Эми Тан - Сто тайных чувств

• Название: Сто тайных чувств
• Автор: Эми Тан
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-93381-097-5

Эми Тан, американка в первом поколении, пишет о хорошо знакомой ей среде выходцев из Китая. Внешняя канва повествования — история двух сестер, Оливии и Кван. Однако мир древних легенд и призраков, мир Йинь, в котором существует романтическая фантазерка Кван, не только постоянно присутствует в ее рассказах, но, как ни странно, в конце концов врывается в жизнь недоверчивой Оливии, круто изменяя ее. Книги Тан не только завоевали огромную популярность в США, но и переведены на многие языки мира. Теперь познакомиться с ее творчеством предстоит и российскому читателю.

---

Я также надеялась узнать, куда делись некоторые потерянные вещи, как, например, перьевое боа Барби и, чуть пораньше — ожерелье из фальшивых бриллиантов, которое, как я подозревала, спер мой брат Томми, хотя и уверял: «Это не я, Богом клянусь». Что еще? Раскрыть некоторые тайны: убила ли Лиззи Борден[10] своих родителей? Кто был Человек в Железной Маске? Что на самом деле случилось с Амелией Ирхарт?[11] Кто из тех, кого приговорили к смертной казни, был действительно виновен? И кого из них в связи с этим повесили, отправили в газовую камеру, на электрический стул? И непременно найти доказательства того, что именно отец, а не Кван рассказал мне правду о том, как умерла ее мать.

Ко времени моего поступления в колледж я уже не верила ни в рай, ни в ад, ни в одну из метафор, определяющих возмездие и кару и основанных на абсолютном добре и зле. Я уже была знакома с Саймоном. Мы, бывало, покуривали травку с друзьями и болтали о загробной жизни: «В этом нет никакого смысла, старик, ты живешь на свете меньше сотни лет, потом все подытоживается, и — раз! Ты же миллиарды лет спустя, или на пресловутом пляже, или на жаровне, словно хот-дог». Мы не покупались на идею, что спасение — только в христианстве. Это значило, что буддисты, индуисты, иудеи и африканцы, слыхом не слыхавшие про Христа Всемогущего, обречены гореть в аду, в то время как члены ку-клукс-клана — нет. В перерывах между косяками мы говорили, стараясь не выдыхать: «Ну, и какой смысл в такой справедливости? Чему тут можно научить человечество?» Большинство наших друзей не верили в жизнь после смерти — окончен бал, погасли свечи, ни боли, ни возмездия, ни кары. Один парень, Дэйв, говорил, что бессмертие длится до тех пор, пока о тебе помнят. Платон, Конфуций, Будда, Иисус — бессмертны. Он сказал это после панихиды, по нашему другу, Эрику убитому во Вьетнаме. «Даже если бы о них и не вспомнили сейчас?» — спросил Саймон. Дэйв помолчал, потом ответил: «Да». «Как насчет Эрика? — спросила я. — Если люди будут дольше помнить Гитлера, значит, Гитлер — бессмертен, а Эрик — нет?» Дэйв снова помолчал. Но едва он успел ответить, Саймон твердо сказал: «Эрик был классный парень. Мы его никогда не забудем. И если рай существует, он сейчас там». Я влюбилась в него после этих слов, потому что чувствовала то же самое.

Куда исчезли эти чувства? Неужели пропали, подобно перьевому боа, стоило лишь на секунду отвернуться? Нужно ли мне, в свою очередь, усерднее искать?

Я помню отнюдь не только старые обиды. Я помню девочку на моей постели, я помню Эрика. Я помню силу нерушимой любви. В моей памяти всегда найдется место этим призракам.

