Рене Генон - Символика креста (сборник)

• Название: Символика креста (сборник)
• Автор: Рене Генон
• Жанр: Философия
• Год: 2008
• ISBN: 5-89826-196-6

В книгу вошли произведения, составляющие важную часть наследия выдающегося французского мыслителя-традиционалиста Рене Генона (1886–1951). В «Символике креста», где исследуются основные символы «священной науки», используемые в различных цивилизационных, религиозных, мифологических системах, автор последовательно развертывает неисчерпаемое богатство смыслов этой наиболее известной и древнейшей идеограммы. «Царь Мира» раскрывает тайны иерархии духовной власти и ее священного центра. Наконец, в «Заметках об инициации» Генон подводит читателя к представлению об инициации как пережитом в опыте приобщении к истинному знанию, качественно превосходящему любое знание чисто теоретического порядка. В предисловии дается обзор жизни и творчества этого виднейшего представителя традиционализма — идейного течения, интерес к которому на Западе, а в последние годы и в России возрастает.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Из отдельных ситуаций постепенно складывается картина «оккультной войны», в которой Генону довелось принять участие. Весьма рано ему пришлось обнаружить на собственном опыте такие вещи, как тайна, заговор, контринициация, «блуждающие влияния», «психические осадки», что повлияло на его последующее творчество. Генон неоднократно ссылается на авторитет «Высших Неизвестных». Но он нигде не высказывается ни о происхождении их миссии, ни о легитимности их действий, ни о целях. Стремление скрывать свои собственные источники приводит к тому, что читатель вынужден «принимать на веру все, что ему предъявлено, как если бы речь шла о папских решениях ex cathedra. С тем отличием, что самый высший духовный авторитет католической церкви весьма редко прибегает к этой привилегии, тогда как претензия Генона, умноженная немалым числом его неустанных почитателей, по-видимому, апеллирует к непогрешимости чуть ли не все время»[51].

Учение Генона в области доктрины и языка символов не вызывает сомнений у авторов. Но слепое доверие к творчеству не означает, что его нельзя оспаривать в некоторых частях. Значительное число почитателей, убежденных, что мэтр всегда прав, воспринимающих любую критику как «оскорбление величества», скорее, вредят великому метафизику. Называя их ментальность «партийной» и даже «сектантской», издатели сборника усматривают в этом и элемент заинтересованности в том, чтобы некоторые вещи оставались в тени. Отсюда правомерное стремление отделить «вполне поддающиеся проверке утверждения» от «откровений нечеловеческого происхождения, не подверженных модификации».

Действительно, тон многих его рецензий и статей несет отчетливый отпечаток публицистической полемики с многочисленными оккультными и теософическими группировками 20-30-х годов различных направлений. «Перед метафизиком Рене Геноном, — пишет П. Фейдель, — стояла не только задача заново определить весь словарь, искаженный современной психологией и философией и представить истинно традиционные сведения в рамках исключительно строгой терминологии», или же, по его словам, «вернуть первоначальный смысл» тем словам языка Запада, «которые прежде всего принадлежат традиционной терминологии»; ему также надлежало стереть до основания заблуждения нарождающегося неоспиритуализма, то есть того течения, что в эпоху, когда он писал, начало замещать собой материализм путем простого переноса этого последнего из телесной области в область тонких влияний[52].

В резкой критике современной западной цивилизации Генон не одинок, но в отличие от у Шпенглера, Шелера, Хайдеггера и других гораздо более последователен, поскольку говорит с позиций четкого позитива — Изначальной Традиции. Однако последняя предполагает столь отдаленную историческую, точнее внеисторическую, перспективу, что современному сознанию, требующему доказательств и неспособному выйти за рамки нынешних условий места и времени, она представляется непостижимой или утопической.

Символика креста

Почтенной памяти

ШЕЙХА АБДЕР-РАХМАН ЭЛИШ АЛ-КЕБИР

ал-алим ал-малки ал-магриби,

которому мы обязаны первой идеей этой книги.

Мекр Ал-Кахира, 1329–1349 Хиджры.

Предисловие

В начале книги «Человек и его становление согласно Веданте» мы сказали, что она стала первой в серии исследований, где мы намеревались либо непосредственно изложить отдельные аспекты метафизических доктрин Востока, либо адаптировать их тем способом, который представлялся нам наиболее вразумительным и полезным, но всегда при этом оставаясь верным их духу. Данная работа продолжает эту серию исследований, которую пришлось прервать ради других, более злободневных трудов, где мы еще более погрузились в область возможных приложений этих учений; впрочем, даже и тогда мы ни на миг не теряли из виду метафизические Первопринципы (Principes), представляющие собой единственное основание всякого истинного традиционного учения.

