Генри Лоусон - Рассказы • Девяностые годы

• Название: Рассказы • Девяностые годы
• Автор: Генри Лоусон
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

В издание вошли рассказы Генри Лоусона: «Товарищ отца», «Билл и Арви с завода братьев Грайндер», «Жена гуртовщика», «На краю равнины», «В засуху», «Бандероль», «Эвкалиптовая щепка» и мн. др., а также роман Катарины Сусанны Причард «Девяностые годы» (1944) — первая часть трилогии о западноавстралийских золотых приисках, над которой К.-С. Причард работала десять лет (с 1940 по 1950 год).

---

— Это ложь! — горячился Динни. — Глубокие россыпи разрабатывались у Лейк-Остин и на прииске Наннин еще в девяносто втором. Да не в этом дело. Ты не хуже меня знаешь, что на всех наших приисках россыпное золото считалось золотом бедняков. Старатели в нашей стране всегда имели право добывать его. Богачи и так получают отводы по двадцать четыре акра и разрабатывают жилы при помощи машин и техники. Но что это будет, если они приберут таким образом к рукам всю землю и совсем сгонят с нее старателей? Нам останется только сдохнуть с голоду, и ты сам это отлично понимаешь.

— Двойственного владения не должно быть, — сказал Олф раздраженно. — Не должно быть такого положения, при котором промышленник владеет отводом, а старатели имеют разрешение отмерять себе участки в двадцать пять на двадцать пять на расстоянии пятидесяти футов от жилы.

— А почему нет? До сих пор было именно так. И ты, как мне помнится, сам неплохо зарабатывал время от времени этим самым способом. Золотопромышленные компании имеют право на жильное золото, и все.

— Дело не только в этом, — сказал Олф упрямо. — Английские вкладчики не понимают наших приисковых законов. Они никогда не признают двойственного владения, потому что не могут понять, почему на отведенных им под разработку участках часть золота принадлежит не им. Теперь они грозят изъять все деньги из местных предприятий, если правительство уступит старателям в этом вопросе. А это значит, что акции упадут. И тогда все полетит к черту.

— Акции падают уже не первый месяц, — сердито возразил Динни. — И вовсе не потому, что старатели борются за свои права. Жульнические махинации на рудниках, истощение окисленных руд и оголтелая спекуляция на лондонской бирже — вот в чем тут дело. Только не беспокойся, никуда их капиталы отсюда не уйдут. Если акции будут падать, они скупят их за бесценок, а потом продадут, когда начнется повышение. Нет, никуда они отсюда не денутся. Будут выкачивать из страны все золото, а правительству предоставят расхлебывать кашу. Капиталисты сами о себе позаботятся, тебе незачем так печься о промышленниках и министрах, Олф.

— Я служу в мидасовской золотопромышленной компании и должен соблюдать ее интересы, — сказал Олф, стараясь не глядеть на Динни.

— Что ж, значит, ты потребуешь у инспектора ордер на арест, если старатели застолбят участки на твоем отводе? — спросил Динни.

— Да, я получил такое распоряжение.

— Нет, ты просто рехнулся! Не делай этого, Олф, не иди против ребят, — взмолился Динни. — Они тебе никогда не простят. Одно дело — разные проходимцы и выскочки, вроде Фриско, который продался богачам, — так от него ничего другого и не ждали. Но ты не можешь предать товарищей, Олф. Вспомни, как ты продирался с ними через всю эту проклятую пустыню до самого Южного Креста! А теперь ты хочешь, чтобы их выжили с приисков эти негодяи, охотники до чужого добра, которые готовы распродать с молотка всю страну, лишь бы им можно было сорить деньгами за границей.

Динни чуть не плакал от досады и огорчения.

— Я сам не рад, что так вышло, Динни. — У Олфа тоже дрогнул голос, однако решение было им принято бесповоротно. — Но я дал слово, что буду отстаивать интересы хозяев, если на Мидасе произойдет то же, что на Айвенго. Они вышвырнули бы меня вон, если бы я не согласился. И что было бы тогда с Лорой и с Эми?

— А что ж, у старателей, по-твоему, нет ни жен, ни детей, что ли? — вскипел Динни. — Однако они не боятся постоять за правое дело, а ты что ж — не можешь?

— Не могу! В том-то и дело, что не могу! — простонал Олф. — Не могу я опять остаться без работы. В особенности сейчас, когда все только и толкуют о том, что нужны управляющие с дипломом, а таких, дескать, как я, которые только нахватались знаний, пора гнать в шею.

— У меня есть деньги, Олф, — сказал Динни. Участие к этому человеку, которого он любил, как брата, пересилило в нем в эту минуту все другие чувства. — Я выручу тебя, если придется туго. Какие могут быть счеты между старыми товарищами.

— Нет, нет! — в отчаянии выкрикнул Олф. — Не говори об этом, Динни. Ты и так уже немало помогал мне. Мы добывали деньги вместе. Я все истратил и потерял, а ты сумел приберечь на черный день. Не могу я начинать все сначала и ловить счастье за хвост. Я должен держаться за то, что у меня есть.

