Джакомо Леопарди - Избранные произведения

• Название: Избранные произведения
• Автор: Джакомо Леопарди
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00649-1

В сборник произведений крупнейшего итальянского поэта Джакомо Леопарди (1798–1837) вошли его «Книга песен», впервые полностью переведенная на русский язык (перевод стихов А. Ахматовой и А. Наймана), и трактат «Рассуждение итальянца о романтической поэзии»(перевод С. Ошерова), один из интереснейших литературных манифестов эпохи.

Составление и вступительная статья Н. Томашевского.

Комментарии к стихам Н. Томашевского и С. Ошерова к прозе.

---

ПРОБУЖДЕНИЕ[45]

Я думал, мукам юности
Вовек уж нет возврата,—
Горчайшая утрата
Во цвете лет моих;
Из глуби сердца движимы.
Так сладки муки эти,
Что ничего на свете
Нет радостнее их.

Какие слезы, жалобы
Исторгла перемена!
Из ледяного плена
Душою рвался я.
Но боль меня покинула,
И сердце опустело,
И без любви хладела
В унынье грудь моя.

Я плакал, что оставленной
Жизнь предо мной предстала;
Над миром покрывала
Раскинул вечный хлад.
День стал пустым; безмолвная
Ночь сумрачней и жутче,
Луна погасла в туче,
И звезды не горят.
И все же — чувство прежнее
Те слезы пробудило;
Как прежде, сердце жило
И билось в глубине;
Воображенье пряталось
За той же самой далью,
И с давешней печалью
Скрывалась боль во мне.

А вскоре не найти было
И от нее ни тени,
И больше мне на пени
Не оставалось сил;
Поник, и утешения
Я — сердцем, все забывшим,
Почти уже не жившим,—
Ни разу не просил.

Каким я был! Тот юноша,
Что с яростью и пылом
Жил в заблужденье милом,—
Похож ли на меня?
Мне сердца свистом ласточка
Не трогала бессонным,
В просторе заоконном
Кружась с рассветом дня,

Ни эта осень бледная
В усадьбе опустелой,
Ни солнца луч несмелый,
Ни колокола звон;
Вотще звезда вечерняя
Плыла над тишью ныне,
И соловей в долине —
Стонал напрасно он.
И даже очи светлые,
И беглый взгляд украдкой,
И зов любови сладкой,
Услышанный вдвоем,
И на моей лежавшая
Рука — нежна, прекрасна,—
Сошлись и вы напрасно
В тяжелом сне моем.

Уныло, без волнения,
Забыв, что значит нежность,
Я жил, и безмятежность
Прогнала тень с лица.
В груди моей измученной
Желанья все истлели,
Лишив последней цели —
Желания конца.

Как дней преклонной старости
Остаток жалкий голый,
Так жизни май веселый
Я проводил в те дни.
Ты, мое сердце, сказочных
Тех лет не замечало,
А их дано так мало,
Так коротки они.

Кто ж пробуждает все-таки
Меня от сна больного?
И что за доблесть снова
В себе почуял я?
Порывы, заблуждения
И призрачные дали.
Для вас не навсегда ли
Закрыта грудь моя?
Свет дней моих единственный! —
Так это вы воскресли —
Те чувства, что исчезли
В отрочестве моем!
Где б взором я ни странствовал
По небу, в ближнем поле,
Во всем — источник боли,
И радость есть во всем.

Опять со мною озеро
И лес на косогоре,
О чем-то шепчет море,
Беседует родник.
И после сна столь долгого
Я слезы лью обильно!
Кто мне велит? Как сильно
Взгляд от всего отвык!

О сердце, не надежды ли
Вновь распахнулись вежды?
Но мне лица надежды
Уж не видать, увы!
Мне трепет и мечтания
Достались от природы,
Да были злы невзгоды —
Дары ее мертвы.

И все же, окончательной
Не празднуют победы
Ни горестные беды,
Ни грязный мир, ни рок.
Я погружен в несхожие
С земною явью грезы.
Глуха природа; слезы
Не лей — какой в них прок?
О бытии заботится
Одном, забыв о благе;
Пусть мы несчастны, наги —
Ей мил наш скорбный вид.
Мы не находим жалости
Вокруг; и бег свой вечный
Вершим; и каждый встречный
Унизить нас спешит.

Талантами и доблестью
Наш век пренебрегает;
Еще не достигает
Достойный труд хвалы.
И вы, глаза отверстые,
Где чудный луч трепещет,
То не любовь в вас блещет —
Зря светите из мглы.

Глубокое и тайное
В вас чувство не искрится,
В груди не загорится
Вовеки дивный жар.
Живая страсть становится
Игрушкой интересной,
А за огонь небесный
Презренье — лучший дар.

Но прежние, я чувствую,
Мечтанья снова живы;
Узнав свои порывы,
Душа удивлена.
Ты, сердце, снова к бодрости
Зовешь, к былому пылу;
Я знаю, чуя силу,
Что от тебя она.
Мир, красота, природа ли,
Судьба ли — благородной,
Возвышенной, свободной
Душе несут обман.
Ты ж, сердце, рок осилило
Биеньем одиноким —
Так назову ль жестоким
Того, кем дух мне дан!

