Юрий Колесников - Тьма сгущается перед рассветом

• Название: Тьма сгущается перед рассветом
• Автор: Юрий Колесников
• Издательство: Картя Молдовеняскэ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1964

В романе Юрия Колесникова «Тьма сгущается перед рассветом» изображена Румыния 30-х годов — накануне второй мировой войны. В этот период здесь действует «Железная гвардия» — «пятая колонна» Гитлера. Убиты два премьер-министра — Дука и Калинеску. События нарастают. Румыния идет к открытой фашистской диктатуре. Провокации против компартии и убийства на румыно-советской границе совершаются при попустительстве тайной полиции — сигуранцы. Королевский двор, министры, тайная полиция, шпионы и убийцы — легионеры, крупная буржуазия и лавочники объединились для борьбы с трудовым народом.

Автор умело нарисовал картины жизни различных слоев общества, борьбу рядовых людей против подготовки войны с Советским Союзом.

С большой силой в книге воссоздана атмосфера тревоги, неуверенности в завтрашнем дне, порожденная политической обстановкой в Европе.

Одновременно с ростом безработицы, обнищанием растет классовое самосознание трудящихся масс, понимание несправедливости существующего строя. Главный герой романа, бессарабец Илья Томов, от верноподданнических настроений приходит к участию в революционной борьбе.

---

Рабчеву льстило, что гости пришли просить его помощи, он говорил с нескрываемым чувством превосходства. Еще бы, ведь человек он с положением, а что представляют собой его земляки? Ничего! Да, он, Сергей Рабчев, большой человек! Он все может!

Женя терпеливо поддакивал, а Илья молча слушал похвальбу подвыпившего земляка.

— Бессарабцев, правда, не принимают, — вдруг сказал Сергей. — Но исключения бывают, особенно если у поступающих имеются «родственники в Иерусалиме»[21], а таковые в данном случае есть! — тыча себя пальцем в грудь, с улыбкой добавил он. — Я поговорю с директором школы. У меня с ним хорошие отношения. Устроим! Можете не беспокоиться. Сделаем из тебя авиатора! Но как бы ты потом не переметнулся туда… — И он, хитро улыбаясь, показал пальцем куда-то через плечо.

Женя, очевидно, понял намек Рабчева и оборвал его:

— Да брось ты, Сережка, болтать!

— Это куда? — не понимая, о чем идет речь, спросил Илья.

— Через Днестр, — прищурив осоловевшие глазки, пояснил Сергей. — Недавно один из третьей флотилии, из Галаца, представляешь, на «Икаре» махнул прямо в Россию… к большевикам…

— А он что… бессарабец? — спросил Томов.

— Да нет же, отсюда, уроженец Галаца.

— Ну и бог с ним, — махнул рукой Женя. — Итак, Сергей, значит, сможешь Илье помочь?

— Раз я сказал, все будет сделано! Завтра же переговорю с директором школы. Есть у нас такой капитан Абелес. Выкрест, говорят. Но человек он что надо!

Долго еще Рабчев болтал о своих связях в авиации, о том, какие сделки он совершает на паях с администрацией при учете бензина и масла и о других таких же грязных делишках.

Потом Рабчев стал рассказывать о своей поездке в Маглавит.

— Представьте себе, я ведь видел самого Петраке Лупу!

Тогда во всей стране трудно было найти человека, который не слыхал бы о пастухе, разговаривавшем с пречистой девой Марией.

Затерявшаяся в южных степях румынского государства, ничем не примечательная деревушка Маглавит вдруг превратилась в место паломничества. Тысячи пилигримов осаждали «святой» колодец в окрестностях деревушки, вырытый в том месте, где пастух Петраке Лупу видел богородицу. Сюда приходил народ с хоругвями, иконами, зажженными свечами, здесь постоянно молились верующие. Газеты подробно описывали это «чудо», помещали фотографии Маглавита и «святого» колодца, многочисленные корреспонденты наперебой интервьюировали пастуха, разговаривавшего, по его словам, с самой святой девой…

После посещения деревушки Маглавит святейшим патриархом Румынии Мироном Кристей паломничество приняло деловой характер: до Маглавита стали ходить автобусы и даже специальные поезда. Управление железных дорог под воскресенье продавало билеты с пятидесятипроцентной скидкой. Почуяв наживу, как воронье на падаль, в Маглавит устремились торговцы: открывались новые бодеги, лавочки, строились гостиницы. Отставной жандармский полковник на паях с дьяконом под видом трактира открыл здесь публичный дом под вывеской «Во имя покаяния».

Пастух Петраке Лупу был объявлен святым и чудотворцем: к нему ездили за советом и за водой из знаменитого колодца, которую продавали здесь.

Со всех концов страны и из-за границы сюда за исцелением шли калеки, слепые, парализованные и сифилитики. В Маглавит привозили больных детей, состоятельные родители жертвовали церкви крупные суммы, только бы сам Петраке Лупу окропил больного ребенка.

Вера в исцелительные способности святого пастуха укрепилась после случая с женой богатого галантерейщика из Крайовы по фамилии Медина.

Двенадцать лет тому назад ее приковал к постели паралич ног. На какие только курорты галантерейщик ни возил ее, каким светилам медицины ни показывал — ничего не помогало. Услышав о «чудесах», которые творит Петраке Лупу, жена галантерейщика попросила мужа привезти ей воду из святого колодца.

