных методик при работе с детьми, где тот утверж­дает, что при составлении рассказа по картинке, на которой изображе­ны два ребенка и собака, 40% детей в возрасте 2 лет рассказывали только о собаке, тогда как только 20% говорили о детях. Для детей в возрасте 4 лет эти показатели составили 3 и 93% соответственно. Фактически про­центы, приведенные вторыми в каждом случае, относятся к совсем дру­гому виду деятельности, а общее количество испытуемых было настоль­ко ограничено, что снижение показателя с 40 до 3% соответствует сни­жению с 8 из 20 до 1 из 29. Ничего не говорится о положении в семье испытуемых детей, а также можно доказать, что очень маленькие дети, у которых нет братьев и сестер, вполне закономерно будут проявлять боль­ший интерес к собаке, чем к другим детям. К 4 годам ребенок получает больше возможностей для социализации: начинает общаться со сверст­никами и т.д.
Мерштейн также приводит обзор нескольких исследований, на­правленных на сравнение относительной эффективности картинок ТАТ с изображением соответственно людей и животных при работе с детьми,
в результате которого он обнаружил, что данные свидетельствовали в пользу картинок с изображением людей, причем со значительным пере­весом. Беллак и его сотрудники тремя годами позже, правда, без особого энтузиазма и с некоторыми оговорками, подтвердили это заключение. Плодом усилий некоторых исследований стали достойные сравне­ния «человеческие» картинки, которые Беллак по большему счету крити­ковал за отсутствие неопределенности. В результате было решено разрабо­тать «официальную человеческую» версию, получившую название САТ-Н. Описание картинок вместе с обзором возникших трудностей и предпри­нятых мер вкратце изложены ниже с комментариями автора статьи.
Картинка 1. Возникли трудности с тем, чтобы сделать нечеткую фигуру на заднем плане неоднозначной с точки зрения определения половой принадлежности. В общем, эффект получился более убедительным по сравнению с ориги­налом.
Картинка 2. Взрослые медведи были заменены на людей, одетых в шорты, с гладкими прическами восточного типа; очерта­ния обеих фигур сделаны явно женственными (см. рис. 2). Картинка 3. Льва, заменили на недвусмысленную фигуру отца — отца маленького мальчика, изображенного вместо мыши. Картинка 4. Мать (довольно неуклюже) держит ребенка на руках, По словам авторов, это, увы, не то же самое, что мате­ринская сумка.
Картинки 5 и 9. Не представляют собой особой трудности. Однако (по мнению автора статьи) возможность ответа, что кро­лик в карточке № 9 вмешивается в чьи-то дела, исклю­чается.
Картинка 6. Вместо пещеры был изображен тент. Картинка 7. Вместо тигра изобразили огромную великаншу, похо­жую на людоеда, а также добавили кастрюлю, из кото­рой поднимается пар, которая должна навевать мысли о каннибализме. Общий эффект (по крайней мере, с точки зрения автора статьи) может быть довольно пу-гаюшим. Идентификация с людоедкой кажется невоз­можной — при том, что в стандартном CAT неболь­шое, но достаточное количество детей идентифициро­вали себя с тигром,
Картинка 8. Упрекающая фигура теперь стала несомненно женской. Одна из фигур на диване в «кошачьем костюме» сильно напоминает тех, кто перетягивал канат на картинке 2. Картинка 10. Фигура взрослого создает отчетливое впечатление мужской. Ребенок кажется довольно взрослым, чтобы его переодевали.
Беллак и Харвич (Hurvich) совершенно уверены в том, что неод­нозначность представляет собой явное преимущество. Однако Мерштейн ставит это утверждение под вопрос. «Вполне возможно, — пишет он, — уменьшить способность картинки вызывать проекции, сделав ее неопре-
деленной и не оставляя испытуемому возможности идентифицироваться с каким-либо образом». Что из изображенного на картинке или ином виде стимульного материала облегчает или предотвращает идентификацию — этот вопрос требует ясного ответа. Далее в этой статье будет рассматри­ваться вопрос о преодолении или по меньшей мере частичном устране­нии культурного диссонанса. Изменяющиеся нравы приводят к тому, что картинки ТАТ начинают слишком быстро производить впечатление ста­ромодных; и гТри том, что критика картинок за то, что они уже устарели, часто оказывается защитным механизмом, не во всех случаях в отсутствие комментариев такого рода можно оставаться уверенным, что чего-то в этом роде не происходит наряду с закономерным отсутствием идентифи­кации. Именно это часто и происходит с детьми. Техники, направленные на изучение отношения детей к семье (о чем речь ведется в отдельной статье), часто содержат в себе альтернативные варианты для разных полов. С появлением тенденции обоих полов (в любом возрасте) одеваться оди­наково это может стать не столь обязательным, если только нет необходи­мости целенаправленного изучения отношения к родителям или сиблин-гам конкретного пола. Однако автор этой статьи, страдая недостатком опы­та, осмелится предположить, что то, какой пол ребенок припишет той или иной фигуре на картинке из стимульного материала САТ-Н, будет по большей части зависеть от чисто перцептивных факторов, а не от какого-либо иного вида идентификации с людьми, составляющими его непос­редственное окружение.
Похожие проблемы, имеющие отношение к CAT, обсуждала Мо-риарти (Moriarty) в рамках симпозиума по'CAT в 1967 г. Докладывая о результатах исследования, проведенного на выборке из 32 «смышленых» детей, чей средний возраст был равен 4 годам и 9 месяцам, она отметила некоторые аспекты их ответов, которые вызывали определенные сомне­ния в обоснованности применения ТАТ при изучении детского вообра­жения, установок, личности и прочего. Вкратце это может выглядеть сле­дующим образом:
1. Имеет место масса недоразумений с приписыванием пола, что во многих случаях может объяснятся элементарной незрелостью в ис­пользовании языка.
2. Дети часто опускали детали, а затем говорили о пропущенном спонтанно или отвечая на вопросы исследователя.
3. Около одной трети группы четко придерживались того, что Мо-риати называет «конкретным» уровнем — то есть создавалось впечатле­ние, что они не хотели (а не были неспособны) выйти за пределы про­стого перечисления того, что они видят на картинке. Относится ли это к нежеланию дать предполагаемый «неверный» ответ, сказать трудно. Фра­за «я этого не знаю», с которой столкнулся автор этой статьи, свиде­тельствует о наличии точно такой же установки.
4. И наоборот; некоторые дети имели тенденцию вводить в изобра­жение собственные детали и явно получали удовольствие от того, что получили возможность предаться фантазиям, зачастую совершенно не­реалистичным.
Последний пункт лишний раз указывает на игровую функцию CAT, которую эта методика выполняла в случае с этими детьми; различные авторы рассматривали вопрос необходимости предъявлять тест как игро­вую ситуацию. Далее возникает вопрос о том, не будет ли эта функция приносить больше пользы в сочетании с совершенно иным подходом. Мориарти говорит о том, что если ребенок не отказался наотрез выпол­нять задание, то он обязательно проявит какие-либо оттенки опасения или волнения. Игровая техника, которую дети воспринимают как игру и ситуацию, лишенную какой бы то ни было необходимости формального общения, вероятно, сможет помочь решить трудности такого рода.
Амен (Amen) уделял внимание тем же проблемам, что и Мориар­ти, в некоторых своих высказываниях. Он, в частности, рассматривал явление, которое назвал «статическим» использованием деталей в детс­ких ответах по картинкам методики. В этой связи стоит также вспомнить о заданиях под названием «Ответы по картинкам» из различных изданий тестов на интеллект Стенфорда и Бине. В издании 1936 г. этот субтест предназначен для детей, чей хронологический возраст равен 3 годам 6 месяцам, когда перечисление или отрывочные описания уже возможны, и для подростков двенадцати лет, от которых требовалось нахождение специфических решений проблемных ситуаций на картинках. В совре­менной редакции это последнее задание отсутствует, зато более простые картинки представлены на двух уровнях, таким образом приближая об­работку к оригинальной версии. Как обозначено в руководстве к этому тесту, для успешного прохождения второго уровня испытуемый должен свести элементы изображения к целому, описывая или интерпретируя их. Однако очевиден тот факт, что даже на таком уровне (который соот­ветствует хронологическому возрасту 6 лет) интерпретация по типу ТАТ появляется спонтанно, невзирая на полученную инструкцию: «Посмот­рите на эту картинку и составьте рассказ о том, что на ней изображено». Иначе говоря, составление рассказов по картинкам не является есте­ственным занятием дошкольников или даже детей чуть старше.
МОДИФИКАЦИИ ДЛЯ РАБОТЫ С ДЕТЬМИ СТАРШЕГО ВОЗРАСТА
V
Беллак, описывая CAT, говорит о том, что он предназначен для детей от 3 до 10 лет; ТАТ он считает пригодным для подростков и взрос­лых. В качестве промежуточного этапа он предлагает Тест картинок и рассказов Саймондза (Symonds Pictury-Story Test, SPST), который, по его мнению, идеально подходит для работы с подростками. Он ни сло­вом не упоминает Мичиганский картиночный тест (Michigan Picture Test, MPT), впервые описанный в 1951 г., а в качестве действующей методи­ки существующий с 1953 г. МРТ предназначен для работы с детьми от 8 до 14 лет и по принципу ТАТ состоит из восьми карточек, применимых для обоих полов, а также четырех карточек для мальчиков (М) и четырех для девочек (Д). Не существует видимого сходства между карточками для девочек и для мальчиков с одинаковыми номерами; одна из карточек,
предназначенных для девочек, совпадает с карточкой № 7GF ТАТ. Из 8 неспецифичных карточек 4, в том числе и белый лист, считаются «базо­выми» и рекомендуются для применения при проведении отборов и т.д. Их содержание и расположение в наборе таковы:
(1) Семья из четырех человек за обеденным столом. «Мама» кор­мит малыша, старший сын наблюдает за ними.
(6) Смешанная группа из шести детей играет в настольную игру.
(9) Никаких человеческих фигур: вспышка молнии на темном фоне.
(12) Белый лист.
Совершенно очевидно, на что направлены эти картинки. Каган (Kagan) утверждает, что преобладает позитивный эффект с возможнос­тью выразить мотивацию на достижение цели. Генри (Henry) же отмеча­ет «полуобъективность» этой методики, возможно потому, что МРТ не нашел универсального применения: только для определения уровня адап­тации, на что этот тест и был изначально направлен, да и то это зависит скорее от оценки исследователя, чем непосредственно от показателей по трем переменным, которые можно вывести из ответов. Три переменные («Индекс напряжения», «Времена глаголов» и «Направление усилий»), судя по всему, используют только некоторую часть данных, на основе которых, в соответствии с концепцией ТАТ, должны делаться выводы. Иными словами, как и всем остальным «усовершенствованным» проек­тивным методикам, МРТ не удалось усидеть на двух стульях.
Возвращаясь к Тесту картинок и рассказов Саймондса (SPST), сто­ит сказать о том, что, в отличие от МРТ, разработанного для клиничес­ких нужд, SPST — это побочный продукт исследовательского проекта по изучению воображения подростков; почти таким же образом ТАТ воз­ник не без помощи исследования пятидесяти человек в возрасте студен­тов колледжа в Гарварде. Тест привлек к себе пристальное внимание, как только был опубликован, он часто встречается, хоть и в нескольких сло­вах, в обсуждениях проективных методик изучения личности. Факт оста­ется фактом, упоминается ошеломляюще малое количество работ с его применением. Стимульный материал состоит из двадцати картинок, раз­деленных на два набора — А и Б. Тот факт, что все картинки весьма узнаваемы, точно созданы одним и тем же художником, стимулирует составление рассказов с продолжением или производит устойчивые эф­фекты того же рода. Картинки были созданы в 1940 г., поэтому стиль одежды и т.д. уже очень устарели — намного ощутимей, чем какая-либо картинка из ТАТ. Провоцируемые темы имеют по большей части нега­тивную окраску. Однако некоторые авторы утверждают, что ситуации, наводящие на мысли о конкуренции сиблингов и другие, особенно важ­ные при исследовании подростков, которых нет в ТАТ, здесь присут­ствуют. Саймондз утверждает, что подростки с легкостью идентифици­руют себя с образом любого пола (и любого возраста), поэтому картин­ки не стали делить на наборы для девочек и мальчиков конкретно.
Каган высказывает предположение о том, что выборка картинок из МРТ, SPST и оригинальной версии ТАТ будет намного более эффек­тивным инструментом для работы с детьми и подростками, чем полные
наборы по отдельности. Среди картинок ТАТ наиболее эффективными для работы с детьми 7—11 лет он называет Карточки 1, 3BM.7GF, 8ВМ, 12М, 13В, 14 и 17ВМ (интересно отметить, что две из специально пред­назначенных Мерреем для детей картинок соответственно. 12GF и 13G среди них не упоминаются. Не окажутся ли эти картинки чрезмерно заг­руженными со стилистической точки зрения, а посему трудными для восприятия, — этот вопрос остается открытым. Возможность появления «культурного шока», если концепция Роршаха применима к данной си­туации, не должна быть упущена из внимания.
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ И ИНЫЕ МОДИФИКАЦИИ
Существуют различные методики семейства ТАТ, предназначен­ные для работы с людьми с различными типами физических недостат­ков. Этот материал труднодоступен, он даже практически не появляется в журналах. Та же ситуация сложилась и по отношению к другим «целе­направленным» тестам, как выразился Кронбах, которые использова­лись применительно к представителям различных профессий. Две такие опубликованные методики можно обсудить более детально.
Первая из них — методика Генри и Гуетцкого (Henry and Guetzkow) под названием «Тест групповой проекции» (Test of Group Projection). Она состоит из пяти картинок, представленных в статье Генри, посвя­щенной методикам ТАТ. Ниже следует их краткое описание:
I. Группа людей вокруг стола совещаний.
II. Человек в дверном проеме.
III. Два человека, расположенные почти так же, как персонажи картинки № 7ВМ ТАТ, но разница в возрасте не так очевидна.
IV. Молодой мужчина и женщина старше него; по содержанию силь­но напоминает картинку № 6ВМ ТАТ.
V. Неформальная группа, общее расположение персонажей прак­тически такое же, как на СЗ ORT (см. далее).
Тест направлен на изучение динамик малых групп; от членов груп­пы требуется написать серию коротких рассказов, совещаясь друг с дру­гом. Возникнув как составная часть проекта по изучению групповой продуктивности, который спонсировало Американское научное ведом­ство военно-морских сил, он был разработан в некоторой степени для того, чтобы сделать очевидной необходимость организации наблюде­ния за групповыми процессами; исследователи были уверены, что их детище сможет само по себе стать основой для интерпретации. Тест в общем был встречен неблагосклонно, и мы обсуждаем его здесь отчас­ти только потому, что это послужит для читателя стимулом проверить жизнеспособность лежащей в его основе идеи. Сами картинки имеют в большинстве своем «мужское» содержание, и основное достоинство их в том, что наряду с остальными присутствуют ситуации деловой встре­чи (картинка I) и неструктурированного межличностного взаимодей­ствия (картинка V), которые редко можно встретить на картинках тема­тического материала.
Многое из сказанного относится также к картинкам, используе­мым Мак-Клелландом (McClelland) и его соавторами в рамках изучения потребности в достижении цели (NAch). Само исследование получило широкую огласку, оно даже стало настолько популярным, что авторство концепции «потребности в достижении» чаше приписывают Мак-Клел-ланду, чем Меррею.
Главный вклад Мак-Клелланда в проективную психологию заклю­чается в характере системы анализа тематического материала. Сама сис­тема, или метод, обладает рядом индивидуальных особенностей, что позволяет рассматривать ее как самостоятельную методику.
Стимульный материал, который использовал Мак-Клелланд, со­стоял из четырех слайдов, отобранных по принципу ассоциаций с тема­ми, имеющими отношение к достижениям. Две картинки были заим­ствованы из стандартного ТАТ — 7ВМ и 8ВМ; на остальных были изоб­ражены по очереди: молодой человек, склонившийся над книгой, и двое мужчин, работающих с аппаратом. Тест предъявлялся группе испытуе­мых, на каждую картинку отводилось около 5 минут. Скорость предъяв­ления картинок была рассчитана на то, чтобы испытуемые успели запи­сать ответы на каждый из четырех вопросов, отпечатанных на каждой странице розданного им буклета:
1. Что происходит на этой картинке? Кто эти люди?
2. Что привело к этому? Или что происходило раньше?
3. Что думают эти люди, к чему они стремятся? О ком из персона­жей вы говорите?
4. Что произойдет? Какие шаги будут предприняты?
Рассказы испытуемых оцениваются с точки зрения присутствия или отсутствия «образов достижения». Перефразировав Мерштейна, отметим, что ключевым моментом убеждений Мак-Клелланда является мнение о том, что встречаемость «образов достижения» в рассказах по ТАТ являет­ся надежным свидетельством того, что испытуемый мотивирован на до­стижение цели. Сила этой мотивации оценивается при помощи системы обработки результатов, которую вкратце можно пересказать следующим образом: для того, чтобы быть отнесенным к содержащим «образы дос­тижения» (AI), рассказ должен содержать ссылку на поставленную цель, определяемую по критерию долговременной деятельности по достиже­нию цели, уникальности достижения или же установленному эталону наи­высшего достижения. Ссылка на достижение, не отвечающая названным критериям, классифицируется как TI (Т — это «задача»; имеется в виду, что простое выполнение определенной задачи не является показателем наличия мотивации на достижение). «Несвязанные образы» (UI) — это отсутствие упоминания о цели. AI, TI и UI оцениваются как +1, 0 и —1 соответственно. Рассказы, классифицированные как AI, затем анализиру­ются еще по нескольким дополнительным критериям, количество кото­рых может доходить до 10. Критерии могу быть следующими: Потребность в достижении цели (N).
Успех (Ga+) или неудача (Ga~), предвосхищение судьбы постав­ленной цели. Обратите внимание на то, что за предвосхищение
неудачи (GA—) начисляется +1 балл, так как это указывает на озабоченность достижением цели.
Инструментальная активность (I) — то, что делается в связи с до­стижением цели.
Препятствия или преграды (ВР — личностные и BW' — средовые). Прессы воспитания (Nup).
Аффективные состояния (G+, G-). Как и в случае Ga—, негативные аффекты, сопровождающие деятельность по достижению цели, рас­цениваются не меньше чем в качестве позитивного аффекта. Тема достижения (AchThj. Начисляется, если AI является основной темой рассказа.
Каждый из этих пунктов может добавить по баллу к исходному +1, соответствующему AI, что составляет шкалу значений от +11 до —1. Эта шкала нашла широкое применение в разного рода практической дея­тельности и при проведении исследований. Мерштейн предпринял ис­следование положительных и отрицательных результатов, которые рас­пределились довольно равномерно. Этот метод также применялся для исследования других форм мотивации, например, потребности в при­вязанности, но проект привлек к себе меньше внимания, вероятно по­тому, что его практическая ценность оказалась не столь масштабной. Даже на примере изысканий в области достижений становится очевид­но, что слишком много обобщений было сделано на основе данных по весьма и весьма ограниченной выборке (четыре рассказа по ТАТ) по­ведения человека. В частности, было заявлено, что женские реакции в ситуациях, ставящих под угрозу достижение цели, отличаются от муж­ских.
Система обработки результатов Мак-Клелланда встретила одобре­ние, так как она отличается высокой степенью объективности, а следо­вательно, и надежностью подсчета баллов. Однако способ, при помощи которого складывается конечный результат, то есть суммирование эле­ментов свободно написанного текста, заслуживает критики, так как за­писанная в течение какого-то времени история по определению будет содержать большое количество элементов такого рода. Работы Линдзея и Сильвермана (Lindzey and Silverman) указали на значительную степень корреляции показателей по NAch как со скоростью речи, так и с резуль­татами тестов на интеллект. Более того, нельзя исключать вероятность того, что построение вопросов само по себе может навести испытуемого на установку на достижение. Так, напомнив испытуемому о том, что он должен рассказать о том, «какие шаги будут предприняты», вы можете заставить его развить бурную деятельность, тогда как для этого человека было бы намного естественнее оставить свою историю незавершенной, с нерешенной проблемой. Именно эти причины, равно как и некоторые другие, обусловили нелюбовь проективистов-сторонников холизма ко всему, что касается «счета». И в самом деле, точно такие же рассуждения лежат в основе представления некоторых переменных методики Роршаха в процентах.
ТЕХНИКА ОБЪЕКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ
OBJECT RELATION TECHNIQUE (ORT)
Для того чтобы составить у вас представление об «отдаленных» производных ТАТ, мы отобрали четыре теста. Это (в хронологическом порядке) Тест Рисуночной фрустрации Розенцвейга (1944), Картинки про Блэки (1950), Техника объектных отношений (1955) и Проективные картинки Пикфорда (1963). Рассмотрению вариаций на тему двух из них мы также уделим некоторое внимание.
Мы начинаем с рассмотрения Техники объектных отношений по той причине, что по характеру заданий и способу проведения в общем она практически не отличается от стандартного ТАТ. Различия, конечно же, существуют, их два, и они весьма существенны: 1) стиль и содержание отдельных картинок характерны для всего спектра серии; 2) методика была разработана в качестве дополнения к терапии, проводившейся в рамках конкретной пснходинамической теории. Филлипсон (Phillipson) опериру­ет двумя названиями — «Тест объектных отношений» и «Техника объект­ных отношений», причем первое обозначает, что картинки представляют собой тест, а второе — их применение в терапии.
Теория объектных отношений, на которой основан этот подход, возникла преимущественно на базе учения Кляйн (Klein) и Фейрбейрна (Fairbairn). Нижеизложенное представляет собой сжатый пересказ описа­ния Филлипсона основных позиций теории в связи с ORT.
То, как человек строит свои отношения с другими людьми, пол­ностью зависит от того, как он учился строить такие отношения, изна­чально это были отношения с объектами, окружавшими его в самом раннем возрасте, то есть с теми людьми, от которых зависело, сможет ли он удовлетворить свои первичные биологические потребности. Сохра­нение и развитие этих ранних отношений имеет такое огромное значе­ние для человека, что в основном именно они оказывают непосредствен­ное влияние на выбор способа взаимодействия человека с окружающим миром… На этой основе мы можем предположить, что уникальные спо­собы восприятия конкретного субъекта, эксплуатации интеллектуаль­ных ресурсов, достижения интересов, выполнения заданий уходят кор­нями в устоявшиеся паттерны построения отношений с людьми.
В этой связи переживания человека и его поведение могут быть представлены как результат его попыток примирить две совпадающие и взаимодействующие системы объектных отношений: 1) подавленные бес­сознательные способы построения отношений, которые сам человек представляет как средства адаптации в период превышающей его воз­можности фрустрации, пережитой им в раннем возрасте, и 2) более сознательное накопление опыта отношений, подтвержденного и под­крепленного в процессе «проверки реальности», по итогам которой этот опыт преобразуется в устойчивые паттерны взаимодействия.
Б соответствии с балансом сил и ресурсов как в самом человеке, так и внутри ситуации, в которой он находится, бессознательные объек­тные отношения могут ввести свои паттерны за счет более сознательно
усвоенных способов построения отношений с людьми, упомянутых под цифрой 2 выше. Результатом этого будет ухудшение качества отношений. В соответствии с таким изменением восприятие может стать неточным, неполным или необычным, доказательства чему можно найти в ответах по ORT, которая в данном случае рассматривается в качестве примера характерного для человека способа восприятия мира вокруг себя.
Далее Филлипсон переходит к исследованию факторов, которые определяют, до какой степени бессознательные силы смогут таким обра­зом получить перевес, а также способы, при помощи которых стимуль-ный материал ORT был разработан с расчетом на то, что он сможет пролить свет на эти процессы. Эту часть его повествования, и так лако­ничного, трудно изложить еще более конспективно, но мы надеемся, что основные его пункты, по крайней мере те, что имеют отношение к средовым факторам, станут очевидны при ознакомлении с нижеизло­женным описанием стимульного материала ORT.
Стимульный материал включает в себя тринадцать карточек, среди которых белый лист, как и в ТАТ, и три «серии» по четыре карточки каждая, систематично варьируемые и образующие таким образом двух­путную (3 х 4) классификацию. Три серии — А, В и С — различаются по стилю выполнения. Филлипсон особо подчеркивает, что значимость раз­личий заключается в «климате реальности» каждой картинки, благодаря которой «эмоциональный климат», как он это называет, связывается с различиями в качестве стимула. Восприимчивость к этим различиям он воспринимает как аналог реакций на детерминанты Роршаха. После него эта идея была использована Уилкинсоном (Wilkinson) при создании дет­ского варианта Техники объектных отношений (CORT) (см. далее).
Хотя основным отличием трех серий является стиль изображения, оно в терминах особенностей заключается именно в «содержании реаль­ности», разница в котором оказывает наибольшее воздействие. Картинки серии А минимально структурированы: такие объекты изображены нео­пределенно, к характеристике общего эффекта картинок лучше всего подходит слово «туманный» (см. рис. 3). Это легкое бледное затенение введено в качестве аналога структурной детерминанты Роршаха и с це­лью вывести наружу первичные потребности из области объектных отно­шений.
Картинки серии В отличаются резкой контрастностью черного с белым и черного с серым, с четко вырисованными силуэтами, но чело­веческие фигуры полностью лишены деталей. Самым близким аналогом Роршаха является детерминанта К; преобладающий эмоциональный «кли­мат» задуман как угрожающий и тревожный.
На картинках серии С появляется цвет, хотя и в довольно произ­вольном исполнении: в большинстве случаев создается впечатление, что цвет скорее добавлен в картинку, нежели является неотъемлемым каче­ством изображенных предметов. При всем этом цветные элементы могут Јыть в буквальном смысле расценены как «бросающие вызов», как и цвет в Роршахе. Изображенные объекты легко узнаваемы (исключение составляет только группа людей с картинки CG, описанной ниже), даже

Рис. 3. Картинка A3 (слева), картинка BG (справа)
при том, что контуры, состоящие из множества наезжающих друг на друга штрихов, не так уж и отчетливы, если говорить точно.
Четыре карточки каждой серии содержат изображения, соответ­ственно, одного человека, двух человек, трех человек и групповой ситу­ации. Филлипсон описывает их как матрицы, на основе которых в про­шлом происходил весь процесс усвоения человеком способов построе­ния отношений и которые обусловливают все базовые ситуации для всех интеракций O-R в настоящем.
Далее приведем краткое описание картинок в систематическом порядке. Стандартная последовательность предъявления указана далее по тексту. Использованные символы объясняют сами себя (например, «G» обозначает «групповую» ситуацию).
А!. Одинокая вертикальная фигура, в которой чаше всего видят муж­чину; имеется другой темный силуэт, который располагается в нижнем левом углу, и намек на арку на заднем плане (автор ста­тьи не считает его очевидным!), любой из которых, как утверж­дает автор методики, представляет возможность установления отношений с другим объектом — в норме это будет человек. А2. Две фигуры, расположенные близко друг к другу, одна из них (или обе) определяется как женщина. Ярко освещенная перс­пектива, ассоциируемая с водой.
A3. Значительно ярче, чем А1 и А2; справа две фигуры, стояшж рядом, а третья изображена слева от них и, вероятно, несколько ближе к наблюдателю, явно отделенная от двух других (см. рис. 3). AG. Самая «затененная» из картинок серии А; имеются около шес­ти размытых силуэтов, напоминающих человеческие фигуры; из
Под «перцепцией» подразумевается, что конкретно видит человек (в том числе и случаи опускания деталей, нетипичной детализации и так далее), тогда как с «апперцепцией» связаны смыслы, приписываемые воспринимаемому, причем и в этом случае особое значение придается нетипичным проявлениям и скрытому значению таких отклонений от обычно приписываемых смыслов для самого испытуемого.
Под «содержанием объектных отношений» подразумеваются люди, упомянутые в рассказе, их характеристики и типы взаимодействия, в которое они вовлечены. Здесь нашли применение категории из системы Меррея, Уайэтта и остальных, ,но особое значение придается бессозна­тельной «объект-отношенческой» теме во взаимодействии, то есть, в соответствии с психоаналитической теорией, уровню развития личнос­ти, на котором предположительно возникли определенные отношения. Характер любых видов тревожности, имеющих отношение к этим вооб­ражаемым отношениям, а также средства, которыми пользуется человек для того, чтобы с ними справиться, также имеют большое значение.
При анализе «структуры рассказа» применяются фактически те же категории, которые были предложены другими авторами. Немаловажной характеристикой является наличие или отсутствие конфликта; наряду с этим следует обратить внимание на то, присутствовали ли в рассказе попытки разрешить конфликтную ситуацию. Ближе всего этот подход напоминает, вероятно, систему Беллака. Также имеет смысл задаться следующим вопросом: присутствует ли здесь, эмоциональное содержа­ние, соответствуют ли чувства и эмоции линии рассказа, избранного испытуемым? Здесь прослеживается аналогия с предложенной Уайеттом переменной «тон рассказа».
Необходимо сказать о том, что совсем недавно Филлипсон ввел некоторые изменения, преимущественно в области терминологии. В час­тности, вместо термина «эмоциональное содержание» теперь использу­ется термин «содержание реальности».
По инициативе автора обсуждение вопросов, связанных с техни­ками ведения опроса и выявления пределов, не упоминается в этой ста­тье. Опрос и выявление пределов представляются незаменимой составля­ющей ORT, но по сравнению с методикой Роршаха на их проведение требуется гораздо меньше времени. Обе процедуры направлены на полу­чение максимального количества информации о человеке или о индиви­дуальных особенностях его ответов по тесту; охваченными оказываются те пункты, которые уже фигурировали в качестве цели в вышеописан­ном примере анализа. Выявление пределов также направлено на то, что­бы определить, насколько далеко и в каком направлении испытуемый варьирует свое восприятие, объект-отношенческие установки и структу­ру рассказа. Так как предполагается, что в этом случае можно вновь де­монстрировать белый лист, то это его предъявление само по себе может быть воспринято в качестве ограничивающей процедуры.
Что касается применения ORT в отборе на производстве, то, к сожалению, данные на эту тему еще нигде не опубликованы. У меня есть все основания полагать, что стимульный материал ORT не сможет стать
достаточно валидным инструментом при проведении отбора: сходный эксперимент уже был осуществлен с применением ТАТ при отборе MG, в результате которого стало ясно, что неопределенные изображения вы­зывают недоумение, а следовательно, и толкования на «условном» уров­не. Однако Филлипсон утверждает, что ценность ORT состоит не только в том, что эта методика позволяет совершенно точно определить объек­тные отношения испытуемого, но и в том, что она повышает чувстви­тельность психолога до такой степени, что он получает понимание, по­зволяющее ему оценить и другие аспекты поведения человека в тестовой ситуации. Однако весьма спорным вопросом остается следующее: будет ли человек, пытающийся пройти отбор, отвечать по ORT так же, как и пациент, пришедший за помощью к терапевту. Короче говоря, несмотря на благосклонные отзывы критиков, которые, хотя и скептически отно­сятся к лежащей в основе методики теории, высоко оценили техничес­кие аспекты ORT, существуют некоторые сомнения касаемо того, может ли эта методика применяться сама по себе, без ссылки на теорию объек­тных отношений.
ТЕХНИКА ОБЪЕКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ, ДЕТСКИЙ ВАРИАНТ (CORT)
Несколько страниц назад мы уже упоминали этот вариант ORT, разработанный Уилкинсоном. В связи с тем, что CORT все еще находит­ся в стадии разработки, мы не считаем целесообразным приводить здесь ее подробное описание. Однако эта методика содержит несколько любо­пытных моментов, которые заслуживают внимания. Крайне полезные нововведения и отличия от исходной методики заключаются в следую­щем:
1. Стилистические особенности оригинальных серий А, В и С представлены в несколько смягченном виде: картинки серии А лучше прорисованы, цвета на картинках серии С более опреде­ленные. Уилкинсон утверждает, что его картинки более реалис­тичны и конкретны (по сравнению с картинками ORT), что лучше соответствует более конкретному и предметному харак­теру переживаний и мышления ребенка.
2. К прежней схеме добавлена новая серия «Без людей». Это ново­введение с учетом отказа от белого листа увеличило количество картинок до пятнадцати. Определенные картинки обозначены как карточка «Мама», карточка «хорошая семья», карточка «пло­хая семья» и так далее.
3. В качестве прелюдии или альтернативы интерпретации в соответ-
ствии с основными критериями ORT протоколы проходят об­работку по категориям, сильно напоминающим категории Роршаха. Оцениваемая единица — это «перцепт-идея» (p~i). Эта часть обработки результатов претерпела определенные измене­ния со времен самого раннего и самого последнего вариантов методики, но создается впечатление, что рассказ по картинке
может содержать более одной перцепт-идеи, при том, что, как правило, из каждого ответа выделяется только одна перцепт-идея, за тем исключением, что уделяется больше внимания де­талям содержания и т.д. Категории из Роршаха, по которым про­изводится оценка, таковы:
М — «спонтанное» движение, подразделяемое на «активное» и «пас­сивное»;
К — «защитные» действия;
m, F, С, С' — с теми значениями, которые им приписываются в
Роршахе.
Содержание обрабатывается тем же способом, что и в,Роршахе, основное отличие состоит только в том, что человеческие образы разде­ляют по полу и возрасту.
И наконец, для нашего удобства, периепт-идеи классифицируют­ся по критериям субъективности/объективности, разделение, основан­ное на концепции «аутоцентричных» и «аллоцентричных» способов вос­приятия Шахтеля (Scachtel). Шахтель утверждает, что модальности вос­приятия различаются в том, преобладает ли акцент в переживаниях на происходящем внутри человека (аутоиентрическое восприятие) или же на том, что происходит «снаружи» (аллоцентричное); эта антитеза мо­жет найти применение при анализе как Роршаха, так и ТАТ (или ORT). Выделение Уилкинсоном двух типов ответов предполагает, что в боль­шинстве случаев именно ответы объективного (аллоцентричного) типа скорее всего являются более благоприятным показателем (сам автор это определение не употребляет).
Отчеты о применении CORT на данный момент весьма немного­численны, но, судя по всему, имеются все основания утверждать, что закладываются достойные тенденции разработки и т.д. Предлагаемые Уилкинсоном методы анализа могут с тем же успехом применяться и к обработке результатов стандартной ORT или даже — при условии ис­ключения некоторых элементов — ТАТ.
ПРОЕКТИВНЫЕ КАРТИНКИ ПИКФОРДА
PICKFORD PROJECTIVE PICTURES (РРР)
В отличие от ORT, разработанного в первую очередь для примене­ния во взрослом отделении Тавистокской клиники, Проективные кар­тинки Пикфорда (РРР) были изначально направлены на работу с деть­ми. Разумеется, присутствуют и другие различия, которые станут оче­видными в процессе обсуждения методики, но общим у двух методик является то. что они обе применялись преимущественно в качестве ин­струмента психодинамически ориентированной терапии или дополне­ния к ней.
При том, что в этой книге мы отнесли данную методику к произ­водным ТАТ, РРР обладает некоторым количеством нетипичных харак­теристик как самого материала, так и способа (скорее, способов) его применения.

Рис. 4
Стимульный материал РРР состоит из 120 контурных рисунков размером с почтовую открытку, рисунки очень простые, даже, можно сказать, примитивные. На всех картинках, за единственным исключени­ем, нарисована одна или более детская фигура. В большинстве случаев на лицах героев совершенно отсутствуют черты, но определение пола при этом не вызывает никаких затруднений. Многозначных или несуществен­ных деталей на рисунках практически нет.
Ниже приводится классификация рисунков (цифры в скобках ука­зывают на количество картинок в каждой из групп):
1. Взаимоотношение ребенка с образом (образами) отца (15).
2. Взаимоотношение двух и более детей с образом (образами) отца (12).
3. Взаимоотношение ребенка с образом (образами) матери (9).
4. Взаимоотношение двух и более детей с образом (образами) мате­ри (5).
5. Взаимоотношение ребенка с обоими родительскими образами (10).
6. Взаимоотношение двух и более детей с обоими родительскими образами (3).
7. Взаимоотношение двух детей приблизительно одного возраста (24).
8. Взаимоотношения более двух детей приблизительно одного возра-
ста (12).
9. Взаимоотношение ребенка или детей с малышом или матерью с младенцем (6).
10. Взаимоотношение старшего с младшим ребенком или детьми (2).
11. Ребенок в одиночку сталкивается с определенной ситуацией (3).
12. Любопытство в вопросах пола, сексуальное напряжение и/или страх кастрации (5).
13. Ситуации, связанные с проблемами с едой (5).
14. Взаимоотношение с дикими, опасными или фантастическими животными (8).
15. Взаимоотношения родительских образов (1).
Предполагается, что картинки следует предъявлять по шесть за раз (они и расформированы в такие группы) в течение двадцати терапевти­ческих сеансов. Порядок предъявления точно не установлен, но пред­ставлен порядок нумерации картинок, который достаточно точно совпа­дает с последовательностью предъявления. В качестве альтернативы кар­тинки можно группировать по содержанию, субъективному смыслу или по теме. Так, например, категория 16, рискованные и опасные предпри­ятия, включает в себя примеры из групп № 2, 7, 11 и 14, означенных
выше.
При предъявлении инструкции особое ударение ставится на необ­ходимость сочинять рассказ такой длинный, сложный или неуместный, как захочет ребенок, причем совершенно отсутствует указание на ти­пичное для ТАТ обязательное наличие начала, середины и заключения, но исследователь должен сообщить об этом ребенку, если рассказ начи­нает принимать исключительно вид описания, или даже самому соста­вить историю, если он сочтет такой шаг необходимым. Пикфорд описы­вает некоторые способы использования картинок терапевтом. Стоит от­метить, что автор все время говорит о «терапевте», а не об исследовате­ле; иногда оговаривается необходимость анализа, иногда — сотрудниче­ство психолога с аналитиком. В любом случае предполагается, что тест может успешно применяться для того, чтобы помочь ребенку разобрать­ся с собственными мечтами, фантазиям и снами; в качестве альтернати­вы предлагаются интерпретации разного уровня. И наконец, предполага­ется, что эта методика может представлять определенную ценность для психолога, работающего в сфере образования, так как она способна вы­явить проблемы в школе и дома, которые могут оказывать прямое воз­действие на успехи ребенка в обучении. Пикфорд называет это консуль­тированием и разграничивает с терапией, непосредственное назначение которой — осознание, постижение в рамках концептуальнной структуры глубинной психологии.
В этой связи Рут Бувье (Ruth Bowyer) перечисляет характеристики картинок, которые делают их игровым материалом и позволяют эффек­тивно выполнять функции такого рода. Так, ребенок сам, с предвкуше­нием удовольствия, может вскрывать упаковки из шести картинок, осо­бенно если эта стандартная процедура повторялась на протяжении ряда терапевтических сеансов, что позволяет ребенку чувствовать себя в безо­пасности и получать от процедуры удовольствие. Были описаны также и другие игровые методы, такие как, например, обмен карточками между членами группы детей или перепечатывание ребенком на печатной ма­шинке собственного рассказа под диктовку преподавателя или терапевта и множество других.
Приводятся список распространенных толкований картинок, а так­же таблица нормативных показателей отдельно для мальчиков и для дево­чек, варианты идентификации изображенных человеческих фигур. Группы могут включать в себя разное количество членов (некоторые из них совсем небольшие), и все в основном хотят знать, что же собой представляет нормальный ответ и как делать вывод на основании отклонений от нормы.
На этот счет также опубликованы некоторые таблицы, в которых отраже­на процентная корреляция случаев для выборки маленьких пациентов кли­ники Детского консультирования в Глазго, где картинки предположи­тельно могут иметь «терапевтическую» или «диагностическую ценность». Однако критерии для этого приписывания не указываются.
Лучшим объяснением сути РРР может послужить следующее выс­казывание: несмотря на то, что эта методика пренебрегает четкими психометрическими стандартами, ее гибкость, отсутствие ригидности делают особенно очевидной гипотезу о том, что она существует для того, чтобы помогать исследователю, а не исследователь существует для того, чтобы ее проводить.
КАРТИНКИ ПРО БЛЭКИ
THE BLACKY PICTURES
Третья ТАТ-методика, основанная на психоаналитической тео­рии, — это «Картинки про Блэки» с подзагаловком следующего содер­жания: «Методика для изучения динамик личности». Тест Блэки изна­чально был определен автором, Джеральдом Блюмом (Gerald Blum), основным инструментом в исследовании психоаналитической теории пси­хосексуального развития. Год спустя (в 1950 г.) она была опубликована как модифицированная проективная техника; использование термина «мо­дифицированная», судя по всему, объясняется тем, что наряду с состав­лением рассказов по стандартным инструкциям к ТАТ требовался и оп­рос. Стимульный материал, изображающий жизненные коллизии семьи собак, производит впечатление предназначенного для детей. Однако тест разрабатывался для взрослых; адаптированный детский вариант отли­чался от своего прародителя в том, что в заданиях с открытыми ответами их заменили на ответы на множественный выбор.
Главный герой, Блэки, которого кто-то назвал «неуклюжей» соба­кой, испытуемым-мужчинам представляется как сын, женщинам — как дочь Папы и Мамы. Также в семье есть сиблинг Блэки неопределенного пола по имени Типпи, когорый(ая) оказался белым. Родители-собаки, сильно напоминающие диснеевского Плуто, — белые с черными пятна­ми. У Мамы длинные человеческие ресницы и бант на ошейнике.
Тест может проводиться как индивидуально, так и в группе с при­менением слайдов, на каждый рассказ отводится около 2 минут. Набор состоит из 12 картинок, первая из которых просто знакомит испытуемо­го с персонажами. Последующие картинки предъявляются с небольшим вводным утверждением вначале. Эти утверждения представлены ниже в виде списка наряду с описанием картинок и авторским замечанием ка­саемо фазы психосексуального развития или типа объектных отноше­ний, на выявление которых направлена каждая картинка (для уверенно­сти, запомним, что Блэки (Б) здесь всегда «он».)
Т. Оральный эротизм. «Это Блэки и его Мама». Б сосет мамину грудь.
II. Оральный садизм. «Это Блэки с маминым ошейником». Блэки терзает собачий ошейник с отметкой МАМА.
III. Анальный садизм. «Это Блэки облегчается». Ряд из четырех соба­чьих конурок, на которых написаны имена тех, кто живет в каждой из них. Б роет землю в промежутке между теми домика­ми, которые помечены МАМА и ПАПА.
IV. Эдиповы переживания. «Вот Блэки наблюдает за мамой и па­пой». Б за кустом подглядывает почти человеческие объятия между своими отцом и матерью.
V. Чувство вины, связанное с мастурбацией. «Вот Блэки открывает для себя вопросы пола». Б вылизывает свои половые органы.
VI. Страх кастрации (для мужчин) или «зависть пенису» (для жен­щин). «Блэки наблюдает за Типпи». Типпи с завязанными глаза­ми, ее/его хвост лежит на доске для разделки; в воздухе завис нож (неясно, держит ли его кто-нибудь), который вот-вот опу­стится.
VII. Положительная идентификация. «Это Блэки и игрушечная со­бака». Б держит лапку над маленькой деревянной собачкой на колесиках.
VIII. Соперничество сиблингов. «Вот Блэки наблюдает за своей се­мьей». Папа и Мама ласкают Типпи, Б смотрит.
IX. Чувство вины. «Блэки очень расстроен». Б, дрожащий и взмок­ший, выслушивает нагоняй от разъяренного (выполненного в светлых тонах) собачьего ангела.
X. Позитивный эго-идеал (для мужчин); объект любви (для жен-шин). «Блэки снится сон». Б спит, ему снится сон об элегантной черной собаке.
XI. Объект любви (для женщин); позитивный эго-идеал (для жен­щин). «А вот Блэки снится другой сон». Так же, как в X, только собака женского пола.
Для испытуемых женщин порядок предъявления картинок X и XI обратный. Как мы еще убедимся, субъективный смысл картинок тесно связан с перегруженной психоанализом теорией, о чем уже говорилось в этой статье в отношении CAT.
Выделенные курсивом утверждения (картинки III и V) были пе­реформулированы, так как оказалось, что без этого ситуации часто по­нимались неверно. Это допущение приобретает особый смысл в глазах того, кто предполагает, что в практике проведения проективных мето­дик принято избегать попыток навести испытуемого на некий конкрет­ный ответ. Также может создаться впечатление, что комментарий к кар­тинке VIII, возможно, чересчур сложен для восприятия, к тому же это может означать, что на картинке изображена типичная для семьи Блэ­ки ситуация.
После того как испытуемый составит рассказ по определенной кар­тинке, он должен ответить на шесть вопросов, выбирая понравившийся ему ответ; в качестве примера приведем вопросы по картинке II (ораль­ный садизм):
«Что Блэки будет делать с маминым ошейником?»
(а) Он ему надоест, и Блэки оставит его валяться на земле.