— Так! — Динни был вне себя. — Мы с тобой долго дружили, Олф, но теперь конец. Если ты против старателей — значит, и против меня. И я знать тебя не хочу, раз ты готов терпеть любое беззаконие, лишь бы набить себе брюхо, а остальные пусть дохнут с голоду. Подлец ты, значит, и больше ничего!

Динни повернулся и зашагал по направлению к Боулдерскому поселку. Разговор их происходил на дороге; солнце слепило глаза, голая, спекшаяся земля отражала его лучи, как зеркало. Олф смотрел вслед Динни, который, высоко подняв голову, воинственно ковылял по дороге, вздымая клубы пыли. Олф не мог сердиться на товарища. Как он сказал? Подлец? Ни от кого другого не снес бы Олф подобной обиды.

— Что поделаешь, Динни прав, — сказал он Моррису, зайдя по дороге к нему в мастерскую. — Я сам чувствую себя подлецом, оттого что не могу постоять за старателей в этом деле. Думаешь, мне легко действовать заодно с промышленниками? Да я бы сто раз предпочел рыть золото вместе со старателями. Но я не могу пойти на то, чтобы лишиться работы.

Олф как-то сразу похудел и осунулся за этот день. Он шел в Собрание управляющих рудниками и был по этому случаю в белом костюме и соломенной шляпе. Лора всегда на этом настаивала; она сама стирала и гладила для него костюм, никогда не жалела труда, лишь бы Олф не ударил в грязь лицом перед другими управляющими и иностранными дельцами. Фриско и все заезжие американцы всегда облачались летом в белые чесучовые костюмы, и Лора очень гордилась тем, что Олф мог одеться не менее щегольски, чем они.

Обычно Олф ходил в рабочем костюме, таком же потрепанном и запыленном, как у любого старателя на приисках. Он мирился с парадным костюмом только в тех случаях, когда должен был являться с докладом в правление или если ему предстояла встреча с другими управляющими рудников; самолюбие не позволяло ему выглядеть хуже, чем они. Однако от его самолюбия не осталось и следа в тот день, когда Динни рассорился с ним. Он был несчастен и жалок, как затравленная крыса, рассказывал Моррис жене. Если людей в течение многих лет связывает такая дружба, как Олфа с Динни, разрыв — нелегкое дело. Особенно когда один обвиняет другого в трусости и предательстве.

Моррис знал, как Динни любит Олфа и как для Олфа дорог Динни. Дороже всего на свете, пожалуй, после жены и ребенка. Если бы не они, Олф никогда не пошел бы против Динни и старых товарищей.

— Я не осуждаю Олфа, — сказал в заключение Моррис. — И я поступил бы так же, окажись я на его месте.

— Слава богу, что не оказался, — отрезала Салли. — Для твоего дела будет больше пользы, если ты останешься в хороших отношениях со старателями. А я просто не выношу несправедливости. Я буду помогать старателям всем, чем сумею, имей это в виду, Моррис.

Спорить с Салли было бесполезно, когда она говорила таким тоном. Моррис и не пытался, но за Олфа он все же не мог не вступиться.

— Не так уж трудно понять Олфа, — говорил Моррис. — Посмотри, на что он стал похож после болезни, а ведь уже почти год прошел с тех пор. Прежние силы не вернутся к нему, как видно, никогда. Разве может он взять опять в руки кайло и лопату? Погоня за счастьем и поиски золота теперь уже не для него. Ему нужна постоянная работа и твердый заработок.

Олф сам говорил Моррису, что ему опостылели прииски, что он мечтает уехать на юг, купить ферму или фруктовый сад и пожить на покое. Все годы, что он работал на приисках, он никогда не был уверен в завтрашнем дне, если не считать тех двух-трех месяцев после открытия Леди Лоры. Тогда он жил, как в блаженном сне, ни минуты не сомневаясь, что с каждым годом благополучие его будет расти.

Его вера в себя и в свою звезду не раз подвергалась тяжким испытаниям. Когда Леди Лору пришлось прикрыть, Олф оказался на мели и снова ушел в разведку с Динни. Порой ему приходилось туго, и тогда он не брезговал никакой работой на рудниках. Мало-помалу, работая сначала на одном руднике, потом на другом, он достиг должности управляющего и снова занял привилегированное положение на прииске. Но рудники постоянно переходили из рук в руки. Новые хозяева брали себе новых управляющих. Олф чувствовал, что почва уплывает у него из-под ног; он никогда не знал, кому будет служить завтра и не откажутся ли от его услуг.

Спекулируя на акциях, он наживал и терял деньги, беспрестанно стремясь достигнуть такого уровня материальной обеспеченности, который позволил бы ему расстаться с приисками, отряхнуть их прах от ног своих и в покое и довольстве доживать остаток дней. Ему так и не удалось этого достигнуть. Видение спокойной, обеспеченной жизни маячило перед ним подобно миражу, то приближаясь, то уплывая в неведомую даль. Олф клял превратности судьбы, капризы промышленности и рынка. Он вечно чувствовал себя словно на горячих угольях. В конце концов он бросил биржу; его последней ставкой была работа на рудниках Мидас. Она давала ему твердый заработок, с помощью которого он надеялся осуществить то, к чему стремился всю жизнь.