Перевод А. Наймана

К СИЛЬВИИ[46]

О Сильвия, земного бытия
Ты помнишь ли тот срок,
Когда в смеющихся и беглых взорах
Еще краса блистала И радостно и робко на порог
Дней юных ты вступала?

От пенья твоего
Звенела непрерывно
И даль дорог, и тихих комнат сень,
Когда, к трудам привычна
Девичьим, мыслью ты влеклась туманной
Вдаль, в будущее. Май благоуханный
Сиял. Так проводила ты обычно
В то время всякий день.

Порой, занятья бросив
И потом орошенную бумагу,
Которым отдавал
Пыл ранних лет и юную отвагу,
Я отческий спешил покинуть дом,
Чтоб пенья твоего услышать звуки,
Чтоб видеть, как твои мелькают руки
Легко над многотрудным полотном.
Синь неба оглянуть
Любил, сады и золото тропинок,
Там — море, дальше — горы.
Не выскажет язык
Того, что мне переполняло грудь.

Какие помыслы, дела какие!
Как много сладких дум
Наш занимало ум!
Какой казалась жизнь, судьба людская,
О Сильвия моя!
Вновь безутешен я,
О наших упованьях вспоминая;
Вновь мучаюсь от боли.
Природа, почему и малой доли
Того, что обещала, не даешь?
Зачем так часто детям
Своим ты даришь ложь?

Еще зима не высушила травы,
А ты, сраженная недугом тайным,
Увяла, нежная! Не дождалась ты
Цветенья дней своих.
Еще твоя не волновалась кровь
От сладкой черным локонам хвалы
Или твоим влюбленным скромным взорам.
Ты не смеялась в праздник разговорам
Подружек про любовь.

Затем моя надежда
Блаженная погибла: отнял рок
У дней, сужденных мне.
Их молодость. Увы,
Как миг, твой век протек,
Подруга юных лет,
Моя мечта, залитая слезами!
Так вот он, этот мир? Вот каковы
Утехи, страсть, труды, событья, нами
Переговоренные в час бесед!
Явь было не под силу
Тебе принять — ты пала!
И вдалеке рукою указала
Смерть хладную и голую могилу.

Перевод А. Наймана

ВОСПОМИНАНИЯ[47]

Медведицы мерцающие звезды,
Не думал я, что снова созерцать
Привычно буду вас над отчим садом
И с вами разговаривать из окон
Того приюта, где я жил ребенком
И радостей своих конец увидел.
Ваш и светил, вам равных, вид — какие
В моем сознанье образы, какое
Рождал безумье некогда! Тогда,
В молчанье сидя на зеленом дерне,
Почти весь вечер проводить любил я,
На небо глядя и внимая пенью
Лягушки из долины отдаленной.
Вдоль изгороди, над цветочной грядкой
Блуждал светляк, душистые аллеи
И кипарисы на ветру шептали
Там в роще; доносились из-под кровли
Родной, сменяясь, голоса и звук
Работы мирной слуг. И сколько мыслей
Огромных, сколько сладких снов внушал мне
Вид моря дальнего и гор лазурных[48] —
Их вижу я отсюда, их когда-то
Мечтал преодолеть я, чтоб достичь
Какого-то таинственного мира,
Таинственного счастья для себя!
Не знал своей судьбы я. Сколько раз
Жизнь горькую, пустую жизнь мою
Охотно променял бы я на смерть.

Не говорило сердце мне, что юность
Я буду осужден в селенье этом
Глухом сжигать меж низменных и грубых
Людей, которым чужды и смешны
Слова «ученье», «знанье». Ненавидеть,
Бежать меня не зависть им велит —
Ведь не меня они считают выше
Себя, а то, что в сердце я храню,
Хоть я никак того не обнаружил.
Здесь годы провожу — забыт, покинут,
Без жизни, без любви; и поневоле
Средь сброда недругов ожесточаюсь.
Здесь, жалость и достоинство отбросив,
Я начинаю презирать людей —
Тому виною стадо, что столпилось
Вокруг; а время юности летит,
То время, что и славы драгоценней,
И лавров; драгоценнее, чем чистый
Свет солнца, чем дыханье; я ж теряю
Тебя без наслаждений, бесполезно,
В пристанище безлюдном, средь печалей,
О цвет единственный бесплодной жизни.