(б) Принесет маме обратно.
(в) Злобно разорвет его на кусочки.
Так как вопросы предшествуют предъявлению следующей картин­ки, возникает риск появления эффекта заражения. И опять же, некото­рые вопросы предполагают определенное толкование ситуации на кар­тинке, например: картинка X (позитивный эго-идеал): «Почему Блэки хочет стать таким же, как образ в его мечтах?» (предложено четыре вари­анта ответа). •
В заключение, по аналогии с определением пределов по Роршаху, субъекту предлагается рассортировать картинки на те, которые ему понра­вились, и те, которые ему не понравились, из которых он должен выбрать самую понравившуюся и самую непонравившуюся. Данные всех этапов процедуры (спонтанного рассказа, опроса и сортировки) обрабатываются в совокупности с получением показателей по всем тринадцати «измере­ниям». Они сходны с определенями, присвоенными одиннадцати картин­кам, только «анальный садизм» подразделен на «анальное сдерживание» и «анальную разрядку», а «объект любви» — на «нарциссический объект любви» и «аналитический объект любви (от которого существует эмоци­ональная зависимость)», последнее указывает на то, что выбор объекта основан на ранних переживаниях, связанных с зависимостью.
Результаты по каждому измерению регистрируются по трем уров­ням вовлеченности: «очень сильная», «умерено сильная» и «незначитель­ная или отсутствующая». Оценки выявляются из четырех «источников»: уже оговоренные рассказ, предпочтения и опрос, а также относящиеся к теме комментарии, то есть ссылки на конкретную тему (например, со­перничество сиблингов), сделанные в процессе ответа по картинке на другую тему. Каждый источник оценивается как «продуктивный» или «непродуктивный». Оценка «очень сильная» присваивается на базе трех из четырех показателей «продуктивный» по источникам; «умеренно силь­ная» — двух, а «незначительная или отсутствующая» — одного иди опять же отсутствия.
Из всего вышесказанного становится ясно, что «Тест про Блэки» может применяться только в рамках концепции, для изучения которой он и был составлен. И в самом деле, выдвигались предположения, что Блюм структурировал свои картинки и опросы так, чтобы ответ соответ­ствовал теории. Однако, вероятно, по причине наличия объективной системы обработки результатов (которая весьма легка в применении, несмотря на кажущуюся сложность), методика завоевала широкую изве­стность в качестве инструмента исследования. Даже сам автор демонст­рирует большую заинтересованность в применении своего детища на ис­следовательском поприще.
Немалые сомнения вызвало и утверждение Блюма о том, что как мужчины, так и женщины с легкостью причисляют Блэки к представите­лям своего пола. Были получены доказательства противоположной точки зрения, от самых невероятных, из разряда анекдотов, до результатов фак­торно-аналитических исследований. В этой связи следует обратить внима­ние на различие между приписыванием пола в контексте исследования и
идентификацией с центральным персонажем в нормальных условиях в клинической практике. Тем не менее существуют определенные основа­ния считать правомерным расхожее мнение о том, что сами представле­ния о собаке вызывают ассоциации с такими «мужскими» характеристи­ками, как агрессивность и т.д. Значительно большее значение имеет тот факт, что парадигма психосексуального развития, представленная в кар­тинках про Блэки, возможно, относится скорее к мужскому развитию, нежели к женскому. Попытки решить подобные проблемы заключались в замене главного героя — собаки на кошку. Такие попытки делали Кинг и Кинг (King and King) и Робинсон (Robinson), причем первый из них ис­пользовал только «фронтиспис» Блэки и создал свой набор .слайдов под названием «Уйти, котенок». Испытуемые обоего пола фактически едино­гласно относили главного героя к мужскому полу (95%) в обоих случаях. Это открытие следует рассматривать с точки зрения лингвистики, то есть тенденция в ситуации выбора говорить скорее «он», чем «она». Такое заяв­ление может показаться тривиальным, но это указывает на необходимость соблюдать осторожность с определением идентификации с противопо­ложным полом в ответах по методикам, подобным указанной, у испытуе­мых женского пола. Результаты исследования Робинсона также оказались по большей части неутешительными, зато обозначились различия в том, что касается вновь подтвержденных оцениваемых измерений Блюма.
Ряд вопросов возникает также и в связи с «чернотой» Блэки (Чер­ныша); они касаются как расовых установок*, так и возможных символи­ческих значений черного цвета, не говоря уже о вероятности появления «черного» шока, как в Роршахе. Разумеется, Блэки на картинках очень черный. Эти картинки, например, коробят мой эстетический вкус (при­чем не только сам Блэки, но и его белые и не совсем белые родственни­ки), посему мне остается только досадовать, что не к месту пришлись те изобретательность и остроумие, при помощи которых должно было про­изойти усовершенствование методики. Однако Кляйн, которая провела масштабное исследование на базе «Картинок про Блэки», утверждает, что при помощи данной методики удалось получить доказательства вер­ности психоаналитического учения в том, что касается прегенитальных фаз психосексуального развития.
«ПАТТЕНУА»
Весьма интересный вариант Теста Блэки, практически неизвест­ный в англоговорящих странах, — это «Le Test PN» Луи Кормана (Louis Corman). PN — это сокращение от Паттенуа, клички центрального пер­сонажа, поросенка с черной задней левой ногой, а у его матери такое же черное пятно на заднице. Семья Паттенуа менее антропоморфна, чем семья Блэки, к тому же в этой методике имеется в наличии более широ­кий спектр ситуаций — всего семнадцать — кульминационной является встреча со свиньей-феей, которая обещает исполнить три желания Пат­тенуа, а какие это будут желания, предстоит придумать ребенку-испыту­емому. На картинках также присутствуют другие животные и люди, что позволяет расширить спектр установок за пределы семейных.
В отличие от методики Блэки, PN проводится только индивидуаль­но, так как основная идея методики заключается в том, чтобы позволить испытуемому выбрать любые понравившиеся ему картинки, расположить их в каком угодно порядке и составить продолжительный связный рас­сказ. Анализ результатов не представляет особой сложности, но здесь мы такой материал приводить не будем. Заверения автора методики в гибко­сти методики выглядят обоснованными, и я без всякого сомнения заяв­ляю о личном предпочтении PN перед Блэки,
ТЕСТ РИСУНОЧНОЙ ФРУСТРАЦИИ РОЗЕНЦВЕЙГА THE ROSENZWEIG PICTURE-FRUSTRATION STUDY (P-F)
Тест Рисуночной фрустрации Розенцвейга (P-F) отличается от трех предыдущих методик в двух аспектах: во-первых, положенная в его ос­нову теория, хотя и психодинамическая по сути, в меньшей степени связана со специфическими психоаналитическими идеями; во-вторых, несмотря на тот факт, что от испытуемого требуется «свободный» ответ в том смысле, что его придумывает сам испытуемый, ответ этот по усло­вию ограничен фразой, которая вложена в уста другого персонажа на картинке. Эта методика не предусматривает составление рассказов, и сами ситуации, в чем мы убедимся далее, более структурированы, чем в лю­бой другой методике ТАТ-типа. Тест P-F также является старейшим из всех приведенных тестов, первое издание которого датируется 1942 г., и самым популярным из них.
Исследование, как уже видно из его названия, направлено на изу­чение реакций испытуемого на фрустрирующие и другие потенциально «опасные» ситуации и отнесение его на этой основе к определенной ка­тегории в классификации. Два варианта методики — для детей и для взрослых — появились с интервалом в год; значительно позже к ним присоединился вариант для работы с подростками. Так как все три мето­дики мало чем отличаются друг от друга, за исключением тематики кар­тинок, формулировки инструкции, мы остановимся подробно только на «взрослой» версии (но см. рис. 5).
Стимульный материал состоит из 24 контурных рисунков, сильно напоминающих РРР. Однако на картинках Теста P-F больше второсте­пенных деталей, а стиль одежды персонажей заметно более старомоден; например, почти все взрослые мужчины носят шляпы. На каждой кар­тинке присутствуют два окошка для подписей, или «облачка», которые указывают на то, что персонажи разговаривают. В одном из них, в том, что слева, напечатаны слова персонажа, второе окошко пустое, и задача испытуемого — вписать в пустое окошко ответ второго человека, изобра­женного на картинке. На каждом листе буклета отпечатаны четыре кар­тинки. Тест не ограничен по времени, но процесс ускоряется тем, что испытуемый получает инструкцию вписывать в окошко первый же от­вет, пришедший ему на ум, и работать максимально быстро.
Концепция, положенная в основу этой методики, — это гипотеза Фрустрации-агрессии или, по крайней мере, та ее часть, где речь идет о
том, что фрустрация неизбежно вызывает агрессию. Тем не менее, кроме этого может иметь место и фрустрационная толерантность, из чего сле­дует, что агрессия, вызванная фрустрируюшей ситуацией, не всегда про­является открыто, а может и вовсе отрицаться. Классификация описан­ных выше типов агрессии основана на направленности агрессии («внутрь», «вовне» или отрицание) и типе реагирования, который можно интерпре­тировать как указание на то, какой аспект ситуации является самым ак­туальным в переживании фрустрированного человека, то есть человека, чей ответ нужно придумать и с кем по идее идентифицирует себя испы­туемый.
Термин «фрустрация» употребляется в самом широком-смысле: ведь на самом деле во втором типе ситуаций, к которому мы еще вернемся, скорее первый говорящий, чем второй, оказывается «фрустрированным». Так, на картинке № 5 покупательница, стоящая у магазинного прилавка, заявляет продавцу: «Вы уже в третий раз заставляете меня приносить вам обратно эти совершенно новые часы, которые я купила всего неделю на­зад, — они каждый раз останавливаются, как только я прихожу домой». Дело в том, что в ситуациях такого рода человек, в данном случае — второй персонаж, продавец на картинке, оказывается мишенью для упре­ков и обвинений, что также толкуется как фрустрация.
Для этого типа ситуации Розенцвейг подобрал не самое удачное определение — «блокада суперэго», в противоположность явным фрус-трирующим ситуациям, которые он назвал1 «блокадой эго». По его оп­ределению, при блокаде суперэго «фрустрируюший» уже испытал на себе блокаду эго, обычно от рук человека, с которым он теперь разго­варивает.

Рис. 5. Тест Рисуночной фрустрации Розенцьейга
«Взрослый» вариант (слева); «Детский» вариант (справа)
Агрессия может быть:
1. Направленная вовне, на окружающих и окружающую среду; это экстраагрессия (Е).
2. Направленная внутрь, на самого себя; интраагрессия (I).
3 Избегаемая, то есть фрустрация и другие переживания такого
рода отрицаются; это носит название имагрессия (М). Типы реакции таковы:
1. Препятственно-доминантные (0-D), когда обвинения направле­ны на актуальную ситуацию или препятствие, послужившее причиной фрустрации. В записи этот тип реакции обозначается при помощи знака прим (,) к букве, указывающей направление агрессии.
2. Эго-защитные (E-D), когда человек фиксирован на своих пере­живаниях; кодовые буквы используются сами по себе, без каких бы то ни было значков.
3. Необходимо-упорствующие (N-P). Снова не самое удачное опреде­ление, упор делается на «решение», на результат или на меры. Для обозначения этой категории применяются строчные буквы.
Полученные категории типов реагирования следует объединить с тремя видами направленности агрессии, в результате чего получается 9 «факторов оценки», названия которых в таблице 3 выделены курсивом. Следует отметить, что термины «экстрапунитивность», «интропунитив-
Таблица 3 «Факторы оценки» для Теста Рисуночной фрустрации Розенцвейга.

Экстраагрессия
Интраагрессия
Имагрессия

O-D
Е' Экстрапедетивная Настойчиво подчер­кивается наличие фру-
I ' Интрапедетивная Фрустрирующее препят­ствие не воспринимает-
М' Импедетивная Препятствие и т.д. мини­мизируется или полнос-

стрируюшего препят-
ся как таковое, даже ка-
тью отрицается

ствия
жется полезным, выгод-

ным

E-D
Е Экстрапунитивная Обвиняется человек или предмет окружа-
I Интрапупитивная Испытуемый винит во всем только себя
М Импунитивная
Ситуация неизбежна, с «фрустратора» снимает-

ющего мира

ся вся ответственность

Е
I

Испытуемый агрес­сивно отрицает свою
Испытуемый признает свою вину, но особого

ответственность
преступления в совер-

шенном не видит

N-P
е Экстраперзиспшвная Ожидается, что реше­нием проблемы зай-
i Интраперзистивная Испытуемый предлага­ет варианты компенса-
m Нмперэиставная «Время — лучший ле­карь»

мется кто-то другой
ции

ность» и «импунитивность» изначально применялись для обозначения тех самых трех «направлений агрессии». Вообще, почти вся литература, посвя­щенная тесту Розенцвейга, приводит именно эту раннюю терминологию. Однако эти термины, по словам Бьерштедта (Bjerstedt) и других исследо­вателей, были плохи тем, что придавали слишком большое значение «пу-нитивным» (карательным) аспектам поведения испытуемого.
Приведенные в таблице 3 определения представляют собой выжимки из определений самого Розенцвейга. В таблице присутствуют два вариан­та реакции по эго-защитному типу, один из которых отмечен подчерки­ванием, но не получил отдельного названия. Не всегда легко, более того, не всегда возможно однозначно отнести ответ к определенной катего­рии, пользуясь в качестве критерия только этими «определениями»; мо­гут возникнуть вопросы по причине сходства I и М. Розенцвейг в случае возникновения проблем рекомендует отдавать предпочтение тому фак­тору, который располагается ниже по таблице. В рамках пространствен­ной организации таблицы (составленной автором этой статьи, а не Ро-зенцвейгом) это значит, что в конкретной колонке вы должны спус­титься как можно ниже, в результате чего получается, что препятствен-но-доминантные ответы уступают эго-зашитным: поиск или принятие варианта решения проблемы представляет собой более «зрелый» образ действий.
Розенцвейг также указывает, что иногда необходимо оценить два (реже три) фактора; особенно он выделяет то, чему дал название «оценка истинной комбинации», охватывающая те случаи, когда склонности и установки, обычно компенсаторные, по сути своей едины. В качестве при­мера можно привести ответ по типу «зелен виноград», который указывает на ослабление фрустрации (Е) путем преуменьшения желанности изна­чальной цели (М'). Примером здесь служит ситуация 8, когда на заявление «Твоя девушка пригласила меня сегодня вечером на танцы — она сказала, что ты не пойдешь» человек отвечает так: «Да кругом других полно».
Прилагаемые к методикам руководства по применению содержат довольно подробные образцы обработки результатов, в том числе и те случаи, когда результаты «невозможно оценить», то есть те, которые не могут быть обработаны без дополнительного изучения.
На этом уровне обработка результатов идет практически точно по схеме Роршаха, то есть более конкретно это можно определить как рас­пределение ответов по категориям. Ниже мы попытаемся изложить упро­щенную версию того, какая информация должна присутствовать в ко­нечном варианте регистрационного бланка.
1. Рейтинг групповой конформности (GCR), аналог категории Р из Роршаха, но выраженный в процентах.
2. Профили. Таблица относительной встречаемости факторов, каж­дый из которых берется по отдельности и группируется по прин­ципу а) направленности агрессии и б) типа реакции. В качестве заключительного этапа две последних группы выражаются в про­центах, что позволяет учитывать при обработке неоцениваемые факторы и т.д.
3. Паттерны, представляющие собой сопоставление полученных процентных показателей, сгруппированных так, как указано выше, и поодиночке, когда отмечаются только три наиболее часто встречающихся. Условные обозначения, используемые при регистрации, указывать не стоит.
4. Тенденции, показатели изменений преобладающего типа ответов во второй половине теста по сравнению с первой: для каждого «типа реакции», для всех трех в совокупности и в отношении направленности агрессии.
В детском варианте методики также подлежат регистрации опреде­ленные паттерны «суперэго»; они подсчитываются на основе частоты встречаемости вариантов Е и I, а также их связь с «прямыми» эго-защит-ными факторами.
Руководство к методике для взрослых содержит таблицу практичес­ки всех поддающихся количественным измерениям норм, выведенных на основе тестирования выборки из 460 молодых мужчин и женщин в возра­сте от 20 до 29 лет; женщин и мужчин было фактически поровну. Преобла­дающей направленностью агрессии оказалась направленность вовне, пре­обладающий тип ответа — эго-защитный. Нормативы для детей основаны на результатах выборки из 256 человек, возраст членов которой варьиро­вался от 4 до 13 лет. Единственной устойчивой тенденцией оказалась тен­денция к снижению экстраагрессии с возрастом при одновременном по­вышении показателей по двум другим «направленностям».
Ранние попытки проведения соответствующих методик на детях и взрослых показали, что половые различия несущественны. Более позднее исследование с применением подростковой версии, в свою очередь, смогло выявить, что юноши более агрессивны, чем девушки (или стано­вятся таковыми), что, возможно, является следствием их более соревно­вательных отношений со старшим поколением. Этот более высокий уро­вень агрессивности проявился как для «позитивной» (необходимо-упор­ствующей), так и для «негативной» (эго-защитной) агрессии.
Методика, разумеется, предоставляет довольно ограниченное поле для исследовательской деятельности, поэтому не стоит надеяться на то, что у вас получится составить всеобъемлющее описание личности на основе полученных в результате ее проведения данных. В раннем описа­нии лежащей в ее основе базовой «схемы» в «Исследовании личности» Меррея Розенцвейг особенно настаивает на том, что она определяет тип реакции, а не тип личности. Тем не менее Розенцвейг там же приводит схему, в которой эти типы субъективного реагирования на фрустрацию могут быть соотнесены с эмоциями, которые испытывает человек, типа­ми заключений, которые могут быть сделаны, защитными механизмами и нарушениями психики. И разумеется, нет никаких оснований для того, чтобы утверждать, что характерные типы реакции или переживаний нельзя рассматривать как самую что ни на есть реальную часть личности. У кого-то может возникнуть искушение создать «измерение личности», но, по утверждению Розенцвейга, статистические методики, пригодные для того, чтобы такое измерение можно было разработать, неприменимы к проек-
202 ПроеКтивные методы
тивным методикам (или, по его выражению, «полупроективным»), к которым относится Тест Рисуночной фрустрации Розенцвейга. Это имеет особое значение в свете вопроса об оценке надежности частей теста, которая требует наличия гомогенности в его заданиях. Задания, состав­ляющие тест Розенцвейга, в этом смысле откровенно неоднородны, в чем непременно убедится каждый, кто займется его проведением или изучением. Будут варьироваться и переживания (и действия) в отноше­нии ситуаций теста в различных обстоятельствах. Но при всем при этом Розенцвейг и его помощники– смогли выявить достаточно высокие по­казатели ретестовой надежности методики; для взрослого варианта ко­эффициенты варьировались от +0,71 для испытуемых мужского пола по N-P до +0,21 (единственный непоказательный коэффициент из 14) для испытуемых женского пола по GCR. Показатели надежности частей тес­та для тех же испытуемых оказались намного более низкими; была также обнаружена единичная негативная корреляция (для женщин в том, что касается интрагрессии). Эти результаты имеют под собой весьма немно­гочисленное количество испытуемых (45 мужчин и 30 женщин), но они совпадают с одним из аспектов основополагающего постулата проектив­ных методик, который заключается в том, что ответы по проективным методикам, как и восприятие, выборочны. Каждая методика, которая отличается высоким уровнем однородности занятий, становится таким образом в некоторой мере перегруженной; раскрытие значимых вариа­ций в качестве ответа не менее ценно, чем демонстрация устойчивых паттернов поведения.