Муж, как рассказывали, привез ей воду, она обмыла ею больные ноги и… на утро встала и пошла, как двенадцать лет тому назад!..

Это было сенсацией. Репортеры, корреспонденты и сотни любопытных осаждали галантерейщика и его жену. Сначала Медину это забавляло, но как-то в компании приятелей, хватив лишнего, он рассказал, что в Маглавит-то он ездил, воду купил, хоть не дешево стоила эта бутылка, но потом, на радостях всю ночь кутил с девушками в трактире «Во имя покаяния». Протрезвился он, когда поезд прибыл в Крайову. Дома, открыв чемодан, Медина обмер: в чемодане лежала пачка порнографических открыток… Но главное, главное — исчезла бутылка со святой водой! Медина понял: бутылка была из-под шартреза, и красотки из «трактира», рывшиеся в чемодане, приняли святую воду за ликер… Медина схватился за голову: в соседней комнате больная жена ждала его со «святой водой»… Недолго думая, галантерейщик взял в кухне первую попавшуюся под руку пустую бутылку, наполнил ее водой из-под крана и преподнес жене: «Пожалуйста»!

— Как получилось, что жена сразу выздоровела, — убейте, — уверял Медина, — не знаю! По-видимому, от самовнушения, — она ведь была уверена, что святая вода поможет, или, быть может, наконец, подействовало длительное лечение… а может быть… — Медина пожимал плечами: — может быть, потому, что я славно погулял в трактире. Но вообще-то говоря, между явившейся пастуху богородицей и девицами из трактира «Во имя покаяния» — несомненно есть что-то общее, — усмехаясь закончил Медина свой рассказ.

Конечно, эти признания дошли до корреспондентов, однако они не поспешили довести их до сведения верующих.

Женя знал об этом, но теперь ему не хотелось вступать в спор с охмелевшим Рабчевым: верит и пусть себе верит. Нужно, чтобы Илье помог. Они еще посидели немного, болтая о всяких пустяках.

Провожая гостей до калитки, Рабчев, как бы вспомнив что-то, сказал:

— А что, может быть, Петраке Лупу и правда святой!

Женя рассмеялся.

— Ты вот лучше сделай такое чудо, чтобы Илья в авиационную школу поступил. Тогда и тебя мы будем считать святым. Идет?

Рабчев самодовольно расхохотался:

— Сделаем, ребята! Все будет в порядке.

— Вот и будешь тогда святым… Сергием!.. — усмехнулся Женя. — Пошли, Илья!..

V

Время шло, а Рабчев, как он сам признавался, все не находил подходящего момента, чтобы завести нужный разговор с директором авиашколы.

Ежедневно с утра до вечера Илья торчал у него дома или на работе. В бетонном ангаре школы «Мирча Кантакузино» при аэропорте Бэняса многие уже знали Илью. Охрана аэропорта и ангара принимала Томова за своего. Был даже такой случай, когда начальник охраны аэропорта Стойка спросил Томова, почему он не ходит в авиационной форме… Что можно было сказать?

— Пока еще не зачислили… — сухо ответил Илья.

Сердце у него сжималось от боли, когда он видел молодых ребят в лётных парусиновых комбинезонах и кожаных шлемах, получавших перед вылетом инструктаж у преподавателей. Илья завидовал теперь всем: и тем, кто учился пилотировать, и тем, кто работал в мастерской ангара, и тем, кто заправлял, выкатывал или чистил самолеты. «Только бы попасть в авиацию, — мечтал Илья. — А там все равно буду летать!» Он присматривался, как идет подготовка к запуску, как прогревают мотор, проверяют рычаги управления, наблюдал за взлетом и посадкой. Не раз, помогая закатывать самолеты в ангар, Илья прижимался к фюзеляжу и с наслаждением вдыхал запах бензина, краски и отработанного газа.

Однажды Женя, ничего не сказав Илье, пошел к Рабчеву: «Парень сидит в Бухаресте, проедает последние гроши в надежде, что вот-вот его примут в школу, а результатов все еще нет! Если не можешь ему помочь, скажи прямо. Придумаем что-нибудь другое…»

Рабчев рассердился: «Раз я обещал, будет сделано. Дай еще несколько дней».

«Конечно, не все делается так просто и быстро, как хочется, — думал Женя, возвращаясь домой. — Какой смысл Сережке водить нас за нос?! Столько ждали, еще подождем».

Через несколько дней подвыпивший Рабчев удостоил своим посещением пансион мадам Филотти. Женя и Илья были до того рады, что не знали, как лучше принять гостя. Старалась и мадам Филотти — она угостила Сергея плачинтой[22] и чаем с вареньем.

Хихикая, Рабчев рассказал, что он приехал в город специально для Ильи и что ему, наконец-то, удалось договориться с Абелесом.

— Томова примут в школу, но сначала в качестве ученика. А потом допустят и к занятиям по пилотажу. Когда можно будет начать оформление приема, Абелес обещал сказать через несколько дней.

Илья был счастлив, его радость разделял не только Женя, но и все в пансионе.

После ухода Рабчева ня Георгицэ достал пыльную, давно припасенную бутылку вина. Ему хотелось распить вино без Рабчева. Гость ему не понравился.

— По-моему, он плутоват. Факт!.. — так оценил Сережку старый официант.