В книге «Человек и его становление согласно Веданте» мы показали, как человеческое существо рассматривается в традиционной доктрине чисто метафизического порядка; по возможности мы строго ограничивались при этом детальным изложением и точной интерпретацией самого учения и делали отступления лишь для того, чтобы при случае отметить совпадения этой доктрины с другими традиционными формами. В самом деле, мы никогда не намеревались замкнуться исключительно в одной определенной форме, что было бы, впрочем, весьма затруднительно, коль скоро уже осознано сущностное единство, скрытое за разнообразием более или менее внешних форм, выступающих как различные облачения одной и той же истины. Хотя в целом, по причинам, изложенным нами в другом месте,1 мы сосредоточили внимание на индийских учениях, это нисколько не помешает нам обращаться при необходимости к способам выражения, присущим другим традициям. Разумеется, речь идет об истинных традициях — таких, которые мы можем назвать регулярными или ортодоксальными, употребляя эти слова в значении, определенном нами ранее.2

Именно здесь мы более свободно, нежели в предшествующей работе, прибегаем к различным способам выражения, ибо обращаемся не к изложению определенной разновидности учения в той форме, в какой оно существует в той или иной цивилизации, но к объяснению символа из ряда тех, что являются общими едва ли не для всех традиций; а это служит для нас указанием на их прямую связь с великой изначальной Традицией.

Говоря об этом, следует подчеркнуть один особо важный момент, чтобы устранить путаницу, к сожалению, слишком частую в нашу эпоху: мы имеем в виду коренное различие между «синтезом» и «синкретизмом». Синкретизм состоит в сочетании более или менее разрозненных и поверхностных элементов, органичное объединение которых вследствие этого невозможно; в целом он представляет собой не более чем разновидность эклектизма со всей его фрагментарностью и непоследовательностью. Это нечто чисто внешнее и поверхностное; элементы, взятые отовсюду и искусственно соединенные, будучи заимствованы, неспособны реально интегрироваться в учение, достойное этого имени. Синтез, напротив, осуществляется преимущественно изнутри; он, собственно, состоит в рассмотрении вещей исходя из единства самого их Первопринципа; в прослеживании того, как они вырастают из этого Первопринципа, сохраняя зависимость от него; наконец, в соединении их, или, скорее, осознании их реального союза, обусловленного внутренней связью, присущей тому, что есть наиболее глубокого в их природе. Применяя сказанное к тому, что занимает нас в настоящий момент, отметим, что синкретизм возникает всякий раз, когда ограничиваются заимствованием элементов из различных традиционных форм и чисто внешним соединением их друг с другом. При этом и не задумываются о том, лежит ли в их основе единое учение, различными выражениями которого являются эти формы, представляющие собой результат адаптации к особенностям менталитета в соответствии с определенными обстоятельствами места и времени. В подобном случае из такого соединения не может получиться ничего стоящего; если прибегнуть к простому сравнению, здесь вместо организованного целого получается лишь бесформенная груда бесполезных обломков: ведь в ней недостает того, что могло бы придать им единство, аналогичное тому, каким обладает живое существо или гармоничное здание; и в этом суть синкретизма, неспособного в силу его чисто внешнего характера осуществить такое единство. Напротив, синтез возникает, когда исходят из самого единства, ни на миг не теряя его из виду во всей множественности его проявлений; это означает, что вне и по ту сторону форм достигнуто осознание Первоначальной истины, которая облекается в данные формы, чтобы по возможности выразить себя и быть услышанной. Поэтому можно будет воспользоваться той или иной из этих форм сообразно обстоятельствам, точно так же как для выражения одной и той же мысли можно употреблять различные языки, чтобы быть понятым теми, к кому обращаешься; кстати, именно это в некоторых традициях символически обозначается как «дар языков». Совпадения между всеми традиционными формами представляют собой, скажем так, реальные «синонимии»; в этом плане мы их и рассматриваем, и, точно так же как некоторые вещи легче объяснить на одном языке, нежели на другом, одни из этих форм могли бы лучше, нежели другие, подойти для изложения определенных истин, делая их более понятными. Стало быть, вполне правомерно использовать в каждом случае форму, которая представляется наиболее подходящей; нет ничего непоследовательного в том, чтобы переходить от одной к другой, при условии, что действительно известен ее эквивалент, а это возможно лишь тогда, когда мы отправляемся от их общего Первопринципа. Таким образом, здесь нет ни малейшего синкретизма; последний, в конечном счете, есть чисто «светская» (profane) точка зрения, несовместимая с самим понятием «священной науки», с которой главным образом и связано данное исследование.