Джозеф М. Сакс и Сидни Леви
ТЕСТ «ЗАВЕРШЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЙ»
THE SENTENCE COMPLETION TEST
ВВЕДЕНИЕ
Тест «Завершение предложений» состоит из ряда незавершенных предложений, предъявляемых субъекту для их завершения, например: «Я начинаю сердиться, когда…» Обычно тест не содержит инструкций, кроме одной: «Дополните эти предложения по возможности быстро. Не останавливайтесь, чтобы обдумать то или иное предложение, пишите первое, что придет вам в голову». Этот тест обычно не является стандар­тизованным и редко трактуется с количественной точки зрения. Он мо­жет проводиться как с группой, так и индивидуально. Он требует мини­мальных наблюдений, что может явиться важным фактом во многих кли­нических случаях.
Обычно предложения выбираются с целью исследования важных моментов в адаптации индивида, или в особенных ситуациях тест может применяться в целях исследования конкретных кластеров установок. При­мер первого, представленный ниже в данной статье, состоит из вопро­сов, призванных выявить чувства и установки в различных основных об­ластях взаимоотношений с людьми. Для иллюстрации последнего приво­дится шкала установок, применяемая к группе инвалидов в целях опре­деления их отношения к определенным препятствиям.
Некоторые клиницисты отвергают утверждение, что «Завершение предложений» является проективной техникой. Возможности наделения каким-либо личностным смыслом почти завершенное предложение явно более ограничены, чем возможности, заложенные в аморфности чер­нильных пятен. И все же проективные качества, заключенные в технике завершения предложений, значительны. Чтобы убедиться в пластичнос­ти техники «Завершение предложений», читатель может повторить сле­дующий простой опыт.
Незавершенные предложения были представлены десяти неиску­шенным субъектам — все они были клерками: «Поведение моего отца по отношению к моей матери заставляет меня чувствовать…» Каждого из них попросили прочитать предложение и по возможности быстро допол­нить его, не размышляя над ответом. Были получены следующие десять ответов, причем время ответа варьировалось от четырех до тридцати пяти секунд.
Поседение моего отца по отношению к моей матери заставляет меня почувствовать себя…
1. Очень счастливым.
2. Достаточно безразличным.
3. Что я готов убить его.
4. Что я хотел бы подражать ему.
5. Хорошо.
6. Непослушание.
7. Нормально.
8. Очень счастливым.
9. Неприязнь.
10. Что он — щенок.
Только два из вышеперечисленных ответов совпадают: первый и восьмой. Остальные в этой серии уникальны. Эти ответы на единственное незавершенное предложение могут быть оценены с точки зрения фор­мальных характеристик или с точки зрения содержания. Некоторые из формальных характеристик включают время ответа, количество слов, точность выражения, качество, определения, простоту, экспрессивность, многословность и так далее. Содержание может быть проанализировано с точки зрения эмоциональности, интенсивности, пассивности, симво­лизма и так далее. Для наглядности давайте сравним некоторые из отве­тов, перечисленных выше.
Сначала давайте отметим, что пять ответов имеют положительную ориентацию, а пять остальных — отрицательную. Разница в установке и реакции субъекта, который ответил, что чувствует себя «очень счастли­вым», если сравнивать с реакцией того, ктб сказал, «что готов убить его», сразу бросается в глаза. Но даже среди пяти отрицательных ответов существуют значительные различия. Давайте рассмотрим их.
2. Достаточно безразличным.
3. Что я готов убить его. 6. Непослушание.
9. Неприязнь.
10. Что он — щенок.
Субъект, который сказал, «что готов убить его», выражал действи­тельные, спонтанные, относительно свободные эмоции. Чувство было распознано, принято и выражено без серьезных модификаций, наруше­ний или сожалений. Этот ответ соответствует чистому ответу С в тесте Роршаха. Тот человек, который сказал, что он чувствует себя «достаточ­но безразличным», также выражает отрицательное чувство. Но этому чув­ству недостает спонтанности. Механизм уклонения от выражения эмо­ций сродни отступлению перед авторитетом. Субъект подразумевает, что отношения его родителей его не интересуют, что они не столь важны, что он «выше подобных вещей» (его собственная ассоциация). Заметьте присутствие слова «достаточно». Оно не меняет установку или характер чувства, но оно является вербальным средством отрешения от ситуации. Слово имеет коннотацию позерства, своего рода вербального нарцис­сизма. Нельзя сказать с этой точки зрения, связаны ли чувство и меха­низм управления им с фигурами родителей или они являются показате­лем адаптации данного субъекта в целом. Если такой ответ встречается
последовательно на протяжении всего теста на завершение предложе­ний, его можно трактовать скорее как показатель общего паттерна, не­жели как нечто, относящееся к конкретному психологическому полю.
Насколько ответ «непослушание» сопоставим с ответом «я готов убить его»? Первый ответ тоже выражает неодобрение отца, но хотя и спонтанен, контролируется в большей степени. Оба субъекта обеспокое­ны. Один собирается уничтожить причину расстройства, другой просто думает переменить ситуацию. Последнее подразумевает интенсивное чув­ство, распознавание и принятие подобного чувства, но побуждения к действию должны содержаться под контролем. «Непослушание» может быть сопоставлено с ответом Fc в тесте Роршаха, так же как ответ «я готов убить его» может быть сопоставлен с чистым С.
«Неприязнь» также выражает отрицательные чувства к родительс­ким отношениям. Но заметьте качественную разницу между этим отве­том и «я готов убить его» или «непослушание». Два последних имеют связь с действием; одно выражает прямое действие, другое — уклонение от действия. «Неприязнь» не имеет коннотации действия. Это пассивное чувство. Оно предлагает отсидеться, а не действовать напрямую. Здесь можно заметить оттенок женственности (респондент — мужчина).
«Он — щенок» качественно отличается от четырех предыдущих от­рицательных ответов. Для начала он отличается установкой неодобрения к объекту. Если другие направляют свой антагонизм против отца, этот субъект подразумевает враждебность к матери, так же как и презрение к отцу. В добавок ко всему, он абстрагируется от ситуации. Он не хочет убить, или быть непослушным, или чувствовать неприязнь, или сделать что-то еще. Он не участвует. Он — зритель, наблюдающий за всем с пре­зрением. Степень его уязвленности ситуацией немного отличается от того, кто чувствует себя «достаточно безразличным». Он считает возможным признать и выразить свое отношение, пусть такое грубое и циничное. «Достаточно безразлично» отрицает какое-либо эмоциональное участие и самим этим опровержением вскрывает травматическую природу ситу­ации.
Таким образом, эти пять утверждений, хотя все они и отрицатель­ны, отличаются друг от друга с позиций интенсивности, сдерживания, уклонения, пассивности, участия и установки.
Пять положительных утверждений также отличимы друг от друга. Давайте сравним ответы «очень счастливым», «нормально» и «что я хо­тел бы подражать ему». Первые два описывают чувства. .Однако эти чув­ства имеют разный уровень интенсивности. Невозможно сказать, явля­ются ли они сдерживаемыми или точными выражениями чувств. В любом случае, одно из них наделено большей энергией, чем другое. Если бы это являлось паттерном во всех ответах индивида при прохождении теста на завершение предложений, можно было бы сделать вывод, что субъект, ответивший, что чувствует себя «очень счастливым», явно более энерги­чен, чем тот, кто ответил «нормально». Конечно, возможны и другие интерпретации. Субъект, который «хотел бы подражать отцу», выражает другие эмоции. Здесь присутствует идолопоклонство, предположение, что
он не так хорош, как отец, чувство смирения и, возможно, желание зависимости.
Таким образом, можно выдвинуть определенные гипотезы относи­тельно эмоций, установок и механизмов на основе ответов даже на одно незавершенное предложение. Возможности при рассмотрении пятидеся­ти или шестидесяти таких предложений впечатляют. Обученному и опыт­ному клиницисту не составит труда сформулировать законченные и ком­плексные паттерны личности, используя тонкие штрихи и крупные маз­ки. Вполне очевидно, что опыт, интуиция и понимание клинициста имеют исключительную важность при работе с проективными методами, таки­ми как тест на завершение предложений.
Прежде чем перейти к рассмотрению исследований в этой облас­ти, мы сделаем небольшое отступление. Личность — это сложный и ди­намичный космос. А в энтузиазме первооткрывателей существует тен­денция к грандиозным и экстравагантным притязаниям. С другой сторо­ны, те, кто притязают на совершенство, кажутся неспособными побо­роть навязчивый пессимизм абсолютного отрицания. Не существует еди­ного универсального для всех средства. Мы находимся на очень прими­тивной стадии науки о личности и поэтому не можем позволить себе роскошь быть слишком скрупулезными. Мы должны идти к пониманию личности любой и каждой дорогой, которая может быть полезной.
В последующем обзоре литературы читатель отметит возрождение тенденции со стороны исследователей к обобщению и категоризации. Таксономия является поздней стадией в научном процессе. Поэтому, по-видимому, разумнее было бы удерживаться от соблазна формулировки твердых правил. На этой стадии в развитии психологии личности зареко­мендовал себя гибкий — то есть клинический — подход.
.
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И ОБЗОР
ИССЛЕДОВАНИЙ
Так как тест «Завершение предложений»1 является вариацией тех­ники словесных ассоциаций, то они часто между собой сравниваются преимущественно в пользу SCT. SCT добился того, что он уменьшает количество ассоциаций, вызываемых отдельным словом, дает возмож­ность лучше определять контекст, проникать в тон, качество установок и специфические объекты или области внимания, он предоставляет боль­шую свободу индивиду и большую вариативность ответов и отражает боль­шую площадь поведенческого мира респондента.
В 1897 году Эббингауз применил тест на завершение предложений для проверки интеллекта, который он определил как способность ком­бинировать или интегрировать. Одним из первых, начавших работу с методом завершения предложений в области личности, стал Тендлер (Tendler), который провел грань между диагнозом мысленных реакций и эмоциональным реагированием. Он предложил следующие критерии для
Далее по тексту SCT — Sentence Completion Test. — Прим. пер.
тестов в области эмоционального поведения: использование средств, которые: а) прямо вызовут эмоциональную реакцию, б) будут распола­гать к более свободным ответам и в) позволят избежать дискриминации или выбора (как в личностных анкетах-опросниках). Он представил SCT как метод, удовлетворяющий этим критериям, под названием «тест эмо­ционального инсайта». Инсайт определялся как «осознание ситуации, в которой имеют место определенные эмоциональные реакции». Пункты теста предназначались для стимуляции восхищения, гнева, любви, сча­стья, ненависти, самоуничижения, волнения, компенсаторных фанта­зий, сожаления, хвастовства, гордости, недовольства, негативизма, жа­лости, стыда, страха, интереса, отвращения, уклонения и желания.
Эти так называемые эмоциональные состояния были отобраны на эмпирической основе. Тендлер считал, что присутствие стимулов подоб­ного рода влечет за собой особый эмоциональный набор и также распо­лагает к свободным ответам. В тесте имелись пункты примерно следую­щего содержания: (2) Я начинаю сердиться, когда… (3) Я чувствую себя счастливым, когда.,. (4) Я люблю… (5) Я ненавижу… (12) Я недоволен… При анализе опроса 250 девушек из колледжа Тендлер отметил: одни и те же стимулы порождают разные реакции у разных индивидов; индиви­ды различны в ассоциативном потоке реакций; ответы выявляют страхи, отвращения, пристрастия, интересы и привязанности; они могут иметь положительную или отрицательную эго-направленность или социальную направленность.
Тендлер попытался валидизировать свой тест эмоционального ин­сайта, сравнив его с результатами Бланка персональных данных Вудвор-та (Woodworth Personal Data Sheet). Первый и четвертый квартиль из 190 девушек из колледжа по Вудворту были отобраны как представительни­цы групп «благоприятно организованных» и «неблагоприятно организо­ванных» с эмоциональной точки зрения соответственно. По тесту Тенд-лера ответы респонденток первого квартиля, или «хорошей» группы, были оценены цифрой 1, ответы членов четвертого квартиля, или «пло­хой» группы — 3. Окончательная оценка каждого ответа составляла сред­нее значение от 1 до 3, полученные в ходе теста. Результаты показали, что в то время как «плохая» и «хорошая» группы не отличаются друг от друга по интеллектуальным показателям, согласно их показателям по Отису «как Бланк персональных данных Вудворта, так и Тест эмоционального инсай­та Тендлера показали значительные различия, причем последний — не­сколько более дискриминативен».
Работу Тендлера можно подвергнуть критике, как в теоретичес­кой, так к в практической области. Его определение инсайта очень спор­но; индивид может осознавать ситуацию, в которой имеют место опре­деленные эмоциональные реакции и в отсутствие инсайта, потому что он не сознает связи между этими реакциями и своим прошлым. Предпо­ложение, что стимулы, используемые в этом тесте, способны вызвать широкий спектр эмоциональных реакций, довольно наивно. Наконец, его метод валидизации неверен. Он критикует личностные анкеты-оп­росники как неадекватные, а сам использует одну из них в качестве кри-
терия эмоциональной организации. Он вводит свою оценку в соответ­ствии с этим критерием и приходит к выводу, что его метод — более дискриминативен, чем сам критерий! Но несмотря на неверность своих утверждений и методов, Тендлер появляется с выступлением, в котором заявляет: «С клинической точки зрения, этот инструмент приобретает значение средства для выявления установок, склонностей и дает ключ к дальнейшему развитию анкетирования».
Лордж (Lorge) и Торндайк (Thorndike) приложили более серьез­ные усилия и применили статистическую табуляцию к проблеме значе­ния ответов в SCT как показателю черт личности. Группе из тридцати взрослых были предоставлены 240 предложений на темы: (1) Живот­ные… (20) Мне не нравится… (80) Женщины хотят… (121) …приятно. (160) Богатые могут купить… Каждый автор составил список черт, инте­ресов и отношений и оценил ответы в соответствии с симптоматикой. Например, ответ «Животные опасны» оценивался как +1 в шкале Торн-дайка «Желание безопасности». Эксперимент проводился дважды с пере­рывом в три месяца между сеансами. 30% из 480 ответов были признаны «ценными» и были использованы. Надежность оказалась низкой, и соот­ветственно ниже были и валидные корреляции. Примером критерия ва-лидности может являться рейтинг личности в ее желании играть на му­зыкальных инструментах и слушать музыку. Авторы пришли к следующе­му выводу: «Мы опасаемся, что вербальные ответы в ассоциациях и тест на завершение предложений слишком не соотносимы с реальным пове­дением человека… На человека в значительной степени могут влиять кон­кретные символические и вербальные навыки». Этот вывод является слиш­ком общим для всего количества и вида проведенных исследований. Ме­тод сужения ответов до одного слова ограничивал свободу и разнообра­зие реакций, а методы валидизации и интерпретации были субъектив­ными и произвольными.
Более позднее исследование было сделано Роде (Rohde), которая отстаивала применение SCT как инструмента клинических психологов и других специалистов, которые имеют дело с проблемами молодежи и хотят познакомиться поближе с потребностями, внутренними конфлик­тами, фантазиями, чувствами, отношениями, стремлениями и адапта­ционными проблемами своих клиентов. Прямой опрос, считала она, сти­мулирует самоосознание индивида и защищает его. Свобода выражения ограничена в том плане, что вопросы обычно контролируют ответы; но проективная техника избегает подобного сопротивления или контроля. Они выявляют скрытые потребности, чувства, установки и стремления, которые субъект не хочет или не может распознать или выразить в пря­мом общении.
Завершение предложений, когда респондента просят прочитать про себя основную часть предложения, по существу является проективной техникой, использующей свободные ассоциации. В свободном реагирова­нии на начало предложения респондент неосторожно проявляет свою ис­тинную сущность, так как он не ожидает, что его ответ будет иметь значе­ние для изучения личности.
Роде пересмотрела список вопросов Пейна (Payne), который ис­пользовался в качестве проективной техники для изучения личностных характеристик молодежи. Ее критерии при отборе и формировании тем были следующими: 1) диапазон различных стимулов должен быть доста­точно широким, чтобы выявить информацию, касающуюся всех фаз лич­ности; 2) ответ должен контролироваться как можно меньше первона­чальной фразой, чтобы субъект имел свободу выражения; 3) общее вре­мя, выделенное на тест, не должно превышать периода, удобного с точ­ки зрения школьных и институтских расписаний. В конечном итоге бланк теста Роде—Хилдред (Rohde—Hildred Completions Blank) состоит из шес­тидесяти четырех пунктов следующего типа: «Моя школьная работа… Я хочу знать… Бывают времена…» и так далее. Он предназначен для инди­видов примерно двенадцати лет и может проводиться как индивидуаль­но, так и в группах. Автор претендует на то, что ее тест выявляет не только потребности, внутреннее состояние, черты и прессы респонден­та, но и его вкусы, чувства, идеологию, эго-структуру, интеллектуаль­ный статус и эмоциональную зрелость.
«Попытки обмана, ложь или загадочные ответы подозрительных людей не менее полезны, чем тех, кто дает полные, свободные ответы, — пишет она, — потому что такие люди всегда пишут то, что кажется для них подходящим ответом, таким образом проецируя свою личность в со­ответствии со своими стремлениями».
Тест проводился среди 670 слушателей ВУЗов. Ответы были интер­претированы в соответствии с 39 категориями личности, основанными на представлении Меррея о личности. Количественная оценка результа­тов проводилась в рамках частоты и интенсивности потребностей и прес­сов, результаты соотносились с комбинированными рейтингами, полу­ченными от учителей, администраторов и консультантов, а также из школьных записей. Для девушек был получен коэффициент валидности 0,79, а для юношей — 0,82. Детали методов качественной оценки не пре­доставлены. Роде сделала несколько утверждений насчет диапазона сти­мулов, глубины, которой можно достичь посредством этой техники, не­способности субъекта скрыть свою истинную личность и полного коли­чества открытий, которые могут быть получены, Некоторые психологи сочли подобные утверждения вызывающими.
Шор (Shor) повторил критику метода словесной ассоциации, упо­мянутую выше, и добавил, что списки слов-стимулов не планируются в отношении содержания или последовательности, а предлагаются в произвольном, случайном порядке. В его тесте «Завершение идей»1 сти-мульным является начало предложения, которое предположительно со­держит контекст, оттенки чувств, качество установок и специфические объекты или области внимания. 50 тем подобраны в определенной пос­ледовательности, чтобы разрешить перенос или обобщение установок от прямых к базовым человеческим интересам. Автор подчеркивает важ-
Далее по тексту SIC — Self-Idea-Completion Test. — Прим. пер.
ность адаптации стимулов к настоящей ситуации и культурного фона тестируемых групп. Были использованы следующие темы: (1) Я хочу знать… (4) Питание в армии… (6) Возвращение домой… (10) Если моя мать… Шор считает, что ведение теста приспосабливается к динамике каждого случая. К примеру, активный беспокойный пациент может предоставить богатый материал в диалоговой ситуации, тогда как дру­гой пациент может лучше выразиться, будучи в одиночестве. Не пред­ложено никакой формальной системы оценки, однако Шор рекомен­дует исследовать области неприятия, свидетельства сопротивления и другие методы уклонения, отмечая повторяющиеся темы и ассоциации и оценивая уровень проекции личности. Тест SIC, полагает он, может вызвать только поверхностные рационализации. «Личностная динамика подразумевает больше чем полуспонтанные вербальные ассоциации или реакции на многозначные чернильные пятна, — утверждает автор, — а этот тест может обеспечить индивидуальные критические данные и ка­жется ценным дополнением к другим проективным методам». Метод Шора хорошо изучен и является по-настоящему клинической техни­кой. Автор не опровергает значение метода завершения предложений, как делают Лордж и Торндайк, опираясь на незаконченные экспери­менты, он также не заходит так далеко в своих требованиях, как это делают Тендлер и Роде. Он благоприятно оценивает свой метод, но от­носительно его ограничений.
Другой тест на завершение предложенийГописал Штейн (Stein). Этот метод был первоначально разработан как цель при отборе персонала в Департамент стратегического обслуживания во время войны. Он исполь­зовался для обеспечения организаторов теста данными, которые могли бы коротко охарактеризовать личности кандидатов. Тест состоит из двух частей, каждая по 50 незаконченных предложений. Темы подобраны так, чтобы выявлять релевантную информацию относительно хотя бы одной из областей, которые считаются важными для оценки личности: семья, прошлое, внутреннее состояние, цели, катексис, энергия, временные перспективы, реакция на окружающих и реакция окружающих на субъекта. Хотя и были приложены усилия, чтобы устранить темы, которые могут спровоцировать ответы-стереотипы, практика показала, что эта попыт­ка не совсем удалась. Также верно и то, что ответы на тематические вопросы не выходят за границы очерченной области. При тестировании первое время использовались два различных типа тем: более «проектив­ные» вопросы, где применялись имена собственные или местоимения третьего лица, и личные вопросы с применением местоимений первого лица. Оба типа смешивались в произвольном порядке. Таким образом ав­торы теста пытались замаскировать цель теста, убедить респондента в том, что это тест на скорость. В то же время они хотели использовать преимущество возможностей приема, когда при обсуждении других лю­дей индивид более расположен проявить себя.
Штейн подчеркивал, что валидность характеристики личности, составленная психологом на основании ответов на этот тест, очень зави­сит от его опыта, интуиции и знаний динамики повеления. В ходе анали-
за данного материала, говорит он, клиницист придерживается следую­щих утверждений:
1. Когда индивида заставляют писать первое, что придет ему в го­лову, он обычно предоставляет ценный материал, который не осознает.
2. Когда стоит задача завершения или структурирования несформи-
рованной ситуации, ответы индивида будут указывать на харак­тер его собственных реакций и чувств.
3. В обсуждении окружающих индивид склонен проявлять себя. Анализировать ответы предлагается, принимая во внимание следу-
ющие факторы: содержание, частота и редкость; время ответа на каждое предложение и на тест в целом; исправления, упущения и насыщенность языка ответов.
Саймондс (Symonds) сделал сообщение об изучении данного вида теста в исследовательской программе Департамента стратегического об­служивания. Сравнивались ответы кандидатов и данные Департамента. Последние включали в себя темы, охватывающие семью кандидата, его образование, опыт работы и личностные характеристики; наблюдение за кандидатами на протяжении испытательного срока и выводы и рекомен­дации исследуемого персонала. SCT-ответы четырех человек с самыми высокими показателями и высокой эмоциональной стабильностью были сопоставлены с ответами четырех человек с самыми низкими показате­лями и эмоциональной стабильностью. Этот предварительный обзор не выявил дифференциации по отдельным темам между людьми с высоки­ми и низкими показателями. Были изучены две противоположные груп­пы, по двадцать пять человек в каждой: одни с высоким показателем эмоциональной стабильности, другие — с низким. Их данные SCT и дан­ные Департамента были сопоставлены с учетом настойчивости, стрем­ления к успеху, чувства подчиненности, сомнений и переживаний, деп­рессий и расстройства по поводу предстоящего провала, высокой нор­мативности и эмоциональной стабильности в стрессовых ситуациях. По данным SCT не было выявлено видимых различий между этими группа­ми. Были сделаны предварительные выводы о том, что тест на заверше­ние предложений не может использоваться для дифференциации доста­точной или недостаточной адаптации путем прямого сравнения пунктов или с помощью психометрических методов. Тест на завершение предло­жений описателен и не является оценочным.
Затем были тщательно изучены десять случаев, чтобы точно выяс­нить, какие области согласовываются, а какие — нет. Вот примеры рас­хождения между отчетом Департамента стратегического обслуживания (R) и тестом «Завершение предложений» (SC):
1. Пассивные тенденции (SC) скрываются при помощи компенса­торного формирования реакции опасного и агрессивного пове­дения и спорта (R).
2. Физический симптом отвергается в R и признается в SC как воз-
можное уклонение от службы в армии.
3. Низкий уровень амбиций (R); высокий, но скрываемый уровень амбиций (SC) и так далее.
Среди выводов по этому исследованию встречаем следующие ут­верждения: тест на завершение предложений позволяет бессознательно проецировать на третье лицо основные склонности в виде желаний, враж­дебности, любви, страха и импульсов. Интерпретация завершения пред­ложений как проекций сомнительна, гипотетична, предположительна и гипотетична и не может быть основанием для полного анализа. В соответ­ствии с проективными гипотезами завершение предложений относится только к фантазиям и подсознательным импульсам и может как соответ­ствовать, так и не соответствовать поведению и установкам реальной жизни… Сведений о динамике бессознательных процессов не достаточно для предсказания того, как они повлияют на поведение в будущем, но будущее поведение можно объяснить прорывом в реальность бессозна­тельных сил, которые могут быть выявлены при помощи теста на завер­шение предложений.
Роттер (Rotter) и Виллерман (Willerman) отстаивали высокую ва-лидность методов завершения предложений как оценочной техники. Их тест «Незавершенные предложения»' применялся как средство для отбо­ра в госпиталях ВВС для выздоравливающих. Он состоит из 40 пунктов, которые располагаются в свободном порядке, например: (I) Мне нра­вится… (8) Лучше всего… (28) Иногда… (37) Я… Ответы оценивались по трем категориям: конфликтные или нездоровые ответы, положительные или здоровые ответы и нейтральные ответы. Конфликтные ответы оце­нивались от +1 до +3, нейтральные ответы — как 0, а положительные ответы — от –1 до –3. Межкорреляционное среднее арифметическое для 7 оценок 50 записей составило 0,89. Валидность теста определялась путем соотнесения исходных оценок психологов на предмет серьезности от­клонений каждого пациента с общим результатом теста. Исходные оцен­ки основывались на информации из истории болезни, здоровья и лич­ных анкет, на диагнозах, результатах теста на психическую дисфункцию и психологических опросов. Каждый пациент затем причислялся к одной из следующих категорий: (I) психологически годен к службе; (II) пси­хологически не годен к службе; (III) серьезно болен. Трехсерийный ко­эффициент 0,61 (SE.05) был получен для трех оценочных версий 1ST. Когда субъективные оценки степени расстройства, основанные на об­щей проверке ответов теста двумя опытными клиническими психолога­ми, были соотнесены с диагнозами, были получены двухсерийные ко­эффициенты – 0,41 (SE.07) и 0,39 (SE.07). Авторы пришли к выводу, что метод обладает потенциальными возможностями как средство для изучения установок, где сочетается свобода ответа и разумная объектив­ная оценка.
Картер (Carter) совместил модификацию теста Эмоционального инсайта Тендлера с психогальванометром для изучения определенных аффективных процессов. Стимулы представлялись при помощи тахистос-
Далее по тексту 1ST — Incomplete Sentence Test. — Прим. пер.
копа, а ответы респондентов были устными. Ответы дословно записыва­лись вместе с изменениями в проводимости кожи ладоней и времени, потребовавшемся на ответ. Контрольная группа состояла из 20 так назы­ваемых «нормальных» индивидов с нормальной адаптацией. Одна экспе­риментальная группа состояла из 12 человек, у которых наблюдались страхи и беспокойства, связанные, по их мнению, с их академической и социальной адаптацией. Вторая экспериментальная группа состояла из 12 человек, которым после осмотра психиатром, поставили диагноз пси­хоневроза. Ответы были сгруппированы на основании шести категорий: эго-положительньте, эго-отрицательные, социально-положительные, со­циально-отрицательные, страх, отвращение и разное. Картер обнаружил, что изменения в проводимости кожи ладоней и времени ответа были значительно выше у людей с проблемами психоневроза, чем у нормаль­ных. «Замечено, — пишет автор, — что реакции индивидов на 12 стиму­лов не отличаются как у людей с проблемами, так и у психоневротиков, от реакций нормальных людей». Респонденты, разделенные на три груп­пы, не всегда проявляли на словах специфические стороны своих конф­ликтов.
Один из выводов, сделанных из этого эксперимента, по-видимо­му, не должен следовать из представленных данных, а именно: отмечен­ное изменение в дельте R как реакция на стимул, предполагающее эмо­циональный ответ, особенно когда сопровождается длительным време­нем реакции, определяет не только месторасположение конфликта, но также и его интенсивность.
Хотя это и не вынесено как заключение, из результатов видно, что методика позволяет отличать людей с проблемами и психоневротиков от нормальных, однако не предоставляет возможности провести различие между первыми двумя группами.
ТЕСТ «ЗАВЕРШЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЙ» САКСА1
Тест на завершение предложений, направленный на получение важ­ного клинического материала в четырех представительных областях адап­тации, был разработан Джозефом М. Саксом (Joseph M. Sacks) и другими психологами Нью-йоркского Управления ветеранов службы ментальной гигиены. В тест включены четыре области: семья, секс, межличностные взаимоотношения и самовосприятие. Очевидно, что пункты, подразуме­вающие эти области, предоставляют субъекту возможность выразить.свои установки так, чтобы клинический психолог мог определить доминант­ные тенденции личности. Подобная информация полезна при обследова­нии пациентов перед терапией и позволяет терапевту проникнуть в содер­жание и динамику установок пациента, а также в его чувства.
Область семьи включает три набора установок: на мать, отца и родственников. Каждый из них представлен в четырех пунктах, что сти-
Далее по тексту SSCT — Sacks Sentence Completion Test — Прим. пер.
мулирует респондента выразить установку к каждому из родителей и се­мье в целом. Предложения «Моя мать и я…», «Если бы только мой отец…» и «В семье ко мне относятся…» являются примерами пунктов, разрабо­танных для выявления этих отношений. Он рассчитан на то, что даже когда респондент осторожничает и уклоняется, он предоставляет цен­ный материал в ответе как минимум по одному из четырех пунктов,
Область секса включает отношение к женщинам и гетеросексуаль­ным контактам. Восемь пунктов этой области позволяют респонденту выразиться по отношению к женщинам как социальным индивидам, к браку и к сексуальным отношениям как таковым. Темы «Я думаю, что большинство девушек…» и «Если бы у меня были сексуальные отноше­ния…» являются типичными для этой области.
Область межличностных взаимоотношений включает установки на друзей и знакомых, коллег по работе или по школе, начальника на рабо­те или в школе и подчиненных. Шестнадцать тем этой области позволяют респонденту выразить свои чувства к окружающим вне дома и его пред­ставления об отношениях окружающих к нему. Предложения «Когда меня нет, мои друзья…», «Когда я вижу, что идет начальник…», «Люди, кото­рые на меня работают…» и «На работе я лучше всего лажу с…» являются примерами тем из этой области.
Самовосприятие включает страхи, чувство вины, цели и отноше­ния к своим способностям, прошлому и будущему. Установки, выражен­ные в этой области, дают психологу картину самовосприятия субъекта, какой он есть, каким был, каким хочет быть и каким, по его мнению, он станет. Среди 24 пунктов в этой области находим: «Я бы хотел изба­виться от боязни…», «Моей самой большой ошибкой было…», «Я ду­маю, у меня есть способность …», «Когда я был маленьким…», «Однаж­ды я…» и «Больше всего от жизни я хочу…».
СТРОЕНИЕ ТЕСТА
Тест «Завершение предложений» состоит из 60 пунктов, которые выражают 15 установок (отношений), перечисленных выше. На каждую ус­тановку приходится по четыре пункта. Тест построен следующим образом: 20 клинических психологов попросили предложить на рассмотрение по три пункта на завершение предложений, имеющих целью выявить значимые установки по каждой из указанных категорий. К ним были добавлены пун­кты, отобранные из литературы по завершению предложений. Таким обра­зом, было получено 280 пунктов. Их распределили в количестве от 14 до 28 на категорию. Например, 19 пунктов относились к категории установки к матери, 22 — к категории установки к отцу и так далее. Затем 20 психологов попросили выбрать в каждой категории четыре пункта, которые, на их взгляд, лучше всего подходят для выявления значимых установок в этой категории. Пункты, выбираемые наиболее часто, вошли в тест.
НАДЕЖНОСТЬ и ВАЛИДНОСТЬ ТЕСТА
Три психолога проранжировали степень нарушений у 100 человек по каждой из пятнадцати категорий на основании их ответов на тест. Пси-
хиатры, которые наблюдали этих людей, сделали независимое заключе­ние о степени их нарушений по каждой из пятнадцати категорий, осно­вываясь на своих клинических данных. Надежность суждений психологов в отношении степени нарушений определялась по совпадению мнений двух из троих психологов на 92% 1500 оценок. Психиатры не имели понятия о результатах SSCT. Когда оценки психологов сопоставили с оценками пси­хиатров, значение вероятностных коэффициентов оказалось в пределах от О 48 до 0,57 при допущении на ошибку 0,02 и 0,03. Эти цифры показыва­ют, что оценки психологов практически совпали с оценками психиатров. Для 50 человек психологи написали интерпретации по 15 установкам, ос­новываясь на ответах по 4 пунктам, вошедшим в каждую установку. Эти интерпретации были проверены психиатрами, которые оценили их с точ­ки зрения клинических данных. Около 77% выводов были оценены как совпадающие или частично совпадающие с клиническими данными. Эти результаты SSCT выигрывают по сравнению с теми, которые были обна­ружены в исследованиях на валидность других методов изучения личнос­ти, например теста Роршаха и ТАТ.
Таким образом, эксперимент с этим тестом продемонстрировал минимальную необходимость пересмотра в формулировках некоторых пунктов для предоставления большей свободы ответа и введения новых пунктов для тех, кто хочет выявить стереотипы и клише. Эти проверки уже проводятся.
РУКОВОДСТВО к ТЕСТУ
SSCT может применяться индивидуально и в группах и занимает от 20 до 40 минут. Респондента просят прочитать инструкцию и задать вопросы, если таковые имеются.
Инструкция: «Ниже находятся шестьдесят частично незаконченных предложений. Прочитайте каждое и завершите его, записывая первое, что придет на ум. Делайте это по возможности быстро. Если вы не можете закончить тему, обведите номер предложения и вернитесь к нему поз­же».
Респонденты часто спрашивают: «Нельзя ли подумать, чтобы дать разумный ответ?» Надо подчеркнуть, что ответ должен состоять из пер­вой спонтанной реакции на всякий стимульный пункт и что респон­дент не должен останавливаться, чтобы найти логическое завершение. Другим распространенным вопросом является: «Должен ли я вписать только одно слово?» Ему надо ответить, что приемлемо как одно сло­во, так и целая фраза, и что желательны спонтанные мысли. Иногда респонденты просят проверяющего посмотреть на ответ и сказать, на­сколько он правильный. Им надо разъяснить, что это правильный от­вет, если он представляет собой спонтанную реакцию на стимул. Иног­да проверяющего спрашивают о смысле слов Б начале предложения. Допустимо сказать, к примеру, что «редко» (в предложении 1) означа­ет «вряд ли». Но если респондент просит объяснить смысл всего пред­ложения, его надо попросить отвечать в соответствии с тем, как он понял это предложение.
Когда респондент готов ответить на первый вопрос, необходимо отметить время начала в верхнем правом углу листа. Когда он возвращает тест, надо пометить время окончания.
По мере возможности необходимо проводить опрос. Проверяющий выбирает ответы, которые могут быть значащими или зашифрованны­ми, и просит респондента «рассказать поподробней». Значение этой про­цедуры показывает следующий случай. Один из ответов депрессивного, непродуктивного пациента был таким: «Моим наиболее живым воспо­минанием о детстве является несчастный случай». Когда его попросили рассказать подробнее, он рассказал о событии, которое произошло с ним, когда ему было 5 лет. Играя на кухне с другим ребенком; он опро­кинул чайник с кипятком, который ошпарил его товарища, что приве­ло к смерти последнего. Позже он смог обсудить этот инцидент со своим терапевтом.
Хотя стандартный метод применения подразумевает, что респон­дент должен уловить стимул и отреагировать на него в письменной фор­ме, для некоторых тревожных пациентов будет полезнее провести опрос устно и записывать их ответы. Этот процесс дает возможность разрядить напряжение. Такие пациенты часто используют SSCT как стимул для (^реагирования и после говорят, что они «чувствуют себя намного луч­ше». Устный метод также дает возможность отметить специфические темы, на которых респондент блокируется, наблюдая за временем реакции, приливам крови, выражением лица, изменениями в тоне или тембре голоса и общим поведением.
Интерпретация и оценка. Оценочный лист, разработанный для SSCT, сводит вместе, по каждой установке, четыре стимульных пункта и ответы респондента на них. Например:
Отношение к отцу
Пункты
1. Мне кажется, что мой отец редко работает. 16. Если бы только мой отец стал лучше.
31. Я хочу, чтобы мой отец умер.
46. Мне кажется, что мой отец нехороший человек.
Слова курсивом — это ответы респондента. Эти четыре ответа рас­сматриваются вместе в заключении, которое делается для прояснения клинической картины установок респондента в этой области. В этом слу­чае в заключении записывается: «Чрезвычайная враждебность и презре­ние в сочетании с желанием смерти».
Затем выносится оценка степени расстройства у респондента в этой сфере, соответственно со следующей шкалой:
2. Серьезные расстройства. Требуется помощь терапевта для работы
над эмоциональным конфликтом в этой области. 1. Небольшие расстройства. Имеется эмоциональный конфликт в
этой области, но есть возможность его устранения без помощи
терапевта.
0. Нет заметных расстройств в этой области. X. Неизвестно. Недостаточна сведений.
Этот метод ранжирования четырех ответов отличается от процеду­ры, используемой Тендлером, Роттером и Виллерманом и других, кто занимался техникой завершения предложений. Традиционный метод оце­нивает отдельные ответы и приходит к финальной оценке адаптации путем сложения отдельных оценок. Автору SSCT кажется, что более при­емлемо просто обозначить области расстройства и определить их посред­ством сбора ответов. Валидность оценки, конечно, зависит от клиничес­кого фона и сообразительности экспериментатора, так же как и от мате­риала, предоставленного респондентом. Для тех, кто имеет небольшой опыт в применении этого метода, представляем примеры интерпрета­ции и оценки.
Далее следуют заключения и оценки отдельных установок, схема которых представлена в общем заключении по данным SSCT:
1. Утверждения из тех областей, в которых респондент показал наи­более явные нарушения установок. Могут обеспечить терапевта необхо­димыми ключами.
2. Описание взаимозависимости между установками применитель­но к содержанию. Часто освещает динамические факторы данного случая. Например, респондент № 1 описал свою мать как «слишком нервозную» и «мелочную». Он считает, что большинство матерей «слишком любят своих детей и балуют их». Он утверждает, что его семья «нормальная», но они относятся к нему «как к маленькому». Он очень враждебен по отно­шению к женщинам, которых рассматривает как «лживых особ, кото­рым нельзя доверять». Он осторожно относится к браку: «Брак хорош, если заранее все обговорено». Он считает своего отца хорошим челове­ком, но хотел бы, чтобы тот «перестал упрямиться». Он презрительно относится к руководству. Он не любит мелочных людей. Его наиболее живое воспоминание о детстве: «Со мной неправильно обращались». Он боится за себя, и когда обстоятельства против него, он сдается. Еще он полагает, что у него есть возможность «что-либо сделать». Его отношение к будущему поверхностно и почти нереально оптимистично. Однажды он ожидает «заработать миллион».
ПРИМЕРЫ ДАННЫХ SSCT в СООТНОШЕНИИ с ДАННЫМИ, ПОЛУЧЕННЫМИ ПРИ помощи
ДРУГИХ ПРОЕКТИВНЫХ ТЕХНИК
Степень структурированности области проективного импульса обыч­но влияет на ценность ответов для характеристики личности. Таким об­разом, чернильные пятна Роршаха могут выявить способы и паттерны реагирования, которые могут поведать нам многое о базовой структуре личности респондента. Рисунки ТАТ могут выявить материал, относя­щийся к динамике проблем субъекта. SSCT может отразить сознатель­ное, предсознательное и бессознательное мышление и чувства. Рассмот­рение материала, вытекающего из различных техник, дает более полную картину личности, чем мы могли бы достичь при использовании одной техники.
Например, один пациент показал значительную враждебность в своих ответах по тесту Роршаха. Два животных на карточке № VITT «соби-
рались растерзать добычу». Верхняя деталь карточки № X напомнила ему «разорванное горло». В его истории ТАТ вплетались темы жестокости, насилия и убийства. Но в SSCT его ответы отражают преувеличенный альтруизм и идеализм: «Если бы люди работали под моим руководством, я бы платил им больше, чем другие». «Моя тайная мечта в жизни перестро­ить общество, чтобы все были счастливы». Таким образом, мы можем ожи­дать, что этот индивид приспособится к своим жестоким агрессивным импульсам благодаря механизму формирования реакции.
Таким же путем могут быть сделаны выводы о личностной структу­ре на основе SSCT, и их можно сопоставить с выводами, сделанными по результатам других техник:
1. Отвечает ли индивид сначала на внутренние импульсы или на внешние стимулы? Респондент № 6 боится «выделиться и быть отверг­нутым». Он хочет избавиться от боязни «дать себе волю». Его страхи иног­да заставляют его «замыкаться в себе и даже вырвать». Это ответы субъек­та, который первоначально реагирует на внутренние импульсы. В проти­воположность рассмотрим ответы респондента № 15, который не боится «практически ничего. Однако громкий шум смущает меня». Он хотел бы избавиться от боязни «вздрагивать, когда слышит громкий шум».
2. Контролирует ли субъект свои эмоции, или они носят импуль­сивный характер в стрессовых ситуациях? Респондент № 6 сказал: «Ког­да обстоятельства против меня, я стараюсь использовать все свои шансы» (эмоции под контролем). Респондент № 25 ответил на тот же вопрос: «Я пугаюсь» (возможно импульсивное поведение?.
3. Является ли его мышление преимущественно зрелым, адекват­ным его ответственности и интересам и нуждам других, или оно незре­лое и эгоцентричное? Респондент № 5 выражает следующие цели: «Я всегда хотел петь». «Я мог бы быть абсолютно счастливым, если я мог бы делать все, что мне хочется». Респондент № 43 в качестве своего тайного желания назвал «руководить оркестром, путешествовать и жить за грани­цей, стать полезным для нашей культуры и общества и сделать мир луч­ше». Последний взгляд явно более зрелый.
4. Является ли его мышление реалистичным или абстрактным и фантазийным? Отношение к будущему и своим собственным способно­стям, целям, страхам и чувству вины дает ответы на этот вопрос; напри­мер, желание сниматься в фильмах; ощущение способности поиграть в мяч с «Янки»; желание «создать что-нибудь фантастическое» и «полететь к звездам»; «Я всегда хотел убить кого-нибудь»; «Мое представление о совершенной женщине как о тигрице»', «Я знаю, что это глупо, но я боюсь вас»; «Мои страхи заставляют меня совершить суицид»', «Моя самая большая ошибка в жизни — мое рождение» — все это примеры нереали­стичных ответов различных респондентов.
Другие аспекты ответов SSCT могут использоваться в дополнение к данным ТАТ касательно потребностей человека и прессам из окруже­ния, на которое он отвечает. Отношение к гетеросексуальным контак­там и собственным способностям, страхам и целям часто освещает эти факторы. Респондент № 15 утверждает: «Если бы у меня были сексуаль-
ные отношения, я бы предохранялся и до и после контакта», тогда как ответ респондента № 16 на тот же самый вопрос таков: «Я бы хотел, чтобы они стали результатом хороших отношений». Часто выражаются потребности в здоровье, здравомыслии и экономической обеспеченно­сти. Боязнь других людей и сложных ситуаций также часто можно найти
в ответах.
Ниже приводится бланк SSCT вместе с оценочным листом и схе­мой общего заключения.
Тест «Завершение предложений Сакса» (SSCT)
Время начала:
Время окончания:
Имя: Пол: Возраст: Дата:
Инструкция: Ниже находятся шестьдесят частично законченных пред­ложений. Прочитайте каждое и завершите его, вписывая первое, что придет на ум. Делайте это по возможности быстро. Если вы не можете закончить тему, обведите номер предложения и вернитесь к нему позже.
1. Мне кажется, что мой отец редко…
2. Когда обстоятельства против меня…
3. Я всегда хоте л…
4. Если бы я занимал ответственную должность…
5. Я вижу будущее…
6. Мое начальство…
7. Я знаю, что это глупо, но я боюсь…
8. Мне кажется, что настоящий друг…
9. Когда я был ребенком…
10. Я представляю себе совершенную женщину как… И. Когда я вижу мужчину и женщину вместе…
12. По сравнению с большинством семей моя семья…
13. На работе я лучше всего лажу с…
14. Моя мать…
15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда я…
16. Если бы только мой отец…
17. Я считаю, что у меня есть способность…
18. Я был бы абсолютно счастлив, если бы…
19. Если бы люди работали под моим руководством…
20. Я надеюсь на…
21. В школе мои учителя…
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь…
23. Я не люблю людей, которые…
24. До войны я…
25. Я считаю, что большинство девушек…
26. Я думаю о супружеской жизни, что…
27. Моя семья относится ко мне как…
28. Те, с кем я работаю…
29. Моя мать и я…
30. Моей величайшей ошибкой было…
31. Я хотел бы, чтобы мой отец…
32. Моя самая большая слабость — это…
33. Моя тайная мечта в жизни…
34. Люди, которые работают под моим руководством…
35. Однажды я…
36. Когда я вижу, что входит начальник…
37. Я бы хотел избавиться от боязни…
38. Больше всего мне нравятся люди…
39. Если бы я снова стал молодым…
40. Я считаю, что большинство женщин…
41. Если бы у меня были сексуальные отношения…
42. Большинство семей, которые я знаю…
43. Мне нравится работать с людьми, которые…
44. Я считаю, что большинство матерей…
45. Когда я был моложе, я чувствовал вину из-за…
46. Мне кажется, что мой отец…
47. Когда удача отворачивается от меня…
48. Отдавая распоряжения другим людям, я…
49. Больше всего от жизни я хочу…
50. Когда я стану старше…
51. Люди, которых я считаю выше меня по положению…
52. Иногда мои страхи заставляют меня…
53. Когда меня нет, мои друзья…
54. Мое самое яркое воспоминание из детства…
55. В женщинах мне меньше всего нравится…
56. Моя половая жизнь…
57. Когда я был ребенком, моя семья…
58. Мои сослуживцы обычно…
59. Мне нравится моя мать, но…
60. Самая отвратительная вещь, которую я когда-либо делал…
Оценочный бланк SSCT
Имя: Пол: Дата: Время:
Возраст:
Инструкция: Исходя из вашего клинического заключения, прини­мая во внимание такие факторы, как несогласованные ответы, сисфорические ссылки и демонстрация конф­ликта, оцените ответы SSCT по пятнадцати категори­ям, перечисленным ниже, в соответствии со следую­щей шкалой:
2 — Серьезные расстройства. Требуется помощь терапевта для ра­боты над эмоциональным конфликтом в этой области.
1 — Небольшие расстройства. Имеется эмоциональный конфликт в этой области, но есть возможность его устранения без помощи терапевта.
О — Нет заметных расстройств в этой области. X — Неизвестно. Недостаточно сведений.
Примечание: Стимулы SSCT напечатаны строчными буквами, от­веты респондента — заглавными. Если номер темы об­веден в кружок, это означает, что респондент сразу не смог ответить и вернулся к этому пункту позже.
I. ОТНОШЕНИЕ к МАТЕРИ ОЦЕНКА: 14. Моя мать…
29. Моя мать и я…
44. Я считаю, что большинство матерей… 59. Мне нравится моя мать, но… Заключительная интерпретация:
П. ОТНОШЕНИЕ к отцу ОЦЕНКА:
\, Мне кажется, что мой отец редко… 16. Если бы только мой отец… 31. Я хотел бы, чтобы мой отец… 46. Мне кажется, что мой отец…
Заключительная интерпретация:
III. ОТНОШЕНИЕ к ЧЛЕНАМ СЕМЬИ ОЦЕНКА: 12. По сравнению с большинством семей моя семья…
27. Моя семья относится ко мне как… 42. Большинство семей, которые я знаю… 57. Когда я был ребенком, моя семья…
Заключительная интерпретация:
IV. ОТНОШЕНИЕ к ЖЕНЩИНАМ. ОЦЕНКА: 10. Я представляю себе совершенную женщину как…
25. Я считаю, что большинство девушек…
40. Я считаю, что большинство женщин…
55. В женщинах мне меньше всего нравится…
Заключительная интерпретация:
V. ОТНОШЕНИЕ к ГЕТЕРОСЕКСУАЛЬНЫМ связям ОЦЕНКА:
II. Когда я вижу мужчину и женщину вместе…
26. Я думаю о супружеской жизни, что…
41. Если бы у меня были сексуальные отношения…
56. Моя половая жизнь…
Заключительная интерпретация:
VI. ОТНОШЕНИЕ к ДРУЗЬЯМ и ЗНАКОМЫМ ОЦЕНКА: 8. Мне кажется, что настоящий друг…
23. Я не люблю людей, которые… 38. Больше всего мне нравятся люди…
53. Когда меня нет, мои друзья… Заключительная интерпретация:
VII. ОТНОШЕНИЕ к НАЧАЛЬСТВУ НА РАБОТЕ и в ШКОЛЕ ОЦЕНКА: 6. Мое начальство…
21. В школе мои учителя…
36. Когда я вижу, что входит начальник…
51. Люди, которых я считаю выше меня по положению… Заключительная интерпретация:
VIII. ОТНОШЕНИЕ к ПОДЧИНЕННЫМ ОЦЕНКА: 4. Если бы я занимал ответственную должность…
19. Если бы люди работали под моим руководством… 34. Люди, которые работают под моим руководством… 48. Отдавая приказы другим людям, я…
Заключительная интерпретация:
IX. ОТНОШЕНИЕ к КОЛЛЕГАМ НА РАБОТЕ и в ШКОЛЕ ОЦЕНКА: 13. На работе я лучше всего лажу с…
28. Те, с кем я работаю…
43. Мне нравится работать с людьми, которые…
58. Мои сослуживцы обычно…
Заключительная интерпретация:
X. СТРАХИ ОЦЕНКА:
1. Я знаю, что это глупо, но я боюсь…
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь…
37. Я хотел бы избавиться от боязни…
52. Иногда мои страхи заставляют меня… Заключительная интерпретация:
XI. ЧУВСТВО вины ОЦЕНКА: 15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда я…
30. Моей величайшей ошибкой было…
45. Когда я был моложе, я чувствовал вину из-за…
60. Самая отвратительная вещь, которую я когда-либо делал…
Заключительная интерпретация:
XII. ОТНОШЕНИЕ к СОБСТВЕННЫМ СПОСОБНОСТЯМ ОЦЕНКА:
2. Когда обстоятельства против меня…
17. Я считаю, что у меня есть способность… 32. Моя самая большая слабость — это… 47. Когда удача отворачивается от меня…
Заключительная интерпретация:
XIII. ОТНОШЕНИЕ к ПРОШЛОМУ ОЦЕНКА: 9. Когда я был ребенком…
24. До войны я…
39. Если бы я снова стал молодым…
54. Мое самое яркое воспоминание из детства… Заключительная интерпретация:
XIV. ОТНОШЕНИЕ к БУДУЩЕМУ ОЦЕНКА:
5. Я вижу будущее…
20. Я надеюсь на…
35. Однажды я…
50. Когда я стану старше…
Заключительная интерпретация:
XVI. ЦЕЛИ ОЦЕНКА:
3. Я всегда хотел…
18. Я был бы абсолютно счастлив, если…
33. Мое тайное стремление в жизни…
49. Больше всего от жизни я хочу…
Заключительная интерпретация:
ОБШЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1. Основные области конфликта и расстройства.
2. Взаимосвязи между установками.
3. Структура личности.
A. Степень реагирования респондента на внутренние импульсы и на внешние стимулы.
B. Эмоциональная адаптация.
C. Зрелость.
D. Уровень реальности.
E. В какой манере выражаются конфликты.
Оценка ответов и заключение. Примеры того, как ответы оценива­ются по степени нарушения, и типичные заключения по этим ответам даны ниже. В каждом случае одинаковая оценка была вынесена тремя психологами, которые работали независимо друг от друга.
ПРИМЕРЫ ОЦЕНКИ в SSCT
I. ОТНОШЕНИЕ к МАТЕРИ
Случай № 2 Оценка: 2
Пункты
14. Моя мать — ворчунья.
29. Моя мать и я очень отличаемся друг от друга.
44. Я считаю, что большинство матерей слишком зависят от своих
детей.
59. Мне нравится моя мать, но мне она не нравится. Заключительная интерпретация: Полностью отвергает и осуждает мать, которую считает слишком требовательной.
Случай № 23 Оценка: 1
Пункты
14. Моя мать бережлива.
29. Моя мать и я — хорошие друзья с разными позициями.
44. Я считаю, что большинство матерей своей любовью разрушают
свои же доводы.
59. Мне нравится моя мать, но нет никаких «но». Заключительная интерпретация: Видит просчеты матери, но при­нимает их и допускает разницу во взглядах.
Случай № 56 Оценка: О
Пункты
14. Моя мать — замечательная женщина.
29. Моя мать и я — большие друзья.
44. Я считаю, что большинство матерей — значимые-персоны.
59. Мне нравится моя мать, но мой отец тоже ничего.
Заключительная интерпретация: Выражает только положительные
чувства по отношению к матери.
11. ОТНОШЕНИЕ к отцу
Случай № 52 Оценка: 2
Пункты
1. Мне кажется, что мой отец редко работает. 16. Если бы только мой отец стал лучше. 31. Я хотел бы, чтобы мой отец умер. 46. Мне кажется, что мой отец нехороший человек. Заключительная интерпретация: Крайняя враждебность и презре­ние с явным желанием смерти.
Случай № 71 Оценка: 1
Пункты
I. Мне кажется, что мой отец редко говорит со мной как отец с
сыном.
16. Если бы только мой отец прислушался. 3!. Я хотел бы, чтобы мой отец (без ответа). 46. Мне кажется, что мой отец — значимая персона. Заключительная интерпретация: Восхищается отцом, но хочет, что­бы их отношения стали ближе.
Случай № 14 Оценка: О
Пункты
\. Мне кажется, что моему отцу редко не хватает чувства юмора.
16. Если бы только мой отец взял отпуск.
31. Я хотел бы, чтобы мой отец остался таким, как сейчас.
46. Мне кажется, что мой отец — очень хороший человек.
Заключительная интерпретация: Выражает полное удовлетворение
личностью отца.
III. ОТНОШЕНИЕ к ЧЛЕНАМ СЕМЬИ
Случай № 12 Оценка: 2
Пункты
12. По сравнению с большинством семей, моя семья редко бывает вместе.
27. Моя семья относится ко мне как к чужому, но не показывает
этого.
42. Большинство семей, которые я знаю, в своем роде страдальцы. 57. Когда я был ребенком, моя семья ссорилась, и мы не ладили друг
с другом.
Заключительная интерпретация: Чувствует себя отвергнутым семь­ей, п которой всегда не хватало солидарности и где постоянно были проблемы.
Случай № 10 Оценка: \
Пункты
12. По сравнению с большинством семей моя семья в порядке. 27. Моя семья относится ко мне как к маленькому мальчику. 42. Большинство семей, которые я знаю, похожи на мою. 57. Когда я был ребенком, моя семья хорошо со мной обращалась. Заключительная интерпретация: Беспокоится, что семья не вос­принимает его как зрелую личность, но не ощущает трудностей в общении с ней.
Случай № 16 Оценка: О
Пункты
12. По сравнению с большинством семей моя семья самая лучшая. 27. Моя семья относится ко мне как к близкому другу. 42. Большинство семей, которые я знаю, — неплохие люди. 57. Когда я был ребенком, моя семья много переезжала. Заключительная интерпретация'. Частая смена места жительства лишь незначительно повлияла на его замечательное отношение к семье.
IV. ОТНОШЕНИЕ к ЖЕНЩИНАМ
Случай № 1 Оценка: 2
Пункты
10. Я представляю себе совершенную женщину как — нет такой.
25. Я считаю, что большинству девушек нельзя доверять.
40. Я считаю, что большинство женщин лживы.
55. В женщинах мне меньше всего нравится то, что они противопо­ложного пола.
Заключительная интерпретация: Чрезвычайно недоверчив. Возмож­на гомосексуальная тенденция.
Случай № 26 Оценка: 1
Пункты
10. Я представляю себе совершенную женщину как понимающую и прекрасную.
25. Я считаю, что большинство девушек обыкновенные.
40. Я считаю, что большинство женщин хорошие.
55. В женщинах мне меньше всего нравится их макияж.
Заключительная интерпретация: Высокие идеалы, но амбивалент­ные чувства.
Случай № 31 Оценка: О
Пункты
10. Я представляю себе совершенную женщину как идеал.
25. Я считаю, что большинство девушек прелестны.
40. Я считаю, что большинство женщин привлекательны.
55. В женщинах мне меньше всего нравятся длинные юбки. Заключительная интерпретация: Лишь незначительная и поверхно­стная критика.
V. ОТНОШЕНИЕ к ГЕТЕРОСЕКСУАЛЬНЫМ связям
Случай № 17 Оценка: 2
Пункты
11. Когда я вижу мужчину и женщину вместе, я просто смотрю и прохожу мимо.
26. Я думаю о супружеской жизни, что это то, о чем я думаю.
41. Если бы у меня были сексуальные отношения, мне было бы все равно.
56. Моя половая жизнь ничего особенного из себя не представляет. Заключительная интерпретация: Надеется достигнуть нормальной сексуальной адаптации.
Случай № 25 Оценка: 1
Пункты
11. Когда я вижу мужчину и женщину-вместе, мне интересно, как
они ладят. 26. Я думаю о супружеской жизни, что это может быть приятно,
если оба партнера встречают друг друга на полпути. 41. Если бы у меня были сексуальные отношения, я был бы больше
удовлетворен.
56. Моя половая жизнь не была очень интересной. Заключительная интерпретация: Хочет иметь сексуальный опыт, но сомневается в своей способности вступить в брак.
Случай № 70 Оценка: О
Пункты
11. Когда я вижу мужчину и женщину вместе, мне это нравится.
26. Я думаю о супружеской жизни, что это замечательно.
41. Если бы у меня были сексуальные отношения, но у меня они
есть.
56. Моя половая жизнь — я ей доволен.
Заключительная интерпретация: Показывает на удовлетворение в этой области.
VI. ОТНОШЕНИЕ к ДРУЗЬЯМ и ЗНАКОМЫМ
Случай № 83 Оценка: 2
Пункты
8. Мне кажется, что настоящий друг помогает тебе выжить.
23. Я не люблю людей, которые пялятся на меня.
38. Больше всего мне нравятся люди — таких мало.
53. Когда меня нет, мои друзья — я не очень-то верю в своих друзей. Заключительная интерпретация: Недоверчив и очевидно одинок.
Случай № 22 Оценка: 1
Пункты
8. Мне кажется, что настоящий друг — это тот, кто искренен. 23. Я не люблю людей, которые лгут.
38. Больше всего мне нравятся люди, которым нравлюсь я. 53. Когда меня нет, мои друзья иногда говорят обо мне. Заключительная интерпретация: Вероятно ждет одобрения от окру­жающих, перед тем как эмоционально выразить себя.
Случай № 76 Оценка: О
Пункты
8. Мне кажется, что настоящий друг поможет мне. 23. Я не люблю людей, которые говорят громко. 38. Больше всего мне нравятся люди, которые близки ко мне. 53. Когда меня нет, мои друзья ищут меня.
Заключительная интерпретация: Выражает хорошие взаимные чув­ства между друзьями и им самим.
VII. ОТНОШЕНИЕ к НАЧАЛЬСТВУ НА РАБОТЕ и в ШКОЛЕ
Случай № 48 Оценка: 1
Пункты
6. Мое начальство часто бывает несправедливым.
21. В школе мои учителя слишком властные.
36. Когда я вижу, что входит начальник, я опускаю голову.
51. Люди, которых я считаю выше меня по положению — я боюсь
их.
Заключительная интерпретация: Обижается на начальство и боится его.
Случай № 45 Оценка: 1
Пункты
6. Мое начальство — нормальные люди.
21. В школе мои учителя преимущественно были хорошими людьми.
36. Когда я вижу, что входит начальник, я немного напрягаюсь.
51. Люди, которых я считаю выше меня по положению — я так к
ним и отношусь.
Заключительная интерпретация: Небольшие трудности в призна­нии авторитета.
Случай № 98 Оценка: О
Пункты
6. Мое начальство любит меня.
21. В школе мои учителя были неплохими людьми.
36. Когда я вижу, что входит начальник, я продолжаю делать то,
чем занимался. 51. Люди, которых я считаю выше меня по положению, — это мои
родители.
Заключительная интерпретация: Выражает отсутствие конфликта с авторитарными персонами. Чувствует, что они тоже его восприни­мают надлежащим образом.
VIII. ОТНОШЕНИЕ к ПОДЧИНЕННЫМ
Случай № 55 Оценка: 2
Пункты
4. Если бы я занимал ответственную должность, я был бы строже.
19. Если бы люди работали под моим руководством, я бы был пло­хим начальником.
34. Люди, которые работат под моим руководством, должны сожа­леть об этом.
48. Отдавая приказы другим людям, я (без ответа).
Заключительная интерпретация: Чувствует, что он был бы не в со­стоянии контролировать свою враждебность при управлении дру­гими людьми.
Случай № 22 Оценка: 1
Пункты
4. Если бы я занимал ответственную должность, я бы увидел, что все хорошее уже сделано.
19. Если бы люди работали под моим руководством, я бы относился к ним хорошо.
34. Люди, которые работают под моим руководством, довольны.
48. Отдавая приказы другим людям, я^иногда чувствую трудности.
Заключительная интерпретация: Чувствует способность выполнять
хорошую руководящую работу, но имеет какие-то предубеждения
по поводу применения авторитета.
Случай № 79 Оценка: О
Пункты
4. Если бы я занимал ответственную должность, я бы делал все от меня зависящее.
19. Если люди работали бы под моим руководством, я был бы добр с ними.
34. Люди, которые работают под моим руководством, думают, что я — хороший босс.
48. Отдавая приказы другим людям, я делаю это нормально.
Заключительная интерпретация: Чувствует себя в своей тарелке и
хорошо воспринимается подчиненными.
IX. ОТНОШЕНИЕ к КОЛЛЕГАМ НА РАБОТЕ и в ШКОЛЕ
Случай № 9 Оценка: 2
Пункты
13. На работе я лучше всего лажу ни с кем. 28. Те, с кем я работаю, — плохие люди. 43. Мне нравится работать с людьми, которые дружелюбны. 58. Мои сослуживцы обычно не любят меня.
Заключительная интерпретация: Чувствует себя отверженным кол­легами и осуждает их.
Случай № 39 Оценка: 1
Пункты
13. На работе я лучше всего лажу с моими коллегами.
28. Те, с кем я работаю, очень мне помогают.
43. Мне нравится работать с людьми, которые счастливы.
58. Мои сослуживцы обычно думают, что я не вполне компетентен.
Заключительная интерпретация: Имеются небольшие трудности по
работе, респондент зависим от помощи своих коллег. Доверяет им.
Случай № 2 Оценка: О
Пункты
13. На работе я лучше всего лажу почти со всеми.
28. Те, с кем я работаю, преимущественно приятные люди.
43. Мне нравится работать с людьми, которые приятны.
58. Мои сослуживцы обычно любят меня.
Заключительная интерпретация: Выражает взаимные хорошие чувства.
X. СТРАХИ
Случай № 40 Оценка: 2
Пункты
7. Я знаю, что это глупо, но я боюсь ложиться спать.
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь высоты.
37. Я хотел бы избавиться от боязни ложиться спать.
52. Иногда мои страхи заставляют меня волноваться, и я не знаю, что
мне надо сделать, чтобы побороть их.
Заключительная интерпретация: Нарушения в области очевидных страхов потери идентичности или сознания и, возможно, контро­ля над своими импульсами.
Случай № 68 Оценка: 1
Пункты
7. Я знаю, что это глупо, но я боюсь некоторых людей.
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь (без ответа).
37. Я хотел бы избавиться от боязни говорить перед людьми.
52. Иногда мои страхи заставляют меня отступать.
Заключительная интерпретация: Страх самоутверждения, который
часто возникает и не прогрессирует.
Случай № 84 Оценка: О
Пункты
7. Я знаю, что это глупо, но я боюсь — ничего не боюсь.
22. Большинство моих друзей не знают, что я боюсь — никого не
боюсь.
37. Я хотел бы избавиться от боязни — не могу вспомнить ни одной. 52. Иногда мои страхи заставляют меня (у меня нет страхов). Заключительная интерпретация: Выражает отсутствие явно выра­женных страхов.
XI. ЧУВСТВО вины
Случай № 74 Оценка: 2
Пункты
15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда я делал всякие
глупости.
30. Моей величайшей ошибкой было отступить и приспособиться. 45. Когда я был моложе, я чувствовал вину из-за мастурбации. 60. Самая отвратительная вещь, которую я когда-либо делал, — я
потерял веру в бога.
Заключительная интерпретация: Расстройства связаны с душевны­ми неудачами и физическими желаниями.
Случай № 13 Оценка; 1
Пункты
15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда у меня были детс­кие проблемы.
30. Моей величайшей ошибкой было бежать от трудностей.
45. Когда я был моложе, я чувствовал вину за половое влечение.
60. Самая отвратительная вешь, которую я когда-либо делал, — пошел в армию.
Заключительная интерпретация: Имеются сожаления о прошлом и
слабое расстройство по поводу неудач в борьбе с трудностями.
Случай № 72 Оценка: О
Пункты
15. Я бы отдал все, чтобы забыть то время, когда я — не знаю.
30. Моей величайшей ошибкой было — уволиться из армии, я думаю.
45. Когда я был моложе, я чувствовал вину из-за — не из-за чего.
60. Самая отвратительная вещь, которую я когда-либо делал, –
научился слишком много думать.
Заключительная интерпретация: По-видимому, не обеспокоен чув­ством вины.
XII. ОТНОШЕНИЕ к СОБСТВЕННЫМ СПОСОБНОСТЯМ
Случай № 89 Оценка: 2
Пункты
2. Когда обстоятельства против меня, это плохо. 17. Я считаю, что у меня есть способность ничего не делать. 32. Моя самая большая слабость — это болезнь. 47. Когда удача отворачивается от меня, мне грустно. Заключительная интерпретация: Чувствует себя совершенно неком­петентным и беспомощным.
Случай № 19 Оценка: 1
Пункты
2. Когда обстоятельства против меня, я продолжаю в том же духе. 17. Я считаю, что у меня есть способность учить. 32. Моя самая большая слабость — это страх. 47. Когда удача отворачивается от меня, я чувствую отвращение. Заключительная интерпретация: Чувствует, что у него есть опреде­ленные способности и настойчивость, но есть трудности со страхами.
Случай № 98 Оценка: О
Пункты
2. Когда обстоятельства против меня, я работаю упорнее. 17. Я считаю, что у меня есть способность преодолевать обстоятель­ства.
32. Моя самая большая слабость — это давать взаймы. 47. Когда удача отворачивается от меня, я стараюсь еще больше. Заключительная интерпретация: Уверен в своей способности пре­одолевать обстоятельства. Они вдохновляют его на большие стара­ния.
XIII. ОТНОШЕНИЕ к ПРОШЛОМУ
Случай № 33 Оценка: 2
Пункты
9. Когда я был ребенком, мне приходилось решать все самому.
24. До войны я служил в армии.
39. Если бы я снова стал молодым, я хотел бы, чтобы мама была
жива. 54. Мое самое яркое воспоминание из детства — это ощущение, что
я ничего не значу.
Заключительная интерпретация: Остро чувствует отсутствие мате­ри, отверженность, эмоционально одинок.
Случай № 11 Оценка: \
Пункты
9. Когда я был ребенком, я много думал.
24. До войны я ходил в школу.
39. Если бы я снова стал молодым, я сделал бы все так же, как
сделал.
54. Мое самое яркое воспоминание из детства — как меня бьет отец. Заключительная интерпретация: Имеет неприятные воспоминания, но не кажется сильно травмированным ими.
Случай № 82 Оценка: О
Пункты
9. Когда я был ребенком, все казалось важным. 24. До войны я жил один.
39. Если бы я снова стал молодым, я бы много работал. 54. Мое самое яркое воспоминание из детства — окончание школы. Заключительная интерпретация: Чувствует себя свободно. Положи­тельные чувства. Воспоминания о достижениях.
XIV. ОТНОШЕНИЕ к БУДУЩЕМУ
Случай № 33 Оценка: 2
Пункты
5. Я вижу будущее в черных тонах.
20. Я надеюсь на излечение.
35. Однажды я буду на коне.
50. Когда я стану старше, я еще больше поглупею.
Заключительная интерпреп– щия: Пессимист. Нет надежды на свои собственные источники счастья или успеха.
Случай № 48 Оценка: 1
Пункты
5. Я вижу будущее неопределенно. 20. Я надеюсь на окончание школы. 35. Однажды я стану лучше.
50. Когда я стану старше, я надеюсь приобрести хороший дом. Заключительная интерпретация: Неуверен в себе, но в целом опти­мист.
Случай № 64 Оценка: О
Пункты
5. Я вижу будущее светлым.
20. Я надеюсь на работу.
35. Однажды я буду при деньгах.
50. Когда я стану старше, я буду лучше.
Заключительная интерпретация: Кажется уверенным в достижении
своих материальных целей.
XV. ЦЕЛИ
Случай № 9 Оценка: 1
Пункты
3. Я всегда хотел убить кого-нибудь.
18. Я был бы абсолютно счастлив, если бы я был один.
33. Моя тайная мечта в жизни — прославиться.
49. Больше всего от жизни я хочу всего.
Заключительная интерпретация: Прямое выражение враждебности.
Отвергает общество. Экстравагантный, нереалистичный.
Случай № 19 Оценка: 1
Пункты
3. Я всегда хотел быть актером.
18. Я был бы абсолютно счастлив, если бы был богат.
33! Моя тайная мечта в жизни — быть богатым.
49. Больше всего от жизни я хочу счастья.
Заключительная интерпретация: По-видимому, идентифицирует
счастье с материальным успехом.
Случай № 79 Оценка: О
Пункты
3. Я всегда хотел быть счастливым.
18. Я был бы абсолютно счастлив, если бы я заработал достаточно
денег, чтобы хорошо содержать свою семью. 33. Моя тайная мечта в жизни — достичь чего-то в жизни. 49. Больше всего от жизни я хочу хорошего здоровья. Заключительная интерпретация: Желает материального достатка для семьи, так же как и для себя. Видит важность здоровья для счастли­вой жизни.
Д. М. Lakcue. Лева завершение предложении
ИЛЛЮСТРАТИВНЫЙ СЛУЧАЙ
Следующие ответы, заключительные интерпретации и независи­мые клинические взгляды психиатров, которые наблюдали респонден­та, были получены при экспериментальном изучении SSCT Саксом. Респондент № 6 Мужчина 19 лет
Диагноз: смешанный психоневроз тяжелой степени.
I. ОТНОШЕНИЕ к МАТЕРИ ОЦЕНКА: 2
14. Моя мать мне мешала. 29. Моя мать и я сильно привязаны друг к. другу. 44. Я считаю, что большинство матерей любят своих детей, 59. Мне нравится моя мать, но она мне очень мешала. Заключительная интерпретация: Очень обеспокоен эмоциональны­ми отношениями с матерью и проблемами, касающимися этих от­ношений.
(Клиническое впечатление: Амбивалентная зависимость с желания­ми инцеста и враждебностью.)
II. ОТНОШЕНИЕ к отцу ОЦЕНКА: 2
1. Мне кажется, что мой отец редко проявлял свою привязанность ко
мне.
16. Если бы только мой отец вел себя как отец. 31. Я бы хотел, чтобы мой отец вел себя как мужчина. 46. Мне кажется, что мой отец не ведет себя как настоящий мужчи­на.
Заключительная интерпретация: Показывает потребность в отно­шениях с адекватным отцовским образом. Чувствует, что его соб­ственный отец не подходит на эту роль.
(Клиническое впечатление: Отец не является сильной личностью. Не хочет идентифицировать себя с ним.)
III. ОТНОШЕНИЕ к ЧЛЕНАМ СЕМЬИ ОЦЕНКА: 2
12. По сравнению с большинством семей, моя семья более строгая
и более европейская.
27. Моя семья относится ко мне как к умному человеку. 42. Большинство семей, которые я знаю счастливы. 57. Когда я был ребенком, моя семья не уделяла мне достаточно
внимания.
Заключительная интерпретация: Чувствует, что семья отвергала.его в детстве, но теперь они его уважают. Чувствует, что ему навредили ригидные установки родителей и взрослого мира. (Этническое впечатление: Компульсивная лояльность, основанная на зависимости.)
IV. ОТНОШЕНИЕ к ЖЕНЩИНАМ ОЦЕНКА: О
10. Я представляю себе совершенную женщину как красивую и при­влекательную. 25. Я считаю, что большинство девушек ищет мужей.
11роективные методы
сталкивается с обстоятельствами. Пассивный и подавленный, ког­да имеет дело с ними.
(Клиническое впечатление: Слишком много амбиций в отношении способностей. Хотел бы быть более блистательным.)
XIII. ОТНОШЕНИЕ к ПРОШЛОМУ ОЦЕНКА: 1
9. Когда я был ребенком, мне уделяли мало внимания.
24. До войны я был счастлив.
39. Если бы я снова стал молодым, я, возможно, делал бы то же, что
и делал. 54. Мое самое яркое воспоминание из детства — мои отношения с
девочками.
Заключительная интерпретация: Чувствовал себя отвергнутым. Впе­чатлен детским сексуальным опытом. (Клинический взгляд: Занят мастурбацией и своим нездоровьем.)
XIV. ОТНОШЕНИЕ к БУДУЩЕМУ ОЦЕНКА: О 1
5. Я вижу будущее светлым. 20. Я нааеюсь на то, когда мне будет лучше. 35. Однажды я действительно буду счастлив. 50. Когда я стану старше, я буду мудрее.
Заключительная интерпретация: Оптимистичный взгляд в отноше­нии здоровья, счастья и 'интеллектуального роста. (Клиническое впечатление: Конфликты отсутствуют. Чувствует себя способным делать то, что хочет.)
XV. ЦЕЛИ ОЦЕНКА: 1
3. Я всегда хотел выделяться.
18. Я бы был абсолютно счастлив, если бы был умнее. 33. Моя тайная мечта в жизни — быть знаменитым. 49. Больше всего от жизни я хочу немного ума, тогда я смогу полу­чить все остальное.
Заключительная интерпретация: Хочет быть знаменитым и выде­ляться, несмотря на страхи, упомянутые выше. Цели несколько неопределенные. (Клиническое впечатление: Жена, семья, жизнь среднего класса.)
ОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ (РЕСПОНДЕНТ № 6)
/. Основные области конфликта и расстройства: Мать, отец, члены семьи, гетеросексуальные отношения, подчиненные, страхи и чувство вины.
2. Взаимосвязи между установками: Проблема тесной эмоциональ­ной взаимосвязи с матерью, отсутствие отцовской фигуры и строгое вос­питание привели к робости в отношении женщин, недостатку уверенно­сти в навыках в сексуальной сфере и сильному чувству вины в связи с половыми влечениями. Чувство отверженности в детстве и неадекватная
отцовская фигура оставили у него боязнь не справиться с враждебностью на руководящих должностях. 3. Структура личности:
(a) степень реагирования — реагирует в первую очередь на внут­ренние импульсы (X и XI);
(b) эмоциональная адаптация — эмоционально зажат (37);
(c) зрелость – эгоцентричные цели и отсутствие сексуальной адаптации отражают умеренную незрелость;
(d) уровень реальности — имеется тенденция переоценивать свои потенциальные возможности (17);
(e) в какой манере выражаются конфликты — потребность в при­знании и принятии (VI, VIII, IX), конфликты с боязнью враждебности и отвержения окружающими (X). Конфликт выражается через уход в себя, пассивную зависимость и рас­стройства пищеварения.
Сидни Леви
РИСУНОК ЧЕЛОВЕКА КАК ПРОЕКТИВНЫЙ ТЕСТ
ВВЕДЕНИЕ
Клинический психолог, занимающийся анализом рисунков, нахо­дится в ситуации вызова: он приходит к важным заключениям от незна­чимых посылок. Дабы избежать разочарования, следует подчеркнуть, что у техники анализа рисунков нет достаточной экспериментальной валидизации, она редко дает недвусмысленную информацию и часто приво­дит неосторожного исследователя к правдоподобным, но неверным ут­верждениям о личности человека, чьи рисунки изучаются. Это касается как теста Роршаха, так и других проективных техник. Но анализ рисун­ков особенно уязвим при неправильном его применении по ряду причин. Так как здесь нет комплексной системы подсчета, которой можно обу­чить другого исследователя, нет вообще каких-либо длительных обучаю­щих курсов, то данный тест становится особенно привлекательным ин­струментом для импульсивных или безалаберных индивидов.
Несмотря на эти минусы, я рассматриваю анализ рисунков как очень богатый и экономичный по времени источник информации о лич­ности, поэтому я полагаю, что использование данной техники до при­менения других, более сложных техник оценки личности является оп­равданной клинической практикой,
Количество информации, которое может быть получено в резуль­тате применения этой проективной техники, зависит как от умения и опыта психолога, так и от испытуемого. Что касается валидности и на­дежности утверждений, основанных на анализе рисунков, то здесь нет достаточной информации. Однако эксперименты, проведенные в данной области как мной, так и другими исследователями, хотя экспериментов было не очень много и полученные данные нельзя назвать исчерпываю­щими, в целом носят многообещающий характер, что оправдывает про­должающиеся исследования достоинств и ограничений метода анализа
Хотя у данной статьи один автор, в действительности многие люди прямо или косвенно принимали участие в этой работе. Одну из ведущих ролей играла Карен Маховер (Karen Machover), чье имя прежде всего ассоциируется с данной техникой, ее идеи и влияние были серьезными, основательными; Меррей Крим (Murray Krim) внес большой вклад в обзор исследований, проводившихся по данной теме, доктор Герберт Цукер (Herbert Zucker), который в личной беседе дал глубокий анализ достоинств и ограничений этой техники, доктор Дэвид Векслер (David Wechsler), который предложил блестящие находки, доктор Элси Толлер (Elsie Toller), которая сверяла диагностические утверждения автора со своим клиническим материалом, и профессор Брайн Е. Томлинсон (Brian E. Tomliiison), который продуцировал оригинальные стимулы для клинического исследования.
рисунков. Более того, недостаток соответствующей информации о ва­лидности не отрицает клиническую полезность данной техники. Нас ин­тересует феномен, который был изучен психологами, занимавшимися исследованиями в области интеллекта и способностей. Они использова­ли батарею тестов, каждый из которых обладает низким индексом ва­лидности, но, объединяя тесты, являющиеся недостаточно валидными, вся серия дает приемлемые валидные результаты. Например, в Воору­женных Силах отбор студентов — пилотов проводился на основе батареи из восемнадцати тестов, где валидность каждого из них была настолько низкой, что отбор, сделанный на основе одного теста, давал результаты немногим лучше, чем просто случайный отбор. Но когда восемнадцать тестов были объединены в одну батарею, то ее валидность составила 0,60. Когда информация, полученная из анализа рисунков, соответствует ре­зультатам, полученным с помощью других техник, то это укрепляет до­верие клиницистов.
Процедура рисования может быть рассмотрена как ситуативный тест, в котором испытуемый сталкивается с той или иной проблемой, а в его усилиях по ее решению участвуют вербальные, экспрессивные и моторные поведенческие компоненты. Это поведение, как и сам рису­нок, является предметом наблюдения клинициста. Затем гипотезы про­веряются с помощью другой доступной информации.
ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ
Материал, представленный в этой статье, был получен эмпири­чески. Те, кого интересуют теоретические концепции, должны обратить­ся к другим источникам. Однако существуют определенные базовые пред­положения, касающиеся теста рисунка фигуры, которые необходимо от­метить. Предполагается, что каждый аспект поведения имеет какое-то значение. Жесты, выражение лица, маленькие зарисовки во время раз­мышлений, кажущиеся случайными движения — все это имеет значе­ние, пригодное или непригодное для интерпретации. Во время процеду­ры рисования испытуемый не только рисует, но и как-то проявляет себя поведенчески. Он дает какие-то вербальные комментарии, его настрое­ние отражается на лице, он может поигрывать бумагой или карандашом, качать ногой, грызть ногти и т.д. Любое наблюдаемое поведение является подходящим материалом для клинического психолога.
Некоторые клиницисты считают, что «неправильно» использовать поведение испытуемого как часть анализа рисунка. Рисуночный тест — это не игра в слова или фокус, а серьезная процедура, цель которой — дос­тичь понимания индивида через его изучение. Клиницист, однако, инте­ресуется пациентом, а не рисунком как таковым. Следовательно, очень разумно использовать возникающие по ходу эксперимента данные, кото­рые могут помочь в описании и понимании личности испытуемого.
Некоторые наблюдатели считают, что каждый рисунок в большей степени дело случая, тренировки или навыка. Это одна из возможных точек зрения, но проективная психология полагает, что нет случайного
поведения, все поведение детерминировано. Однако детерминирующих факторов обычно много, они обладают различной степенью доступнос­ти, что усложняет задачу анализа.
Некоторые клиницисты интерпретируют каждый рисунок как про­екцию образа тела или я-концепции. Часто бывает именно так, но это вовсе не обязательно. Я сделал вывод, что рисунок может быть проекци­ей я-концепции, проекцией отношения к кому-либо из окружения, про­екция образа идеального Я, результатом внешних обстоятельств, выра­жением привычных паттернов, выражением эмоционального настроя, проекцией отношения испытуемого к экспериментатору и ситуации эк­сперимента, выражением его отношения к жизни и обществу в целом. Обычно это сочетание всего перечисленного. Далее, рисунок может быть осознанным выражением, или он может включать глубинные замаски­рованные символы, представляющие неосознанные феномены. Здесь может быть сделано только одно определенное утверждение: клиницист должен избегать произвольного, наивного или догматического подхода к технике «рисунок человека».
ОСНОВНАЯ ПРОЦЕДУРА
Оборудование. Основная процедура состоит из того, что испытуе­мому даются карандаш средней мягкости и стандартный лист чистой бумаги размером 21 на 30 см. Под рукой должна находиться стопка бума­ги, из которой испытуемый мог бы сам выбрать лист и положить его по своему усмотрению. Должна быть подходящая ровная поверхность и дос­таточное освещение. Индивиду должно быть удобно сидеть, у него долж­но быть достаточно места для рук и ног. Здесь будет уместно предостеречь исследователя: довольно часто можно видеть,, что испытуемому разре­шают сесть боком к столу, это ведет к тому, что ему приходится искрив­лять тело и плечи. Также нежелательно использовать ограниченную по­верхность, на которой испытуемый не сможет свободно разместить руки. Желательно разрешить испытуемому войти в его обычное расслабленное состояние так, что любое физическое напряжение могло бы быть рас­смотрено как эндогенное.
Инструкция. Исследователь говорит: «Нарисуйте, пожалуйста, че­ловека». Это обычно приводит ко множеству вопросов, например, «Че­ловека целиком?», «А какого человека?», а также к многочисленным протестам, связанным с художественными способностями испытуемого («Я не умею рисовать»). Отвечая на все вопросы типа «Каким должен быть рисунок?», исследователь должен ограничиться очень общими ут­верждениями, например таким: «Рисуйте что хотите и как хотите». Это можно повторить, чтобы подбодрить и простимулировать испытуемого, но не следует давать более конкретные инструкции. Если испытуемый выражает сомнение в своих художественных способностях, то можно сказать ему следующее: «Все в порядке, нас не интересует, как хорошо вы рисуете, пока вы рисуете человека». Это можно повторять, перефра­зировать, но не делать более определенных замечаний.
На это испытуемый может отреагировать по-разному. Например, он может нарисовать человека целиком, часть фигуры, карикатуру, «па­лочные» фигуры, стереотип или абстрактное изображение человека. Либо он может выразить нежелание рисовать. Любой тип поведения предос­тавляет информацию об индивиде, поэтому не следует рассматривать это как напрасную трату времени. Клиницист заинтересован в данных о поведении испытуемого до и во время рисования, так же как и в самих результатах. Если испытуемый продолжает сопротивляться, эксперимен­татор может использовать любые доступные ему навыки, техники, спо­собы убеждения, не давая при этом никакой дополнительной информа­ции. Художественные способности здесь не важны, экспериментатору следует подчеркнуть, что «что бы вы ни сделали, все будет правильно». Я провел эту процедуру на более чем пяти тысячах индивидов и встретился только с четырьмя непреклонными, упорными отказами нарисовать че­ловека.
Если испытуемый рисует неполную фигуру, его просят взять дру­гой лист и нарисовать человека целиком. (Экспериментатор должен не забыть последовательно пронумеровать каждый лист). Необходимо объяс­нить, что значит «полная, целая фигура». Фигура, которая включает боль­шую часть четырех главных областей тела, считается полной. Четыре об­ласти тела — это голова, туловище, руки и ноги. Если любая из этих частей полностью отсутствует, то фигура-считается неполной. Если от­сутствует часть области, например, кисти или ступни, или детали лица, то рисунок считается полным. Если испытуемый рисует карикатуру, «па­лочную», стереотипную или абстрактную фигуру, то его просят взять другой лист и нарисовать человека; стереотипные, карикатурные фигу­ры не принимаются, инструкция повторяется до тех пор, пока не будет получен удовлетворительный рисунок фигуры человека.
Теперь у экспериментатора есть один, или более последовательно пронумерованных рисунков, по крайней мере один из которых — прием­лемая полная фигура. Если эта фигура — мужчина, то экспериментатор говорит: «Это мужская фигура, теперь, пожалуйста, нарисуйте женскую». Если первая фигура — женская, то экспериментатор говорит: «Вы нари­совали женскую фигуру, теперь нарисуйте, пожалуйста, мужскую». Реак­ции испытуемого на это могут быть различными так же, как было описано ранее, ответы экспериментатора должны быть соответствующими.
Наблюдения. Эта часть методики состоит из записи описаний и интерпретаций, касающихся поведения и рисунка испытуемого.
ПОВЕДЕНИЕ
Поведение испытуемого может быть описано с учетом ориентиро­вочных, вербальных и моторных аспектов. Он оказывается в неструкту­рированной ситуации. Как он ориентируется? Выражает ли он острую необходимость в дальнейших указаниях? Если это так, то выражает ли он данную потребность, прямо говоря о ней, или она проявляется через его движения и моторную активность? Смело ли он погружается в вы­полнение задания? Выражает ли он сомнения относительно своих способностей, если да, то — прямо или косвенно, вербально или через моторику? Чувствует ли он себя незащищенным, тревожен ли он, подо­зрителен, высокомерен, негативно настроен, враждебен, напряжен, рас­слаблен, юмористичен, смущен, насторожен, импульсивен? Проница­тельный клиницист сможет сформировать достаточно яркое впечатление об испытуемом, опираясь на его поведенческие особенности.