4. Дом Призрака Купца

У мамы — новый приятель, Хайме Хофре. Мне не нужно встречаться с ним, чтобы догадаться, что у него шарм, темные волосы и вид на жительство. Он будет говорить с акцентом, и позже мама спросит меня: «Правда ведь, он страстный?» Ей кажется, что слова звучат более пламенно, если подобраны с трудом, и если он, вибрируя голосом, выводит «амор» вместо «любовь». И несмотря на всю свою романтичность, моя мама — очень практичная женщина. Ей нужны доказательства любви: давай и получай взамен. Цветы, уроки танцев, заверения в верности до гробовой доски — инициатива мужчины. И вот результаты маминой самозабвенной любви — очередная попытка бросить курить ради него и неделя на курорте взамен. Она предпочитает грязевые ванны Калистоги и отель «Сонома Мишн». Она уверена в том, что мужчины, понимающие подобного рода обмен, выходцы из развивающихся стран; мама никогда не скажет «из стран третьего мира». «Колония под иностранной диктатурой» звучит куда более удачно! Когда развивающаяся страна недоступна, она переключается на Ирландию, Индию, Иран. Она убеждена в том, что мужчины, пострадавшие от гонений и экономики «черного рынка», знают, что поставлено на карту, и будут с большей энергией стараться завоевать тебя. Они открыты для общения. С такими мыслями мама обретала настоящую любовь всякий раз, когда бросала курить ради здоровья.

Ну да, черт возьми, меня бесит моя мать. Сегодня утром она сказала, что может подъехать и развеселить меня. А потом в течение двух часов сравнивала мой развалившийся брак с ее браком с Бобом. Пренебрежение обязанностями, нежелание идти на компромиссы, ничего не давать, только брать — вот общие черты, которые она подметила у Саймона и Боба. А мы с ней только «давали, давали, давали из глубины наших сердец». Она стрельнула у меня сигарету, потом взяла спичку.

— Я знала, что это произойдет, — сказала она с придыханием, — еще десять лет назад. Помнишь, когда Саймон отправился на Гавайи, а у тебя был грипп?

— Я сама велела ему поехать. У нас были билеты с установленной датой вылета, и ему удалось продать только один… — Почему я его защищаю?

— Ты была больна. Он должен был кормить тебя с ложечки куриным супчиком, а не прыгать на пляже.

— Он «прыгал» со своей бабушкой. У нее был удар… — я начинала хныкать, как дитя.

Мама одарила меня сочувственной улыбкой.

— Дорогуша, ты не должна больше чувствовать себя покинутой. Я знаю, каково тебе. Я — твоя мать. Помнишь об этом? — Она затушила сигарету и продолжала уже своим обычным ровным тоном социального работника: — Саймон недостаточно любил тебя, потому что у него что-то не в порядке, а не у тебя. С тобой все в порядке. Ты очень привлекательна.

Я натянуто кивнула.

— Мам, мне пора на работу.

— Конечно, поезжай. Я только выпью еще чашечку кофе. — Она поглядела на часы и сказала: — В десять утра приезжали из службы дезинфекции выводить блох в моей квартире. Подожду еще часик, прежде чем возвращаться.

Теперь я сижу у себя за столом, не в силах думать о работе. Я полностью опустошена. Откуда ей знать, как сильно я могу любить? А знает ли она, сколько раз причиняла мне боль, сама об этом не подозревая? Жалуется, что время, проведенное с Бобом, было потрачено впустую. А как же я? Как насчет тех лет, которые она не провела со мной? Не были ли они потрачены впустую? И почему сейчас я трачу столько душевных сил, думая об этом? В очередной раз я низведена до уровня сопливого ребенка. Мне снова двенадцать, я лежу ничком на своей постели, стискивая зубами уголок подушки, чтобы Кван не услышала мои сдавленные рыдания.