Слетает ветер и приносит звон
Часов с высокой башни. Ободреньем
Был этот звон, мне помнится, в те ночи.
Когда еще ребенком в темной детской
Я утра ждал, а непрерывный страх
Мне не давал уснуть. Здесь все, что вижу
Иль слышу я, — лишь возвращенный образ.
Он сладкое несет воспоминанье.
Но к сладости примешивает боль
О настоящем мысль, тоска пустая,
Грусть по былому и слова «я был».
Там, обращенная к закату солнца.
Та лоджия, те расписные стены,
Изображенье стад и день, встающий
В пустых полях, — они моим досугам
Дарили тысячи услад, когда
Везде со мною жило заблужденье
Могучее. В старинных этих залах,
В сиянии снегов, когда свистел
Вокруг широких этих окон ветер,
Звучало эхо возгласов моих
Ликующих, моих забав, в те дни,
Когда вещей чудовищная тайна
Нам видится исполненной блаженства;
Ребенок, как неопытный любовник,
К обманной жизни тянется, еще
Нетронутой и целой, с вожделеньем,
Небесным блеском вымысла пленяясь.

О милые обманы и надежды
Тех первых лет моих; сбиваюсь я
Всегда на разговор о вас; ни бег
Мгновенных лет, ни смена чувств и мыслей
Забыть вас не заставили. Мне ясно,
Что честь и слава — призраки; утехи
И блага — лишь желанный сон, а жизнь
Бесплодная — убожество. И хоть
Пусты мои года, хоть одиноко
И мрачно бытие, — меня лишила
Немногого фортуна, понял я.
Но сколько раз я в мыслях возвращаюсь,
Минувшие надежды, к вам и к первой,
Мне дорогой игре воображенья;
Вновь вижу я мое существованье,
Столь жалкое, столь горестное; смерть —
Вот все, что от былых надежд осталось;
Сжимает сердце боль, я понимаю,
Что утешенья нет в моей судьбе.
И все ж, когда со мною рядом будет
Смерть долгожданная и станет близок
Конец несчастий всех, когда земля
Предстанет чуждым долом и из глаз
Грядущее исчезнет — непременно
Вас вспомню, и еще раз этот образ
Меня вздохнуть заставит, и горька
Мне будет мысль, что тщетно жил, и сладость
Минуты роковой умерит болью.

Уже в смятенье юношеских первых
Томлений, удовольствий и желаний
Смерть призывал я часто и подолгу У
этого источника сидел И думал, как бы в лоне этих вод
Покончить мне с надеждой и страданьем.
Потом, средь бед слепых, среди сомнений,
Я горевал о юности прекрасной,
О цвете бедных дней, который рано
Осыпался. И часто в поздний час
На ложе, ставшем мне вернейшим другом,
Под лампой тусклою стихи слагая,
Оплакивал в ночном безмолвье дух,
Нам данный на мгновенье, и себе
В изнеможенье пел псалом надгробный.

Кто может вспомнить вас и не вздохнуть,
О первое явленье несказанных
И милых юных дней, когда впервые
Мелькают перед смертным восхищенным
Улыбки девушек и всё вокруг,
Всё разом улыбается ему;
Безмолвна зависть — то ли спит еще,
То ль благосклонна; и весь мир (о, чудо!)
Ему уже протягивает руки,
Его грехи прощает, с ликованьем
Его приход встречает и, склоняясь,
Показывает, что как господина
Его он принимает и зовет?
Дни быстротечные! Как вспышки молний,
Пропали вы. И кто из смертных может
Не ведать горя, если для него
Пора минула, лучшее исчезло
И молодость, ах, молодость — прошла?

Нерина! О, ужель не слышу я.
Что все окрест мне молвит о тебе?
Ужель исчезла ты из грез моих?
Куда же ты ушла, что нахожу
Здесь о тебе я лишь воспоминанье,
Моя услада? Уж тебя не видит
Родимая земля и опустело
Окно твое, в котором ты стояла,
Со мной болтая, и в котором ныне
Лишь отраженье звезд печальных. Где ты,
Что голос твой не слышен больше мне,
Как некогда, в те дни, когда малейший
Звук уст твоих, которым я внимал,
Невольно заставлял меня бледнеть?
Иное время. Дни, любовь моя,
Твои размыло. Ты ушла. Другие
Явились вслед, чтоб по земле пройти
И жить среди холмов душистых этих.
Но ты прошла стремительно; как сон
Вся жизнь твоя была. Ты шла, танцуя;
Чело блистало радостью, а взор
Доверчивым блистал воображеньем
И юным светом; рок задул его,
И ты уснула. О Нерина! В сердце
Моем — любовь былая. И на праздник
Собравшись, говорю себе: увы,
Нерина! ты себя уж не украсишь
Для праздников, не явишься на них.
И если май приходит и с ветвями
И песнями влюбленные к подружкам
Спешат, я говорю: моя Нерина,
К тебе уже вовеки не придет
Весна, вовеки не придет любовь.
Едва завижу я цветущий берег
Иль ясный день, едва я наслажденье
Почувствую, я говорю: Нерина[49]
Уже не наслаждается ничем,
Не видит ни полей, ни неба. Ты
Прошла, мой вечный вздох, прошла: и стало
Всех грез прелестных спутником, всех чувств,
Всех сладких и глухих движений сердца
Жестокое воспоминанье это.

Перевод А. Наймана

НОЧНАЯ ПЕСНЬ ПАСТУХА, КОЧУЮЩЕГО В АЗИИ[50]