Рис. 6. Фигуры, нарисованные открытыми гомосексуалистами
АНАЛИЗ РИСУНКОВ
Существует множество подходов к анализу рисунков. После изуче­ния соответствующей литературы Крим пришел к выводу, что интер­претация рисунков логически делится на три части, а именно: формаль­ную, графологическую и психоаналитическую (контент-анализ).'
После множества проб и ошибок я разработал технику анализа, основанную на форме записи анализа рисунков (см. бланк в конце ста­тьи). Это служит двойной цели: фокусированию внимания клинициста на важных аспектах рисунка и обеспечению единой системы записи дан­ных, что облегчает использование исследовательских техник. Нет ничего сакрального ни в этой форме, ни в процедуре, основанной на ней. Ожи­дается, что каждый клиницист почувствует себя достаточно свободным, чтобы продолжать работу наиболее удобным и продуктивным для него образом.
В следующих параграфах описаны этапы анализа, а также приведе­на дополнительная информация и рисунки, относящиеся к данному воп­росу. Рисунки не являются доказательством принципов интерпретации, они включены исключительно для иллюстративных целей.
ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ФИГУР
Рисует ли испытуемый первой мужскую или женскую фигуру? Из пяти тысяч взрослых испытуемых, принимавших участие в исследова­нии, 87% первой рисовали фигуру своего пола. Из шестнадцати явных гомосексуалистов тринадцать нарисовали сначала фигуру противопо­ложного пола. Эти два факта позволяют нам предположить, что для неотобранной группы характерно сначала рисовать фигуру их собствен­ного пола, а для отобранной группы гомосексуалистов характерно пер­вой рисовать фигуру противоположного пола. Это вовсе не означает, что каждый человек, рисующий сначала фигуру противоположного пола, –гомосексуалист. Опытный клиницист знает, как опасно прикладывать нор­мативные обобщения к отдельному индивиду. Однако, если испытуе­мый сначала рисует фигуру противоположного пола, клиницисту Сле­дует поинтересоваться причинами такого атипичного поведения. Я об­наружил следующие объяснения в случаях, когда первой была нарисо­вана фигура противоположного пола: сексуальная инверсия, спутан­ность половой идентичности, сильная привязанность или зависимость от родителя противоположного пола, сильная привязанность или зави­симость от какого-либо индивида противоположного пола. Вероятно, существуют и другие объяснения. Испытуемые могут случайно вербали­зовать свою нерешительность, задавая, например, такие вопросы: «Фигуру какого пола мне нарисовать первой?» Клиницист должен рассмат­ривать такую возможность, что испытуемый, задающий такие вопро­сы, может тем самым демонстрировать спутанность собственной сексу­альной роли. Фигуры 6А, 6В и 6С были нарисованы явными гомосексу­алистами, фигура 6D — индивидом, имевшим как гомосексуальный, так и гетеросексуальный опыт.
ОПИСАНИЕ ФИГУРЫ
Я обнаружил, что простым описанием каждой фигуры можно по­лучить замечательные открытия. Далее приведены примеры описатель­ных утверждений:
Рисунок 6А. «Это накаченная балерина, которая стоит на носоч­ках, ее левая нога вытянута горизонтально». Рисунок 6В. «Похоже на фигуру мужчины — акробата, слегка при­севшего. Его поза похожа на позу танцоров, когда они готовятся принять своего партнера. На нем явно нет одежды, за исключением трико, черты лица пропуще­ны».
Рисунок 10А. «Это очень необычный рисунок индивида с больши­ми глазами, длинными волосами, бородой и причуд­ливо одетого. Он не наш современник. Несмотря на бо­роду и одежду, он не выглядит взрослым».
Рисунок 10В. «Это рисунок женщины се строгим выражением лица. Ее одежда богато украшена. Ее овальное лицо четко про­рисовано, рот напряжен».
Рисунок 12А. «Это очень маленькая, безвкусно одетая женщина с выступающим носом и впалым подбородком. Кажется, что она стеснительная».
Рисунок 12В. «Это мрачный мужчина со сжатыми губами, на нем надета высокая шляпа, деловой костюм; он несет трость». Интересно отметить, что женщина, нарисовавшая фигуры 14Аи 14В, сперва протестовала, говоря: «Я никогда не могла ничего нарисовать. Я просто не знаю, как рисовать». Позже, обсуждая своего отца, Джона, она описала его следующим образом: «Очень строгий человек, который любил хорошо одеваться. Он всегда был очень щепетилен, когда дело касалось его персоны, настаивал на том, что надо делать правильные вещи в правиль­ное время, критиковал других людей, которые делали что-то ради удоволь­ствия или просто потому, что им так хотелось. Маргарита (рис. 12А) — молодая девушка, которая на самом деле не выглядит так, как она нарисо­вана. Но Джон заставляет ее чувствовать себя именно такой. Джон заставил ее почувствовать себя так, будто ее вечернее платье — это домашняя одежда. Она колебалась, сопровождать ли его на торжество, так как боялась, что ее будут критиковать».
Интересно, что, несмотря на ее протесты и заявления о недостат­ке художественных способностей, обе фигуры, которые она нарисовала, с удивительной ясностью и четкостью передают ее чувства, связанные с ней и ее отцом.
Опыт большинства клиницистов показывает, что даже люди нео­бученные, без специальных навыков, включая маленьких детей, рисуют фигуры, которые передают их чувства и мысли.
СРАВНЕНИЕ ФИГУР
В сущности, каждый может нарисовать две фигуры, чем-то отлича­ющиеся друг от друга. Конкретные же способы, выбранные (осознанно или неосознанно) испытуемым, обычно несут в себе информацию о его психосексуальных установках. Например, рисунок 7А: мужская фигура намного меньше и более статичная, чем женская, изображенная на ри­сунке 7В. Также у мужской фигуры короче руки. Это описание различий между двумя рисунками. Одна из возможных интерпретаций, основанная на объективном различии, может быть следующей: мужчина — слабее и пассивнее женщины. Интерпретация опирается на следующие элементы: осанка женщины, ее поза и руки подразумевают активность, тогда как поза, руки и кисти мужской фигуры производят такое впечатление, буд­то он стоит, держа руки в карманах, смотрит и не двигается. Отталкива­ясь от рисунка, мы можем сделать следующий шаг к интерпретации: испытуемый воспринимает мужчину как неактивного (пассивного), ин­троверта, а женщина представляется ему активной, экстравертом. Это общее чувство, передаваемое рисунками, можно легко проверить с по­мощью использованной мною техники. Эта пара рисунков была показана пяти клиницистам. Их просили описать каждую фигуру настолько крат­ко, насколько это возможно. Из этих пяти описаний мужчины (все пять клиницистов сошлись во мнении относительно основных характеристик) были отобраны и сведены в таблицу наиболее часто встречавшиеся слова.

Рис. 7. Рисунки мужской и женской фигур
Слова, подразумевавшие, скорее, постороннее наблюдение, чем актив­ное участие (наблюдатель, обозревающий, задумчивый, смотрящий), встречались во всех пяти описаниях. Слова, подразумевавшие пассив­ность или зависимость (менее компетентный, зависимый, чувствует себя маленьким), встречались в четырех описаниях.
Описания, подразумевавшие активность (агрессивная, защищаю­щая, активная) были во всех утверждениях, касающихся женщины; так­же везде подразумевалась экстравертированность (заботится о других, неэгоцентрична, хорошая мать, знающая). Когда пять описаний были сведены в один рассказ о каждой фигуре, то получилось следующее опи­сание: «Фигура 7А — застенчивый, сензитивный, задумчивый, мягкий человек, идеалист, интроверт». «Фигура 7В ~ знающий, энергичный, активный, защищающий, благородный, твердый человек, привыкший брать на себя ответственность». Эти два описания без указания пола были даны пяти другим клиницистам. Их попросили сказать, к какому рисун­ку какое описание относится. Во всех случаях первое описание было от­несено к мужской фигуре, а второе — к женской.
В этих рисунках есть и другие факторы, подтверждающие эти ха­рактеристики. Руки и кисти — это те части человеческого тела, которые «делают вещи», устанавливают контакты (пожатие рук), наказывают или защищают. У мужской фигуры руки относительно короткие (ограничен­ные возможности контакта), близко прижаты к телу, кисти находятся в карманах. В таком положении нет и намека на готовность к действию, атаке, манипулированию, агрессии или каким-либо другим формам кон­такта.
У женщины руки довольно длинные, отклонены от тела, кисти выписаны. Она находится в таком положении, в котором очень легко устанавливать контакты с другими людьми или объектами. Кинестезия, выражаемая положением рук, предполагает активность, тогда как руки, опущенные вдоль тела, кисти рук, находящиеся в карманах, подразуме­вают недостаток мышечного тонуса, а следовательно, пассивность. Во­лосы на женском рисунке нарисованы одиночными твердыми штриха­ми, что дает общее впечатление энергии. Какая женщина так причесыва­ет волосы? Отметим, что волосы у мужчины нарисованы не от центра головы и от тела (как у женщины), а на большей части от головы к телу. По моему опыту, линии, направленные к телу, предполагают интровер-сивные тенденции, тогда как линии, идущие от тела, часто ассоцииру­ются с экстраьерсивньтми тенденциями.
Посмотрим на разницу в размере. С чем обычно ассоциируется раз­мер? Разве взрослый не больше ребенка, не лучше его осведомлен? По­смотрим на различия более детально. В фигуру, нарисованную с большей тщательностью, имеющей большее количество деталей, вложено боль­ше либидозной энергии. На этих рисунках у мужской фигуры есть два ряда пуговиц, тщательно завязанный галстук, четко прописанные брови и черты лица. Лицо прорисовано очень тщательно. Может быть дана сле­дующая интерпретация: испытуемый идентифицирует себя с мужской фигурой его внимание направлено на самого себя (интровертирован), женская фигура вобрала в себя его восприятие женщины. Можно пред­положить, что последнее происходит из его отношений с матерью или человеком, выполняющим ее функции.
Тот факт, что в рисунке женщины, так же как и в рисунке мужчи­ны, есть тщательно нарисованные детали — вычерчены пояс и бусы, — позволяет нам предположить, что испытуемый, рисовавший эти фигу­ры, является компульсивным индивидом, склонным к детализированию и порядку. То, как заштрихован контур в мужской фигуре — пиджак нарисован, а затем подправлен до правильных пропорций, — также под­тверждает интерпретацию, предполагающую компульсивность и стрем­ление к порядку. Таким образом, сравнив рисунки мужчины и женщи­ны, можно дать следующую интерпретацию, касающуюся нарисовавше­го их испытуемого — мужчины: «С интровертированный, задумчивый, сензитивный индивид; скорее наблюдатель, чем человек действия; нуж­дается в поддержке и помощи, которые ожидает получить от фигуры, выполняющей функции матери».
РАЗМЕР
Соотношение между размером рисунка и свободным пространством может соответствовать динамическим отношениям между испытуемым и его окружением или между испытуемым и родительскими фигурами. Если рисунок является проекцией я-концепции, тогда размер демонстрирует способ, каким испытуемый отвечает, на внешнее давление. Если фигура, отражающая я-концепцию, мала, то может быть сформулирована следу­ющая гипотеза: испытуемый чувствует себя маленьким (слабым) и отвечает на требования окружающей среды снижением самоуважения. Если фигура большая, тогда испытуемый отвечает «а внешнее давление экс­пансией и агрессией. Эти интерпретации могут быть сделаны только пос­ле того, как будет установлено, что рисунки являются именно проекци­ей я-концепции.

А В
Рис. 8. Агрессивные и наказующие мужская и женская фигуры

Рис. 9. Рисунки фигур незрелого мужчины и женщины, одетой в богато украшенную одежду
Скажем для порядка слово о значениях понятий «большой» и «ма­ленький». Средний рисунок полной фигуры — приблизительно 15 см в длину или две трети от свободного пространства. Более важным, чем абсолютный размер, является впечатление от соотношения между ри­сунком и окружающим пространством. Если фигура, символизирующая я-концепцию, производит впечатление маленького, тогда в интерпрета­ции можно говорить о том, что испытуемый чувствует себя маленьким (подчиненным) или потерянным (отвергнутым).
Если бы было определено, что рисунки не являются проекцией я-концепции, тогда необходимо бы было рассмотреть две другие возмож­ности, а именно: рисунок — проекция идеального (желаемого) я-образа или проекция родительского образа. В последнем случае крупный рису­нок означает сильного, способного, надежного родителя или угрожаю­щего, агрессивного, наказывающего. Какая именно из этих интерпрета­ций подходит, обычно становится ясно из контекста. Например, опи­санная выше материнская фигура на рисунке 7В (она большая) подразу­мевает силу, компетентность, надежность. С другой стороны, фигуры на рисунках 8А и 8В, равные по величине, могут быть проинтерпретирова­ны как существа угрожающие, агрессивные и наказующие.
Если рисунки являются проекцией образа идеального я, тогда боль­шой рисунок можно проинтерпретировать следующим образом: испытуемый компенсирует чувство слабости, неадекватности фантазий. Фигуры ЮА, 10В и ЮС — это рисунки мужских фигур, сделанных тремя шестнад­цатилетними мальчиками, у всех них рост — не меньше 1 м 60 см. Фигура ЮА — это рисунок слабого, неэффективного человека, который «бахва­лится», то есть компенсирует чувство собственной неполноценности в фантазиях. Фигура 10В — это рисунок юноши, который чувствует себя слабым, его реакцией на это чувство является уход и подчинение. Он часто «болеет»", у него часто бывают неудачи в школе, он очень зависи­мый и уступчивый. Фигура ЮС — это рисунок юноши, который чувству­ет себя компетентным и независимым, он не использует в качестве ме­ханизмов приспособления ни фантазию, ни подчинение.
РАСПОЛОЖЕНИЕ
Есть пять возможностей размещения. Рисунок может быть помещен в верхней половине, в нижней половине, слева, справа или в центре
листа.
Дети, чьи рисунки размещаются в верхней половине листа, обыч­но постоянно стремятся к достижению каких-либо целей, и уровень их достижений довольно высок. Взрослые, чьи рисунки размещаются в вер­хней половине листа, часто чувствуют себя неуверенными («подвешен­ными в воздухе»). Те люди, чьи рисунки смещены влево, часто бывают стеснительными или интровертированными. Те, чьи рисунки располага­ются внизу страницы, кажутся более стабильными, спокойными, «твер­до стоящими на ногах». Иногда такие фигуры рисуют люди, пережившие кратковременные депрессии. Те, чьи рисунки расположены аккуратно в центре, обычно эгоцентричны, адаптивны, сами направляют свой жиз­ненный путь. По моему опыту, редко можно встретить рисунки, сме­щенные вправо. В тех немногочисленных случаях, где наблюдалось такое расположение, были сделаны различные интерпретации. По-видимому, был только один общий фактор — склонность к негативизму или сопро­тивлению.

Рис. 10. Фигуры, нарисованные мальчиками-подростками
То, что было сказано о других пунктах анализа, может быть приме­нимо и к расположению. Нельзя делать интерпретации, вырванные из контекста. Они должны соответствовать общей линии рассуждений.
ДВИЖЕНИЕ
Почти все рисунки предполагают некоторую степень кинестети­ческого напряжения, варьирующего от ригидности до чрезмерной под­вижности. Рисунок, предполагающий большую активность, часто выпол­няется индивидами с сильными импульсами к моторной активности. Непоседливые индивиды, люди действия, гиперманиакальные индиви­ды делают рисунки, содержащие элементы явного движения. Фигуры, передающие впечатление крайней ригидности, часто рисуются индиви­дами с серьезными и глубокими конфликтами, которые контролируют­ся ригидным и обычно легко разрушаемым способом. Иногда такой ри­сунок может быть сделан индивидом, который не может ходить. В таком случае он обозначает низкий уровень энергии, недостаток побуждений или эмоций. Если рисунок выполнен в механистической манере, в нем полностью отсутствуют кинестетические элементы, то аналитику следу­ет обратить внимание на другие симптомы психоза. Рисунки 11А и 11В — механические и безжизненные, они были сделаны людьми, страдающи­ми шизофренией.
ИСКАЖЕНИЯ и ПРОПУСКИ
Искажение или пропуск любой части фигуры предполагает, что таким образом могут выражаться конфликты, связанные с этой частью. Например, вуаеристы часто пропускают глаза или рисуют их закрытыми (см. рис. 8В). Индивиды с сексуальными конфликтами будут пропускать или искажать области, ассоциирующиеся с сексуальными зонами. Инфан­тильные индивиды с оральными потребностями обычно увеличивают грудь на рисунках. Изучая людей, перенесших ампутацию ног, я обнаружил, что нижняя часть тела в рисунках часто пропускалась (см. рис. 13). Пометки, затирания, штриховка и усиление также относятся к искажениям и про­пускам; их следует изучать в связи с возможными конфликтными облас­тями.
Область головы. Ее обычно рисуют первой. Чаще всего выражение я-концепций фокусируется на голове и лице. Если голова подчеркнуто увеличена, то испытуемый может быть либо очень агрессивным, либо у него большие амбиции, либо он страдает головными болями или други­ми соматическими симптомами. Если голова и лицо нарисованы очень блекло, то испытуемый может быть крайне стеснительным. Если голову рисуют последней, то есть вероятность серьезного нарушения межлич­ностных отношений. Если голова прорисована очень четко, а тело дано лишь набросками или вовсе отсутствует, то возможно, для этого инди­вида привычной компенсацией является уход в фантазию, либо он сты­дится своего тела.

Рис. П. Фигуры, нарисованные шизофрениками
Нарциссические индивиды и гомосексуалисты много внимания уделяют волосам. Волосы на лице (борода или усы) обычно связаны со стремлением к мужественности, половой зрелости у тех, кто чувствует собственную сексуальную слабость или сомневается в своей маскулин­ности. Рот может быть нарисован прямой линией, волнистой линией, овалом, иногда с зубами. Если нарисованы зубы, то это означает воз­можность вербальной агрессии, садистские тенденции, также следует поискать другие характеристики, связанные с этой стадией развития. Если рот обозначен одной линией,"индивид может быть вербально агрессивен. Если рот овальной, полной формы или открытый, то у испытуемого могут быть орально-эротические тенденции, это признак зависимого ин­дивида. Если губы на рисунке мужчины полные и чувственные, то испы­туемый может быть женоподобным или гомосексуалистом.
Если на рисунке мужчины очень большие глаза с ресницами, то можно практически не сомневаться в его гомосексуальности. Если глаза большие, но зрачки отсутствуют, то у индивида есть чувство вины, свя­занное с вуаеристскими тенденциями. Если глаза большие, вытаращен­ные, то клиницисту следует исследовать возможность параноидальных тенденций.
Нос может отображать социальный стереотип или может быть ин­терпретирован как фаллический символ. Если нос крючком или широ­кий и выступающий, то испытуемый таким образом выражает отверже­ние и презрение. Если рисунок является проекцией я-концепции, тогда эти чувства относятся к нему самому. Если же рисунок не является проек­цией я-концепции, тогда эти чувства направлены на других. Если нос очень большой, то обычно это связано с чувством сексуальной импотен­ции. Мужчины-меланхолики обычно рисуют огромные носы. Юноши, которые пытаются установить свою мужественность через агрессию, по­чти все без исключения рисуют большие носы.
Подбородок является социальным стереотипом силы и главенства. Если на рисунке, выражающем я-концепцию, увеличенный подборо­док, то это может быть выражением сильного стремления, агрессивных тенденций или компенсаторных чувств, относящихся к собственной сла­бости и нерешительности. Если подбородок увеличен на рисунке, где нет проекции я-концепции, то испытуемый может тем самым выражать чув­ство неадекватности перед лицом властных, агрессивных, сильных ин­дивидов.
Ухо редко прорисовывается. Если оно увеличено или подчеркнуто, то клиницисту следует разузнать, нет ли органических повреждений ор­ганов слуха, либо слуховых галлюцинаций у параноидального индивида, либо снижения слуха.
Шея отделяет голову от туловища и может рассматриваться как связь между интеллектуальным контролем и импульсами, исходящими от ид. Длинная шея может говорить о том, что у испытуемого есть труд­ности в контроле и управлении инстинктивными стремлениями. Длин­ная шея также может означать наличие соматических симптомов в дан­ной области. Индивиды, испытывающие проблемы глотания, истеричес­кий комок или имеющие психогенные расстройства пищеварительной системы, могут рисовать фигуры с очень длинными шеями. Шизоиды или шизофреники часто рисуют фигуры с увеличенными шеями (см. ри­сунки 11Аи 11В). Если есть заметные различия в рисунке шеи у мужской и женской фигур, когда шея у женской фигуры явно длиннее, то испы­туемый может быть женственным, зависимым, пассивным индивидом.
Руки и кисти. Руки и кисти являются органами контакта и манипу­лирования. Если кисти спрятаны, то испытуемый тем самым выражает трудности контакта или чувство вины за манипуляторную активность (мастурбацию). Если руки показаны, но увеличены в размере, то это можно проинтерпретировать как компенсаторное поведение, вызванное чувством манипуляторной неспособности, трудностями в контакте или неадекватностью. Если руки заштрихованы, то, возможно, испытуемый выражает тревожность, связанную с манипуляторной активностью или общением. Ести руки близко прижаты к телу, то испытуемый таким об­разом может выражать пассивные или защитные чувства. Если руки дале­ко отходят от тела, то испытуемый может выражать агрессивные моти­вы, направленные вовне. Если пальцы, ногти и сочленения тщательно прорисованы, то испытуемый либо компульсивен, либо имеет трудно­сти, связанные с образом тела (как при ранней шизофрении). Сжатые кулаки говорят о подавленной агрессии.
Другие части тела. Если ноги и ступни рисуются первыми, им уде­ляется больше внимания, чем остальному рисунку, то испытуемый тем самым может выражать упадок духа или депрессию. Если бедра и ягоди­цы на мужской фигуре округлее и больше, чем должны быть, или им уделено необычно много внимания, то у испытуемого сильные гомосек­суальные тенденции. В том случае, если туловище крупное или с осиной талией, может быть дана такая же интерпретация. Если локти и связан­ные области выписаны, то испытуемый либо является компульсивным индивидом, в этом случае данная черта будет проявляться множеством других способов, либо он зависимый, неуверенный индивид, нуждаю­щийся в знакомых перцептивных ключах для уверенности. Если рисуется внутреннее анатомическое строение, то почти наверняка данный испы­туемый страдает шизофренией или манией. Если тело нарисовано смутно или причудливо (рисунки ПА и 11В), то испытуемый может страдать шизофренией. Следует осторожно обращаться с женскими фигурами. Является ли рисунок репрезентацией ребенка, девушкой мечты (модель Петти), материнской фигурой? Какие части женского тела выделены? Если груди очень сильно увеличены и тщательно прорисованы, то испы­туемый может выражать сильную оральную зависимость. Если кисти и руки длинные и выступающие, то это может быть выражением потреб­ности в защищающей материнской фигуре. Если женственность в женс­кой фигуре обозначается с помощью незначительных или символичес­ких деталей, то это может быть выражением жестоко подавленных чувств, связанных с Эдиповым комплексом. Если плечи и другие признаки му­жественности в мужской фигуре увеличены, то это может быть выраже­нием ощущения небезопасности у испытуемого, связанного с маскулин­ностью.
Одежда. Большинство нарисованных фигур одеты. Если фигуры обнажены, четко прорисованы сексуальные зоны, то испытуемый тем самым может выражать вызов обществу (родительским фигурам) или он может осознавать свои сексуальные конфликты. Индивиды с сильными вуаеристскими тенденциями могут рисовать разукрашенные обнаженные фигуры. Если фигура, представляющая я-концепцию, голая и ей уделено много внимания, то можно говорить о телесном нарциссизме. С другой стороны, если такая фигура тщательно одета, то индивид может выра­жать нарциссизм, связанный с одеждой, или социальный нарциссизм. Обе формы нарциссизма обнаруживаются у инфантильных, эгоцентрич­ных индивидов.

Рис. 12. Фигуры, изображающие стеснительную девушку и мрачного мужчину с плотно сжатыми губами

