Висенте Бласко Ибаньес - В поисках Великого хана

• Название: В поисках Великого хана
• Автор: Висенте Бласко Ибаньес
• Издательство: Калининградское книжное издательство
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1987

В романе рассказывается об открытии Нового Света отважными испанскими мореплавателями, дается сложный и противоречивый образ знаменитого открывателя Америки Христофора Колумба. Используя работы историков той эпохи, автор пытается воссоздать историю жизни Колумба, о котором до сих пор имеется очень немного достоверных сведений.

---

Существует еще одна психологическая подробность, которая опровергает все эти факты со всеми их нотариальными подтверждениями и которая куда убедительнее, чем данные биографического порядка. Лишь в одном из названных актов Кристофоро Коломбо упоминается в качестве трактирщика и шерстяника рядом со своим отцом Доменико Коломбо. Во всех прочих актах его профессия не указывается; он фигурирует среди скромных ремесленников и, между прочим, портных — занятие, которое, как я укажу несколько ниже, считалось одним из самых презренных, особенно в глазах моряка Колона.

И никогда в этих актах мы не встречаем Кристофоро Коломбо как маэстре или, что то же, шкипера, штурмана или лаже простого матроса; а между тем хорошо известно, что люди, вступающие в единоборство с яростью моря, кичатся своею рискованною профессией и пользуются любым случаем, чтобы отмежеваться от обычных людей, мирно живущих на суше. Поэтому было бы совершенно естественно, если бы сын трактирщика Доменико, живя среди чесальщиков шерсти, каменщиков, портных и тому подобных отцовских приятелей, гордился тем, что он не такой, как они, а моряк. Почему же он ни разу не назвал себя моряком? Загадка.

А между тем Кристобаль Колон, который открыл Америку, личность в высшей степени сложная, изобилующая как гениальными дарованиями, так и вопиющими недостатками, был очень тщеславен: это был первый и самый пламенный почитатель собственного величия. Он обожал почести, как никто, торговался с испанскими государями насчет своих титулов и доходов: первое, чего он потребовал, — это было право ставить перед именем Кристобаль почетное титулование «дон». Если бы дон Кристобаль и в самом деле был сыном генуэзского трактирщика Доменико, плававшим по морю с четырнадцатилетнего возраста, то как же могло случиться, что, побывав несколько раз у нотариус сов города Генуи в окружении целой толпы бедняков, он не потребовал, чтобы к его имени приписали слова «корабельный маэстре» или, на худой конец, просто «матрос»? Как мог он позволить, чтобы его оставили без этого почетного значения, рядом с трактирщиками и, что еще хуже, портными, если впоследствии, жалуясь католическим королям на обилие людей, устремлявшихся по его следу в заморские авания, он презрительно бросил: «Даже портные, и те пускаются ныне на поиски новых земель!»

И если Кристофоро Коломбо, который жил в Генуе, мог быть назван в 1473 году, имея отроду свыше двадцати лет, лишь трактирщиком и шерстяникомг если он никогда не всходил на борт корабля и не учился ничему из того, в чем впоследствии Кристобаль Колон выказал себя достаточно сведущим, то каким чертом ему удалось превратиться в бывалого моряка и стать образованным человеком за тот предельно короткий срок, который отделяет его от вызова к генуэзским нотариусам до появления при португальском дворе опытного мореплавателя Колона?

Пройдут, быть может, века и века, а вопрос о родине и национальной принадлежности адмирала так и не получит бесспорного и окончательного решения.

Колон, несомненно, хотел скрыть свое истинное происхождение, и перед смертью у него было достаточно оснований считать свою цель достигнутой — такая путаница царит во всем относящемся к его биографии. Его сын дон Фернандо, имевший возможность внести в нее ясность, напустил еще больше туману и усугубил тайну первого периода жизни своего отца.

Поскольку каждый шаг человека обусловлен либо его желанием, либо необходимостью, были предложены три гипотезы, продиктованные стремлением объяснить, чем, собственно, руководствовался Колон, стараясь изо всех сил скрыть свое прошлое и окутав его непроницаемым мраком, что и стало причиною бесконечных споров и вечных сомнений.