— Либби-я, — шепчет Кван, — что случиться? Тошнит? Скушать слишком много рождественский печенья? Следующий раз я не положить столько сахар… Либби-я, тебе понравиться мой подарок? Не понравиться, скажи мне, ладно? Я связать тебе другой свитер… Скажи, какой цвет… Связать мне нужна неделя… Закончить, упаковать, снова как сюрприз… Либби-я? Я думаю, папа-мама приехать из Йосемит-Парк, привезти тебе красивый подарок, с картинками. Снежок, горные вершины… Не плачь! Нет, нет! Ты ведь не думать так, ты не можешь ненавидеть твоя мама!.. А, папочка Боб тоже? Ай, цемма цаогао…

…Либби-я, Либби-я, можно включить свет? Должна показать тебе что-то… Ладно, ладно, не злись, прости. Выключаю… Видишь? Снова темно. Спи… Хотела показать тебе ручку. Выпала из кармана штанов папочки Боба… Повернешь в одну сторону, видишь леди в синем платье. Повернешь в другую сторону, хоп! — платье падает. Я не вру. Смотри сама. Я включу свет. Ты готова?.. Ай, Либби-я, твои глаза распухли как сливы! Надо приложить мокрое полотенце, чтобы снять зуд… А, ручка? Я видела, как она выпала из его кармана во время воскресной мессы. Он не заметил, потому что делал вид, что молится. Я знаю, что он только делал вид, угу. Его голова упала вот так — бум! — и он захрапел. Хрррррррр-пш! Правда! Я его легонько толкнула. Он не проснулся, но перестал издавать такие звуки. А, ты думаешь, это смешно? А почему ты тогда смеешься?

Ну хорошо, потом я посмотрела на рождественские цветы, свечи, цветное стекло. Посмотрела, как священник машет кадилом… Вдруг я увидела, как Иисус шагает сквозь дымовую завесу! Да, Иисус! Я думала, он пришел задуть свои именинные свечи. Я говорила себе, теперь я могу его видеть, теперь я католичка! О, я была так взволнована! Вот почему папочка Боб проснулся и толкнул меня.

Я все еще улыбалась Иисусу, как вдруг поняла, что этот человек не Иисус, а мой старый знакомый Лао Лу! Он показывал на меня пальцем и смеялся. «Дура! — сказал он. — Я не Иисус! Ты думаешь, Иисус такой же лысый?» Лао Лу подошел ко мне. Он помахал рукой перед лицом папочки Боба. Ничего не произошло. Он прикоснулся мизинцем к его лбу легко, словно муха. Папочка Боб хлопнул себя по лбу. Тогда Лао Лу медленно вытащил из его кармана гадкую ручку и завернул ее в складки моей юбки. «Эй, — сказал он, — почему ты ходишь в церковь чужеземцев? Ты думаешь, что мозоль на твоей заднице поможет тебе увидеть Иисуса?..» Не смейся, Либби-я. То, что сказал Лао Лу, было невежливо. Я думаю, он вспомнил нашу прошлую жизнь, когда мы были вынуждены проводить на жестких скамьях по два часа каждое воскресенье. Каждое воскресенье! Мисс Баннер тоже. Мы ходили в церковь столько лет подряд, но ни разу так и не увидели ни Всевышнего, ни Иисуса, ни Марию, хотя тогда было не так уж важно видеть ее. В те времена Мария была в первую очередь наложницей Всевышнего, а уж потом матерью младенца Иисуса. Теперь всё называют ее именем — Вспоможение святой Марии, Мария, Матерь Божия, остави нам долги наши… Я рада, что ее так рекламируют. Но, как я уже говорила, в те времена Почитатели Иисуса почти не вспоминали о ней. Так что я волновалась только по поводу Всевышнего и Иисуса. Каждое воскресенье Почитатели Иисуса спрашивали меня: «Веруешь?» А я была вынуждена отвечать: «Пока нет». Я хотела было из вежливости ответить «да». Но тогда я солгала бы, и после моей смерти они пришли бы за мной и заставили бы меня расплачиваться с чужеземным дьяволом сразу за два греха — за неверие и за притворство. Я думала, что не могу видеть Иисуса, потому что у меня китайские глаза. Позже я узнала, что и мисс Баннер никогда не видела ни Всевышнего, ни Иисуса. Она говорила мне, что вообще не считает себя религиозной.