Рис. 13. Фигуры, нарисованные ветеранами войны с ампутированными ногами
Пуговицы обычно являются индикатором зависимой, инфантиль­ной, неадекватной личности. Если пуговицы нарисованы вдоль средней линии, то у индивида могут быть соматические проблемы. Если пугови­цы нарисованы на манжетах, обшлагах или других малозаметных местах, то испытуемый, возможно, страдает обсессивно-компульсивным невро­зом. Такие индивиды также рисуют шнурки, складки, морщины на лице и т.п.
Карманы, расположенные на груди, являются признаками ораль­ной и аффективной депривации; их обычно рисуют инфантильные, за­висимые индивиды. Галстук часто интерпретируется как фаллический символ. Если галстуку уделено слишком много внимания и усилий, если фигура при этом женоподобная, то испытуемый может быть гомосексу­алистом. Маленький галстук может свидетельствовать о подавленных чув­ствах, связанных с неполноценностью полового органа. Серьги часто ри­суют испытуемые, имеющие сексуальные проблемы эксгибиционистс­кой природы. Сигареты, трубки, трости часто интерпретируют как дета­ли, символизирующие стремление к мужественности.
ГРАФОЛОГИЯ
При описании штрихов следует обратить внимание на нажим, на­правление, продолжительность, наличие углов, ритм. Нажим обычно связывают с уровнем энергии. Так, индивид с сильными стремлениями и амбициями обычно рисует четкие, твердые линии. Индивид с низким уровнем энергии (по физическим или психическим причинам) будет
рисовать довольно слабые линии, прерывистые. У циклотимиков, неста­бильных или импульсивных индивидов сила нажима будет меняться.
Направление штриха может быть вертикальным или горизонталь­ным, определенным или неопределенным. Выраженное предпочтение горизонтальных движений часто связано со слабостью, женственностью, фантазированием. Выраженное предпочтение вертикальных штрихов ча­сто связано с доминантностью, гиперактивностью, чрезмерным стрем­лением к маскулинности. Если направление штриха определенное, неко­леблющееся, то можно говорить об уверенном, спокойном индивиде, который упорно и настойчиво идет к достижению поставленных целей. Штрихи неопределенного направления или колеблющиеся часто связа­ны с недостатком вышеперечисленных качеств. Так, тревожные индиви­ды, которым недостает собственного мнения и собственной точки зре­ния, будут рисовать фигуры, где штрихи не будут иметь определенного направления. Непрерывные прямые линии часто принадлежат перу быс­трых, решительных индивидов. Прерывистые изогнутые линии относят к медлительным и нерешительным индивидам. Очень короткие штрихи-наброски часто ассоциируются с тревожностью и неуверенностью. Если штрих дан в свободной и ритмичной манере, то испытуемый может быть открытым, отзывчивым индивидом. Если штрихи сужающиеся, то инди­вид может быть напряжен, замкнут. Если контур фигуры четкий и яс­ный, линия непрерывная, утолщенная, то это может говорить об изоля­ции индивида и его потребности защитить себя от внешнего давления. Штриховка, тень являются признаками тревожности. Если штриховка обнаруживается в сексуальных областях, то тревожность может быть свя­зана с сексуальными функциями.
Штрихи, идущие от листа к испытуемому, могут свидетельство­вать о сосредоточенности на себе, интроверсии, тревожности. Штрихи, идущие от испытуемого к верхней части листа, предполагают агрессию или экстраверсию. Штрихи, направленные справа налево, часто бывают связаны с интроверсией или изоляцией. Если направление слева напра­во, то аналитик, исследующий рисунки, может обнаружить склонность к экстраверсии, социальной стимуляции, потребности в поддержке.
Рискуя повториться, хочу напомнить, что клиницисту не следует использовать при интерпретации одну из областей как диагностически надежную, ему необходимо опираться на весь паттерн анализа рисунка.
Смешанные. Если испытуемый рисует «палочковую» фигуру или абстрактное изображение, то их можно интерпретировать как признак избегания. Зачастую это характерно для тревожных, сомневающихся, неуверенных в себе индивидов. Если фигуры выполнены в виде клоунов, карикатур или глупо, комично выглядящих рисунков, то испытуемый выражает враждебность и презрение к людям. Такие рисунки часто встре­чаются у юношей, которые чувствуют себя отверженными и неадекват­ными. Ведьм и им подобных героев рисуют индивиды, испытывающие чувство враждебности и экстрапунитивно выражающие свои чувства.
Часто включается вспомогательный материал, например, линия, обозначающая землю, или забор, к которому прислонилась фигура. Это
можно проинтерпретировать как потребность в поддержке или помощи. Компульсивных индивидов очень легко узнать по их рисункам. Они ни­как не могут их оставить, снова и снова к ним возвращаясь и добавляя новые детали. Истерические, импульсивные и нестабильные индивиды выполняют рисунки, в которых представлены соответствующие качества в виде недостатка точности и недостатка единства, целостности всего рисунка.
РАЗЛИЧНЫЕ ВАРИАНТЫ ОСНОВНОЙ ПРОЦЕДУРЫ
Существует множество модификаций основного теста рисунка фи­гуры. Наиболее полно и структурировано это описано у Маховер (Machover, 102). Читателя можно отослать к ее книге, где он найдет пол­ную информацию об этой технике. Также есть несколько весьма продук­тивных, но еще неопубликованных техник.
Техника Розенберга «Рисунок человека». В этой экспериментальной модификации теста «Рисунок человека» испытуемому дают полную сво­боду менять свой законченный рисунок, как он пожелает. Используя копирку, мы получаем копию оригинального рисунка, которую можно сравнивать с измененным рисунком.
Процедура. Формулировка инструкции имеет решающее значение для поддержания оптимальных результатов в этой технике. Настоящее исследование было проведено с целью установления наиболее эффек­тивной формы инструкции.
1. Испытуемый использует для рисунка два скрепленных листа с копиркой между ними. Дается стандартная инструкция теста «Рисунок человека», затем по ходу техники Маховер задаются модифицированные вопросы, касающиеся и мужского, и женского рисунка («Какой этот человек?» и т.п.).
2. Затем экспериментатор отрывает верхний лист, сохраняет копию для сравнения с измененным рисунком. Он дает верхний лист испытуе­мому и инструктирует его: «Сейчас у вас есть полная свобода менять, выделять, смешивать, стирать, зачеркивать, делать все, что вы пожела­ете, с вашим рисунком. Чувствуйте себя настолько свободным, насколь­ко вам это нравится, меняйте рисунок по вашему желанию. Теперь вер­нитесь к работе над рисунком и сделайте такие изменения в нем, какие посчитаете нужным. Подобную операцию необходимо проделать как с мужской, так и с женской фигурами. В некоторых случаях копия бывает очень светлой, но наблюдение за испытуемым во время теста делает по­нятным, какие изменения были внесены. В конце проводится беседа, задаются вопросы относительно внесенных изменений.
Ценность данной модификации. Учитывая тот факт, что с этой тех­никой была проведена только предварительная работа, я могу предполо­жить только возможную клиническую ценность.
1. Показатель враждебности. Агрессивные, враждебные индивиды могут спроецировать свои чувства на нарисованную ими фигуру челове­ка. Степень и тип изменений могут представлять враждебность, направленную на себя или на родительские фигуры. Это сходно с техникой игровой терапии, где дети могут калечить кукол, изображающих отца или мать.
2. Фактор ригидности-пластичности. Раскованные, лабильные ин­дивиды будут стремиться к изменению их первоначального рисунка, тогда как ригидные личности не смогут или не захотят вносить какие-либо изменения.
3. Динамические элементы (комплексы и т.п.). Сексуальные расстрой­ства, серьезная озабоченность различными частями тела, отражения ядер­ных, глубинных конфликтов.
4. Диагноз серьезной дезадаптации. Природа и степень сделанных изменений могут послужить основой для дифференциального диагноза между средним и сильным эмоциональными расстройствами.
Иллюстрация данного метода
1. Д, 29 лет, госпитализирован в связи с жалобами на деперсона­лизацию и неподвижность аффекта. Его рисунок женщины — чувственная обнаженная фигура, которую он быстро трансформировал в «дьявола», когда его попросили внести любые изменения, какие он пожелает. Он добавил рожки, копыта, хвост, шерсть на теле и острые зубы. Когда ему стали задавать вопросы о нарисованной фигуре, он назвал ее «нимфой», Дальнейшие вопросы показали, что он имел в виду «дьявола». Его мужс­кая фигура — это изображение одетого, гармоничного человека, позднее превращенного в ковбоя в обуви на высоких каблуках и с боксерскими перчатками на руках. Возможные интерпретации: сильная враждебность по отношению к женщинам; секс ассоциируется с моральным грехом; беспокойство по поводу мастурбации,
2. С., 29 лет, закончил высшую школу, проходил курс лечения в клинике душевной гигиены по поводу депрессии, «душевной пустоты», асоциальных чувств. Ему был поставлен диагноз «шизофрения» в стадии ремиссии с некоторыми регрессивными элементами. Его мужская фигура была описана как «бизнесмен, хорошо и чисто одетый, прогуливающий­ся вдоль… хороший собеседник… держит свою сексуальную жизнь под кон­тролем». Когда его попросили изменить фигуру, он превратил бизнесмена в «дьявола» с коротко остриженными волосами, прогуливающегося с выставленным напоказ пенисом, мочащимся во время прогулки. В после­дующей беседе он сказал: «Он идет и мочится… хитрый, поэтому он дья­вол… когда никого нет рядом, он делает то, что ему хочется». Рисунок женщины был довольно примитивным, при изменении она была переде­лана в «осла», сексуальные части были очень сильно выделены (вагина, грудь, рога на голове). Эти изменения являются индикаторами примитив­ных и, возможно, агрессивных импульсов пациента, его сексуальных про­блем.
Техника «Нарисуй и расскажи историю». Если испытуемый — муж­чина, то его просят нарисовать двух мужчин и одну женщину на одном листе бумаги. Если испытуемый — женщина, то ее просят нарисовать двух женщин и одного мужчину на одном листе бумаги. Затем испытуе­мого просят дать имя каждой фигуре и придумать историю, в которой участвовали бы все три фигуры. Было обнаружено, что полезно ограни­чивать время двумя-тремя минутами. Это обеспечивает давление на испытуемого, таким образом эго-контроль при рассказе сводится к мини­муму. Не обязательно строго придерживаться временного ограничения, его единственная цель — обеспечить давление на испытуемого.
Эта техника образует ситуацию треугольника, и рассказываемая история часто высвечивает межличностные отношения испытуемого, который накладывает свою личную интерпретацию на данную ситуацию. Так, в одном случае треугольник напомнит тему братьев и сестер (сиблингов), в другом случае могут быть обнаружены иные динамические отношения, связанные с Эдиповым комплексом. Я выяснил, что у ма­леньких детей есть тенденция, разрушать одну из двух фигур одного пола. В недавнем исследовании людей с ампутированными конечностями по­вторялась тема сексуальной неуверенности (боязнь кастрации?). Женская фигура часто описывалась как бросившая своего бывшего мужа и любов­ника и ушедшая «с другим мужчиной». В историях людей, страдающих шизофренией, каждая из фигур идет своей дорогой; как правило, одна из фигур или даже более не участвуют в истории (см. рисунок 13).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Анализ рисунка фигуры — это полезная техника для клинических и исследовательских целей. Хотя данная техника может быть использова­на в научных целях, она не была научно валидизирована. Если эта техни­ка используется с той же осторожностью, мастерством и умением, что и другие клинические инструменты, то она часто оказывается богатым и доступным источником понимания личности испытуемого. Эффектив­ное применение данной техники зависит от понимания личностной ди­намики и от степени знакомства с рисунками большого числа индиви­дов, о которых есть доступная ясная и полная информация.
БЛАНК АНАЛИЗА РИСУНКОВ
ФИО испытуемог></emphasis>
По></emphasis> Возраст Образовани></emphasis> Дат></emphasis>
1. Инструкция
2. Наблюдения
а) поведение
б) последовательность
3. Анализ рисунков
Рисунок 1
В целом
1) Описательные утверждения, включающие возраст, пол и т.п.:
2) Размер: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
3) Размещение
4) Аспекты: Полное лицо — Левый профиль — Правый профиль –
Вид сзади
5) Движения: Активные — Средние — Угадываемые — Ригидные –
Отсутствуют — Сгибательные — Разгибательные
Детали
6) Перечень пропущенных частей:
7) Перечень искаженных или увеличенных частей:
8) Перечень включенных предметов одежды:
9) Перечень вспомогательных деталей, внешних по отношению к рисунку:
4. Графический анализ
10) Нажим: Сильный — Средний — Слабый –
11) Продолжительность: Непрерывный — Прерывистый –
12) Ритм: Свободный — Зажатый –
13) Направление: Изменчивое — Вверх — Вниз — Вправо — Влево –
14) Моторные движения: Ограниченные — Свободные –
15) Количество деталей:
16) Равновесие:
17) Штриховка:
Джон Бук
ТЕСТ «ДОМ, ДЕРЕВО, ЧЕЛОВЕК» (ДДЧ) Hous—TREE—PERSON TEST (H—Т—Р)
ВВЕДЕНИЕ
Методика ДДЧ — свободный рисунок дома, дерева и человека — предназначена для того, чтобы помочь клиницисту собрать информацию о личности пациента, а именно об уровне его развития, сензитивности, гибкости, работоспособности и интеграции, а также о сфере его взаимо­отношений с окружающей средой в целом и конкретными людьми в частности.
ДДЧ — двухфазовая методика. Первая фаза, в которой в качестве основного средства выражения выступает рисунок, является невербаль­ной, творческой, неструктурированной. Вторая фаза — вербальная, ап­перцептивная и формально более структурированная. На этом этапе ис­пытуемый описывает, характеризует и интерпретирует нарисованные объекты и то, что их окружает, а также высказывает вызванные рисун­ком ассоциации.
Приведенная здесь форма этой комплексной методики представ­ляет собой результат десяти лет исследований и клинического использо­вания. Впервые нарисовать дом, дерево и человека испытуемым предло­жили в 1938 году, поскольку было обнаружено, что замкнутые пациенты становятся более раскрепощенными в тот момент, когда они увлечены процессом рисования этих объектов. Оказалось, что паузу в рисовании –«отрыв карандаша» — можно с успехом использовать, стимулируя вер­бализацию испытуемого.
Данные объекты — дом, дерево и человек — были выбраны по следующим причинам: 1) они хорошо знакомы даже маленьким детям; 2) они обладают всеми качествами, благодаря которым испытуемые всех возрастов соглашались рисовать их охотнее, чем какие-либо другие объек­ты; 3) несмотря на то, что рисунки могут быть разными, изучив их, можно получить данные, касающиеся интеллектуального уровня испы­туемого и неинтеллектуальных характеристик его личности.
В этом разделе читатель найдет краткое описание исследований, которые привели к созданию систем количественного и качественного анализа, используемых в настоящее время в методике ДДЧ. Подробное описание этих систем читатель найдет ниже.
ТЕОРИЯ
Традиционно считается, что для такой клинической процедуры, как проективный метод, испытуемому необходимо предложить стимуль-
ный материал, который должен быть (условно или фактически) либо до некоторой степени неоднозначным и неопределенным, либо неструк­турным (аморфным), и его содержание испытуемый должен определять исходя из собственного внутреннего мира. Два известных примера таких методов — это ТАТ с неоднозначными картинками и тест Роршаха, со слабо структурными пятнами.
На первый взгляд можно предположить, что стимульный матери­ал ДДЧ слишком однозначен и хорошо структурирован, чтобы включать его в категорию проективных методов. Однако при внимательном рас­смотрении обнаруживается, что по существу это структурирование по­верхностное; хотя для рисунков выбраны конкретные объекты, испыту­емому не сообщают, какой именно дом, какое дерево и какого человека он должен нарисовать, таким образом, его не ограничивают в выборе размеров, типа или образа дома; вида, возраста, размеров и образа дере­ва; пола, возраста, расы или деятельности человека. То есть испытуемый может выполнить отдельное или композиционное изображение дома, дерева или человека из числа тех объектов, с которыми он встречался или имел более значимый опыт отношений.
Иначе говоря, испытуемому предлагают стимульный материал, который ему хорошо знаком, но в то же время не конкретизирован, так что по мере выполнения теста испытуемый может выразить свои проек­ции, перенеся их на рисунки.
Предполагается, что стимульные слова «дом», «дерево», «человек», как категориальные понятия, если и имеют собственную значимую ок­раску, то незначительную. Таким образом, любая эмоция, выраженная испытуемым в процессе рисования или в ответах на касающиеся рисун­ков вопросы, — это его эмоциональная реакция на страх, желание, от­ношение, ситуацию или что-то еще, выраженное реально либо в симво­лическом образе, подразумеваемое в рисунке в целом или в его фрагмен­тах.
Считается, что: 1) каждый объект (дом, дерево, человек), на­рисованный отдельно или в композиции, необходимо рассматривать как автопортрет, поскольку каждый испытуемый изображает его с некими особенностями, имеющими для него по каким-то причинам существенное значение, причем эти особенности имеют реальную подоплеку, отличную от того, что могут говорить об этом испытуе­мые; 2) автор рисунка может продемонстрировать, что данная де­таль, или комбинация деталей, или способ их изображения, с точки зрения пропорций или использования пространства, по отдельности или в целом, имеет для него особое значение двумя способами. Пози­тивный способ; а) открытое проявление эмоций непосредственно пе­ред, во время или после изображения данной детали или комбинации деталей, во время их комментирования либо в процессе ПРО1; б) необычная последовательность изображения деталей/комплекса дета­лей; в) необычное отношение, выраженное через такие действия, как
Пост-рисуночный опрос.
чрезмерное стирание (особенно если оно не сопровождается усовер­шенствованием рисунка), возврат к нарисованному один раз или боль­ше во время выполнения данного или последующих рисунков (после­днее в большей мере имеет патоформный характер), либо затрачивая слишком много времени на изображение детали/комплекса деталей; г) необычная манера изображения детали/комплекса деталей; д) пер­северация при выполнении отдельного фрагмента или детали рисун­ка; е) откровенные комментарии (спонтанные или выполненные по просьбе исследователя), касающиеся рисунка в целом или его отдель­ных фрагментов. Негативный способ: а) незавершение детали; б) про­пуск одной или более так называемой «обязательной» детали; в) ук­лончивый комментарий или отказ от комментария относительно ри­сунка в целом, одного или нескольких фрагментов; 3) интерпретация «значимых» деталей/комплекса деталей и/или способа их изображения предоставляет информацию о потребностях, страхах, стремлениях, кон­фликтах испытуемого и пр.; 4) важно, чтобы испытуемый мог при лю­бой благоприятной возможности оказать содействие в интерпретации результатов его работы; клинические наблюдения показали, что так называемое универсальное и абсолютное значение тех или иных симво­лов может радикально изменяться при определенных конфигурациях, то есть общепринятое значение полученных деталей или способа их изображения может почти полностью преобразиться благодаря тому уникальному смыслу, которым наделяет *их испытуемый и который мог бы быть совершенно упущен, если бы у испытуемого не было возможности рассказать о нем; 5) адекватная интерпретация отдель­ных фрагментов может быть сделана только в том случае, когда учи­тывается их взаимосвязь с общей конфигурацией; 6) интерпретация должна проводиться с величайшей осторожностью и в свете макси­мально полной информации об испытуемом и окружающей его обста­новке (как в прошлом, так и в настоящем).
Кроме того, предполагается, что: 1) ДДЧ не без основания можно использовать как средство для оценки интеллекта взрослых, несмотря на узкий и нетрадиционный для подобных методов подход; 2) ДДЧ оцени­вает интеллект с точки зрения основной информации (детали), простран­ственных отношений (пропорции и перспектива), сформированности кон­цепции (на основании организации и качества рисунка в целом, произ­вольных и непроизвольных комментариев испытуемых); 3) задача, по­ставленная перед ними в невербальной фазе, включает в себя воспроизве­дение образов памяти или их комбинации в виде карандашного рисунка в двухмерной или трехмерной форме; 4) из-за простоты способа выраже­ния (рисование) испытуемые, которым сложно выражаться устно, в рисунках могут обнаружить наличие до сих пор скрытых интеллектуаль­ных способностей или их потенциала.
КАЧЕСТВЕННАЯ СТАНДАРТИЗАЦИЯ
После того как была создана система количественной обработки
рисунков1, возникла задача, связанная с идентификацией и оценкой тех элементов рисунков, которые в большинстве случаев, по-видимому, не имели отношения к показателям интеллекта, но могли бы дифференци­ровать рисунки, выполненные людьми, не проявляющими признаков значительного нарушения адаптации и плохо приспособляемыми людь­ми, психопатами, психоневротиками, испытуемыми в предпсихотичес-ком состоянии или психотиками, то есть заменить прежнюю систему качественного анализа посредством экспертизы более формализованным и более объективным подходом.
Но на данном этапе исследование не могло быть настолько же точ­ным, как на этапе определения факторов, дифференцирующих уровни ин­теллекта, поскольку решалась задача по идентификации так называемых неинтеллектуальных факторов, направленных на составление общей харак­теристики личности, факторов, многие из которых могли быть представле­ны 2—3-мя испытуемыми. Мы, например, не смогли бы установить, что 50% испытуемых того или иного типа должны представить специфическую для данного типа особенность, имеющую дифференциальное значение.
Испытуемые. Испытуемые отбирались на основании общей клини­ческой картины каждого. Весной 1945 года в больнице при университете штата Вирджиния было начато исследование рисунков взрослых, демон­стрирующих значительное нарушение приспособляемости, а продолжено оно было в Государственной Колонии в Линчбурге в 1945—1946 годах. Все рисунки были получены методом индивидуального тестирования. Таблица 3 представляет количество и типы испытуемых, включенных в предвари­тельное исследование. Из них 52 человека находились под наблюдением в больнице при университете штата Вирджиния, 98 — в Государственной колонии Линчбурга или в клиниках психической гигиены других городов.
Таблица 4 Стандартизация групп при помощи первичной классификации

Группы
Количество представителей

Плохо приспособляемые взрослые Эпилептики с плохой приспособляемостью* Психопатические личности"
10 29
22

Психоневротики Пациенты в предпсихотическом состоянии Пациенты с умственной недостаточностью при психозе Пациенты с психозом
53 3
6

а) органического характера б) функционального характера Всего
11 16 150
' С преобладанием параноидальных и/или невротических компонентов. " Эта группа включила в себя и лиц с психопатоподобным поведением, присут­ствовало несколько классических психопатов.
1 Данные по количественной стандартизации и способам оценки интеллекта не приводятся в связи с отсутствием данных по адаптации методики. — Прим. ред.
Состав испытуемых был неравномерным, однако он позволил до­вольно точно определить, что рисунки испытуемых с нарушениями лич­ности во многом отличаются от рисунков, выполненных людьми с нор­мальной адаптацией. Позже появилась возможность изучить рисунки бо­лее 500 других людей, проявляющих признаки плохой приспособляемо­сти, установить другие дифференциальные факторы и получить подтвер­ждение (или иногда опровержение) для выявленных в предварительном исследовании факторов, а также сделать несколько более надежной их интерпретацию.
Метод. Оказалось, что элементы, которые позволяют лучше всего дифференцировать рисунки плохо приспособляемых испытуемых от ри­сунков тех, кто не является таковыми, можно очень удобно объединить в следующие группы: детали, пропорции, перспектива, время, коммента­рии (произвольные или непроизвольные), ассоциации, качество линий, самокритичность, отношение, распределение энергии (drive) и концеп­ция. Каждая из них в свою очередь была разбита на несколько пунктов, предусматривающих более подробный и конкретный анализ.
Сначала предполагалось, что каждую характеристику можно обо­значить факторной буквой и цифрой по мере их идентификации так же, как это было проделано в системе количественной обработки. Было пред­ложено присвоить показатель Р1 таким факторам, которые предположи­тельно представляют начальную стадию отклонения от нормы, показа­тель Р2 — тем факторам, которые, по-видимому, являются патоформ-ными, и РЗ — тем, которые настолько отклоняются от нормы, что дол­жны расцениваться как патологические. Однако вскоре обнаружилось, что это неприменимо по отношению к нескольким элементам, которые, как оказалось, имеют постоянный смысл и значение. Эти неинтеллекту­альные элементы можно адекватно оценить только в том случае, если рассматривалась их взаимосвязь в общей конфигурации, представленной отдельным испытуемым. Присвоение оценки РЗ исходя из ее неизменно­го значения в случае А вполне может оказаться неадекватным в случае Б. Например, испытуемый А мог нарисовать быстро и без колебаний чело­века с руками в карманах, чтобы избежать трудностей их адекватного изображения. Испытуемый Б мог рисовать медленно, сосредоточенно, часто стирая нарисованное, проявляя значительную тревожность, нари­совать руки человека сперва в одном положении, потом в другом и в конце концов изобразить руки в карманах. Изображение рук в карманах в этих двух случаях имело бы совершенно разное качественное значение.
Обнаружилось не только то, что в данной конфигурации элемент может иметь значение, полностью отличающееся от присвоенного ему значения в другой конфигурации, но и то, что он может иметь больше одного значения. В качестве примера рассмотрим такую деталь в рисунке дома, как дымоход (традиционно расцениваемый как мужской сексуаль­ный символ). Испытуемый А, как и многие другие, не придает этому элементу особого значения, воспринимая его как дымоход и не более того, о чем свидетельствуют следующие признаки: а) рисует его быстро, легко, не нарушая общепринятую последовательность изображения де-
LJyt\. lt*-I «i-y-нч, i»-pu>u, и-ничч-и-
талей, б) в процессе рисования больше не возвращается к нему, в) не проявляет признаков озабоченности или внутреннего конфликта. Испы­туемый Б проявлял некоторое беспокойство в момент рисования дымо­хода, а в процессе ПРО обнаружилось, что монтаж дымохода дома, стро­ительством которого он занимался в последнее время, причинил ему много хлопот. У испытуемого В были замечены признаки сильного внут­реннего конфликта во время рисования дымохода, и позже выяснилось, что у него существуют значительные проблемы сексуального плана. Ис­пытуемый Г, изображая дымоход, тоже проявил признаки сильного вол­нения, а на этапе ПРО обнаружилось, что дымоход у него ассоциирует­ся с камином из гостиной комнаты, которую он считает источником чувства неудовлетворенности. В поведении испытуемого Д при рисова­нии дымохода были замечены явные признаки внутреннего конфликта, которые позже он объяснил тем, что сперва воспринимал эту деталь как фаллический символ, затем она ассоциировалась у него с печью в подва­ле дома, которую он был вынужден затапливать в детстве, после чего он стал воспринимать дымоход как символ дома, в котором был очень не­счастлив.
Очевидно, что: 1) не все качественные дифференциальные осо­бенности были выявлены и 2) оценка уже выявленных дифференциаль­ных особенностей обязательно должна корректироваться и дополняться.
РУКОВОДСТВО
Исследователю понадобится следующий материал: 1) белый лист бумаги, сложенный пополам и образующий таким образом 4 страницы размером 15x21 см. (рисуночная форма). Первая страница предназначе­на для регистрации даты и записи необходимых данных, касающихся испытуемого, последующие три страницы отведены для рисунков и со­ответственно озаглавлены Дом, Дерево, Человек, 2) бланк пост-рису­ночного опроса (ПРО) (см. стр. 329), 3) несколько простых каранда­шей № 2 с ластиками (карандаш № 2 выбран, так как оказалось, что он более точно отражает моторный контроль испытуемого, нажим и качество линий и штриховки, 4) бланк количественной обработки и 5) руководство.
ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ТЕСТИРОВАНИЕ
При индивидуальном тестировании исследователь помещает перед испытуемым рисуночную форму, так чтобы он видел только вторую стра­ницу с надписью «Дом», расположенной вверху с точки зрения испытуе­мого; после чего говорит: «Возьмите один из этих карандашей. Я хочу, чтобы вы как можно лучше нарисовали дом. Вы можете рисовать дом лю­бого типа, какой вам захочется. Это полностью предстоит решить вам. Вы можете стирать нарисованное сколько угодно — это не отразится на вашей оценке. Вы можете обдумывать рисунок столько времени, сколько вам понадобится. Только постарайтесь нарисовать дом как можно лучше». Если испытуемый вьтпажает отказ Слюли спелнего и пожилого возоаста делают
266
1роеКтивные методы
это часто), заявляя, что он не художник, что, когда он ходил в школу, его не обучали рисованию так, как это делают теперь, и т.д., исследова­тель должен убедить испытуемого, что ДДЧ — это не тест на художествен­ные способности, что его не интересуют способности испытуемого к ри­сованию как таковые. Если испытуемый просит линейку или пытается ис­пользовать в качестве линейки какой-нибудь предмет, исследователь дол­жен сказать ему, что рисунок должен быть выполнен от руки.
Запись. Пока испытуемый рисует дом, дерево и человека, иссле­дователь должен каждый раз записывать:
1) следующие аспекты, касающиеся времени: (а) количество вре­мени, прошедшее с момента предоставления исследователей-инструкции до того момента, когда испытуемый приступил к рисованию; (б) дли­тельность любой паузы, возникающей в процессе рисования (соотнося ее с выполнением той или иной детали); (в) общее время, затраченное испытуемым с того момента, когда ему была дана инструкция, и до того, когда он сообщил, что полностью закончил рисунок (например, дома);
2) названия деталей рисунков дома, дерева и человека в том по­рядке, в котором они были нарисованы испытуемым, последовательно пронумеровывая их. Отклонения от последовательности изображения деталей, возникающие в работе хорошо приспособленных испытуемых, обычно оказываются значимыми; точная запись такого случая необходи­ма, поскольку упущенное из внимания исследователя отклонение испы­туемого может помешать достаточно качественно оценить завершенный рисунок в целом;
3) все спонтанные комментарии (по возможности, дословно), сде­ланные испытуемым в процессе рисования дома, дерева и человека, и соотнести каждый такой комментарий с последовательностью деталей. Процесс рисования этих объектов может вызвать комментарии, на пер­вый взгляд совершенно не соответствующие изображаемым объектам, которые, тем не менее, могут предоставить много интересной информа­ции об испытуемом;
4) любую эмоцию (самую незначительную), проявленную испы­туемым в процессе выполнения теста, и связать это эмоциональное вы­ражение с изображаемой в этот момент деталью. Процесс рисования ча­сто вызывает у испытуемого сильные эмоциональные проявления, и они должны быть записаны.
Чтобы вести записи более успешно, исследователь должен сделать так, чтобы ему можно было беспрепятственно наблюдать за процессом рисования. Было замечено, что наиболее удобное для исследователя по­ложение — слева от испытуемого-правши и справа от испытуемого, если он левша. Однако в некоторых случаях испытуемые могут быть очень тре­вожными или очень подозрительными и будут скрывать свои рисунки, в таких случаях лучше всего не настаивать на том, чтобы они позволили исследователю наблюдать за процессом рисования.
Чтобы было проще записывать последовательность изображения деталей, спонтанные комментарии и т.п., исследователь может исполь-
зовать систему записи, приведенную ниже, которая иллюстрирует слу­чай К. N.
Дом.
1. Крыша.
2. Окно со стеклами на крыше.
3. Крыша над крыльцом (основная стена) — «Я могу взять инструменты и
сделать это гораздо лучше» (напряженный смех).
4. Столби-ки крыльца.
5. Дверь.
6. Окно, верхнее справа, со стеклами.
7. Окно, нижнее слева, со стеклами.
8. Окно, верхнее в центре, со стеклами.
9. Окна (слева и справа) по бокам от двери, со стеклами. 10 Окно, верхнее слева, со стеклами.
П. Окно, верхнее в центре, со стеклами.
12. Материал крыши.
13. Крыша бокового крыльца и столб.
14. «Пожалуй, это все, что можно было нарисовать, кроме гаража».
15. Фундамент.
16. Пауза 18 сек.
17. «Пара деревьев».
18. Дерево слева, затем дерево справа. 19– Дорога от бокового крыльца.
20. Дорожка от переднего подъезда.
21. «Допустим, это здесь» — куст. Общее время — 5 мин. 13 сек.
Если выполнению задания предшествовала пауза, это должно быть записано под пунктом 1, а первая нарисованная деталь в таком случае записывается под номером 2 и т.д.
Связь спонтанных высказываний и/или выражение эмоций с де­талями рисунка определяется положением спонтанного высказывания и/или эмоционального проявления в записанном материале. Например, если спонтанное высказывание или эмоция были записаны перед дета­лью, но под одним пунктом, значит, они имели место в то время, когда испытуемый начинал рисовать данную деталь. Если комментарий или эмоция были записаны под одним пунктом с деталью, но после нее, зна­чит, это произошло позднее. Если же кроме спонтанного высказывания или эмоции в пункте ничего не записано, значит, это произошло после того, как предшествующая деталь была закончена, и прежде, чем следу­ющая была начата.
ПОСТ-РИСУНОЧНЫЙ ОПРОС
После того как невербальная фаза ДДЧ завершается, исследова­тель должен предложить испытуемому возможность охарактеризовать, описать и интерпретировать нарисованные объекты и то, что их окружа­ет, а также высказать связанные с ними ассоциации. Он также должен учитывать тот факт, что процесс рисования дома, дерева и человека ча­сто пробуждает сильные эмоциональные реакции, так что после завер­шения рисунков испытуемый, вполне вероятно, вербализует то, что до
настоящего времени он не мог выразить. Очевидно, что если испытуе­мый менее замкнут и враждебен и более разумен, вторая фаза ДДЧ мо­жет быть более продуктивной.
Опросник, состоящий из 64 вопросов, имеет «спиралеобразную» структуру, цель которой — избежать формализованных ответов со сторо­ны испытуемого и препятствовать запоминанию ранее сказанного им в связи с конкретным рисунком. Прямые и конкретные вопросы сменяют­ся более косвенными и абстрактными.
ПРО не является жестко ограниченной процедурой. Мы рассчиты­ваем на то, что исследователь всегда может продолжить опрос в продук­тивном на его взгляд русле. Во всех случаях он должен определить, какое именно значение имеют для испытуемого стимульные слова «Дом», «Де­рево» и «Человек».
Ниже приводятся список вопросов и пояснения к ним (в некото­рых случаях предлагается альтернативная формулировка вопроса), и об­суждается их обоснованность. Надо отметить, что вопросы, обозначен­ные буквой Д, предназначены для рисунка дома, Др — для рисунка дере­ва, Ч— для рисунка человека, чтобы в процессе качественного анализа облегчить поиск конкретного ответа.
Исследователь должен сказать: «Теперь мы покончили с формаль­ной частью теста. Сядьте поудобнее и расслабьтесь, а я задам вам ряд вопросов о том, что вы нарисовали». Рисунок человека должен находить­ся перед испытуемым. .
41. Это мужчина или женщина (мальчик или девочка)?
Если пол человека кажется очевидным, вопрос должен быть пере­фразирован: «Это мальчик или мужчина?» или «Это девочка или женщи­на?». Замкнутые или имеющие эмоциональные нарушения испытуемые нередко утверждают, что человек имеет совершенно иной, отличный от нарисованного пол. В некоторых случаях исследователю бывает трудно определить пол человека. Испытуемый может, например, нарисовать женоподобную фигуру в мужской одежде. Рисунки, выполненные ум­ственно отсталыми, иногда могут быть такими плохими и с таким мини­мальным количеством деталей, что пол человека невозможно опреде­лить без комментариев испытуемого.
42. Сколько ему лет? Род местоимения должен изменяться, если человек женского пола. Вопрос помогает определить: (1) с кем именно испытуемый идентифицирует данного человека, (2) значимый, в пози­тивном или негативном смысле, для испытуемого возраст.
43. Кто он? На этот довольно прямой вопрос, направленный на непосредственное выявление идентичности фигуры человека, часто от­вечают: «Я не знаю». Нередко на данном этапе опросника нарисован­ный человек не вызывает у испытуемого никаких ассоциаций, и только позднее, отвечая на менее директивные вопросы, испытуемый может точнее идентифицировать нарисованную фигуру. В ряде случаев испы­туемые могут определить, кем является нарисованная фигура, чтобы, отвечая на вопрос, не называть его просто человеком. Это значимая информация, но тем не менее следует продолжить опрос, чтобы выя-
вить, представляет ли фигура человека вообще или какого-то конкрет­ного человека.
44. Это ваш родственник, друг или кто-нибудь другой ,?Если в ответе на вопрос 43 обнаруживается, что это автопортрет, вопрос 44 пропус­кается. Если же на рисунке не испытуемый, а кто-нибудь другой, этот вопрос может помочь установить связь, которая существует между испы­туемым и нарисованным человеком. Если на вопрос 43 получен ответ «Не знаю», данный вопрос может помочь идентифицировать фигуру или облегчить эту идентификацию в дальнейшем.
45. О ком вы думали, когда рисовали ? Этот вопрос необходимо зада­вать при обсуждении всех трех рисунков. В некоторых случаях обнаружи­валось, что названный человек не упоминался в ответе на вопрос 43. Ответ: «Ни о ком» не обязательно является отговоркой или фальсифика­цией, вполне возможно, что испытуемый во время рисования действи­тельно ни о ком не думал.
46. Что он делает? (И где он в это время находится?) При ответе «Он просто стоит» исследователь должен выяснить, где стоит человек (например, внутри дома — если да, то в какой комнате — или снаружи); если человек кого-то ожидает, то кого; что он делал и что планирует сделать. Если испытуемый говорит, что человек идет или передвигается каким-либо другим способом (например, едет), исследователь должен узнать не только куда человек идет и что он собирается там делать, но и где он был и что делал. Если человек поднял руку или вытянул ее в сторону, надо выяснить, почему рука (или кисть руки) находится в дан­ном положении. Если кажется, что человек пристально смотрит на кого-то или на что-то, надо установить, на кого или на что именно. При этом испытуемые с органическими нарушениями или с серьезными наруше­ниями адаптации личности могут продемонстрировать конкретность мышления, будучи неспособными принять факт, что изображенный че­ловек может быть кем-то еше, кроме рисунка.
Если исследователь получает ответ «Как я могу узнать, что он де­лает?» или «Это просто рисунок, человек ничего не делает», он должен продолжить: «Я знаю, что это — только рисунок, но это чье-то изобра­жение. Давайте придумаем историю о нем. Как вы думаете, чем он (или она) может заниматься? 4то он, по вашему мнению, делает?»
Отсутствие движения (например, застывшее положение человека) или наличие движения и его характер (например, борьба или игра) мо­жет иметь определенное значение.
47. О чем он думает ? Ответ на этот вопрос часто становится нача­лом открытой проекции. Исследователь должен постараться получить от­кровенный ответ и определить, чем вызвана та тема, о которой, по сло­вам испытуемого, думает человек. Этим вопросом можно установить при­знаки навязчивого и/или бредового мышления.
48. Что он чувствует? Обычно здесь проявляются чувства самого испытуемого по отношению к той ситуации, в которой он находится. Кроме этого, данный вопрос может вызвать непосредственные коммен­тарии о том, какие чувства он испытывает в связи с его нынешним со-
270 11роеКтивные методы
стоянием, или о тех вопросах, которые еще не обсуждались. Дополни­тельный вопрос «Почему?» задают, если, по мнению исследователя, между ним и испытуемым установлено такое взаимопонимание, что воп­рос не вызовет сопротивления со стороны испытуемого, препятствуя дальнейшей вербализации.
После записи ответа на вопрос 48 исследователь переворачивает рисуночную'форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок де­рева, и задает ему следующий вопрос.
Др1. Что это за дерево .?Если испытуемый не может определить вид дерева (например, клен или кедр), исследователь должен спросить, ли­ственное это дерево или хвойное. Испытуемым с ограниченным словар­ным запасом исследователь задает этот вопрос в следующей форме: «Это дерево, которое остается зеленым круглый год, или оно сбрасывает свои листья?»
Считается, что испытуемые часто рисуют наиболее распространен­ные деревья для той местности, в которой они проживают. Однако эта информация поверхностного характера, так как очевидно, что дерево тоже имеет скрытое значение, общее для всех испытуемых: оно пред­ставляет существующий или некогда существовавший в динамичном ок­ружающем мире объект.
Др2. Где в действительности находится это дерево? Испытуемые склонны рисовать деревья, находящиеся вблизи их дома, или деревья, с которыми они связывают какой-либо личностно значимый опыт про­шлого. Тем не менее, это опять данные лишь поверхностного характера, Рисунок дерева всегда должен рассматриваться как автопортрет. Иссле­дователь должен понимать, что черты портрета испытуемого должны быть переданы символически и скорее являются психологическими, а не фи­зиологическими характеристиками.
Однако иногда рисунок дерева может иметь человеческие очерта­ния, в этом случае черты и элементы, изображенные подобным обра­зом, должны быть обнаружены и истолкованы.
Если испытуемый говорит о том, что дерево находится в роще или в лесу, исследователь должен выяснить, что испытуемый подразумевает под словами «роща» или «лес». Например, является ли лес спокойным, тихим и уединенным местом, куда он отправляется, чтобы побыть в оди­ночестве и успокоиться (что говорит о его склонности избегать неприят­ных внешних раздражителей); или лес — это место, пробуждающее страх или угрозу, таящее в себе неизвестность и острое чувство опасности (что может означать: (1) страх перед неизвестным; (2) потребность в обще­нии с другими); или лес не имеет никакого другого конкретного эмоци­онального значения?
ДрЗ. Каков приблизительный возраст этого дерева.?Чаще всего воз­раст дерева представляет собой: 1) хронологический возраст испытуемо­го или возраст, который он ощущает; 2) количество лет, прожитых ис­пытуемым с момента достижения половой зрелости; 3) количество лет, на протяжении которых испытуемый чувствовал, что окружающая ре-
адьность не приносит ему удовлетворения; 4) возраст человека, которо­го, по мнению испытуемого, символизирует рисунок дерева.
Др4. Это дерево живое?'До сих пор ни один хорошо приспособлен­ный испытуемый не ответил на этот вопрос отрицательно. Негативный ответ, как может оказаться при дальнейшем опросе, подразумевает, что дерево просто неподвижно, а не мертво. Испытуемые, проявляющие признаки конкретного, ригидного мышления, не воспринимают дерево как нечто большее, чем просто рисунок на бумаге. Отрицательный ответ на вопрос Др4 традиционно расценивается как показатель чувства не­полноценности и/или чувства несостоятельности, бесполезности, вины
и т.д.
Вопрос ДрЗ поделен на две части. Часть А используется, если ис­пытуемый считает, что дерево живое. В этом случае задаются следующие
вопросы:
а) Что именно на рисунке подтверждает, что дерево живое ? Отвечая на этот вопрос, испытуемый может сослаться на какое-либо движение дерева, которое он воспринимает на рисунке (от незначительного трепе­та листьев до раскачивающегося ствола). В других ответах могут упоми­наться такие качества, как сила, энергия или что-то еще, свидетельству­ющее о жизни. Наиболее очевидный ответ, доказывающий, что дерево живое, это упоминание о наличии листьев.
б) Нет ли у дерева какой-то мертвой части? Если есть, то какая именно? Образ полностью мертвого дерева может означать плохую при­способляемость испытуемого в большей мере, чем образ частично мерт­вого дерева. Это только предположение, но до сих пор считалось, что дело обстоит именно так. Чаще всего мертвыми или частично мертвыми называют ветви или корни, в этом случае интерпретация, валидность которой не доказана, трактует поврежденные ветви как символ травми­рующего воздействия окружающей среды; мертвая корневая система под­разумевает внутриличностную дисгармонию или диссолюцию.
в) Чем, по вашему мнению, вызвана гибель дерева?Е качестве причины называются черви, насекомые, паразиты, болезни, молния, ветер и иног­да — злонамеренные действия детей или взрослых (обвиняются какие-либо внешние силы, то есть нечто внеличностное). Однако иногда при­чина гибели приписывается гниению корней, ствола или веток дерева (чувство разрушения самости).
г) Как вы думаете, когда это произошло ? Здесь предпринимается попытка определить впечатление испытуемого о продолжительности его нетрудоспособности или неприспособленности. Не следует ожидать, что названная дата обязательно совпадет с данными из личной истории па­циента. Всякий раз, когда испытуемый называет определенную дату, на­пример, январь 1942 года, исследователю следует непринужденно про­должить: «А что в январе 1942 года?» Исследователь должен постараться установить, почему именно эта дата зафиксировалась в памяти испытуе­мого.
Часть Б вопроса ДрЗ применяется, если испытуемый считает, что дерево мертвое. Здесь следующие вопросы:
а) Чем, по вашему мнению, вызвана гибель дерева?
б) Как вы думаете, когда это произошло?Общее значение обоих воп­росов такое же, как и у вопросов в) и г) части А.
Дрб. Как вы думаете, на кого это дерево больше похоже — на мужчи­ну или на женщину?Для испытуемых, чье конкретное ригидное мышле­ние изначально не позволяет им понять полное значение этого вопроса или абстрактных понятий «мужское» или «женское» применительно к рисунку дерева, исследователь должен продолжить: «Я знаю, что это — просто дерево, но представьте, что вы должны говорить о нем как о мужчине или о женщине. Кем бы вы его назвали?» Если этого не доста­точно для того, чтобы вызвать ответ, исследователь продолжает: «Я пре­красно знаю, что деревья не имеют пола, поскольку это не люди, но я думаю, вы догадываетесь, что я имею в виду. Например, вы, вероятно, видели могучие, сильные, крепкие деревья, которые напоминали вам мужчину, или, может быть, вы видели деревья другого типа — аккурат­ные и изящные или большие, по-матерински защищающие, которые походили на женщину. О ком теперь вас заставляет думать это дерево –о мужчине или о женщине?» Если и этого недостаточно, исследователь должен спросить: «Что-нибудь в этом дереве напоминает вам мужчину или женщину?» и попросить показать на эту деталь пальцем.
Вопрос задают с той целью, чтобы определить: I) отношение ис­пытуемого к сексуальным символам; 2) утонченность или вульгарность его выбора. .
Др7. Что именно в рисунке подтверждает вашу точку зрения .?Чаше всего пол, приписанный дереву, определяется следующим образом: 1) при помощи некоторых аспектов дерева, которые с точки зрения испытуемого имеют сходство с частями тела мужчины или женщины. Например: а) длинные, опущенные ветви дерева могут напомнить ис­пытуемому волосы женщины (матери); б) молодая, плохо приспосабли­вающаяся девушка, немного нервничая, говорила, что она увидела в середине нарисованного ею клена кулак своего отца: «Бывало, точно такой же кулак он поднимал на мать, чтобы ударить ее»; 2) при помощи таких характеристик, как сила, размер и т.д.; 3) связывая дерево с кон­кретным человеком (например, с отцом испытуемого, потому что он иногда рубил деревья, или с матерью, потому что когда-то испытуемый сидел с ней под этим деревом, а она рассказывала ему сказки). В после­днем случае исследователь должен объяснить, что он хочет знать, на кого больше похоже само нарисованное дерево — на мужчину или на женщину, с точки зрения испытуемого, а не то, какие ассоциации оно вызывает в его воображении.
Др8. Если бы здесь вместо дерева был человек, в какую сторону он бы смотрел ?
Так как у дерева невозможно определить ни лицевую, ни оборот­ную сторону, за исключением того реального вида, который восприни­мает наблюдатель, предполагается, что в ответе испытуемого на этот вопрос часто может заключаться проекция его взгляда на позицию, принятую человеком или людьми, которых символизирует дерево, по
отношению к испытуемому. Например, испытывающий тоску по про­шлому мальчик воспринимает дерево как материнскую фигуру, обра­щенную к нему лицом. Взрослый мужчина, невротик, воспринимает дерево как фигуру строгого, отвергающего отца, повернувшегося к нему спиной.
Др9. Это дерево стоит отдельно или в группе деревьев? Значение ответов на этот вопрос не следует рассматривать слишком серьезно, если они не имеют'сильной аффективной окраски, так как дерево неизбежно растет либо в одиночестве, либо в группе деревьев (даже если другие деревья не были нарисованы за отсутствием подобной инструкции). Од­нако часто этот вопрос выявляет ощущение изоляции и/или потребность в общении с другими людьми.
ДрЮ. Когда вы смотрите на рисунок дерева, как вам кажется, оно расположено выше вас, ниже вас или находится на одном уровне с вами? Вполне можно считать, что вопросы 41, 42, 46, Др1, ДрЗ и, возможно, Дрб направлены на оценку (конечно, довольно грубую) способности правильно воспринимать и понимать реальность. Эту способность можно назвать слабой, если, отвечая на вопрос ДрЮ, испытуемый, например, утверждает, что дерево выше него, хотя, на взгляд исследователя, оно находится ниже, или наоборот.
В одних случаях дерево, изображенное на вершине холма, симво­лизирует стремление к отдаленной и, возможно, недостижимой цели, в других — оно представляет позицию автономии и доминирования. Для многих рисунок дерева, частично скрытого за холмом, служит призна­ком потребности в защите и покровительстве. Рисунок дерева, располо­женного явно ниже уровня наблюдателя, почти неизменно может озна­чать как депрессивное настроение, так и депрессивное состояние. Если испытуемый проявляет признаки конкретного ригидного мышления и способен воспринять дерево только как рисунок на бумаге перед собой и никак иначе, исследователь должен спросить его: «Когда вы смотрите на рисунок дерева, не кажется ли вам, что оно расположено немного выше вас, как будто оно стоит на холме, или немного ниже вас, как будто оно находится в овраге или долине?»
Др 11. Как вы думаете, какая погода на этом рисунке ? Предполагает­ся, что дерево символизирует то, как (на сознательном или бессозна­тельном уровне) чувствует себя испытуемый в окружающей его реально­сти. Так как внешние силы, воздействующие на жизнь дерева, преиму­щественно являются метеорологическими, не удивительно, что многие испытуемые могут выражать через ответ на этот вопрос свое чувство, что окружающая реальность в целом является благосклонной и дружествен­ной или угнетающей и враждебной. Испытуемые могут подробно описы­вать очень неприятные погодные условия, несмотря на полное отсут­ствие на рисунке каких-то конкретных признаков, указывающих на на­личие подобного положения. Описание грозовой погоды, которое точно или почти точно воспроизводит реальные погодные условия, имеющие место во время опроса, и, по-видимому, сделанное испытуемым под свежими впечатлениями, не должно приниматься исследователем в ка-
честве окончательного варианта. Прежде он должен определить меру это­го влияния при помощи дополнительных вопросов.
Др12. Есть ли на рисунке ветер? Считается, что ветер символизиру­ет чувство подверженности воздействию силы, которая практически не поддается контролю.
Др13. Покажите мне, в каком направлении дует ветер?Обычное на­правление ветра слева направо по горизонтали интерпретируется просто как выражение общей тенденции перемещения личности в психологи­ческом поле от прошлого к будущему (при условии, что ветер имеет умеренный характер). Если, по словам испытуемого, ветер сильный, а направление отличается от обычного, то очевидно, что это,.как прави­ло, имеет какое-то особое значение. Один из испытуемых с острым рас­стройством личности сказал, что ветер дует во всех направлениях одно­временно. Другой — ригидный невротик, отождествивший рисунок дере­ва со своей любовницей и подробно описавший то, что он чувствовал, когда она впервые раздевалась перед ним, указал, что ветер дует от дере­ва в его сторону. Тем самым он выразил (в чрезвычайно нарциссической манере) сознание собственной неотразимости, которая, по его мнению, и заставила эту женщину сблизиться с ним. Считается, что ветер, кото­рый, по словам испытуемого, дует снизу вверх, от линии земли к ма­кушке дерева (вертикально или по диагонали), символизирует его силь­ное желание перенестись из реального мира в мир фантазии; ветер, дую­щий по диагонали от верхнего угла к нижнему имеет обратное интер-претативное значение (при этом направление интерпретируется с точки зрения времени: левый угол — это прошлое, правый — будущее).
Др14. Расскажите подробнее, что это за ветер?Описание скорости, влажности и температуры ветра может иметь важное значение. Если ве­тер характеризуется как очень сильный, очень.влажный или очень су­хой, очень горячий или очень холодный, или его описание состоит из комбинации перечисленных характеристик, по-видимому, он символи­зирует, что испытуемый чувствует давление, исходящее из одного или большего числа источников окружающей его реальности (сила воздей­ствия, вероятно, соответствует степени отклонения от тихой, безвет­ренной погоды). Но исследователь не должен сразу соглашаться с тем, что такие крайности обязательно будут олицетворять какие-то неприят­ности испытуемого. Вместо этого необходимо продолжить задавать воп­росы, чтобы уловить его эмоциональный тон, сопровождающий описа­ние метеорологических условий.
Др 15. Если бы на этом рисунке вы нарисовали солнце, где бы оно распо­лагалось?
Разумеется, в том случае, если на рисунке уже есть солнце, этот вопрос задавать не следует. Спрашивают так, чтобы испытуемый ответил как можно более конкретно, а полученный ответ можно было бы проин­терпретировать по временному параметру (прошлое — будущее) и с точ­ки зрения взаимосвязи дерева с источником тепла и энергии его окруже­ния. Если, по словам испытуемого, солнце находится за деревом, то можно считать, что он отождествляет дерево либо с неким лицом из своего
окружения, которое стоит между ним и «согревающей» фигурой, внима­ние которой он стремится привлечь, либо как фигуру, защищающую его от того, кого испытуемый старается избегать. Считается, что заходящее солнце может означать депрессивное настроение. Солнце, нарисованное за облаком, подразумевает тревожащие и не дающие удовлетворения от­ношения между испытуемым и «согревающей» или враждебной, угрожа­ющей фигурой.
Др1б. Как вы считаете, солнце находится на севере, востоке, юге или западе? Это снова в некотором смысле вопрос о реальности. Например: 1) испытуемый, отвечая на вопрос Др13, мог назвать ветер западным, определив, что на рисунке запад находится слева, на вопрос Др15 он мог ответить, что солнце расположилось бы слева от изображения, а затем утверждать, что солнце находится на востоке (что, вероятно, вполне можно считать признаком нарушения функционирования памяти); 2) он может сказать, что солнце находится на севере (что может служить признаком ограниченного интеллекта (осведомленность) или признаком отрица­ния реальности).
Несколько испытуемых с высоким уровнем интеллекта ответили, что, на их взгляд, солнце находится в северной стороне. Было сделано заключение о том, что в каждом случае это может означать ощущение «холода», поскольку можно считать, что «северное» солнце дает мало тепла.
После того как ответ на этот вопрос записан, исследователь пере­ворачивает рисуночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок дома.
Д1. Сколько этажей у этого дома? Этот вопрос направлен на про­верку правильности восприятия реальности. Он также в некотором смыс­ле оценивает внимание, так как замкнутые или очень тревожные испы­туемые часто отвечают на этот вопрос, даже не взглянув на рисунок.
Некоторые умственно отсталые испытуемые часто рисуют окна настолько беспорядочно, что исследователю трудно определить уровни этажей и их количество. В некотором смысле вопрос можно расценивать даже как «обязательный», ибо ни количественная, ни качественная оценка рисунков не может быть точной и валидной, если у исследователя есть сомнения относительно замысла испытуемого. Некоторые испытуемые не понимают, что означает слово «этаж». Исследователь может сопрово­дить свое объяснение, показывая уровни этажей рукой.
Д2. Этот дом кирпичный, деревянный или еще какой-нибудь? В некоторых регионах кирпичный дом более престижен, чем деревянный. В других –социально более желательным считается каменный дом и т.д.
ДЗ. Это ваш дом? После ответа «нет» исследователь должен спро­сить: «Чей это дом?» Чаще всего испытуемые рисуют собственные дома, но они редко воспроизводят их точную копию по нескольким причинам (то, что большинство людей не способны рисовать с точностью архитек­тора, не учитывается): 1) потому что они склонны выделять те аспекты дома, которые имеют наиболее приятное или неприятное значение для
них (здесь акцент может выражаться либо в преувеличении, либо в пре­уменьшении деталей и пропорций); 2) потому что обычно считается, что отчасти дом представляет собой особые переживания из прошлого, настоящего и будущего.
Д4. Когда вырисовали этот дом, кого вы представляли себе в качестве его хозяина? Этот вопрос (как и вопрос 45) разрабатывался, чтобы по­пытаться получить информацию, которая могла бы привести к более точной идентификации. Нарисованный лом, как и рисунок человека, может часто олицетворять разных людей.
Д5. Вам бы хотелось, чтобы этот дом был вашим?Почему?Исследо­ватель должен определить: 1) чем вызвано желание испытуемого иметь или не иметь этот дом (испытуемый, который объясняет свое нежелание тем, что дом гнилой, ветхий, грязный и т.д., может напрямую выразить свои чувства о себе); 2) существуют ли различия между нарисованным домом и домом, в котором живет испытуемый, а именно — в размерах, удобствах и т.д.; 3) вероятность того, что испытуемый когда-либо имел такой дом; интенсивность желания иметь его; 4) эмоциональная реак­ция испытуемого на рисунок дома (как на возможный источник конф­ликта).
Д6. Если бы этот дом был вашим и вы бы могли распоряжаться им так, как вам хочется,
а) какую комнату вы бы выбрали для себя ? Почему ? Нередко замкну­тые испытуемые выбирают заднюю комнату верхнего этажа, выражая этим свою потребность в поиске убежища. Осторожные люди склонны выбирать комнату, из которой можно наблюдать за входной дверью.
Исследователь должен сравнить расположение желаемой комнаты с расположением той комнаты, в которой в настоящее время живет испы-гуемый, и если различие существует, попытаться установить его причину.
б) С кем бы вы хотели жить в этом доме? Почему? Испытуемый с конкретным, ригидным мышлением может и не понять этот вопрос, ;сли ему не объяснить, что он должен представить, что это его собствен­ный дом, и никто, кроме него, не может им распоряжаться, а исследо­ватель хочет услышать от него, кого испытуемый желал бы поселить в :воем доме. Некоторые пациенты могут обнаружить подтекст в этом воп-эосе и попытаться уклониться от прямого ответа, но это уклонение само то себе может быть показательным.
Д7. Когда вы смотрите на рисунок дома, он вам кажется расположен-шм близко или далеко?Это еще один вопрос, касающийся реальности, и )тветы, противоречащие объективной реальности, являются значимыми. Считается, что: 1) близость обозначает достижимость или ощущение тепла 1 гостеприимства, либо то и другое; 2) отдаленность подразумевает при-•язания или ощущение отверженности или неприятия, либо то и другое. 3 таких случаях исследователь должен постараться выяснить, является ли шсстояние, которое «увидел» испытуемый, умозрительным или геогра­фическим.
Д8. Когда вы смотрите на рисунок дома, вам кажется, что он располо­жен выше вас, ниже вас или примерно на одном уровне с вами? Ответы на
этот вопрос, по-видимому, имеют приблизительно то же самое значе­ние, что и ответы на вопрос ДрЮ, но в данном случае относятся к более конкретной сфере взаимоотношений личности, а именно — к дому и семье.
Д9. О чем вас заставляет думать этот рисунок? С этого вопроса характер последующего опроса становится более абстрактным и более общим. Это — первое обращение к свободным ассоциациям.
Д10. О чем он вам на поминает? Опыт показал, что обычно для боль­шинства испытуемых вопрос Д9 подразумевает прямую ассоциацию с домом, вопрос Д10 — более косвенную ассоциацию.
Д11. Этот дом приветливый, дружелюбный? Для лиц с ригидным, конкретным мышлением, вероятно, необходимо сформулировать этот вопрос следующим образом: «Приходилось ли вам бывать в доме, в ко­тором вы чувствовали себя очень легко и по-домашнему уютно? Похож ли на него дом, который вы нарисовали, или он вам кажется с этой точки зрения неприятным и безрадостным?»
Д12. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? Иногда испытуемый пытается объяснить свой ответ на этот вопрос, опи­сывая некоторые внешние детали дома, констатируя, например, что он приветливый, потому что на окнах есть занавески, из трубы идет дым и т.д. Но большей частью ответ на этот вопрос будет, по-видимому, пря­мым выражением чувств испытуемого, связанных с людьми, живущими в этом доме, его мнением о них и/или об их чувствах по отношению к нему. В любом случае, исследователь должен постараться установить, почему конкретная деталь передает впечатление о приветливости или дружественности.
Д13. Считаете ли вы, что эти качества свойственны большинству домов, почему? Вопрос направлен на определение того, в какой степени ощущение дружественности или враждебности по отношению к нарисо­ванному дому и его обитателям является обобщенным. Этот вопрос мо­жет послужить дальнейшей детализации ответа на вопрос Д12 и таким образом помочь структурировать отношение испытуемого к семейным и межличностным взаимоотношениям вообще.
Д14. Какая, по вашему мнению, погода на этом рисунке? Исследова­тель не должен удивляться, услышав от испытуемого описание погоды, имеющее мало общего с ответом на вопрос Др14, ибо если теория о том, что объекты теста ДДЧ символизируют разные сферы личности, является верной, то рисунки дома и дерева должны вызывать разные реакции.
Записав ответ на вопрос Д14, исследователь поворачивает рису­ночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок дерева.
Др17. О чем заставляет вас думать это дерево?Испытуемому опять показывают рисунок дерева, но после того, как он видел его в после­дний раз, он ответил на 14 вопросов о рисунке дома.
Др 18. О чем оно вам напоминает ? В отношении дерева, так же как и в отношении дома, формулировка «думать о» у большинства испытуемых
i ipuen. i ивные методы
вызывает поверхностную ассоциацию, формулировка «напоминать о» предполагает более глубокую, менее прямую ассоциацию.
Хотя большинство испытуемых без труда находит ассоциации с домом, так как место жительства может пробудить много воспомина­ний, ассоциации с деревом возникают не так легко. Но, возможно, по этой причине, если ассоциации не ограничиваются такими примерами как: «Дерево похоже на отца, потому что он рубил деревья», они будут менее поверхностными и, таким образом, более показательными.
Др19. Это дерево здоровое? После того как испытуемого впервые про­сили определить состояние дерева, было задано 27 вопросов, поэтому не­удивительно, что ответ испытуемого на вопрос Др19 может противоречить его ответу на вопрос Др4. Очень тревожный или депрессивный испытуемый может отвечать следующим образом: утверждая, что оно мертвое (в ответе на вопрос Др4), через некоторое время, дойдя до вопроса Др19, он может сказать, что дерево больное, а не мертвое. Это может означать: 1) он чув­ствует, что все не так безнадежно (если он рассматривает дерево как авто­портрет); 2) он чувствует вину за открыто выраженную, хоть и в символи­ческом виде, враждебность, если он рассматривает дерево как человека, которого он сильно ненавидит, но традиционно должен любить.
Др20. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? Считается, что подобная формулировка предпочтительнее, чем вопрос «Почему вы так считаете?», поскольку в таком виде он подразумевает, что испытуемый должен найти объяснение в рисунке, а не в себе самом, поэтому его ответу как бы не придается большого значения. Но посколь­ку лишь на основании рисунка дерева это сделать довольно сложно, оче­видно, что он должен прибегнуть к проекции. И так как неважно, каким образом дерево могло стать болезненным или ветхим, оно одновременно может быть и здоровым.
Др21. Это дерево сильное?Для большинства людей здоровье и сила— два совершенно разных понятия, и здоровье не обязательно подразумева­ет силу и наоборот.
Др22. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? При объяснении положительного ответа на вопрос Др21 один из испы­туемых, эпилептик, гордо сказал: «Да, оно должно было стать сильным, выдержав все испытания, через которые ему пришлось пройти».
Это другой вопрос о реальности, ибо, хотя хилое или поникшее деревце и может быть здоровым, едва ли можно считать его сильным. Разница между объективной реальностью (рисунок дерева) и ответом испытуемого на вопрос Др22 может указывать на: 1) патоформная не­внимательность; 2) двойственное отношение к человеку, которого сим­волизирует дерево; 3) двойственная оценка собственной способности справляться с жизненными обстоятельствами вообще.
Можно попросить испытуемого нарисовать (если он этого еще не сделал) структуру корня (конечно, исследователь ее не оценивает). Предполагается, что корневая структура может представлять силу и ка­чество тех аспектов личности, которые теоретически располагаются как бы ниже сознательного уровня. .
byk. I ест «лом, лерево, человек» ^ • ^
После записи ответа испытуемого на вопрос Др22 исследователь переворачивает страницу рисуночной формы так, чтобы испытуемый видел только четвертую страницу с рисунком человека.
49. О чем вас заставляет думать нарисованный человек?
410. Кого вам напоминает этот человек?Здесь раскрываются опре­деленные ассоциации, связанные с нарисованным человеком в частно­сти и межличностными взаимоотношениями в целом.
411. Этот человек здоров ?Для тех, кто потворствует собственному бегству в болезнь, этот вопрос иногда является достаточным стимулом, провоцирующим подробное описание соматических жалоб. В некоторых случаях этот вопрос служит для того, чтобы испытуемый мог выразить враждебность (ранее подавленную) против конкретного лица, представ­ленного рисунком человека.
412. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? 4тобы объяснить свой ответ на вопрос 411, испытуемый вынужден при­бегнуть к проекции, так как в большинстве случаев трудно найти под­крепляющую аргументацию исходя только из рисунка. Испытуемые с ограниченным интеллектом или лица с временным ослаблением функ­ционирования интеллекта часто дают ответы, построенные в отрица­тельном ключе (то есть отмечают не наличие положительных характери­стик, а отсутствие негативных), например: «Он кажется здоровым, по­тому что он не выглядит утомленным».
413. Этот человек счастлив?^ некоторых случаях вопрос облегчает выражение чувства враждебности, направленного против конкретного лица, представленного рисунком человека, а также способствует выра­жению страхов или тревоги, которые до настоящего момента он частич­но или полностью подавлял.
414. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление? Большинство испытуемых, которые считают, что обязаны рисовать, опираясь на собственное самочувствие, отвечают на этот вопрос удов­летворительно. Исследователь не должен довольствоваться таким объяс­нением положительного ответа на вопрос 413, как, например, «Потому что у него на лице улыбка», ибо его задача — получить более содержа­тельный ответ, чем просто констатация выражения лица. В таком случае он должен продолжить таким образом: «И все же, по какому поводу он улыбается?» Неплохо, если опрос продолжится в русле, позволяющем выявить глубину выраженных чувств и то, насколько они привычны.
415. Что вы чувствуете по отношению к этому человеку? Если ис­пытуемый не понимает смысла вопроса, поставленного таким образом, исследователь должен перефразировать его: «Как вы думаете, что он за человек?» (данная формулировка позаимствована у Карен Маховер). Ис­следователь должен узнать, на чем основаны чувства испытуемого, каж­дый раз задавая дополнительный вопрос: «Почему?»
416. Считаете ли вы, что это характерно для большинства людей? Почему?Данный вопрос — еще одна попытка выяснить, распространя­ются ли чувства испытуемого к нарисованному человеку (особенно те чувства, которые по своему характеру являются неприятными или враж-
дебными) на сферу межличностных отношений в целом. Из ответа ис­пытуемого на вопрос 416 и последующий вопрос «Почему?» можно по­лучить информацию о симпатиях и эмпатиях испытуемого.
417. Какая, на ваш взгляд, погода на рисунке? Оказалось, что на ри­сунке человека, как правило, отсутствуют признаки погодных условий. Следовательно, очень важно предоставить испытуемому возможность устно выразить свое впечатление о погодных условиях. Даже при наличии таких негативных характеристик погоды, как сильная жара или сильный холод и т.п., исследователь не должен делать скоротечных выводов без даль­нейших доказательств, ибо описание таких экстремальных условий мо­жет указывать просто на то, что испытуемый чувствителен и даже отзыв­чив к новым и интенсивным раздражителям.
418. Кого напоминает вам этот человек? Почему? Иногда этот воп­рос может вызвать первую откровенную идентификацию нарисованной фигуры с конкретным человеком. А с другой стороны, человек, назван­ный в ответе на этот вопрос, может быть уже пятым по счету лицом, которого испытуемый отождествляет с нарисованной фигурой. После­дний вариант на практике встречается редко, чаще всего рисунок чело­века символизирует по крайней мере двух людей — самого испытуемого и какого-то значимого для него лица. Ответ испытуемого на вопрос, по­чему рисунок напоминает ему данного человека, может быть очень пока­зательным, особенно если он объяснит, почему последняя идентифика­ция отличается от первоначальной. Причина, которая привела к измене­нию идентификации, может быть непонятной для исследователя.
419. Чего больше всего хочет человек ? Почему ? Иногда этот вопрос побуждает испытуемого использовать при обсуждении рисунка место­имение 1 лица единственного числа. В большинстве случаев ответы на этот вопрос будут касаться довольно поверхностных вещей, таких как одежда, конфеты, карманные деньги и т.д., но исследователь не должен довольствоваться такими ответами. Дополнительного вопроса «Почему?» обычно достаточно, чтобы определить уровень и интенсивность выра­женной потребности.
Когда испытуемый говорит о таких базовых потребностях, как мир, безопасность, счастье, исследователю необходимо в процессе дополни­тельного опроса получить подтверждение того, что эти потребности дей­ствительно имеют место.
После записи ответа на этот вопрос исследователь должен пере­вернуть рисуночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался ри­сунок дерева.
Др23. Кого вам напоминает это дерево? Почему?Людям с конкрет­ным мышлением, по-видимому, будет трудно рассматривать дерево как нечто большее, чем просто рисунок, в таком случае наверное необходи­мо продолжать: «Я понимаю, что, глядя на рисунок, трудно представить что-то другое, кроме дерева, но нет ли здесь каких-нибудь особенностей внешнего характера, которые напоминали бы о знакомом вам человеке? Посмотрите внимательно».
Противоположным конкретному типу мышления является патоло­гически-абстрактный тип. Пациент невротического склада с крайней формой абстрактного мышления настолько уверил себя в том, что дере­во это изображение его любовницы, что после ПРО, когда ему объяс­нили, что некоторые особенности рисунка очевидно имеют отношение к автопортрету, он искренне согласился с этим и сказал: «Да, оно точно такое же, как Хелен. Да, оно похоже на Хелен. Она именно такая», что свидетельствует о явном отсутствии понимания.
Др24. В чем больше всего нуждается это дерево? Почему? Позитив­ные ответы на этот вопрос чаще всего символически выражают потреб­ность в любви, защите, безопасности, хорошем здоровье и т.д.
После записи ответа на этот вопрос исследователь переворачивает рисуночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок дома.
Д15. О ком вас заставляет думать этот дом? Почему?Из всех трех вопросов подобного типа («О ком…») на этот испытуемые отвечают без особых затруднений, обычно называя кого-нибудь из членов своей се­мьи.
Д16. В чем больше всего нуждается этот дом? Почему? Позитивные ответы обычно символичны, и в этом случае, например, женщина, очень ревновавшая своего мужа, который, как ей казалось, разрушает их се­мью, ответила: «Требуется хороший фундамент».
Д17. Куда ведет этот дымоход? Исследователь должен попытаться установить, ведет ли дымоход к печи (кухонной или обогревающей), очагу, камину или к чему-нибудь еще. Если испытуемый уделяет особое внимание дымоходу одним из следующих способов: 1) изобразив над трубой густые клубы дыма; 2) тщательно прорисовав сам дымоход и/или его материал; 3) выделив контур дымохода, — то это может обозначать определенную озабоченность мужским сексуальным символом или свя­занный с ним конфликт.
Однако оказалось, что иногда сосредоточенность на дымоходе выз­вана не им самим, а тем объектом, к которому он ведет. Например, косвенное акцентирование на кухонной печи может предполагать ораль­ный эротизм, который, в свою очередь, может свидетельствовать о силь­ной потребности в любви; косвенное акцентирование на отопительной печи может означать либо сердечность в семейных отношениях (которая вместо того, чтобы радовать, может приобрести негативный характер, что зависит от степени ее проявления), либо враждебность; косвенное акцентирование на камине или отопительной печи в какой-либо опреде­ленной комнате может обозначать: 1) конфликт с человеком, обычно занимающим эту комнату; 2) невротическую привязанность к этому че­ловеку или другую эмоциональную ситуацию, связанную с этим челове­ком; 3) некую эмоцию, вызванную функциональным назначением ком­наты, как, например, ванная, гостиная, столовая и т.д.
Д18. Куда ведет эта дорожка?Очевидно, что в большинстве случа­ев прозвучат безобидные ответы: «К дороге» или «К тротуару», однако исследователь должен постараться проверить, нет ли в этом какого-то
дополнительного значения, с помощью примерно такого вопроса: «Что это значит для вас?»
Однако в некоторых случаях испытуемый может ответить, что до­рожка ведет к дому, и это будет свидетельствовать либо о его носталь­гии, либо о том, что он чувствует неприятие его членами семьи, либо о том и другом одновременно. В других случаях он может сказать, что до­рожка ведет к чему-то невидимому на рисунке, и исследователь должен постараться выяснить, к чему именно она может привести и какое зна­чение это может иметь для испытуемого.
Д19. Если бы вместо дерево (куста, ветряной мельницы или любого дру­гого объекта на рисунке, не имеющего отношения к самому дому) был человек, то кто бы это мог быть? Считается, что нередко эти на первый' взгляд не относящиеся к делу объекты, нарисованные рядом с домом, представля­ют членов семьи испытуемого или людей, с которыми он тесно связан в повседневной жизни; географическое положение объектов относительно нома символизирует степень близости отношений между ними.
После записи ответа испытуемого на этот вопрос исследователь переворачивает рисуночную форму так, чтобы перед испытуемым ока­зался рисунок дерева.
Др25. Если бы вместо птицы (другого дерева или другого объекта на писунке, не имеющего отношения к основному дереву) был человек, то кто бы это мог быть? Нарисованные объекты и в этом случае нередко символи­зируют межличностные взаимосвязи. Особеннс*это верно, когда испыту­емый рисует не одно дерево, а больше. Несколько неприспособленных 1етей нарисовали два дерева (одно — женское, другое — мужское), ко-горые без колебаний отождествили с матерью и отцом.
В некоторых случаях характер подразумеваемого человека весьма Зеспощадно изображается в карикатурной форме .в виде животного, на­пример, умеренно невротизированный мужчина нарисовал кролика, а штем отождествил его с отцом, которого он презирал, потому что над –шм полностью доминировала мать испытуемого.
Если крона дерева нарисована необычно, например: 1) в виде двух •тли трех ветвей, не имеющих ответвлений; 2) одна ветвь сильно отлича­ется от других, — исследователь должен задать вопрос: «Если бы вместо *етви (или ветвей) был человек, то кто бы это был?»
После записи ответа на этот вопрос исследователь переворачивает жсуночную форму так, чтобы перед испытуемым оказался рисунок че-
ювека.
420. Как одет этот человек? Это еще один вопрос о реальности, тбо может оказаться, что нарисованный человек, который на исследова-"еля производит впечатление обнаженного, испытуемому кажется оде-"ым. Вероятно, чем больше несоответствия между объективным внешним мдом нарисованного человека и тем, как испытуемый описывает его щежду, тем менее эффективна его способность понимать реальность. Если (еловек нарисован обнаженным, исследователь должен спросить: «Ему ей) не холодно?»
После получения ответа на вопрос 420 исследователь просит ис­пытуемого еще раз посмотреть на рисунок дома и рассказать, какая ком­ната находится за каждым окном или дверью; рассказать, для чего обыч­но используется каждая из комнат и кто в них живет. Испытуемого также просят описать расположение, назначение и заселенность комнат, не видимых на рисунке. Вероятно, проще всего эти требования выполнить людям со средним и более высоким уровнем интеллекта. Согласно пред­ложению, сделанному доктором Р. Атланта, испытуемого можно попро­сить начертить план каждого этажа нарисованного дома. Преимущество этого предложения в том, что испытуемому в этом случае легче передать в символической форме свое представление о реальности, отношение к назначению комнат и их жильцам.
По завершении этапа пост-рисуночного опроса исследователю пред­стоит выяснить то возможное значение, которое может иметь для испы­туемого наличие необычных, отсутствие «обязательных» деталей в ри­сунках, любых необычных пропорциональных, пространственных или позиционных отношений между нарисованными объектами или их фраг­ментами.
Например, исследователь должен спросить у испытуемого о значе­нии таких необычных деталей в рисунке дома, как разбитые стекла, ды­рявая крыша, обвалившийся дымоход и т.д., рубцы, сломанные или мер­твые ветви, тени и т.д. — в рисунке дерева. Принято считать, например, что рубцы на стволе дерева, сломанные или поврежденные ветви почти неизменно символизируют «душевные раны» — следствие психологичес­ких травм, перенесенных испытуемым в прошлом; время, когда произо­шел травмирующий эпизод (эпизоды), можно определить по располо­жению рубца на стволе, принимая основание ствола (его ближайшую к земле часть) за период раннего детства, верхушку дерева — за настоя­щий возраст испытуемого, а расстояние между ними — за промежуточ­ные годы. К примеру, если 30-летний испытуемый нарисовал рубец при­мерно на высоте одной трети ствола от его основания, то травмирующий эпизод мог предположительно произойти в 9—11-летнем возрасте. Ис­следователь может спросить: «Что необычного произошло с вами, когда вам было около 10 лет?» Предполагается, что испытуемый может отра­зить на рисунке только те события, которые он сам расценивает как травмирующие, хотя с объективной точки зрения травмирующими мо­гут казаться совсем другие ситуации. Считается, что изображение тени на рисунке имеет большое значение и может представлять собой: 1) сим­волизацию чувства тревоги, переживаемой испытуемым на сознатель­ном уровне; 2) наличие фактора, который своим постоянным присут­ствием в психологическом настоящем или в недалеком прошлом, веро­ятно, препятствует нормальной интеллектуальной работоспособности. Речь идет о сознательном уровне, потому что обычно тени изображаются на земле, которая символизирует реальность. Ухудшение интеллектуальной работоспособности подтверждается рассеянностью: тень предполагает ос­ведомленность испытуемого о существовании другого элемента — солн-
ia, которое обычно забывают нарисовать, это, в свою очередь, и имеет шределенное качественное значение. Исследователю необходимо обра-•ить внимание, на какую поверхность падает тень: на воду, землю, снег ши лед…
Кроме этого, он должен выяснить возможное значение шрамов ши увечий в рисунке человека.
Исследователь должен постараться получить от испытуемого объяс-гение отсутствия обычных деталей — окон, дверей или дымохода в ри-;унке дома; ветвей в рисунке дерева; глаз, ушей, рта, ступней и т.д. в шсунке человека — в том случае, если предположение об умственной усталости испытуемого лишено– основания.
Если в рисунке отмечены какие-то необычные позиционные отно-иения объектов, то необходимо определить, чем это вызвано. Напри-iep, если нарисованы покосившийся дом, наклонившееся в одну сторо-iy дерево или дерево со скрученным стволом или как будто бы падаю-ций человек, исследователь должен попросить испытуемого объяснить в [ем причина такого положения. Как уже говорилось выше, в рисунке (ерева каждая сторона имеет свое временное значение (правая — это >удущее, левая — прошлое), то же самое, хотя и не настолько опреде-icHHO, можно сказать и о рисунке дома. Однако оказалось, что на рису-юк человека это правило не распространяется, потому что — если гово-шть о рисунке человека в профиль — правша обычно рисует фигуру, >бращенную лицом влево, а левша — обращенную вправо.
Исследователь должен попытаться установить причины любого нео->ычного положения рук или ног нарисованного человека. Если человек гарисован в абсолютный профиль (т.е. так, что видна только одна его торона и нет никаких признаков существования другой), исследователь [олжен попросить испытуемого описать: 1) положение невидимой руки, !) если что-нибудь есть в этой руке, то что именно, 3) что нарисован-1ый человек этой рукой делает.
Время проведения пост-рисуночного опроса не ограничено. Одна-:о если обследование затягивается и его объем превышает объем фор­мальной части (64 вопроса и дополнительный опрос, приведенный выше), •о его завершение, вероятно, лучше перенести на следующий сеанс.
Можно порекомендовать исследователю отмечать кружочком но­мер любого вопроса, ответ на который, как ему кажется, требует допол­нительного пояснения в последующей беседе.
Было обнаружено, что иногда очень полезно дать испытуемому ;ысказать свои ассоциации, касающиеся содержания рисунков и ПРО: ;а это ценное указание автор признателен доктору Р. Хьюгес.
В заключение можно сказать, что ПРО преследует 2 цели: 1) со-дать благоприятные условия для того, чтобы испытуемый, описывая и :омментируя рисунки, олицетворяющие жилище, существующий или 1екогда существовавший предмет и живущего или некогда жившего че-ювека, мог отразить свои чувства, отношения, потребности т.д.; 2) пре-[оставить исследователю возможность проявить любые непонятные ас-1екты рисунков.
Чарльз Ширн и Кеннет Рассел