Одни полагают, что это было сделано им из тщеславия или, если употребить модный неологизм — из своего рода снобизма. Поскольку испанские государи осыпали его величайшими почестями, обеспечившими ему положение второго лица в государстве, а его первенцу — женитьбу на дочери герцога Альбы, он стыдился своего скромного происхождения и под конец жизни лгал самым бессовестным образом. Другие объясняют этот туман в его биографии тем, что в молодости он был пиратом и работорговцем. Что он и впрямь был пиратом, это не вызывает сомнений. Да и сам он, чтобы сблизить свое темное имя с именем мнимых Колонов или Кулонов, дал как-то понять, что в юные дни плавал под началом этих морских разбойников, творивших неслыханные жестокости на северо-западном побережье Испании. У одного из хронистов эпохи можно отыскать место, где говорится, что одно имя этих пиратов, называвшихся в народе Колонами, «заставляло плакать галисийских детей в их колыбельках». Судя по всему, Колон, сверх того, плавал в юности и на тунисских пиратских галерах, грабивших испанское побережье Леванта. Таким образом, нетрудно попять, что, оказавшись в Испании и не желая возбуждать подозрений относительно «подвигов» юных лет, он принял меры к сокрытию своего истинного происхождении. Колон плавал и на португальских судах, направлявшихся к берегам Гвинеи, а цель таких плаваний в ту эпоху отлично известна. Товары упомянутых стран — золотой песок и драгоценные пряности — занимали немного места, тогда как основные помещения корабля забивались живым «черным деревом», иначе говоря — неграми, которых сбывали затем в Лиссабоне.

Третье объяснение тайны Колона — его якобы еврейская кровь. Многие усматривали в этом провидце черты пророков и воинов древнего народа Израиля. Помимо этого, в своих дружеских связях он оказывал явное предпочтение новообращенным испанским евреям, которые, в свою очередь, всячески покровительствовали ему. А в его время, которое было временем реорганизации инквизиции и изгнания евреев из Испании, — людей, скрывавших свое истинное происхождение и менявших имя, было великое множество.

Оценка его исторической роли не менее разноречива, чем гипотезы о его таинственном происхождении.

Для многих Кристобаль Колон — истинный святой, которому надлежало бы иметь свои алтари в церквах католического исповедания.

Подобные бредни можно найти, например, в сочинениях некоего французского автора — графа Розелли де Лорга, который описывает Колона как личность, свалившуюся прямо с неба, чтобы открыть Америку в том виде, какова она сейчас; называет он его при этом «посланником божьим».

Но поскольку названный граф плохо знал испанский язык и еще хуже — ту разновидность его, на которой говорили в XV веке, он основывал свои наиболее нелепые положения на грубейших ошибках, допущенных им в переводах. Розелли де Лорг дошел до таких чудовищных несообразностей, что знаменитый испанский писатель Менендес-и-Пелайо, один из столпов просвещенного католицизма, несмотря на то, что упомянутый граф разделял религиозные взгляды, близкие к его собственным, возмущенно назвал его «фанатиком-шарлатаном».

Нет, неверный возлюбленный Беатрисы Энрикес, тот, кто присвоил себе награду, обещанную первому возгласившему сушу, кто дурно отзывался рбо всех, решительно обо всех участниках своих путешествий, кто не помнил о тех немногих, которые, невзирая на его явную неблагодарность и грубость, оставались ему верны, — нет, такой человек не мог быть святым! Считать его «посланником божьим», как того хотел бы граф Розелли, равнозначно признанию, что бог этого «шарлатана-фанатика» был осведомлен значительно хуже любого современного школьника, ибо Колон, «посланник его», жил и умер в полном неведении относительно существования еще одного континента — Америки, оставаясь уверенным в том, что он побывал где-то невдалеке от Восточной Азии; больше того — даже через шесть лет после его кончины брат адмирала Бартоломе и его приближенные заявляли во всеуслышание, что вновь найденный Новый Свет — оконечность азиатского материка.

Некоторые представляют себе Колона человеком, стоявшим гораздо выше своей эпохи, как ученого необъятных знаний, как светлого предтечу грядущего, которого не могли понять погрязшие в невежестве современники, вследствие чего он и подвергался преследованиям.

Заблуждение, будто Колон был ученым, столь же ошибочно, как заблуждение, будто он был святым. Что касается его знаний, то он знал не больше того, что в его эпоху было достоянием всего мира. Свои теории он строил на основе вычитанного им из общедоступных сочинений энциклопедического характера и романов о путешествиях. В числе тех, кому королевской четой было поручено ознакомиться с его планами, многие были образованнее его.

Его сын дон Фернандо, человек действительно сведущий в науках, составляя биографию отца спустя много лет после его кончины, устыдился невежества дона Кристобаля н, чтобы как-нибудь сгладить его, приписал членам комиссии, обсуждавшей проект Колона, некоторые нелепости из его химерической географии. Невероятно, чтобы слушавшие Колона в Кордове верили, будто судам приходится плыть «вверх» или «вниз», «в гору» или «под гору» из-за круглой формы земли.