«РИСУНОК СЕМЬИ» КАК МЕТОД ИЗУЧЕНИЯ ДЕТСКО-РОДИТЕЛЬСКИХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
Для психологического обследования детей методика «Рисунок се­мьи», вероятно, впервые была предложена Халсом (Hulse, 1951, 1952). Помимо единственного очерка, опубликованного несколькими годами позднее (Reznikoff and Reznikoff, 1956), журнальная литература кажется лишенной дальнейших ссылок на эту интересную технику.
Процедура проведения методики очень проста: ребенку дают лист бумаги и карандаш с просьбой нарисовать свою семью, включая себя. Другой вариант инструкции: «Нарисуй рисунок семьи». Мы предпочита­ем последний вариант, так как он дает большую свободу рисующему, кроме того, мы обнаружили, что и в этом случае рисунок почти всегда отражает семейную ситуацию испытуемого и может интерпретироваться исходя из этого. После того как рисунок завершен, ребенка просят иден­тифицировать нарисованные фигуры и записывают ту последовательность, в которой они были нарисованы.
В этой статье мы хотим сообщить об уникальном, смеем надеяться, способе применения методики «Рисунок семьи», который заключается в том, что она проводится не только с ребенком, но также и с одним или обоими родителями. Мы надеялись, что в этом случае можно будет срав­нить разные точки зрения на семейную ситуацию, а именно: точки зре­ния ребенка, матери и/или отца. Мы предполагаем, что сопоставление рисунков предоставит некий интересный материал, касающийся семей­ного взаимодействия и детс ко-родительских взаимоотношений. В целом, результат превзошел наши ожидания — во многих случаях полученный материал оказался довольно содержательным.
ПРОЦЕДУРА И ОБЩИЕ РЕЗУЛЬТАТЫ
Исследование проводилось на базе Детского исследовательского отделения больницы штата Колорадо, небольшого центра оздоровления для детей от 6 до 12 лет. Методика «Рисунок семьи» была включена в батарею тестов, предъявляемых психологом каждому ребенку, проходив­шему предварительный осмотр перед госпитализацией. При взаимодей­ствии с детьми не возникало никаких трудностей, поскольку они отно­сились к этой методике точно так же, как и к другим в общей серии тестов. Получив инструкцию «Нарисуй рисунок семьи» — типичный ре­бенок приступал к воплощению на бумаге образа своей семьи, к которо­му впоследствии давал разъяснения, когда его просили идентифициро-
вать нарисованные им фигуры. Встречались несколько более сложные случаи, когда ребенок в процессе идентификации фигур использовал только обобщенные понятия («брат», «сестра» и пр.) и умышленно не упоминал о собственной семье. Тем не менее, опираясь на наш богатый опыт, мы считаем, что такие рисунки раскрывают истинное отношение ребенка к собственной семейной ситуации, то, как он ее воспринимает. Лишь в двух случаях из 25 результаты оказались совершенно отвлеченны­ми: один ребенок нарисовал семью уток, другой заявил, что будет рисо­вать семью своего друга, что в конце концов и сделал.
Рисунки взрослых были получены через работника социальной служ­бы, который беседовал с одним или обоими родителями. Использова­лась та же инструкция: «Нарисуйте рисунок семьи». Если для беседы были доступны оба родителя, методика «Рисунок семьи» применялась к каж­дому совершенно независимо, в ходе индивидуального интервью. Просьба выполнить рисунок сопровождалась такими ремарками, как: «Эта про­цедура поможет нам создать оптимальный план взаимодействия с Ва­шим ребенком. Можем ли мы в этом рассчитывать на Ваше содействие?» Большинство родителей, так же как и большинство детей, рисовали прав­дивый образ собственных семей. За некоторым исключением, в боль­шинстве случаев не без оснований можно было предположить, что рису­нок имеет отношение к актуальной семейной конфигурации.
Тот факт, что испытуемый не искренен и не признает за рисунком изображение собственной семьи, может бытьдютенциально более цен­ным, чем случай правильной идентификации рисунка.
ОПИСАНИЕ СЛУЧАЕВ ИЗ ПРАКТИКИ
Следующие три случая дают некоторое представление о том, како­го рода материал может быть получен при использовании этой методики. Иногда выполненные интерпретации, возможно, носят умозрительный характер, но часто подтверждаются данными, полученными из других источников, которые в дальнейшем по возможности будут указаны. В порядке экономии места будут обсуждаться только наиболее значитель­ные характеристики рисунков, как правило, с большим акцентом на взаимоотношениях между персонажами, не затрагивающие незначитель­ные детали отдельных фигур.
СЛУЧАЙ ПЕРВЫЙ
Данная семья состоит из отца, матери и двух дочерей — двенадца­тилетней Лауры и нашей пациентки — Паулы, 11 лет. Когда проводилось обследование, мать находилась в длительном отсутствии, так как за два года до этого она была госпитализирована. Серьезно заболев еще не­сколькими годами ранее, она все-таки находилась в кругу семьи, за ис­ключением коротких периодов отсутствия.
В неблагоприятных обстоятельствах, связанных с отсутствием ма– тери, Паула и ее сестра были вынуждены быстро взрослеть. Старшая се­стра, Лаура, несмотря на то что только на полтора года старше Паулы,

Рис. 14
выглядит довольно взрослой; Паула же избалована вниманием отца, ко­торый склонен относиться к ней как к маленькой.
Учитывая эти факты, обратимся к рисунку семьи, выполненному Паулой (рис. 14). Отметим, что он состоит из 4 фигур и включает — в той последовательности, в какой они были нарисованы, — девочку, позже названную «подросток, 16 лет», другую девочку — «ребенок двух лет», большую фигуру, идентифицированную как «мать» и еще одну большую фигуру — «отец». Таким образом, изображенная семья по составу такая же, как и семья пациентки в действительности, но имеет два заслужива­ющих внимания искажения: разница в возрасте между двумя дочерьми на рисунке более существенная, чем в реальности, и мать представлена в кругу семьи, тогда как на самом деле ее нет рядом с ними. Другой, воз­можно, интересный момент заключается в том, что фигура отца распо­ложена ниже остальных и как бы изолирована от них. В действительности же в таком положении находится мать.
При анализе рисунка создается впечатление, что Паула восприни­мает свою сестру Лауру, которая только на полтора года старше ее, по­чти как взрослую женщину, себя же, напротив, изображает на рисунке совсем как маленькую.
Это напоминает нам, что Паула уже в ранние годы довольно часто находилась в обстоятельствах, усиленно способствующих ее быстрому взрос-

Рис. 15
лению, а также о том, что отец всегда излишне баловал ее. Защитная реак­ция Паулы на участие отца в ее половом созревании во время длительного отсутствия матери может выражаться через ее восприятие себя в качестве маленькой девочки, а также в попытке навязать своей сестре роль взрослой женщины, которая заняла бы место матери. В рисунке, вероятно, выражена еще одна защитная позиция — желание вернуть мать назад, в семью, и в то же время до некоторой степени отделить отца от других.
Давайте теперь исследуем семейный рисунок, сделанный отцом Паулы (рис. 15). Он состоит из трех фигур, позже идентифицированных — в том порядке, в котором они были нарисованы, — как «отец», «она» и «ребенок». Отметим, что семейная конфигурация в этом случае включает в себя только три персонажа, что соответствует реальной ситуации. Раз­меры и пропорции второй фигуры, которая позже была названа просто «она», вызвали у него значительные затруднения при изображении. По-видимому, данная фигура представляет Лауру, которая теперь в глазах отца частично заменяет отсутствующую мать. Противоречие и смятение отца, связанные с этой ситуацией, отражаются в том, что он наделил фигуру неопределенным титулом «она». Фигура «ребенок», мы думаем, несомненно, изображает Паулу, и в этом отношении два рисунка пора­жают своей схожестью. Можно подумать, что Паула условилась со своим отцом о том, что она должна вести себя как маленькая, хотя для такого предположения нет никаких оснований. Было интересно наблюдать их обоих в приемной: несколько служащих из персонала заметили, что отец часто держал ее на коленях — такое поведение свойственно скорее ма­ленькой девочке, чем 11-летней.
СЛУЧАЙ ВТОРОЙ
Данная семья состоит из матери и двух детей: восьмилетней Кэт и нашего пациента, Ронни, семи лет. Их мать развелась со своим мужем, когда Ронни было всего 18 месяцев, и с тех пор отец никогда не прини­мал участия в семейной жизни и никогда к этому не допускался. Когда Ронни было три года, его и сестру поместили в детский приют, где они с тех пор и жили. Мать, по-видимому, никогда не предпринимала серь­езных попыток забрать оттуда детей, а также не проявляла к ним боль­шого интереса даже в те моменты, когда могла с ними видеться. Напри­мер, она ни разу не оставляла их у себя дома переночевать, хотя имела на это право. В беседах с социальным работником мать произвела впечат­ление совсем незрелой молодой женщины нарциссического типа. Она обращалась за помощью и рекомендациями в благотворительное агент­ство, так как в повседневных делах была слишком экстравагантна при распоряжении своим небольшим заработком. Она уверенно говорила о том, что вскоре надеется выйти замуж, хотя мужчина, о котором шла речь, жил в другом городе, далеко от нее, и в течение прошлого года, вероятно, некоторое время встречался с ней.
В рисунке, сделанном Ронни (рис. 16), первой нарисована фигура, позднее обозначенная как «отец», следующая фигура — это «брат», за­тем — «ребенок»; здесь нужно отметить, что эта фигура нарушает задан­ную последовательность рисования слева-направо и находится на отда­ленном расстоянии от остальных фигур. Фигуру, нарисованную после­дней, Ронни назвал тоже «папа», когда же экспериментатор, переспра­шивая, повторил это определение, Ронни поправил себя: «Я хотел ска­зать «мама».
Это характерный пример рисунка, в котором не так легко при­знать изображение реальной семьи пациента, тем не менее это возмож­но, так как имеются несомненные признаки, указывающие на задан­ную гипотезу, например, тот факт, что семейная группа на рисунке включает двух детей. Имеющиеся искажения очень похожи на те, кото­рые были в детском рисунке из первого случая. Наиболее интересным обстоятельством является то, что здесь основной акцент сделан на фи­гуре отца, а образ матери был едва не пропущен. Этим самым Ронни,

Рис. 16

Рис. 17
очевидно, выразил свою огромную потребность в отце, который, в его представлении, мог бы делать для него то, чего мать сделать не в состо­янии, а также мальчик через рисунок признает, что мать не оказывает ему почти никакой поддержки. Выполненное толкование полностью подтверждается другими тестовыми данными, а именно материалами Мичиганского рисуночного теста, в котором отцовская фигура изобра­жается активной, а материнская, напротив, « пассивной роли, за ис­ключением одного случая, в котором мать заботится о малыше. По-видимому, в семейном рисунке Ронни фигура, обозначенная как «ма­лыш», может представлять его самого. А тот интересный момент, что данная фигура нарисована в стороне от остальных, указывает на то, что Ронни не чувствует себя членом семьи, и это подтверждается ре­альной ситуацией. Крошечная фигурка малыша может представлять его концепцию о себе в настоящем, как о регрессирующем или инфан­тильном ребенке; вероятно, с его точки зрения, находясь именно в таком положении, он мог бы добиться от своей матери большей заботы или внимания.
Посмотрим теперь на рисунок семьи, сделанный матерью Ронни (рис. 17). Он состоит из 4 фигур, сидящих вокруг стола, который празд­нично украшен цветами. Люди с улыбками на лицах в целом создают впечатление счастливой семейной жизни, в которой нет никаких про­блем. Первой нарисована фигура, сидящая во главе стола, обозначенная как «отец» и «Том» — имя мужчины, за которого мать Ронни вскоре рассчитывала выйти замуж. Вторая нарисованная фигура — она сама, третья — Кэти и четвертая фигура — Ронни. В целом по характеру рису­нок наивен. Кроме этого факта, возможно, наиболее поразительным яв­ляется отсутствие дифференциации в размерах или других отличитель­ных признаков у фигур, которые позволяли бы выделить взрослых и от­личить их от детей.
Напомним здесь, что реальное поведение матери очень сильно от­личается от поведения женщины, имеющей двоих детей, поскольку она

Рис. 18
покинула их, предоставив самим себе, так, будто они были взрослыми и самостоятельными людьми. А сама была склонна вести себя скорее как ребенок, а не как взрослый человек. Кроме того, Ронни, судя по его рисунку, возможно, полагает, что только возвратившись к более инфан­тильному состоянию, он может сблизиться со своей матерью.
Как и в первом случае, в рисунках, по-видимому, отражаются ре­альные детско-родительские взаимоотношения или менее явно — дина­мические аспекты этих взаимоотношений.
СЛУЧАЙ ТРЕТИЙ
Эта семья состоит из отца, матери и пяти детей: Долорес, 18 лет, Уолтер, 5 лет, Джанет, 13 лет, Дэвид, 11 лет (наш пациент) и Тамми, девочка пяти лет. Только младшая девочка, Тамми, родилась от настоя­щего брака, который для матери является третьим по счету. Остальные четверо детей — от ее второго мужа, который умер, когда Дэвиду было 4 года. Вскоре после этого мать вышла замуж за своего нынешнего мужа, который моложе ее на семь лет.
Согласно полученным сведениям ее нынешний муж — пассивный человек, который относится к ней сдержанно и отчасти враждебно. Неко­торые социальные работники, контактировавшие с семьей, высказывали предположение, что предосудительное поведение Дэвида — вероятно, ре­зультат нарушения его взаимоотношений с матерью. Уолтер своим скан­дальным поведением также создавал проблемы, когда был младше, одна­ко, похоже, остепенился и теперь особых проблем не доставляет.
Семейный рисунок Дэвида (рис. 18) правдиво представляет его семью, за одним значительным исключением: пропущена фигура мате­ри. Очевидно, что он не подозревал об этом упущении до тех пор, пока его не попросили идентифицировать каждую фигуру, только тогда он вдруг обнаружил это: «Я забыл маму!» Этот феномен ясно указывает на то, что его продолжительный конфликт в семейной ситуации связан с матерью.

Рис. 19
Рисунок имеет несколько других интересных особенностей. Напри­мер, три женских сиблинга нарисованы впереди мужских фигур, это сви­детельствует о том, что Дэвид воспринимает женскую половину своей семьи в более выгодной или доминирующей позиции, чем мужскую. Это подтверждается при сравнении размеров'фигур. Фигуры двух старших девочек гораздо больше фигуры Уолтера, старшего брата, хотя он при­близительно одного с ними возраста, и примерно одного размера с фи­гурой отца, но расположены на листе выше него.
Сам Дэвид на рисунке самая маленькая фигура, даже меньше, чем фигура его пятилетней сестренки. Кроме того, он нарисовал себя после­дним и поместил на самый нижний уровень, ниже всех. Очевидно, он воспринимает себя как самую незначительную в семье фигуру. Тем не менее он нарисовал себя рядом со своим отцом, а на вопрос о положе­нии рук последнего ответил словами: «Он подстригает меня», и этим как бы охарактеризовал их взаимоотношения. Таким образом, это своего рода намек на достаточно позитивные чувства, касающиеся его отноше­ний с отчимом, которые могут использоваться в последующей терапии. Полученное предположение подкрепляется данными Мичиганского ри­суночного теста, где материнская фигура изображается как доминирую­щее, контролирующее, ограничивающее лицо, тогда как фигура отца видится в более привлекательном свете.
Поражает сходство между рисунками обоих родителей (рис. 19 и 20), хотя они были сделаны совершенно независимо. Оба поместили свои рисунки в нижнем левом углу листа, оба расположили по четыре фигуры в верхнем ряду и по три — в нижнем, наконец, оба по оконча­нии рисунка дали ему заглавие или сформулировали тему. Мы не мо­жем объяснить такое удивительное структурное сходство, но на осно­вании этого и нескольких других случаев можно заметить, что рисун-

Рис. 20
ки, полученные от обоих родителей, как правило, имеют между собой некоторое сходство.
Отчим нарисовал себя первым, Тамми — единственного действи­тельно своего ребенка — следующим, а Дэвида — третьим. Это говорит о том, что в большей степени он склонен к сближению с Дэвидом, чем с остальными детьми, что подтверждается и рисунком мальчика.
Мать нарисовала первым мужа, потом — себя и затем — Дэвида, но в этом случае маловероятно, что такое расположение — следствие особенно позитивных чувств или чувства близости с Дэвидом, скорее, причиной этому является слишком проблематичное поведение мальчи­ка. Надо отметить, что Уолтер, другой мальчик, который прежде был источником беспокойства, а потом исправился, нарисован последним. Хотя мать отдает в рисунке дань той традиции, что отец — глава семьи, нарисовав фигуру отца первой, следует заметить, что все же она мень­ше, чем ее собственное изображение, к тому же образ мужчины феми­низирован. Фигура мужа выглядит так, как будто он одет в платье, так же нарисована фигура Уолтера, старшего мальчика. Дэвиду позволено иметь штаны, но маленькая девочка Тамми, которая на 6 лет моложе него, выглядит так же, и эти две фигуры внешне почти одинаковы. Таким образом, ясно, что в настоящее время мать относится к Дэвиду как к маленькому ребенку, и покуда в ее глазах он будет выглядеть как ребенок, она может позволить ему быть мужчиной. Можно предсказать, что, когда он подрастет, она постарается определить его в феминин­ную категорию; очевидно, со своим мужем и Уолтером она уже посту­пила именно так.
Так же как и в 1 и 2 случаях, при изучении рисунков во взаимосвя­зи друг с другом был выявлен содержательный материал функциональ­ного характера.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Сравнительное изучение семейных рисунков, выполненных про­блемными детьми и одним или двумя родителями, обычно приводит к некоторым интересным выводам, касающимся семейной динамики. Кое-что из этого материала подтвердилось социальной историей или другими источниками информации о семье, Другое не находит непосредственного подтверждения, но должно рассматриваться как указание для изучения в ходе семейной терапии. Продуктивность техники варьируется от случая к случаю, но в основном мы признаем ее довольно интересной, полезной и не требующей больших усилий.
Ася И. Кэйдис

РИСОВАНИЕ ПАЛЬЦАМИ КАК ПРОЕКТИВНЫЙ МЕТОД
ВВЕДЕНИЕ
Происхождение метода рисования пальцами (Finger-Painting). Ри­сование пальцами, то есть достижение изобразительных эффектов с по­мощью нанесения краски непосредственно ладонями и пальцами, ху­дожники часто использовали еще до нашего столетия. Однако системати­чески применять и развивать рисование пальцами в качестве диагности­ческого, терапевтического и образовательного инструмента стали только в последние два десятилетия.
Базисное утверждение, на котором основывается метод, заключа­ется в том, что рисование пальцами — это форма экспрессивного пове­дения, анализируя которое можно раскрыть значимые характеристики личности. В этом отношении рисование пальцами перекликается с други­ми формами художественного самовыражения, позволяющими макси­мум экспрессивного поведения и требующиими минимум адаптации1. По­этому мы считаем, что эта методика прекрасно подходит для изучения и терапии личности.
Основательница современного рисования пальцами Рут Ф. Шоу (Ruth F. Show) использовала его как часть своих многочисленных ориги­нальных образовательных программ. Методика рисования пальцами ро­дилась в Риме для преодоления специфических проблем, возникавших в ее школе. Эта школа была местом, где встречались дети различных наци­ональностей, говорящие на разных языках, и рисование пальцами долж­но было стать таким методом самовыражения, который бы подходил всем и не зависел от вербализации.
Мисс Шоу обратила внимание психологов на свою новую образова­тельную методику, когда заметила, что та помогает ее юным ученикам из­бавиться от подавленности, преодолеть страхи и укрепляет их уверенность в себе. Далее она отметила, что в юношеском возрасте рисование пальцами имеет много общего с игрой с грязью. Мисс Шоу точно определила эту взаимосвязь словами: «Рисование пальцами — напрямую происходит от пирожков из грязи. Я только добавила туда радужное многоцветие».
В последнее десятилетие многие клиницисты пришли к осознанию обширных возможностей этого уникального метода самовыражения. Вдо-
1 Мы используем определение различия экспрессивного и адаптивного аспектов поведения, предложенное Гордоном Оллпортом.
бавок к использованию в общеобразовательной программе, рисование пальцами сегодня является диагностическим проективным методом, сред­ством стимуляции свободных ассоциаций, частью психотерапии и игро­вой терапии, средством реабилитации пациентов, страдающих спастич-ностью, глухотой, слепотой.
Многие исследователи рассказывают о различных формах исполь­зования этого метода. Шоу и Лайл (Show and Lyle) отмечают, что он позволяет добиваться проявления фантазии у детей. Мосс (Mosse) рас­сказывает о его применении для стимулирования свободных ассоциа­ций, Спринг (Spring) указывает на его ценность при работе с анальны­ми импульсами. Розенцвейг и.Дарбин (Rosenzweig and Durbin) разраба­тывали диагностический аспект этой методики, они пытались выяснить как выражаются личностные особенности психотических пациентов в больнице для душевнобольных. Флеминг (Fleming), работая со взрослы­ми невротиками, пыталась соотнести их поведение, выраженное во вре­мя рисования, с их личностными характеристиками. Наполи (Napoli) провел сравнительное исследование целого ряда диагнозов и сопрово­дил его подробным отчетом о значении различных показателей рисунка для интерпретации. В своей более ранней публикации Наполи выделил в таких рисунках критерии, которые можно диагностировать как парано­идные и шизофренические признаки. Эртоу и Кэйдис (Artow and Kadis) исследовали роль метода рисования пальцами в интегрированных психо­терапевтических программах. „
Несмотря на то что метод рисования пальцами получает все возра­стающее признание, он не так тщательно изучен, как большинство дру­гих проективных методик. Тем не менее уже сейчас ясно, что рисование пальцами может предоставить адекватные показатели для определения базовых характеристик индивида. Многие обобщения, представленные в настоящей работе, выведены на основе клинического опыта и анализа семисот рисунков. Они предлагаются в качестве экспериментальных ги­потез и, конечно, требуют дальнейшей верификации.
Рисование пальцами как проективная методика. Возможно, мето­дика рисования пальцами более, чем любая другая известная на сегодня проективная методика, удовлетворяет теоретическим и практическим требованиям для получения ничем не сдерживаемых проекций личности. Хорошая проективная методика, как указывает Фрэнк, должна предос­тавлять субъекту следующие возможности:
«Поле для деятельности должно быть относительно мало структу­рировано и с наименьшим количеством культурных паттернов, чтобы личность на этом пластичном поле сама могла спроецировать свое виде­ние жизни, свои смыслы, символы, паттерны и, главное, чувства, чтобы субъект сам мог структурировать свое жизненное пространство».
В задачи психолога при конструировании нового метода входит исключение любых факторов, которые могут затормозить свободное вы­ражение эмоций, влечений и импульсов. Основными сдерживающими факторами, которые следует уничтожить, обычно являются механичес-
кие двигательные ограничения, культуральные паттерны, страх соци­ального давления и возрастные ограничения.
Свобода от двигательных ограничений. Рисование пальцами требу­ет минимального участия той группы мышц, которые отвечают за мел­кую моторику, поэтому в этом отношении она является прекрасным сред­ством самовыражения как для тех, кто не испытывает трудностей такого плана, так и для людей с физическими недостатками. Другие виды гра­фического творчества хотя и являются очень информативными, привле­кают в большой степени мышечную координацию, и потому нередко несколько неудачных попыток отбивают у субъекта охоту предпринимать новые попытки. При рисовании пальцами вероятность потерпеть неудачу гораздо ниже, так как движения могут быть довольно простыми и неук­люжими. Клиническая практика показывает, что клиенты очень редко не принимают этот метод, и это большое его преимущество.
Физические ограничения в некоторых случаях действительно мо­гут препятствовать или в значительной мере изменять степень вырази­тельности. Рисование пальцами уменьшает такие препятствующие выра­зительности факторы, потому что на процесс рисования пальцами в меньшей мере влияет наличие физических недостатков. Люди, страдаю­щие физическими недостатками, откроют в рисовании пальцами пре­красный источник самовыражения, который компенсирует их ограниче­ния. Рисование пальцами очень эффективно в случаях слепоты, глухоты, спастических проявлениях.
Свобода от культурного влияния. Рисование пальцами привлекает минимум культурных или усвоенных ценностей, поэтому реакции не подвержены влиянию стандартных шаблонов. Как и почерк, рисование пальцами нельзя отнести к какому-либо стилю. Субъект не может в зави­симости от своего предыдущего опыта считать рисунки плохими или хо­рошими, приемлемыми или неприемлемыми, правильными или непра­вильными.
Возможно, наибольшее значение имеет тот факт, что рисование пальцами является средством самовыражения, которое относительно не подвержено влиянию языкового фактора. Язык — это основной носитель культуры и часто он выступает в качестве сильного сдерживающего аген­та в эмоциональном плане. Нужно отметить, что, хотя вербальные реак­ции не являются неотъемлемой частью методики, спонтанная вербали­зация очень значима. Она часто добавляет для наблюдателя смысл в изоб­разительное творчество.
Свобода от социального давления. Социальное давление можно оп­ределить как личностный аспект культуры, нарушающий свободу само­выражения индивида. А рисование пальцами — это социально санкцио­нированная «игра с грязью», которая позволяет индивиду вывести свои агрессивные импульсы. Она приводит к удовлетворению деструктивных влечений, в то же время не будучи деструктивной, и позволяет субъекту пренебречь социальными запретами и табу без страха возмездия. При рисовании пальцами ситуация носит игровой характер и страх, который может обнаружить у себя субъект, минимизирован.
Процессуальный и последовательный анализ. Возможно, наибольшее достоинство метода рисования пальцами состоит в том, что проводящий тестирование имеет возможность наблюдать процесс достижения субъек­том конечного продукта. Фрэнк утверждает, что целью проективного ме­тода является представить личность как процесс организации своего внут­реннего мира. При рисовании пальцами экспериментатор может наблю­дать этот процесс формирования представлений и возрастания эмоцио­нальной экспрессии через последовательную смену цветов, линий и маз­ков в течение одного сеанса рисования. Анализируя рисунки, важно обра­щать внимание на прогрессивные изменения в поведении субъекта. На­пример, наблюдатель должен отмечать не только какие цвета выбирает субъект, но и то, как меняет субъект свой выбор на ранних и поздних стадиях рисования. Отнесем этот тип анализа к процессуальному анализу.
Процессуальный анализ следует четко отличать от последователь­ного анализа, Первый обращается к изменениям внутри рисунка, а вто­рой — к изменениям от рисунка к рисунку. Последовательный анализ возможен тогда, когда во время одного или нескольких сеансов появля­ется несколько законченных рисунков. Как правило, мы в своей практи­ке просим сделать три рисунка за один сеанс. Наполи для большей на­дежности данных считает необходимым восемь рисунков. Последователь­ный анализ может быть использован в целях проверки достоверности. Его можно также использовать для определения степени изменения вы­даваемых субъектом проявлений на разных стадиях диагностики или те­рапии.
Нет проблемы эквивалентных форм. Другое преимущество методи­ки заключается в том, что не существует проблемы эквивалентных форм при повторном рисовании. Каждый раз ситуация рисования является для субъекта новым увлекательным приключением, и каждый рисунок пред­ставляет собой новый пункт в тестировании.
НЕОБХОДИМОЕ ОБОРУДОВАНИЕ
Л Бумага. Стандартный лист представляет собой большое прямоу­гольное бумажное полотно 22 х 16 дюймов (= 56 х 41 см), с глянцевой поверхностью для рисования и матовой обратной стороной, на которой регистрируются дата проведения, личные данные и другая необходимая информация. Бумага меньшего размера также годится, но большие лис­ты дают субъекту больше простора для самовыражения. Все время сеан­сов следует придерживаться однажды выбранного размера: важно, чтобы субъект, работал на одинаковых листах. Это обеспечит большее единооб­разие проявлений.
2. Краски. Субъекту предлагают шесть основных цветов: синий, чер­ный, красный, коричневый, зеленый и желтый. Краски содержатся в баночках и имеют устойчивую пастообразную консистенцию, и субъекту необходимо приложить усилия, чтобы начать рисовать. После необходи­мых манипуляций с красками и водой (эмоционально стимулирующий процесс) получается однородная рабочая масса. Краски не причинят вреда, если их проглотят, и легко отмываются с любой поверхности.
3. Место для рисования. Высота стола должна соответствовать по­требностям индивила. Удобно, когда уровень столешницы находится чуть ниже локтя субъекта в положении стоя. Около стола должно быть доста­точно свободного пространства для того, чтобы субъект мог ходить вок­руг него во время работы. Поверхность стола должна быть без трещин и предпочтительно, чтобы она была сделана из таких материалов, как ли­нолеум, или зеркальное стекло. Размеры поверхности должны быть боль­ше чем размеры предназначенного для работы листа.
4, Емкости. Стандартное оборудование включает в себя большую емкость длиной около 17 дюймов (= 43 см) для смачивания бумаги, со­суд меньшего размера для сбрызгивания и увлажнения и ведро для убор­ки. Все это желательно, но необязательно. Достаточно, если имеется ра­ковина и подходящих размеров стол со свободным пространством вок­руг него.
ПРОВЕДЕНИЕ ТЕСТА
Существуют различные мнения относительно того, как следует знакомить субъекта с материалами для рисования пальцами. Достоинства каждого метода меняются в зависимости от целей экспериментатора.
Шоу и Наполи, применяя этот метод в основном в пределах обра­зовательной работы, предлагают экспериментатору знакомить субъекта с материалами с помощью первой пробной демонстрации. Однако здесь существует опасность нарушить одно из основополагающих преимуществ метода рисования пальцами — свободу от усвоенных шаблонов. Может случиться так, что показ экспериментатора создаст для испытуемого прецедент, который он и будет имитировать. Более того, любая работа, которая покажется субъекту очень хорошей, может стать сдерживающим фактором для проявлений самого субъекта. В результате чувство смуще­ния может разрушить изначальное преимущество.
Мосс утверждает, что субъекта следует оставить в помещении од­ного на пятнадцать—двадцать минут, после чего результат его деятель­ности экспериментатор может использовать для извлечения свободных ассоциаций. Однако нам кажется, что при таком способе будет утрачена целая серия инсайтов испытуемого, экспериментатор будет лишен воз­можности изучения последовательности шагов индивида от первоначаль­ного к более поздним проявлениям. Будут утеряны все преимущества, предоставляемые процессуальным анализам. Однако целью Мосса явля­ется извлечение свободных ассоциаций. Наш опыт подсказывает, что наиболее значимые ассоциации субъект выдает в процессе рисования, когда изобразительная деятельность приводит его к наибольшему эмо­циональному накалу. В это время его ассоциации являются более искрен­ними проявлениями личности, чем полученные в любые другие момен­ты. В ассоциациях после окончания работы может отсутствовать желаемая свобода, потому что у субъекта будет возможность восстановить сдержи­вающие механизмы, обдумать и рационализировать свой продукт.
Мы полагаем, что для использования всех преимуществ данного метода и процессуального анализа, экспериментатор должен присутство-
вать все время проведения теста и должен фиксировать как и какие цвета выбирает субъект, как использует пространство, как двигается, а также спонтанные высказывания и подходы к работе,
Основываясь на практическом опыте, мы находим наиболее при­емлемой следующую процедуру. Перед тем как субъект зайдет в помеще­ние, емкости должны быть наполнены водой, краски открыты, а лист помещен на столе. Субъекту дается следующая инструкция: «Здесь имеет­ся шесть основных цветов, которые можно использовать в любых сочета­ниях для получения любого эффекта. Мы не используем кисти, потому что у нас есть десять пальцев. Пять на одной руке и пять на другой. Это гораздо больше чем одна кисть. Делайте все, что вы хотите сделать и скажите мне, когда закончите». Если у субъекта уже есть опыт подобного рисования, достаточно сказать: «Давайте сделаем еще один рисунок». Если субъект будет просить дальнейших, более конкретных инструкций, его заверяют, что он может рисовать все, что он хочет и так, как он хочет. Во времени ограничений не дается. В среднем работа занимает пятнадцать-двадцать минут, в крайних вариантах — от десяти минут до одного часа. Количество расходуемого времени в значительной степени варьирует в зависимости от возраста испытуемого. После окончания рисунка его просят придумать название и задают вопрос, может ли субъект как-либо соот­нести свой рисунок с собственной жизнью. Детей просят придумать рас­сказ, связанный с рисунком.
ДИАГНОСТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ В МЕТОДЕ РИСОВАНИЯ ПАЛЬЦАМИ
Наблюдение общего поведения. Как правило, клиницисты согла­шаются с тем, что определенные аспекты поведения индивида в клини­ческой или тестовой ситуации имеют большое диагностическое значе­ние. Ситуация рисования пальцами во многих отношениях напоминает игровую и предоставляет уникальную возможность получения таких дан­ных о поведении, которые можно интерпретировать.
Поведение субъекта до и во время рисования включают в себя позу субъекта, скорость его движений, частоту дыхания и спонтанные выска­зывания. Уникальными факторами, характерными только для метода рисования пальцами, являются реакция на влажность и тактильные ощу­щения испачканности.
Можно определить значение каждого отдельного аспекта поведе­ния, однако вместе все поведенческие реакции формируют целостную картину, по которой обычно можно судить об общей установке или на­строении субъекта. Для удобства, выявленные из поведенческих характе­ристик установки и настроения можно суммировать под понятиями «ди­станция» и «вовлеченность».
В ситуации рисования пальцами субъект может проявить две раз­личные тенденции. Одна из них будет показывать стремление индивида отделить себя от задания, а другая его намерение полностью участвовать в процессе. Первую тенденцию мы называем «дистанция», а вторую «вовле-
ченность». У субъекта одновременно присутствуют обе тенденции, их сила варьируется и одна из них доминирует.
Дистанция. Часто первая реакция индивида в ситуации рисования пальцами предполагает доминирование «дистантной» тенденции. Такое поведение можно классифицировать следующим образом:
а) Пространственно-физическое. Выражается в манере индивида подходить к столу и краскам. Субъект может стараться держаться от них настолько далеко, насколько это возможно. Либо он может держать одну руку за спиной, погружая в краску или в воду только один палец или вытягивать как можно дальше от себя руку, используя палец как каран­даш или инструмент, как будто он не является частью его самого. В край­нем случае можно наблюдать сочетание всех этих поведенческих прояв­лений.
б) Вербальное. Дистанцированная позиция может выражаться и в вербальном поведении субъекта. Он может проявить признаки замеша­тельства. Он может попытаться избежать самостоятельных действий и переложить ответственность на экспериментатора. Он может задавать та­кие вопросы типа: «А как мне это делать?», «Что я буду рисовать?», «Кто сделал эти краски?». Все эти запросы направлены на то, чтобы субъект мог оставаться вне ситуации.
в) Невербальное. «Дистантная» тенденция может выражаться в бес­порядочных движениях рук, быстром переключении внимания, нелов­кости в движениях. Она также может проявляться в попытках манипуля­ции или привлечения тщательного планируемого, стереотипичного по­ведения, такого как настойчивое рисование геометрических фигур.
Может показаться, что дистанцируемые тенденции противоречат ранее заявленному утверждению, что рисование пальцами способствует спонтанному участию и что примеры отвержения этого метода редки. На самом деле тенденция к дистанцированному поведению начинает умень­шаться с того момента, как субъект каким-либо образом вошел в ситуа­цию рисования, к тому же ситуация настолько эмоционально заряжена, что способна сломить любую степень дистанцированное™.
Дистантная тенденция может иметь различную глубинную мотива­цию. Это может быть инфантильный негативизм, враждебность, осто­рожность или неудовлетворенность. Осторожность лучше всего видна в предвосхищающей реакцию на влагу и грязь. Это как раз тот случай, когда дистанция может быть быстро преодолена. После контакта с сыро­стью и «грязью» субъект может испытать сильное чувство удовлетворе­ния и тогда перейти к ярко выраженному «вовлеченному» поведению.
Вовлеченность. В противоположность индивидам с дистанцирован­ным поведением, есть субъекты, которые готовы сразу же погрузиться в ситуацию рисования целиком. Такое поведение представляет вовлечен­ную тенденцию. В процессе рисования субъект может задействовать не только пальцы, но и движения всего тела. В его мимических жестах будет выражаться восторг или гнев, к ритмичным движениям присоединяются ладони, плечи и спина. Субъект может покрывать краской свое тело, дети особенно любят размазывать ее по животу. Некоторые испытуемые
наслаждаются длительным мытьем рук в воде. Поведение, показываю­щее доминирование «вовлеченной» тенденции, лучше всего описать сло­вами «погружение в работу». Мотивация, лежащая в основе вовлеченно­го поведения опять, же может быть различной. Она может быть представ­лена стремлением к удовольствию или удовлетворению, в частности от контакта с водой и «грязью», или это может быть агрессия и враждеб­ность.
Некоторая степень вовлеченности присутствует уже с того момен­та, когда индивид вообще попадает в ситуацию рисования пальцами. Процессуальный анализ часто выявляет изменения в поведении субъекта в сторону увеличения степени вовлеченности.
ОСОБЕННОСТИ ПРОЦЕССА РИСОВАНИЯ ПАЛЬЦАМИ
Распределение времени. Затраченное время можно разделить на три значимых элемента: продолжительность реакции до начала рисования, паузы во время рисования и общее время, затраченное на произведение каждого отдельного продукта и всех рисунков.
Продолжительность первой реакции. Она также может служить по­казателем относительной массы «вовлеченной» или «дистантной» тен­денций. Некоторые субъекты сразу же приступают к заданию, другие приходят в замешательство, колеблются, сомневаются. Особенно дли­тельная продолжительность реакции може> свидетельствовать о преж­девременной тревоге, связанной с реакциями на влагу и грязь.
Паузы во время рисования. Они могут быть связаны с неожиданными эмоциональными эффектами, возникшими из-за цветовых сочетаний или размера рисунка, вызывающих страх или тревогу. Столкнувшись с новым цветовым сочетанием, которое, так или иначе, становится для него зна­чимым, субъект может вербально или мимически выразить свой ужас или отвращение. Например, «Ой, это выглядит ужасно! Можно я это выбро­шу?», «Можно я это смою?», «Как мне сделать это светлее?», «Я ненавижу этот цвет!». Субъект может даже в ярости разорвать и выбросить лист.
Общее время. Общее время рисования отражает то, в какой степени субъект позволяет себе быть вовлеченным в процесс. Некоторые испыту­емые неспособны отделить себя от ситуации рисования либо потому, что получают через него облегчение, либо из стремления к совершенству. Некоторые могут продолжать рисовать, пока бумага не начнет рваться. Другие отходят от ситуации так скоро, как только возможно, потому что ситуация может вызывать у них чувство тревоги.
Использование пространства и местоположение. При рисовании пальцами большинство индивидов ограничивают себя пределами бумаги и стремятся занять большую часть листа. По этой причине отклонения в использовании бумаги становятся значительными для интерпретации. Обычно наблюдаются два основных вида отклонений. Их можно опреде­лить как «экспансия» и «ограничение».
Экспансия. Некоторые индивиды выходят за пределы бумаги и ри­суют на поверхности стола. Человек с таким поведением может иногда
выражать свою экспансивность по-другому. Хотя он и будет в своей рабо­те придерживаться границ бумаги, организация его рисунка будет под­разумевать экспансию. Например, это может быть жирная линия, прове­денная через весь лист, без начала и конца. Такая экспансивность при рисовании пальцами может говорить об относительно эмоциональных неконтролируемых реакциях.
Отмечают, что дети, подпадающие под определение экспансивных при рисований пальцами, страдают несдержанностью или сверхагрес­сивностью. Такое наблюдение часто наблюдается у делинквентов. Похо­же, это коррелирует с тем, что они не признают авторитетов, и с их ненасытным влечением к импульсивному удовольствию.
Ограничение. Эта категория субъектов использует очень малую часть листа. Интерпретация та же самая, что при рисовании. Субъект, отказы­вающийся использовать свое пространство, предоставляет доказатель­ства своей сдержанности и замкнутости, особенно когда рисунок распо­ложен на самых углах листа или как бы подвешен в пространстве. В таких случаях мы полагаем, эта реакция связана с тревожностью.
Использование пространства в процессуальном анализе. Когда исполь­зование пространства рассматривается посредством процессуального ана­лиза, появляется отличная возможность для наблюдения за процессом формирования картины.
Субъект может начать с рисования отдельных элементов по краям листа, а потом заполнить оставшееся пространство деталями, чтобы по­лучилась целостная картина. Таким образом поступают те индивиды, которые чувствуют сильную потребность в логических действиях или в безопасности. В этих целях субъект также может для начала снабдить лист широкой черной рамкой, а уже только потом позволить себе выстраи­вать свои узоры.
И наоборот, субъект может начать с центрального рисунка, кото­рый будет ядром всей картины и продолжить работу, дополняя элементы рисунка, пока не покроет весь лист. Например, он может нарисовать маленький дом в центре листа, а затем добавить к нему дорогу, дерево, солнце на заднем плане. Таким образом, при рисовании пальцами мы имеем возможность наблюдать за развитием концепции картины, пото­му что мыслительный процесс воплощается в двигательной активности.
Цвет. Значения цветов схожи во многих проективных методиках. Цвета — это прямое выражение наших эффектов и эмоций. Субъект мо­жет использовать цвет строго в пределах рисунка, то есть, не выходя за границы отдельного объекта. Или цветовое решение может быть выпол­нено в диффузной манере без твердых границ, как при рисовании пла­мени или светящего солнца, при этом дается спонтанное выражение эмоциональным порывам.
Но в методике рисования пальцами выбору цветов придается по­вышенное эмоциональное значение. Субъект имеет возможность выби­рать оттенки и сочетать их таким образом, которым вызовет максимум эмоциональной реакции. Выбор цвета может быть сделан случайно или бессознательно, но однажды, увидев этот цвет на листе, субъект может
выдать эмоциональную реакцию; что в свою очередь простимулирует появление новых цветовых эффектов. О том, что первоначальный выбор цвета может быть вполне спонтанным, свидетельствуют Эртоу и Кей-дис, которые наблюдали, как субъекты тянулись к баночке с краской еше до того, как знали, что собираются нарисовать на листе.
Конкретные цвета, отождествляемые с конкретными эмоциями. В то время, как общий цветовой фон говорит об обших эмоциональных им­пульсах, выбор конкретных цветов в определенных случаях говорит об особых эмоциональных паттернах. Наблюдение показало, что так же как и в тесте Роршаха, светло-голубые и светло-зеленые тона говорят о кон­тролируемом поведении. Аналогично Элшулер и Хеттвик (Alsehuler and Hattwick) в своих исследованиях рисования на мольберте (что можно применить при рисовании пальцами) различают холодные и теплые цвета. Первые свидетельствуют о более высокой степени контроля над импуль­сами, чем последние. Опыт также показывает, что черный цвет символи­зирует детское осознание смерти, враждебности и агрессии. Спринг (Spring) утверждает, что черный и коричневый цвета чаще выбирают люди из рафинированных семей. Мосс предполагает, что коричневый цвет чаще используют субъекты с анальным типом характера, хотя в то же время он предостерегает от подобных обобщений.
Шоу и Наполи отмечают ярко выраженную разницу в цветовых предпочтениях между мужчинами и женщинами. Хотя наш опыт не под­тверждает данных наблюдений, мы приведем' мнение этих исследовате­лей. Они утверждают, что мужчины явно предпочитают голубые и зеле­ные цвета, а женщины желтые и красные. Женщины, выбирающие «муж­ские» цвета, могут проявлять мускулинные тенденции и наоборот. Из этих наблюдений Шоу заключает, что мальчик, который преимущественно выбирает красный цвет, возможно, «цепляется за юбку матери».
Мы обнаружили, что, кроме общего эмоционального значения, различные цвета могут быть наполнены еще и личностно-индивидуаль-ным содержанием. Например, одна испытуемая выбирала цвета следую­щим образом: светло-синий для корабля, успешно вернувшегося в порт; зеленый для занятий музыкой и музыкальными инструментами, кото­рые, как она надеялась, принесут ей признание; коричневый для похо­рон вероломного друга; черный для ограничений, накладываемых обще­ством, которое напоминало ей тюрьму.
Одни и те же цвета могут являться выражением различных аспек­тов эмоциональной жизни. Красный цвет может обозначать как привя­занность, так и агрессию и враждебность. Нанесение красной краски царапающими движениями говорит о враждебности, а похлопывающи­ми о привязанности. Личностное значение цвета можно выяснить при одновременном учете других показателей.
Интерпретация цветов в отношении различных диагностических групп. Некоторые исследователи соотнесли выбор цветовых предпочтений с клиническими синдромами. Розенцвейг и Дарбин утверждают, что ма­ниакально-депрессивные пациенты чаще выбирают более яркие цвета, такие как красный и оранжевый^ а шизофреники преимущественно вы-
бирают желтый и зеленый. Мосс не поддерживает заявления Оберндорта (Oberndort) о том, что желтый цвет связан с шизофреническим, а крас­ный с маниакальным состоянием.
Избыточное нанесение краски и перекрашивание цветов свойствен­но либо расторможенным, либо чрезмерно агрессивным индивидам. Это также наглядная иллюстрация поведения тех личностей, чья потребность в удовлетворении не имеет границ. Если субъект чрезмерно разбавляет краски, слишком сильно мочит бумагу, накладывает один на другой многочисленные слои различных цветов, в нашей практике это было связано со слабым развитием эго.
Смешивание и различные сочетания цветов определенно могут быть связаны с высоким уровнем интеллектуального развития. Ребенок, кото­рый спрашивает: «Как можно сделать фиолетовый?» демонстрирует свое желание исследовать, понимать и владеть текущей ситуацией.
Особенности интерпретации цвета. Использование цвета зависит от возрастного и образовательного фактора, и это всегда необходимо учитывать.
а) Возраст. Маленькие дети свободно используют красный цвет, в то время как взрослые редко применяют его при первом рисовании. Малыши от четырех до десяти лет любят использовать несколько цветов, как правило, основные цвета, они сочетают их в поразительных сочета­ниях. Обычно они не смешивают их для достижения промежуточных то­нов. Более старшие предпочитают единственную смесь.
Кроме того, возрастные различия сказываются при эмоциональ­ном реагировании на цвет. Дети проявляют незамедлительную, импуль­сивную эмоциональную реакцию на двет сам по себе вне зависимости от того, какой рисунок им окрашен. Нередки замечания типа: «О, класс­ный красный цвет» (или зеленый). Иногда реакция бывает настолько сильной, что побуждает ребенка наносить краску на собственное тело, особенно в области живота. Это может быть не только реакцией на цвет, но и на тактильную стимуляцию.
б) Образовательный фактор. Этот фактор особенно хорошо прослеживается у детей до четвертого класса. Здесь мы видим очень не­гибкое и реалистическое использование цветов: коричневые собаки, го­лубое небо, зеленая трава. В таких случаях это скорее может быть отраже­нием хорошо усвоенных социальных стандартов, а не личностно-эмоци-ональных порывов. Как правило, индивидуальность выбора цвета тем меньше, чем больше потребность в конформности. У взрослых привер­женность реалистичным оттенкам может согласовываться с высоким процентом свидетельств о «животных» и «популярных» реакциях по тес­ту Роршаха.
в) Процессуальный и последовательный анализ цвета. Однако упомянутая приверженность к реалистичным цветам не является серьезной помехой для индивидуальной диагностики. В большинстве слу­чаев эта приверженность пропадает в течение сеанса рисования. Мы мо­жем говорить о тенденции к снижению конформности. Субъект может начать со стереотипного использования цветов, но найдя какую-то спе-
цифическую форму и возбудившись от самого процесса рисования, он все меньше и меньше будет следовать шаблонному первоначальному за­мыслу. Яркий пример: переход от изначально коричневого окрашивания стула к фиолетовому или желтому. Это лучше всего можно описать в терминах теста Роршаха как переход от реакций типа FC к CF.
Светотени. При рисовании пальцами лучше разделять эффекты све­тотени, происходящие из фактуры поверхности, и те, которые являются следствием идеи глубины или трехмерности.
Эффект фактуры поверхности можно соотнести с ответами типа С по тесту Роршаха, они обычно получаются из-за похлопывающих и уда­ряющих движений и являются индикаторами сильных чувств. Доминиру­ющий канал восприятия при этом — тактильный. А изображение глубины (фактор К по Роршаху) — это результат формирования концепции карти­ны, а не тактильной стимуляции. Типичные изображения такого рода — это элементы спирали. Мы часто наблюдали такие эффекты, но их значе­ние для интерпретации пока не ясно.
Мазки. Под «мазками» имеются в виду окончательные продукты движения на поверхности рисунка. Значение мазков при рисовании паль­цами близко к значению линий при рисовании карандашами. Поэтому мы в своей работе будем привлекать данные исследований по карандаш­ному рисунку и мольбертной живописи. При рисовании пальцами мазки являются более прямым выражением внутренней динамики субъекта, потому что они являются прямым продолжением движений тела, и нет никакого инструмента-посредника, который бы тормозил момент эксп­рессии.
При интерпретации мазков внимание должно быть сфокусировано на повторяющихся особенностях, а не на каких-либо отдельных приме­рах. Более того, мазки можно понять только через их общую конфигура­цию. Значение мазка определяется его связью с другими мазками. В самом общем интерпретационном значении можно сказать, что характер маз­ков определяется степенью эмоционального контроля. Грубо можно вы­делить следующие атрибуты мазков по четырем основным категориям.
Направление мазков. Основное направление мазков может быть вер­тикальным или горизонтальным. Первое может начинаться снизу или сверху, а второе с правого или левого края. Сторона, с которой начина­ются мазки, зависит от праворукости или леворукости субъекта, и это тоже нужно принимать во внимание. Элшулер и Хеттнтик иденфициро-вали вертикальное направление как проявление навязчивых влечений, а горизонтальные как тенденции к самозащите, подверженности страху, открытому сотрудничеству.
На некоторых рисунках маленьких детей или людей с психически­ми расстройствами не наблюдается организации мазков в каком-либо направлении, они беспорядочны и бессистемны. Однако по мере эмоци­онального роста в процессе терапии или по достижении большей психо­логической зрелости неорганизованный беспорядок часто превращается в связную структуру. Иногда с помощью процессуального анализа мы можем на одном рисунке проследить тенденцию к «выправлению», ког-
да субъект начал класть мазки в одном направлении после небольшого периода беспорядочной мазни.
Ширина, нажим и многочисленность мазков. Мазки могут быть узкие и слабые, если проводятся кончиками пальцев, или широкими и жир­ными, когда их проводят рукой, ладонью или локтем. Субъект может варьировать степень нажима и в крайних случаях это выливается в то, что смешаются все нанесенные до этого краски, оставляя белую линию на поверхности бумаги. И, наконец, мазок может быть единичным, то есть сделанным одним пальцем или состоять из двойных или тройных параллельных мазков по числу задействованных пальцев.
Степень нажима свидетельствует об энергетическом уровне субъекта. Сильный нажим говорит о том, что человек полон сил, либо об имею­щемся напряжении. Легкие мазки могут говорить о стеснительности или подверженности страхам. Многочисленность мазков — показатель вовле­ченности. Если индивид ограничивается единичным мазком, это симво­лизирует меньшую степень вовлеченности, чем при использовании трой­ного параллельного мазка.
Форма и длина мазков. Мазки могут быть угловатые или закруглен­ные, сплошные или прерывистые, закрытые или открытые. Тенденция к угловатости представляет агрессивный поведенческий паттерн, а если угловатые мазки расположены зигзагообразно, это может обозначать не­решительность индивида относительно своего агрессивного поведения. Длинные мазки свидетельствуют о контролируемом поведении, а корот­кие характеризуют импульсивное поведение. Прерывистость мазков мо­жет быть показателем тревоги, ощущения ненадежности.
Под «закрытостью» подразумевается представляет ли мазок закры­тую фигуру сам по себе, например как окружность или восьмерка. При­мер открытой фигуры — это форма полумесяца. Закрытость обозначает фактор замкнутости. Степень открытости показывает степень желания общаться с миром.
Фактура мазков. Другая характерная особенность техники рисова­ния пальцами — возможность получения мазков двух видов. Мазок мож­но прочертить в уже нанесенной краске или наложить на нее новый слой. Последнее, производя эффект рельефности, часто является результатом «цветового возбуждения» и, как уже было отмечено, отражает некото­рую расторможенность. Значение прочерченных мазков близко к царапа­нью и другим агрессивным действиям.
Другой аспект в различении мазков касается основного рисунка и фона (переднего и заднего плана). Отношения между мазками заднего и переднего плана имеют значение, хотя в точности оно еще не определе­но. Субъект может попытаться изобразить совершенно контрастные фи­гуры или стараться, чтобы они постепенно слились с задним фоном. Мазки на заднем плане могут создавать эмоциональный фон вокруг основного рисунка, либо основной рисунок может создаваться как реакция на зад­ний план. Например, субъект, который вначале боялся показывать свои агрессивные влечения, может покрыть весь лист мазками мягкой формы. И только после этого он осмелится нарисовать центральную фигуру,
раскрывающую эти импульсы. В другом случае субъект может быть серь­езно обеспокоен «обнаженностью» центральной фигуры и уравновесит ее жирными, энергичными мазками на заднем плане.
Очевидно, что комбинации и конфигурации мазков бесконечны. Вертикальная линия может быть проведена от себя или к себе; она может быть прямой или извилистой; угловатой или закругленной; сделанной с сильным или слабым нажимом; может быть изолированной или окру­женной другими линиями.
Содержание. К содержанию рисунка относятся (1) видимое для наблюдателя изображение, то .есть объекты, фигуры и абстрактные обра­зы, изображенные им на листе, и (2) высказывания, которые он сделал по ходу или после рисования. Нулевым содержание можно назвать тогда, когда субъект занимается бесцельной мазней и неспособен дать на нее никаких вербальных реакций.
Возраст и другие факторы, влияющие на содержание рисунка. Возраст является очень важным фактором при рассмотрении содержания рисун­ка. Просто мазня будет абсолютно нормальной для трехлетнего ребенка, у которого экспрессивность сосредоточена на двигательной способности. В начальной школе у детей доминируют контурные изображения фрук­тов, домов, деревьев. Эти стереотипные рисунки обычно быстро разру­шаются, часто во время одного сеанса, и после этого появляются более динамичные изображения. Как и с цветом, у нормальных школьников мы наблюдаем снижение дезинтегрированной конформности содержа­ния в течение работы.
Материал для рисования пальцами провоцирует создание продук­тов особого рода. Например, очень часто рисуют пейзажи, в то время как наблюдается заметное нежелание изображать человеческие фигуры. Наи­более часто встречающееся содержание — это разнообразные вариации пейзажных тем. Из-за того что изображения человека встречаются отно­сительно редко, сложно придать человеческой фигуре какое-то особен­ное значение для интерпретации.
Организация содержания. Организация содержания является значи­мым диагностическим критерием. Наполи обнаружил, что структура со­держания важна для различения параноиков и шизофреников. У второй группы, отмечает Наполи, наблюдается два абсолютно не связанных между собой, независимых слоя или уровня в изображении. Работа сопровожда­ется словесными высказываниями, которые не имеют никакого внешне­го отношения к рисунку. Эртоу и Кейдис отмечают, что будет подробно описано позже, взаимосвязь содержания изображения и вербальных вы­ражений — это важный показатель развития эго у детей.
В рисунках параноиков Наполи обнаружил следующие характер­ные особенности организации содержания. Центральная фигура (симво­лизирующая самоотождествление) со всех сторон окружена и прикрыта защищающими фигурами (нарисованными таким образом, чтобы отра­зить нападение на центральную фигуру с любой стороны).
Паттерсон и Лайтнер (Patterson and Leightner) утверждают, что они не обнаружили существенных различий в содержании рисунка умствен-
но отсталых и нормально развитых, но при тщательном анализе у нор­мальных субъектов наблюдается тенденция в большей степени закраши­вать контур рисунка, чем у умственно отсталых, хотя у последних рисун­ки более структурированные.
Другие диагностические аспекты содержания. Значение содержания возрастает тогда, когда его можно рассматривать в сочетании с другими данными о субъекте, в частности со свободными ассоциациями и спон­танными высказываниями по поводу рисунка. Как мы увидим позже, наиболее эффективно использование этой техники в целостной терапев­тической ситуации.
Содержание рисунка часто служит для определения конфликта. Рисунок, изображающий две фигуры, с разных сторон обстреливаю­щие лодку, был сопровожден таким спонтанным высказыванием: «Два пирата сражаются за обладание золотом». Когда его спросили, не напо­минает ли это ему что-нибудь из собственной жизни, он после корот­кой паузы с горькой улыбкой ответил: «Прямо как мои родители, сра­жающиеся за то, кому я буду принадлежать». Когда спросили, задумы­вался ли он об этом раньше, ответил: «Почти нет». Отсюда мы видим, что вербализация содержания делает его гораздо более осмысленным, не только для экспериментатора, но и для самого субъекга. По этой причине хороший эффект приносит придумывание детьми рассказа по своей картине.
Процессуальный и последовательный анализ содержания. Наиболь­шую ценность приобретает содержание, когда оно наблюдается на про­тяжении серии повторяющихся тем. Преемственность тем и символичес­кие заместители делают процесс рисования пальцами родственным про­цессу сна. И на самом деле такое рисование может представить наблюда­телю изобразительное видение сна, подобные рисунки иногда называют «рисованные сны».
Например, в процессе одного сеанса рисования субъект превратил нарисованное животное в маленького мальчика. Символический замес­титель, уравнявший две фигуры, помогли понять защитные механизмы субъекта. «Рисованный сон» может также приоткрыть то, что спрятано за защитами. Вот случай Гарри, 10 лет. У субъекта было сильное чувство неполноценности из-за маленького полового органа и недоразвитых яичек. В течение серии сеансов он постоянно рисовал несложные большие объек­ты, которые этому маленькому мальчику очень хотелось бы иметь — фут­больный мяч, трубка и тому подобное. В то время когда его чувство не­полноценности было особенно сильным, он нарисовал огромных разме­ров футбольный мяч, а в игровой комнате он слепил из глины фигуру человека, потом сделал большой пенис и прикрепил его на подходящее место. Это иллюстрация проявления невыраженных бессознательных же­ланий в содержании рисунка.
И последнее предостережение относительно анализа содержания. Оно варьируется в зависимости от того, к какой теоретической школе принадлежит экспериментатор. Это, конечно, наименее определенная и наиболее интуитивная часть методики. Поэтому для проверки догадок
необходимо опираться на дополнительные данные. Символу не стоит приписывать какого-либо значения, если он появляется однажды. Субъек­ты, особенно дети, могут находиться под впечатлением дневных проис­шествий и легко могут выражать этот свой опыт. Для того чтобы сделать надежное заключение, мы должны искать постоянно повторяющиеся аспекты содержания и рассматривать их в совокупности с общей диагно­стической картиной.
Движения и жесты. Движения и жесты относятся к поведенческим категориям, поэтому мы обращаемся только к движениям тела, а не к тем движениям, которые влияют на образование конечного продукта. Поня­тия движений и жестов в большей мере относятся к движениям рук и пальцев, но также распространяются и на все тело, которое тоже бывает вовлечено в процесс. Движения также зависят от направления реакции — от себя или к себе — мышц-сгибателей или разгибателей. Жесты — это специфические действия, не зависящие от направления.
Жесты. Жесты обычно представляют собой очевидное внешнее выражение текущего чувства. Между конкретными жестами и вызвавши­ми их эмоциями наблюдается соотношение почти один к одному. Напри­мер, жесты, отражающие агрессивные импульсы, выражаются толчко­выми, хлопковыми, царапающими, скребущими, разрывающими жес­тами. Жесты, связанные с чувственностью, — это похлопывание, разма­зывание и пачканье. Пачканье представляет особенное сильное чувство удовольствия. Его можно описать как погружение ладоней на сильно ув­лажненную бумагу, часто щедро политую большим количеством краски. Жесты мягкие, плавные, нежные и часто сопровождаются такими вер­бальными высказываниями типа: «Восхитительно».
Конечно, разделение жестов на «чувственные» и «агрессивные» совсем неадекватно. На самом деле каждый жест передает очень специ­фичное ощущение, которое лучше всего выразить через определение идеи. И это будет более точно, чем детальное описание.
Поскольку жесты являются прямым выражением текущих ощуще­ний и настроений, они могут относительно быстро меняться. Например, субъект может начать рисунок с чувством удовольствия, поглаживая лист как объект любовной привязанности, но потом какой-то неожиданно фрустрирующий опыт изменит его жесты на грубое царапанье поверхно­сти, которое почти разрывает бумагу.
Иногда жесты проявляются с большим постоянством, что возмож­но говорит о соответствующем состоянии личности. Противоречивое ис­пользование амбивалентных жестов, таких как поглаживание и царапа­нье, может быть показателем конфликта чувств и отношений.
Движения. Движения могут иметь два основных направления — от субъекта и к субъекту. Они проявляются у субъекта с относительно боль­шим постоянством, чем жесты. Мы можем наблюдать у индивида много­образие жестов, в то время как он будет придерживаться одного и того же движения. Анализируя процесс рисования, мы можем различить, как противоположные движения отражаются в формировании рисунка. На­пример, рисуя дерево, субъект может начать с корней, двигаясь к веткам
и расширяя крону, или он может начать с верхушки дерева и дальше двигаться к корням.
Разумеется, это только крайние проявления базовых движений, в большинстве же случаев мы наблюдаем их модификации и «смазанные» крайности. Яркий тому пример — горизонтальные движения. Можно пред­положить, что базовые направления движений соответствуют типам пе­реживаний в тесте Роршаха. Форма движений может отражать основной метод удовлетворения влечений индивида. Мы наблюдали несколько субъектов, которые переходили от перекрестных движений к поступа­тельным движениям и сопровождали это изменение выражением радос­ти и удовлетворения, как будто они нашли свою особую форму самовы­ражения.
Ритм. Ритм — это повторяющееся последовательное использование паттернов или тем. Это могут быть особенности всех вышеописанных показателей — цвета, мазков, движений и так далее, и, как мы дальше увидим, даже ритмического изображения количества. Ритмическую орга­низацию можно изучать как через поведение индивида, так и через ко­нечный продукт.
В конечном продукте мы можем увидеть ритмическую организацию следующим образом. Например, это может быть предпочитаемый субъек­том выбор переплетения прямых и закругленных мазков, что может быть показателем контрастных отношений. Такой же ритм может быть отра­жен в предпочтении контрастного или постепенного перехода цветов.
Поведенческий ритм можно определить с момента первого кон­такта субъекта с краской. Определенные жесты могут повторяться или исполняться в особенной временной последовательности1. Даже позы и дыхание индивида могут быть подчинены ритмической организации.
Ритмическая организация одного индивида согласуется в разных категориях. Один и тот же характерный ритм может быть выражен разны­ми показателями. Изучение этого ритма может раскрыть особенности его подхода к выполнению задания. Таким образом, из-за относительно ус­тойчивых тенденций понятие ритма можно расширить до характерных особенностей подхода субъекта к выполнению задания.
Например, ритм индивида с навязчивостью может быть сложным, но не гибким. Он может содержать замысловатый узор линий и оттенков, но мы можем предсказать его повторение, так как индивид вынужден воспроизводить свои паттерны снова и снова. С другой стороны, мы ви­дим неуклюжий и монотонный ритм заторможенного субъекта — тот же цвет, те же движения. Существует также общий ритм спонтанных изме­нений. Здесь мы имеем постоянную гармоничную тему вокруг которой субъект постоянно что-то выстраивает и пытается развивать. Конечно, восприятие этого ритма зависит от глубоких суждений наблюдателя. Ритм может быть сильно индивидуализирован, и поэтому его нельзя описать в жестких категориях. Если мы считаем ритм характерной особенностью
1 Наполи утверждает, что наблюдаются половые различия во временной последо­вательности жестов.
подхода субъекта к выполнению задания, то, наблюдая его, мы получим представление о стиле жизни индивида1.
Ритм количества. Мы обнаружили поразительное постоянство в употреблении количества при рисовании пальцами. Заданное количество последовательно присутствует во всех категориях. Мы наблюдаем одина­ковое количество изображенных объектов, одинаковое количество маз­ков для данного рисунка, одинаковое количество произведенных жестов. Содержание и вид рисунка п процессе работы могут значительно изме­няться, но заданное количество скорее всего сохранится. Мы можем го­ворить о постоянном «личном числе». Более того, может иметь место заметное постоянство в расчленении этого личного числа. Например, постоянное число «четыре» может появляться в форме «три и один» или «два и два».
Мы заметили, что это «личное число» соответствует количеству членов в семье субъектов, а его расчленение соответствуют чувству, ко­торое он испытывает по отношению к членам своей семьи, включая его самого. Характер расчленения может быть отражен в любой категории. Подобным образом субъект может представить число четыре, рисуя три красные фигуры и одну черную, аналогично — три прямых мазка и один волнистый. Обычно такое расчленение обозначает различную степень привязанности или враждебности. Диагностическое понятие ритма коли­чества дает клиницисту представление о бессознательном опыте индиви­да в семейной структуре. *
ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ МЕТОДА РИСОВАНИЯ ПАЛЬЦАМИ
С терапевтической точки зрения более важно не то, что индивид создает в качестве продукта рисования пальмами, а то, что он приобре­тает новый субъективный опыт. Поэтому в этой части основной акцент будет делаться на получение субъектом нового опыта в процессе рисова­ния палъдами.
В клинической ситуации невозможно провести четкое разделение между диагностикой и терапией. Рисование пальцами может включать как проживание, так и «прорисовывание» проблем субъекта, и это «прори­совывание» очевидно для наблюдательного терапевта. Таким образом, рисование пальцами терапевтично, будучи диагностичным и диагнос-тично, будучи терапевтичным.
В процессе терапии ситуация рисования предоставляет индивиду средство коммуникации со своим внутренним «я», которое субъект не может выразить вербально. Под коммуникацией Бич (Beach) имеет в виду степень, до которой для «художника» и наблюдателя рисунок выражает
1 См. работы Альфреда Адлера, предложившего и разработавшего этот термин. Особенно см. «Понимание человеческой натуры* (Understanding Human Nature), «Пробле­мы невроза» (Problems of nevrosis), «Изучение физической неполноценности и ее психи­ческой компенсации» (Study of organ inferiority and its psychical compensation).

Рис. 21. Несдерживаемые, свободно проявляющиеся влечения
на рисунке пальцами
Нарисован делинквентной пятнадцатилетней девочкой, иллюстрирует несдерживаемую «экспансию», неограниченность, свободно проявляющиеся влечения.
опыт — физический, кинестетический, интеллектуальный и эмоциональ­ный — то, что изображено в цвете и пространстве. Это интеграция внут­ренних чувств и внешнего опыта. Чем более глубоко прочувствован опыт, тем более близкая коммуникация достигнута. Это как раз тот тип комму­никации, который обеспечивается рисованием пальцами и которую те­рапевт должен установить с субъектом, чтобы эффективно включить рисование пальцами в общую терапевтическую ситуацию.
Рисование пальцами имеет терапевтическую функцию помощи в эмоциональной подготовке к вербальному и интеллектуальному приня­тию инсайта. Язык — самое сильное терапевтическое средство, но оно эффективно только тогда, когда субъект может воспользоваться как кон­кретными, так и абстрактными его смыслами. Рисование пальцами по­зволяет задействовать скрытный материал, который привлекает эмоцио­нальный опыт. Такое «отыгрывание» или «отрисовывание» прокладывает дорогу для вербальной «проработки» проблем субъекта.
Этот процесс может быть наглядно проиллюстрирован случаем. Б. Р., женщины двадцати семи лет.
Б. Р. пришла в клинику с соматическими симптомами: неспособ­ность глотать твердую пищу, тошнота, негнущаяся шея, бессонница. В ходе терапии выяснилось, что одним из аспектов ее проблемы была про­фессиональная адаптация. Она была пианисткой, но собственное испол-
ненис ее не устраивало, поэтому она оставила свое занятие. Терапевт выяс­нила, что многие страхи пациентки были спровоцированы, действиями, которые, как она знала, ее мать могла не одобрить. Мать, которой Б. Р. восхищалась, как очень умелой женщиной, пыталась вселить в нее сильное стремление к совершенству. Страх провала при достижении совершенства был источником ее профессиональных трудностей.
Когда ее чувство неудачи становилось особенно сильным, она изоб­ражала рисунки, содержащие три абстрактных фигуры, и затем проводи­ла четкий, широкий, жирный мазок, отделяющий одну от двух других. После этого у него появлялись признаки избавления от напряжения. Она использовала удовлетворенные,-поглаживающие жесты и нежные мазки. Когда ее спросили, что обозначают две и одна фигуры (см. ритм количе­ства), она сказала, что одна фигура слева это ее мать. А две другие она обозначила как своего отца и саму себя.
Как выяснилось позже, через этот рисунок она начала осознавать свое желание избавить себя от сдерживающего ее .влияния матери, хотя во время рисования это и не было вербализовано. Последующие интервью сделали возможной проработку этой проблемы, и после этого она стала готовой принять данную выше интерпретацию. Способность освободиться от сдерживающего влияния избавили ее от психосоматических симпто­мов.
Перед рисованием терапевт пыталась подвести обсуждение к воп­росу взаимоотношений, но пациентка абсолютно не желала признавать их имеющими отношение к делу. Она не была способна этого принять. Но в процессе рисования пальцами она смогла открыто встретиться с личностно-эмопиональной проблемой, которую до этого была не готова воспринять. Проблема дозрела до «разговорного» уровня после заверше­ния рисунка. Приняв эмоциональное содержание, она была готова рас­ширить свое вербальное сознавание.
Другая функция терапевтического процесса, которую может взять на себя методика рисования пальцами, — это катарсис. Часто субъект позволяет себе «отыграть» или «отрисовать» свою враждебность в ситуа­ции рисования.
Сопротивление, которое считается частью терапевтического про­цесса, может проявить себя в неспособности субъекта выдавать такой материал, как сны, фантазии и свободные ассоциации. Рисование паль­цами может играть вспомогательную роль в нахождении пациентом спо­соба преодоления сопротивления.
Методику рисования пальцами также успешно используют в каче­стве «барометра» терапевтического процесса, помогающего терапевту интерпретировать и выстраивать терапевтические тактики.
РЕЗЮМЕ И ОЦЕНКА
В цели этой работы не входило поднять технику рисования пальца­ми над другими методиками. Однако нам кажется, что рисование паль­цами, являясь диагностическим дополнением к другим проективным методам, предоставляет специфические данные, полезные с терапевти-

Рис. 22. Рисунок пальцами, иллюстрирующий деструктивное сопротивление
ческой точки зрения. Как динамический инструмент она имеет уникаль­ное преимущество, т.к. может быть задействована как часть терапии.
Итак, подведем итоги касательно основных, вкратце упомянутых преимуществ и характеристиках этого метода.
А. Рисование пальцами предоставляет наиболее подлинную проекцию личности. Как задание, относительно свободное от моторных ограниче­ний, социального давления, рисование пальцами обеспечивает мини­мальную вероятность неудачи. Это веселое занятие, и оно способствует установлению контакта. Полное отвержение задания бывает редко.
Как исполнительная методика, рисование пальцами не зависит от языкового фактора. Она вызывает сильные эмоции, сопровождаемые спон­танными вербализациями, что легко дает толчок продуцированию фан­тазий, подлинным проекциям личности на пластичном поле.
Б. Рисование пальцами — очень гибкая диагностическая методика. Посредством метода процессуального анализа, наблюдая каждый пред­принимаемый субъектом шаг на пути к конечному продукту, экспери­ментатор способен прийти к пониманию концептуальной картины мира испытуемого, его изменения в эмоциональном плане и символического значения содержания.
Методика рисования пальцами достаточно чувствительна к пока­зателям эмоционального роста, поэтому повторное ее использование в течение длительных периодов времени особенно полезно в процессе те­рапии. Один субъект может нарисовать любое количество изображений, проблема эквивалентных форм при этом не стоит.
Интерпретация различных категорий, таких как использование пространства, цвет, мазки, близка к предлагаемой в других проективных методиках, таких как рисование карандашами или тест Роршаха.
В жестах субъекта мы видим прямое выражение его текущих чувств. Понятие ритма дает нам истинно индивидуальную картину характерных
особенностей субъекта при подходе к заданию, что проливает свет на стиль его жизни. В ритмической организации количества рисование паль­цами может дать клиницисту графическую картину субъективного опыта индивида в структуре семейных отношений.
В. Рисование пальцами является эффективным инструментом как часть терапевтической ситуации. Ситуация рисования позволяет быстро перемещаться от терапии к диагностике и наоборот. Задание создает уни­кальный опыт, который может извлечь и позволяет эмоционально «от­рисовать» прежде закрытый материал. Это часто стимулирует субъект принять инсайт на сознательно вербальном уровне, что до того было невозможно. В некоторых случаях «рисованные сны» могут помочь субъекту воспринять свою проблему; он может почувствовать свое сопротивление и его причины. Это может открыть дорогу для дальнейшего продолжения плодотворной терапевтической работы.
Здесь мы ознакомились только с одним подходом к личности, ко­торый включен в эшелон проективных методик. Эти методики основыва­ются на аналогичных фундаментальных положениях и в некоторых слу­чаях запускают один тот же концептуально-терминологический аппарат.
Мы часто пытались соотнести исследования рисования пальцами с другими связанными с этой методиками. Важное значение имеет опреде­ление дальнейших взаимоотношений между различными видами данных, полученных по разным проективным методикам. Гипотеза, лежащая в ос­нове проективных методов, будет подтверждена в той степени, в которой будет найдена согласованность между ними. Методика рисования пальца­ми может считаться подходящей под определение проективных методик в целом в той степени, в которой ее данные согласуются с данными других методик, особенно в отношении диагностических, критериев.
Г. М. Прошанский
ПРОЕКТИВНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЦВЕТА
ТЕСТ ЛЮШЕРА, ТЕСТ ЦВЕТНЫХ ПИРАМИД, VAT'60, MDDT и др.
Ранее в этой книге была сделана попытка сформулировать класси­фикацию проективных методик по трем признакам. Один из них (пер­вый) — это стимул. В других местах обсуждалось понятие структуры в отношении проективного стимула. Совершенно неструктурированное визуальное предъявление может быть получено только после полного устранения формы. Остается цвет. Поэтому если нам необходим неструк­турированный стимул для проективного исследования личности, то цвет как раз и будет решением этой проблемы. Цвет, конечно же, является неотъемлемым элементом теста Роршаха и мозаичного теста, но в обоих этих методиках равное или наибольшее внимание уделяется иным аспек­там реакций. В этой статье собраны краткие описания ряда известных и не очень методик, все из них основаны на эксплицитном или имплицит­ном выборе цвета.
Мы не будем пытаться обсуждать другие формы реакций на цвет. Много уже было написано, часто на спекулятивном или даже метафизи­ческом уровне, о влиянии цвета на человека и животных. Такие работы способствуют недоверию, с которым обычно говорят о «цвете и лично­сти». Другой существенный момент состоит в том, что многие ранние исследования предпочтения цветов были основаны на произвольном выборе, во многих случаях сами цвета даже не предъявляли, только на­зывали. Психологический анализ аспекта цветовых ощущений отличает яркость и насыщенность от оттенка, переменной, по которой мы обыч­но даем названия цветам. Различные люди по-разному представляют, какое название (как в коннотативном, так и в денотативном смысле) пред­ставляет какой цвет. Первое (то есть ассоциации индивида, связанные с различными цветами) можно достаточно легко изучить, последнее ме­нее пригодно для экспериментального подхода, и, насколько автору было известно, вообще редко используется, кроме как в отношении к цвето­вой слепоте. Очевидно, что любая техника, имеющая своей целью свя­зать впечатление или применение цвета с личностью, должна использо­вать контролируемые предъявления, предпочтительно распределенные по оценкам Мюнселля (Munsell) или другой соответствующей системе. Можно ли обойтись без этого в тех случаях, когда цвет играет второсте­пенную роль, или же использовать как одну из изучаемых переменных, остается спорным вопросом.
ТЕСТ ЛЮШЕРА
МАТЕРИАЛ и ПРИМЕНЕНИЕ
Цвета предъявляются на карточках с матовой поверхностью, по размеру немного больше, чем обычные игральные карты. Номера на об­ратной стороне карточек соответствуют цветам следующим образом;
0 серый: нейтральный серый.
1 синий: очень темный, ненасыщенный синий.
2 зеленый: очень темный, голубовато-зеленый.
3 красный: насыщенный алый, описанный, самим Люшером
как «оранжево-красный».
4 желтый: ярко-желтый с очень легким зеленоватым оттенком.
5 фиолетовый: скорее, пурпурный, как красная анилиновая краска.
6 коричневый: не яркий, немного красноватый коричневый.
7 черный.
Руководство к применению: разложить карточки в случайном поряд­ке полукругом, объяснить испытуемому, что ему надо выбрать цвет, ко­торый ему больше всего нравится. Особо отмечается, что сам выбор не должен ни от чего зависеть, например от цвета одежды. Выбранная кар­точка откладывается в сторону цветной стороной вниз, цвет выбирается еше раз, и карточка снова откладывается и так далее, пока все цвета не будут проранжированы и записаны. Затем карточки перемешиваются, выкладываются заново, и процедура повторяется. Второе ранжирование не должно зависеть от первого, то есть испытуемый не должен пытаться воспроизвести его или преднамеренно изменить.
ОЦЕНКА и ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Интерпретация во многом основывается на тех позициях, которые занимают цвета в последовательности выборов. Эти позиции определяют то, что Люшер называл «функциями», связанными с аспектами пережи­ваний индивида или жизненной ситуацией. Способ, по которому выбо­ры связываются с функциями, различается в зависимости от того, было ли ранжирование единственным или двойным, как рекомендуется. В пер­вом случае, то есть при единственном ранжировании, система гораздо более простая. Знаками «+», «х», «=» и «—» обозначаются цвета в парах в порядке ранжирования, как в данном примере:
1 5036724
+ + X X – =
Эти знаки используются для обозначения функций, интерпрети­руемых следующим образом:
Функция «+» сильное предпочтение «Желанные цели»
Функция «х» предпочтение «Существующая ситуация»
Функция «=» безразличие «Сдерживаемые характеристики»
Функция «—» антипатия или отказ «Подавленные характеристики»
В дополнение первый и последний выборы также группируются „вместе, чтобы получить так называемую функцию «+ —», так сказать, связанную с «актуальной проблемой».
Если же делается и второе ранжирование, то знаки распределяют­ся иначе:

Все случаи двух соседствующих цветов в обоих цветовых распреде­лениях, обводятся, как показано выше. Соседство может сохранить по­рядок выборов, как в случаях с 1 и 5, 5 и 0, или же порядок может стать обратным, как в случае с 3 и 6 в первом ранжировании, которые ставят­ся как 6 и 3 во втором. Затем по «группам» (парам) или единичным номерам распределяются знаки: «+»-— для первого выбора, «х» — для второго п «—» — для последнего; знак «—» ставится у всех сохранившихся групп или единичных номеров. Отметим, что когда группы частично со­впадают, то номер, появляющийся для обоих, принадлежит двум «фун­кциональным» группам.
Люшер полагает, что второе ранжирование более «спонтанно» и, следовательно, более валидно по сравнению с первым. Таким образом, вышеизложенный «отбор» будет записываться так:
+ 1 +5; х5хО;=6 =3; –2 =4; –7; +1 –7.
Интерпретация проводится с помощью «интерпретационных таб­лиц», которые содержатся в руководстве. Эти таблицы разъясняются для получения «значения» каждого из паттернов. Из руководства не вполне понятно, должен ли быть использован материал первого ранжирования. В данном примере это будет так:
+ 1+5; х5хО; =3=6; =7; –2-4;
в конце +1 —2 и +1 —4.
Краткое изложение теории Люшера вы можете найти ниже. Необ­ходимо отметить, что синий, зеленый, красный и желтый (пронумеро­ванные соответственно 1, 2, 3 и 4) называются «основными» цветами, а другие — «добавочными». Утверждается, что хорошо приспособленный индивид в целом должен отдавать предпочтение психологическим ос­новным или «базовым» цветам, а не «дополнительным» — «ахроматичес­ким» — черному, серому и коричневому. Считается, что отказ от основ-
ных цветов является показателем тревожности; соответственно любой ос­новной цвет (1, 2, 3, или 4), появляющийся на одной из последних трех позиций, отмечается буквой А (первая буква слова «anxiety» (англ.) — тревожность), любой цвет, следующий за этим, отмечается также. Счита­ется, что «компенсация» тревожности проявляется в предпочтении ахро­матических цветов: ахроматический цвет (6, 7 или 0), появляющийся на одной из первых трех позиций, отмечается буквой С (первая буква слова «compensation» (англ,) — компенсация), таким же образом отмечаются цвета, стоящие до этого.
«Интенсивность», или «компенсация» тревожности отмечается вос­клицательными знаками: один для основного цвета на шестой позиции, два на седьмой и три на восьмой; так же и для ахроматических цветов на третьей, второй и первой позициях соответственно. Общее количество восклицательных знаков в одном ранжировании (максимум 12) исполь­зуется как показатель плохой адаптации. Если во втором ранжировании их меньше, чем в первом, это свидетельство хорошего прогноза. На при­мере 1000 «нормальных» взрослых показано, что среднее количество вос­клицательных знаков примерно равно 2—3, а в более чем 25 % случаев их вообще не было.
Далее классифицируются «функциональные группы» (или «выбо­ры цветов», то есть единичные цвета или пары) на основании той степе­ни, в которой они «психологически желательны». Это обозначается звез­дочкой с максимальным значением три. Чем больше звездочек, тем мень­шая «желательность». Говоря в общем, ахроматические цвета в позиции «+» и основные цвета в позиции «—» увеличивают «нежелательность», но так же справедливо и то, что «нежелательность» показывает отклоне­ние от нормы. Приводимые цифры, охватывающие процентное отноше­ние всех «+» и «—» выборов, взяты из результатов 36892 тестов, прове­денных на студентах мужского пола в возрасте 20—30 лет. Порядок встре­чаемости «+» выборов был следующим: красный, зеленый, голубой, фи­олетовый, желтый, коричневый, черный. Причем фиолетовый, являю­щийся «основным» цветом, выбирался более часто, чем желтый, и это отражено в распределении звездочек. Однако фиолетовый к желтый ме­няются местами в частоте «—» выборов.
ОБОСНОВАНИЕ
Мы уже ссылались на предположение, что «основные» цвета «дол­жны» предпочитаться. Особые значения приписываются отдельным цве­там: для черного («отказ» или «отречение») и серого («невключенность»); они, как и следовало ожидать, редко сопряжены с функциональным значением «желанные цели», и, таким образом, предпочитаются людь­ми, чья приспособленность или жизненная ситуация, так иди иначе, не удовлетворены. Некоторые показатели значения, приписываемые сохра­няющимся цветам, вы сможете найти ниже в таблице 6 вместе с атрибу­тами из другого источника.
Лтошер также посвящает раздел своей книги описанию «структур­ного значения» «цветовых пар». Может показаться, что слишком многое
выводится из связи двух цветов, почти равнозначной динамической инте­ракции, благодаря соседству в пространстве или последовательности во времени. Хотя определенный элемент последнего и задействован, в виду того что выборы были сделаны один за другим, мы должны помнить, что связь цветов, образующих пару, произвольно определяется правилами, лежащими в основе распределения знаков, особенно в случае кодиро­вания единичного ранжирования. Можно отметить, однако, что Клар (Klar) в своей последней статье предполагает, что проводить два ран­жирования — это нормальная практика: «Каждый тестируемый, — пи­шет Клар, — совершает выбор дважды для того, чтобы могли быть сфор­мированы «группы».
Большинство подробностей значений, приписываемых каждому цвету, унаследованы из убеждения Люшера в том, что различные цвета определенным образом связаны с конкретными основными категория­ми поведения. Эти категории представлены в виде двойной дихотомии: с одной стороны, это «автономия» и «гетерономия», с другой — «актив­ность» и «пассивность». Последние термины, возможно, некорректны, и Люшер иногда заменял «активный» на «эксцентричный», а «пассивный» на «сосредоточенный», В дальнейшем он говорил, что экстраверсия и интроверсия имеют близкое сходство с этой дифференциацией, но не соответствуют ему полностью. Эксцентричный индивид взаимодействует со средой, «влияя на нее или используя ее стимулы». Для сосредоточен­ного индивида среда представляет собой расширение «я». Различие меж­ду «автономией» и «гетерономией» лучше всего объяснить, если срав­нить его с различием между «причиной» и «следствием», что наиболее подходит к тому, что обычно понимается под «активностью» и «пассив­ностью».
Таким образом, в целом основные цвета классифицируются в рам­ках данных понятий следующим образом:

Автономный
Гетерономный

Эксцентричный (активный)
Красный
Желтый

Сосредоточенный
(пассивный)
Зеленый
Синий
Зиув (Zeeuw) очень жестко критиковал Люшера за то, что отнесе­ние цветов к категориям поведения чисто интуитивно и не основывается на «межиндивидуальной идентичности восприятия цвета». Все же более спорным остается приписывание значения позициям континуума выбо­ра, как было замечено ранее. Можно еще принять в общих чертах значи­тельность первого и последних выборов, но нет никакого рационального объяснения приравнивания «х»-функций к «существующей ситуации» (однако см. далее). Функции «=» иногда называются «безразличием», и в этом свете тот факт, что правила кодирования иногда делают категорию довольно обширной, приобретает смысл. С другой стороны, приписывание автором к этой категории значения «сдерживаемых характеристик» или «поведения, не подходящего к существующей ситуации», кажется необоснованным.
Некоторыми университетами были проведены несколько экспери­ментальных исследований. Приведем два примера.
1) В исследовании визуального восприятия, осуществленного в Эдинбургском университете, тест Люшера был проведен на семидесяти испытуемых студенческого возраста. Изучение «х»-функций выявило ряд значительных корреляций с релевантными шкалами: 16-факторным оп­росником и опросником динамической личности Крайгера (Crygier's Dynamic Personslity Inventory), обеспечив таким образом, эмпиричес­кую поддержку взаимосвязи «х»-функции и «действительным положе­нием дел».
2) Более полная информация получена из исследования, прове­денного Доу (Dow) в Абердине под руководством Бурсилла (Bursill). Критериальные группы состояли из двадцати сильно тревожных и двад­цати слабо тревожных индивидов, отобранных по результатам вторич­ных факторов шестнадцатифакторного опросника 16 РН 319 студенток медицинского колледжа. Отбор был затем подтвержден шкалой Тейло­ра на проявление тревожности. Средняя люшеровская оценка тревож­ности для двух групп составляла 3,65 и 0,55 соответственно — разница существенная, если применить проверку / на уровне 0,001. Так как рас­пределение оценок по Люшеру для слабо тревожной группы имело явно J-образную форму, то полученная информация была оформлена следу­ющим образом:

Шкала Тейлора на
проявление тревожности

Тревожный
Нетревожный
Всего

Оценка
0-1 4
17
21

тревожности по Люшеру
2-8 16
3
19

Всего 20
20
40
Проверка через хи-квадрат показала, что такое распределение также приводит к результатам, стоящим значительно дальше уровня 0,001.
Другие гипотезы, проверенные Доу и Бурсиллом, в основном свя­занные со «значениями» особых цветовых выборов, не подтвердились,
Нам кажется, что по крайней мере некоторые из претензий, предъявленных тесту Люшера, заслуживают дальнейшего рассмотрения.
«ПОЛНАЯ» ВЕРСИЯ ТЕСТА ЛЮШЕРА
Имеющиеся в нашем распоряжении источники «полной версии» теста Люшера на английском языке упоминают 73 цвета, расположен­ных на семи полосах, Но это заблуждение, как станет очевидно из даль­нейшего описания: количество различных цветов гораздо меньше, число 73 показывает количество цветных квадратиков, предъявляемых в раз­личных комбинациях. Но полос действительно семь:
1. Серая полоса, состоящая из черного, белого и трех оттенков серо­го.
2. Восьмицветная полоса, содержащая восемь цветов, из которых состоит сокращенная версия теста.
3. Полоса четырех основных цветов: синий, желтый, красный и зе­леный на восьмицветной панели представлены в парах в шести возможных сочетаниях.
4. Синяя полоса.
5. Зеленая полоса.
6. Красная полоса.
1. Желтая полоса.
На каждой из последних четырех полос основной цвет представлен вместе с тремя вариантами, созданными с помощью примеси трех дру­гих цветов. Четыре варианта в каждом случае представлены парами, так же как и в случае с полосой, состоящей из четырех основных цветов.
Цветовые стимулы представляют собой квадратики со стороной 28 мм. Каждая полоса представлена на отдельной странице в брошюре. На полосе 1 квадратики расположены в шахматном порядке, на других полосах — бок о бок в парах. Работа облегчается лекалом.
Клар в своей неопубликованной работе предполагает, что пред­почтительнее начинать с восьмицветной, а не серой полосы, так как «многолетний опыт показал, что большинство людей более легко реаги­руют на цвет, а не на оттенки серого». Звучит это крайне разумно, так как это нововведение также служит для отделения восьмицветного зада­ния от спаренных сравнений основных цветов. Клар далее рекомендует повторять восьмицветное задание в конце теста.
Так как цветовые стимулы нельзя взять в руки, как в сокращенной версии, то процесс ранжирования очень затруден. Предъявляя восьмицветную полосу, испытуемого просят выбрать пять цветов в порядке убы­вания, а последние три в обратном порядке. Вдобавок к этому «можно поставить запятую между теми цветами, которые нравятся больше всего, и теми, которые просто нравятся, а точка с запятой между ними и теми, которые нравятся меньше всего».
Для серой панели задание несколько проще: испытуемого просят выбрать три цвета, а затем выбрать тот, который ему «меньше всего нра­вится». Для аналитических целей первые два выбора помечаются знаком «+», а последний — знаком «—». Объяснение предпочтений в рамках се­рой полосы довольно непонятны: использование этой полосы связано с «настроением», но складывается впечатление, что этой полосе уделяется относительно мало внимания.
При предъявлении полос 3—7 «неполные» (то есть несогласованные) выборы, приводящие к связанным категориям, устраняются повторным предъявлением серий. (Но такое редко бывает необходимым.) На этих по­лосах каждый цветовой стимул различается буквенным символом, опреде­ляющим, какой цвет был добавлен, если, конечно, это не сам чистый цвет. Люшер связывал каждый из них с «функциональной структурой», в рамках которой проводится большая часть интерпретаций, не таких, как при восьмицветном выборе. Эти символы и их значения собраны в таблице 5, вместе с более полным определением того типа информации, который дает каж­дая полоса. Это английская версия в переводе Клара.
Таблица 5 Полная версия теста Люшера: «функциональные струкуры»
Синий I «идеальное инвестирование» «позиция по направлению
к другим»
Зеленый D «защитный» «самоуважение и сила воли»
Красный О «агрессивный» «состояние стимуляции
и влечения» .
Желтый Р «проективный» «ожидания и взаимоотноше-
ние с окружающим миром субъекта»
Некоторые отдельные слова могут озадачить читателя, или даже показаться неверными. Под термином «инвестирование» следует пони­мать «катексис». В немецком тексте так же используется много разговор­ных слов для объяснения трех других терминов: «Р — «Erwartung» (ожи­дание); D — «Selbstbehauptung» (самоуважение); О — «Trieb» (влечение). Сумма выборов вычисляется для каждой из этих функциональных струк­тур и обозначается «+» или «—», если стоит намного выше или ниже нормы. Заметим, что, как и в случае с тестом цветовой пирамиды, кото­рая будет описываться далее, руководство дает очень полную статисти­ческую информацию.
Наконец, выборы на полосе 3 (четыре основных цвета) связны с углами куба, различные грани и диагонали которого используются как основа для последующей интерпретации, особенно в отношении пока­заний для терапии.
ТЕСТ ЦВЕТНЫХ ПИРАМИД (ТЦП) THE COLOR PYRAMID TEST (CPT)
На первый взгляд кажется, что данная техника представляет собой нечто среднее между тестом Люшера и Тестом мозаики Лоуэнфельд (Lowenfeld). Главное отличие от первого состоит в том, что в случае с цветной пирамидой тестируемый действительно использует цвета, а не просто выражает предпочтение, а от последнего – что конструкция, которую необходимо собрать испытуемому, не свободная, а, наоборот, очень четко определена. Другие важные отличия станут нам понятны в процессе дальнейшего описания, а пока отметим, что цветная пирамида представляет собой еще один пример техники континентального евро­пейского происхождения, которой пришлось долго ждать, пока о ней узнают в англоговорящих странах.
Первым эту технику сформулировал Макс Пфистер (Max Pfister) в 1950 г., но принципиально развил ее Роберт Хайсс (Robert Heiss) из университета Фрайбурга. Она стала предметом статьи в Psychological Bulletin
в 1963 г., а английский текст был издан годом позже. Уходя корнями в континентальные рассуждения о цвете, унаследованные из работ Гете, цветная пирамида в то же время представляет эмпирический подход и отдает дань уважения статистическим проверкам, что полностью соот­ветствует психометрическим стандартам.
МАТЕРИАЛ и ЗАДАНИЕ
Пирамида; дающая название тесту, изображена в уменьшенном виде на схемах 1 и 2. Тестируемому необходимо построить три «краси­вых» и три «некрасивых» пирамиды, заполнив 15 пустых мест 1-дюймо­выми (=25 см) квадратиками, выбираемыми из двадцати четырех цветов («оттенков»). Все оттенки четко определены по оценкам Мюнселля. Име­ется 15 квадратиков каждого оттенка, так что вся пирамида может быть составлена из одного цвета, если только испытуемый захочет этого. Рас­пределение оттенков на десять основных «цветов» или «цветовых групп» показано в скобках в следующем списке:
1. Красный (4) 6. Пурпурный (3)
2. Оранжевый (2) 7. Коричневый (2)
3. Желтый (2) 8. Белый (1)
4. Зеленый (4) 9. Серый (1)
5. Синий (4) 0. Черный (1)
В версии, состоящей из четырнадцати оттенков, — два красных, зеленых, синих и коричневых и по одному всех остальных цветов. Также использовались другие сокращенные варианты, включая десятицветовой набор, содержащий по одному каждого из десяти основных цветов.
Цветные квадратики предъявляются в любом порядке таким обра­зом, чтобы был виден каждый оттенок. Дается инструкция работать столько, сколько будет нужно до тех пор, пока не наступит уверенность в том, что пирамида получается «настолько красивая, насколько это воз­можно». Использованные квадратики убираются, как только пирамида закончена. После построения трех «красивых» пирамид инструкция ме­няется, теперь тестируемого просят сделать пирамиду как можно более некрасивую. И строятся еще три пирамиды.
ЗАПИСЬ и ПОДСЧЕТ БААЛОВ
После завершения каждой пирамиды использованные квадратики записываются при помощи цифровых кодов в порядке убывания на спе­циальном бланке. В ряд записываются номера квадратиков каждого оттен­ка, использованного во всех пирамидах, а также номера каждого цвета.
Из последнего получается ранговый порядок цветов, где отдельно указан порядок частоты использования в красивых и некрасивых пира­мидах. Если вычесть одно из другого, то получится «цветовые D-баллы», таким образом, отрицательный балл определяет цвет, который исполь­зовался менее часто в красивых пирамидах, чем в некрасивых. То же самое можно сделать при желании и для частоты встречаемости оттен­ков, получив «оттеночные D-баллы».

Синий
I
«идеальное инвестирование»
«позиция по направлению

к другим»

Зеленый
D
«защитный»
«самоуважение и сила воли»

Красный
О
«агрессивный»
«состояние стимуляции

и влечения» .

Желтый
Р
«проективный»
«ожидания и взаимоотноше-

ние с окружающим миром субъекта»
Но самый важный суммарный балл вычисляется по «формуле пос­ледовательности». Это четырехзначный код, полученный при подсчете количества цветов, встречающихся во всех трех пирамидах определенно­го типа, в двух пирамидах, в одной и ни в одной. Применяются следую­щие символы и названия:
CS — сумма константов: количество цветов, использованных в трех пирамидах.
MiS — сумма минимальных изменений: количество цветов, исполь­зованных в двух пирамидах.
MaS — сумма максимальных изменений: количество цветов, ис­пользованных в одной пирамиде.
AS — сумма уклонений: количество цветов, совсем не использо­ванных.
Считается, что общее использование определенных групп цветов имеет интерпретативное значение. Для этого применяется словосочета­ние «цветовой синдром», но оно является неправильным, так как цвета, сгруппированные по определенному синдрому, не обязательно исполь­зуются один в связи с другим. Выделяются следующие принципиальные синдромы:
нормальный синдром (Nsyn): красный, зеленый, синий;
стимулирующий синдром (Ssyn): красный, оранжевый, желтый;
агрессивный (драйв) синдром (Dsyn): желтый, зеленый, коричне­вый;
ахроматический синдром (Ssyn): белый, серый, черный.
Описанные до этого переменные касались цветового выбора. Шай и Хайсс (Shaie and Heiss) отмечают, что некоторые из тех, кто пользует­ся данной техникой, считают, что этого достаточно для расширенной интерпретации теста. Рассмотрение формы и «структуры», говорят они, приводит к определенному количеству субъективных суждений, которых те стремятся избежать. Как бы то ни было, эти авторы предлагают систе­му, в отношении которой они приписывают потенциально высокое еди­нодушие между исследователями. Так как следовать этой системе, не ссы­лаясь на иллюстрации очень сложно, то мы приведем ее лишь в общих чертах. Однако, по-видимому, действительно важно принимать во вни­мание формы элементов, особенно при сравнении красивых и некраси­вых пирамид, так как представления индивида о «красивом» и «некраси­вом» могут больше зависеть от учета расположения цвета или оттенка, чем от его стимульных характеристик.
Различаются три основных «структурных категории», или типа пат­терна. Их можно определить по-разному, вероятно, проще всего это оп­ределять исходя из того, как индивид обходится со структурой поля пи­рамидальной формы, в рамках которого ему приходится действовать. Сама форма пирамиды может быть: 1) проигнорирована, 2) использована лишь как серии рядов или «слоев» или 3) использована в рамках симметрии по вертикальной оси, от вершины до середины основания.
Считается, что паттерны первого типа имеют цветовое доминиро­вание, и им дано общее название — «ковер». Выбор неудачный, так как
в понятие о ковре большинство людей включают повторяющийся, даже симметричный рисунок. Выделяется четыре подтипа, в каждом из кото­рых цветовая гармония является доминирующим принципом в структу­ре, не имея ничего, кроме элементарной симметрии.
Вторая группа описывается как зависящая в основном от «цветово­го разделения» (мы не нашли ни одного более или менее ясного опреде­ления этого термина ни в одном из источников). Основной чертой, по-видимому, является то, что каждый ряд, какими бы характеристиками он не обладал, не зависит от структуры других. Опять же выделяются четыре подтипа.
В паттернах третьей группы типичным случаем является симметрия относительно осей, как уже упоминалось выше. Среди особых случаев есть, однако, «лестничная структура», характеризующаяся диагональ­ными рядами, и «асимметричная динамика», при которой один или два треугольника расположены асимметрично на каком-либо расстоянии от главной конфигурации. Третий особый тип — пирамида-«ореол» — луч­ше всего может быть описан в терминах «границ» и «ядра».
Двенадцать подтипов отмечаются двухзначными кодами; три ос­новных типа обозначаются символами С для «коврового типа» («carpet»), L для «слоеного типа» («layer») и S (которую можно расшифровать и как «структура», и как «симметрия»). Эти буквы занимают вторую позицию, а на первой — номера от 1 до 12. Подобным образом «симметричная структура», паттерн третьей группы, помимо отмеченных специальных случаев, обозначается как 9S. Можно отметить, что симметрия засчиты­вается, даже если она удалена от средней линии, а не связана с осями пирамиды. Шай и Хайсс составили таблицу, где приводятся все возмож­ные варианты симметрии.
Последняя категория, «показатель уровня формы», основывается на охвате трех типов формы, обнаруженных в каждой совокупности трех пирамид. Показатель составляет шкалу из семи пунктов, разделенную от О до 6, и получается благодаря приписыванию 0 каждому С-паттерну, 1 каждому L-паттерну и 2 каждому S-паттерну.
Далее вы поймете, что анализ информации, полученной при про­ведении Теста цветной пирамиды, по своей сложности приближается к анализу теста Роршаха. Также станет очевидно, что относительно мало внимания уделяется оттенкам, особенно в случае с красным, где самый темный оттенок ('Red 4': оценка Мюнселля 2,5 RP 2/8) гораздо больше похож на темно-коричневый или темно-пурпурный. Шай и Хайсс отме­чают, что факторные исследования обращают внимание на важность положения континуума светлый—темный, но основные принципы ин­терпретации, не менее, чем принципы оценки, мало обращаются к от­дельным оттенкам.
НОРМЫ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Несмотря на явно холистический подход, который Тест цветных пирамид разделяет с известными проективными методиками, ее авторы утверждают, что он также подходит и для статистического описания личности. Тенденции развития можно также проследить с помощью исполь­зования экстенсивных таблиц, где указаны нормативные стены. Они были основаны на случаях 75 мальчиков и 75 девочек 6—8 лет, а позже на случаях 50 мальчиков и 50 девочек 17—18 лет. Выработаны также нормы на 300 взрослых немцах. Учтены такие переменные, как выбор оттенка, выбор цвета, «синдромы» и формула последовательности отдельно для каждой красивой и некрасивой пирамиды. В дополнение приводятся нор­мы D-баллов для оттенка, цвета и последовательности отдельно для маль­чиков и девочек от 6 до 18 лет.
Нам кажется, самое время отметить, что во всех источниках очень мало говорится о разнице между «красивой» пирамидой и «некрасивой» пирамидой, хотя система D-баллов, конечно же, предназначена для того, чтобы пролить свет на эту разницу. Нужно также отметить, что задание построить «некрасивую» пирамиду — это нововведение с 1955 г., а все работы, проведенные до этого времени, включая развитие Хайссом ос­новной идеи Пфистера, имеют дело только с «красивыми» пирамидами. Шай и Хайсс опубликовали описание разницы между «красивыми» и «не­красивыми» пирамидами на трех страницах, где они выразили следующее:
«От нормально функционирующего человека, который вниматель­но выслушал инструкцию, ожидается, что его стеновые оценки, если их сравнить с соответствующим нормативом, должны сохранять костнантность от одной инструкции к другой. Но это не всегда так…»
Почему питаются такие ожидания совсем не ясно, и авторы про­должают выдвигать гипотезы; например, что красивая пирамида пред­ставляет собой «внешнюю» или «активную» личностную структуру, тог­да как некрасивая связывается со всем скрытым или «содержащимся в резерве». По-видимому, это не соответствует смыслу термина «сумма уклонений», который используется в формуле последовательности, ког­да из некрасивой пирамиды исключается предпочитаемый цвет. И на­оборот, «константный» выбор цвета для некрасивой пирамиды, по-ви­димому, предполагает отказ от того, что бы этот цвет ни означал.
Для использования различных паттернов формы оценки не указы­ваются, приводится их процент встречаемости среди взрослого населе­ния. Встречаемость основных типов: С — 20%, L — 28%, S — 52%. Вообще считается, что С-паттерны характерны для незрелых личностей; L-пат-терны отражают расчлененность внутреннего опыта и ригидность; S-пат-терны, судя по процентному соотношению, являются «модальной реак­цией хорошо приспособленных взрослых». Определенные типы конф­ликтов или других проблем иногда связывают с подтипами S-категории. Дальнейшие исследования, проведенные Шаем, с использованием только красивых пирамид, подтвердили выдвинутое им предположение, что уровень формы растет вместе с возрастом и что пациенты психиатричес­ких клиник и преступники имеют более низкий уровень формы по срав­нению с нормальными индивидами того же возраста.
Заслуживает особого упоминания С-паттерн под названием «рва­ный ковер». Свое имя он получил из-за присутствия в рисунке «ковра»
белых квадратов, которые никак не гармонируют со структурой, которая могла бы быть различимой. Говорится, что это довольно редкое явление, которое неизбежно является показателем личностных нарушений.
Некоторые идеи интерпретации особых выборов цвета вы найдете в таблице 6, в которой сравнивается атрибуция «значений» цветов, взя­тых из различных источников. В стандартной литературе о методике «Цвет­ная пирамида» Пфистер осуждается за то, что его интерпретации выбо­ров цвета основывались на интуиции и фольклоре. Однако оказывается, что атрибуции Пфистера очень схожи с теми, что получил Хайсс и его коллеги, используя теоретическую модель, основанную на концепциях потенциала возбуждения, тонусной оценке и аффективном содержании. Была утверждена конструктная валидность по экспериментальным обра­щениям с аффектом, используя стимулирующие и галлюциногенные препараты, и в свете корреляций с оценками 16-факторного опросника. Данные о совпадающей валидности из исследования различных диагно­зов психиатрических групп признаются как «нечто неясное», но утверж­дается, что предпочтение коричневого, пурпурного или белого является возможным симптоматическим показателем.
Шай и Хайсс также приводят результаты анализа дискриминантных функций, направленного на предсказание оценок каждого из 22 признаков в «области нормальных черт» Кэтелла на основе: 1) «оттеночных оценок», 2) оценок «цвета» и «последовательности» и 3) D-оценок. Под «оттеночными оценками» понимаются стеновые оценки, соответ­ствующие количеству выборов определенного оттенка, отдельно для кра­сивых и некрасивых пирамид; таким образом, существует 48 «оттеночных оценок» и соответственно 48 предсказывающих переменных. Так же дело обстоит и с «оценками цвета» (20 «оценок» и 20 предсказывающих переменных). «Оценки последовательности» показывают количество цве­тов, характерных для каждой позиции в «формуле последовательности»; опять же здесь красивые и некрасивые пирамиды рассматриваются по отдельности. D-оценки подразумевают «D-оттенок» — из общего числа использованных оттенков, они также переведены в стены.
Все имеющиеся корреляции высоки — до 0,99. Авторы признают, что достаточно большое количество предсказательных переменных (по отношению к количеству тестируемых в каждой группе) могут представ­лять некоторые ложные переменные.
Возвращаясь к другим аспектам интерпретации, можно немного поработать с цветовыми синдромами. Нормальный синдром (Nsyn) гово­рит почти полностью сам за себя. Состоит он из наиболее часто исполь­зуемых цветов: красного, зеленого и синего; эти же цвета чаще всего избираются и в тесте Люшера. Считается, что высокая оценка по нор­мальному синдрому свидетельствует о конформности, а низкая — об индивидуализме и «пониженном контроле». Синдром стимуляции (Syn) основывается на «сильно возбуждающих» цветах: красном, оранжевом и желтом, и связывается с экстраверсией, так же как и в тесте Роршаха. Агрессивный (драйв) синдром (Dsyri) гораздо сложнее описать, основы­ваясь на входящих в него цветах — желтом, зеленом и коричневом, но
его интерпретация опять же определяется его названием. Ахроматичес­кий синдром (Asyn), как и стимулирующий синдром, имеет аналогии в тесте Роршаха. Белый, серый и черный — это те цвета, которые выбира­ются наиболее редко, поэтому данный синдром связывается с патологи­ей в смысле статистики, также считается, что он является показателем торможения, вытеснения или «отказа». Шай и Хайсс еще добавляют «Син­дром спутанности» (Tsyn), подразумевающий чрезмерное предпочтение какого-либо из цветов, что они считают отражающим эмоциональное или какое-то другое расстройство. Однако следует заметить, что «спутан­ный» синдром отличается от других синдромов тем, что он не имеет конкретных цветов и что он может быть только «высоким», тогда как все протоколы методики цветовой пирамиды могут быть оценены по другим синдромам.
Чрезмерное использование (или полное уклонение) одного или более цветов также будет видно в формуле последовательности. Несмот­ря на то что нормативные стены для формулы последовательности даны на основе отдельных «сумм» (то есть позиций в самой формуле), интер­претация основывается в основном на учете общего паттерна. Здесь опять же принципы анализа слишком сложны, чтобы разбирать их в этой кни­ге, но главные концепции — это ширина цветового выбора и выражен­ность тенденции к переменам. А те области личностного функциониро­вания, с которыми они связываются, — это в широком смысле эмоцио­нальная реактивность и эмоциональный контроль.
Мы уже упоминали о важности различных категорий (или паттер­нов) формы для интерпретации, включая индекс уровня формы. Ничего не было сказано об интерпретации D-оценок, и, действительно, в стан­дартных текстах, как ни странно, не упоминается об этом ничего опре­деленного. Мы говорим «как ни странно», потому что если задание на создание «некрасивых» пирамид и вносит что-нибудь в процедуру, кро­ме дополнительной информации того же типа, что и «красивые» пира­миды, то, по-видимому, D-оценки, а не сырые оценки данного зада­ния, будут связаны как раз с тем, в чем мы будем искать этот самый вклад. С другой стороны, различные испытуемые имеют свое понятие термина «некрасивый», так что, возможно, совсем неразумно ожидать, что должно появиться стандартное объяснение D-оценок.
Для того чтобы этот момент стал понятен (как и все остальные), читателю предлагается, прежде чем продолжить дальнейшее изучение, провести Тест цветных пирамид на самом себе. Материал относительно недорогой; а в отсутствии подлинного материала можно обойтись бу­мажными квадратиками десяти «цветов» (то есть проигнорировать «от­тенки»). В крайнем случае можно даже воспользоваться цветными каран­дашами и раскрашивать сами пирамиды, но необходимо заметить, что в таком случае произойдет довольно значительное уклонение от первона­чальной процедуры, которая предусматривает возможность изменений положений каких-либо цветов пирамиды, если испытуемый ею недово­лен. В любом случае читатель может затем произвести оценку по образцу, содержащемуся на схеме 1.

«КРАСИВЫЕ ПИРАМИДЫ»
Цветовые I II щ Всего Стены
баллы
1. Красный 0 4 0 4 (4)
2. Оранжевый 0 3 О 3 (S)
3. Желтый 3 2 0 5 (6)
4. Зеленый 0 6 0 6 (4)
5. Синий 5 0 4 9 (6)
6. Пурпурный О О 4 4 (6)
7. Коричневый О О О О (3)
8. Белый О О 4 4 (8)
9. Серый 4 О О 4 (8) 0. Черный 3 0 3 6 (?)
Формула последовательности
CS Mis Mas AS 0:3: 6:1
Стены: (3) (6) (9) (4)
Синдромы
Стены
Nsyn 19 (3)
Ssya 12 (3)
Dsyn 11 (4)
Asyn 14 (9)
Схема 1. Тест цветных пирамид. Испытумый А (а)

«НЕКРАСИВЫЕ ПИРАМИДЫ»
Цветовые I II III Всего Стены баллы
1. Красный 1124 (4)
2. Оранжевый 1102 (5)
3. Желтый 6208 (9)
4. Зеленый 0303 (2)
5. Синий 0000 (2)
6. Пурпурный 1001 (3)
7. Коричневый 3 1 6 10 (9)
8. Белый 1517 (9)
9. Серый 1001 (5) 0. Черный I 2 6 9 (8)
Формула последовательности
CS Mis Mas AS
4:2:3:1
Стены: (6) (5) (7) (5)
Синдромы
Стены
Nsyn 7 (3)
Ssyn 14 (7)
Dsyn 21 (8)
Asyn 17 (7)
Схема L Тест цветных пирамид. Испытумый А (б)
D-оценки
Цвета Стены
1. Красный 0 (4)
2. Оранжевый +1 (5)
3. Желтый –3 (3)
4. Зеленый +3 (7)
5. Синий +9 (7)
6. Пурпурный +3 (8)
7. Коричневый –10 (3)
8. Белый –3 (3)
9. Серый +3 (9) 0. Черный –3 (6)
Формула последовательности
CS MIS MaS AS

-4 : +1 : +3 : О